Глава 3. Бутербродная - 600 грамм

Глава 3 «Бутербродная - 600 грамм».

 


Через минут сорок запыхавшийся Тёткин оказался на улице Третьего Интернационала у здания №66Е, но, к его удивлению, надписи «Антиквариат» не обнаружил, на ее месте была вывеска «Бутербродная - 600 грамм».
- Что за ерунда, ничего не понимаю, ведь совсем недавно здесь находился магазин подержанных вещей, - удивился Тёткин и вошел в заведение.
Теперь в помещении пристроились три столика для посетителей и барная стойка, за которой величественно стояла моложавая особа со скуластым широким лицом и густо накрашенными ресницами.
 
- Пару часов назад здесь был магазин антиквариата. Куда он подевался?! - возмущенно выпалил Тёткин
 -Вы, мужчина, ошибаетесь, здесь всегда была бутербродная. Никаким антиквариатом мы не торговали и не торгуем! - пожала плечами барменша.
 Тёткин присмотрелся к ней повнимательней и вдруг поймал себя на мысли, что несомненно видел дамочку раньше.
 -Да вы, мужчина, лучше остограммьтесь, а то на вас лица нет. Поверьте моему опыту, полегчает, - угодливо предложила барменша и скроила хитрую улыбочку.
- Как же, полегчает! Девушка, поймите, мне позарез нужен продавец, что продал мне эту чертову фуражку! Где мне его найти! Помогите! - взмолился Тёткин.
 -Я же вам русским языком говорю - не знаю я никаких антикварщиков. Не знаю и знать не хочу, у меня своих забот хватает.

Энтомолог понял, что ничегошеньки от дамочки не добьется, махнул рукой и выскочил на улицу, надеясь там узнать что-нибудь о пропавшем магазине. Но ни опросы жителей соседних домов, ни беседы с прохожими не принесли результатов. Никто и никогда не видел в этих краях магазин антиквариата. Пришлось измученному учителю биологии вернуться в забегаловку «600 грамм».

- Никто ничего не знает. Никто и ничего, - пробурчал Тёткин. - Но ведь я не сошел с ума! Я купил тут пару часов назад эту долбанную фуражку, будь она трижды проклята! – он опять сорвался на крик.
 - Далась вам эта фуражка! Что вам не нравится, она вам очень к лицу! - пожала плечами барменша и опять хитро улыбнулась, а глаза ее блеснули дьявольским зеленым огоньком.
 - К лицу, к лицу говорите! А то, что я эту чертову фуражку снять не могу, это тоже ничего?! Она не снимается! -взвизгнул Тёткин. Дабы доказать правоту, изо всех сил рванул фуражку двумя руками, но она, разумеется, осталась на месте.
 Барменшу это вовсе не удивило.
 — Что с того? Вот проблема! Зачем ее снимать, фуражка вам жить мешает или тесна? – любезно поинтересовалась она.
 - Да вообще-то не мешает и не жмет, - растерянно пробормотал Тёткин.
- Так какого рожна вам, мужчина, надо! Она вам очень к лицу, вылитый Дзержинский! Горя вы настоящего не знали, вот что я скажу. Так как, остограммитесь или что?
 Исследователь бабочек пристально посмотрел на барменшу, силясь вспомнить, где же видел ее раньше, и кивнул головой в серой фуражке, мол, наливай.

***
 Довелось ли вам видеть, чтобы русский человек ограничился ста граммами водки, особенно, когда его душевное равновесие нарушено, и при этом никто и ничто не мешает продолжению процесса пития? Если видели, я вам искренне завидую, вы были свидетелем архиредчайшего явления человеческой природы, сродни чуду. Я же, несмотря на богатый жизненный опыт, такого чуда не видел и очень сомневаюсь, что когда-либо увижу. Но это я немножко отвлекся.

 Так вот. Тёткин махом опрокинул поданную барменшей стопку беленькой, с непривычки скривился, но, закусив предложенным бутербродом с килькой, понемногу стал приходить в состояние равновесия. Прошло несколько мгновений, и энтомолог почувствовал, как приятное тепло стало разливаться по телу, а тревога, давившая на него пудовой гирей, стала ослабевать.
-« Права, бестия. Это действительно то, что сейчас надо», -подумал исследователь чешейчатокрылых и попросил повторить.
А дальше пошло-поехало, пока Тёткин не выбрал заранее озвученную норму рюмочной - 600 грамм. То есть шесть раз по сто. Кроме Тёткина, посетителей в рюмочной не было, и барменша охотно поддерживала беседу с энтомологом.

В процессе пития темы разговора с барменшей менялись. Так, между первой и второй рюмками, Тёткин еще клял афериста-антикварщика и безрезультатно пытался снять фуражку. Между второй и третьей Тёткин успокоился, расслабился, стал благодушен и доверительно поведал барменше о своих научных изысканиях в области лепидоптерологии. После четвертой стопки любитель бабочек опять возбудился и завел пылкий разговор о судьбах несчастной многострадальной России. После пятой рюмашки бабочковед стучал кулаком по столу и неистово крыл на все корки тайное мировое правительство.
 -Мы, Оленька (имя барменши энтомолог выяснил между первой и второй стопками) для них никто, пыль, мошкара, мотыльки, бабочки. Это я вам как специалист говорю. Ненавижу их! - Тёткин опять стукнул кулаком по несчастному, ни в чем не повинному столу. - Оленька, ведь они, гады, Диму убили. Святой был человек, святой, доложу вам! А они его убили! Безбожники, слуги Сатаны! Вакцинами, ковидами своими убили, а ему только сорок лет летом сравнялось. Жить да жить! Нет, Димку я им не прощу! - и Тёткин опять со всей силы приложился кулаком по столу.
Барменша молча слушала бабочковеда и лишь хитро улыбалась.
 Дальше он помнил происходящие пунктиром, то есть тут помнил, а тут нет. Так Тёткин отчетливо помнил, что настойчиво звал барменшу поехать с ним для продолжения «банкета», а ее ответ вспомнить не мог. Вроде, как бы, она не говорила «нет», но и «да» она, тоже, вроде, не говорила.
 Как он оказался дома, вообще, было для него тайной за семью печатями. Этот временной отрезок из его памяти выпал напрочь.