I. Черепки совести из зазеркалья

                ЧЕРЕПКИ СОВЕСТИ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ.
    
 С ОСОБЫМ ПОЧТЕНИЕМ К МОИМ ПРЕДАННЫМ ЧИТАТЕЛЯМ В ДНИ ПРАЗДНОВАНИЯ 80-ЛЕТИЯ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ СОВЕТСКОГО СОЮЗА НАД ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИЕЙ. 
               
                Наш адрес – не дом и не улица
                Наш адрес – СОВЕТСКИЙ СОЮЗ!!!
                Слова из почти забытой песни.

  Мне случайным, если не удивительно своевременным образом, посчастливилось встретиться на одной из улиц Донецка с давней приятельницей, с которой мы к тому моменту не виделись много лет. Как говорят, бывает. И вот, наша встреча состоялась, именно в кричаще знаковое для меня время: душа уже давно терзалась предчувствием начала работы над новой статьей. Не дававшим мне покоя набатом тревожности пульсировала в сознании тема её вселенской важности – приближается 80-летие Великой Победы. А слова, особенно важные и принципиально беспристрастные, не приторно повторяемые в устах щедрых на болтовню, лихорадочно страдающих косноязычной скороговоркой “профессионалов” и сознательно не ловко подхваченные из потока банального, раздражающе слащавого и неискреннего славословия – ледяной холод в глазах их вещающих, по такому чрезвычайно серьёзному поводу, всё никак не приближались к моим мыслям.
   Меня это начинало пугать, так как время раздумий над давно задуманной статьёй быстро сокращалось, а тормоз затянувшегося бездумья всё более ощутимей морозил вдохновение. Но стрелка на нулевой отметке его пульсации всё же понемногу колебалась, нервно дёргаясь, туда-сюда. И, в своё оправдание бездействию, уже нашла повод остепениться: может не стоит беспокоиться творческим затишьем? Не получается сейчас – значит, не время. Значит, не заземлилась ещё в пространстве моих размышлений ниточка из заветной шкатулки повествования, которому суждено будет вскоре стать моей новой статьёй.

  И вот! Долго ожидаемое вольномыслие неожиданно случилось. После главного для меня вопроса, в нашем с моей приятельницей спонтанно разыгравшемся разговоре:
 - Ты, вероятно, сейчас скажешь, что этот дивный пиджачок сама шила? – И она, заметно повеселев после немного печально-личных вербальных импровизаций о своей недавней жизни, привычным жестом оценщицы понравившейся ей вещи с удовольствием пощекотала пальцами лацкан моего славно сработанного, мною же, пиджака, который был в тот день на мне.
 - Да, шила я сама. Затрудняюсь сказать, в каком году… Но… одним словом, давно.
 - И ткань, вижу, такая дорогущая… шерсть… настоящая… О-о-о… - Она, ещё настойчивей, испытывая блаженство очарования понятной ей приятности, теребила пиджачный лацкан, попутно улыбаясь и восторженно покачивая своей головой: – Точно – Италия! Мне и смотреть не надо. Наощупь, в потёмках её узнаю. Как милого, по походке... – Вердиктом собственной неоспоримой правоты так легко и весело закончился тактильный досмотр моего модно в этом сезоне укороченного пиджака, умеренно синего цвета, в тончайше ювелирную кремовою полоску.
 - Да ты что!? – Я от души расхохоталась. – Какая Италия!? А славный город Чернигов вспомнить не хочешь!? – Я с обожанием оправила на себе пиджак, которым всегда гордилась, как моей самой первой вещью, пошитой самостоятельно. Самопал! Но каким прекрасным он может быть, когда, одним только желанием сотворить нечто прекрасное своими руками, можно так замечательно менять к лучшему и своё настроение, и притихшие, временами, чуткие вибрации окружающего мира.      
  А приятельница, как будто непредвиденно обожглась после моих слов глазами, часто заморгала. И, совсем по-другому, уставилась на мой пиджак:
 - Откуда ему взяться-то, Чернигову тому… - Было заметно, как быстро угасал её маниакальный накал просто-таки зомбического преклонения перед наповал поразившей её не итальянской тканью пиджака. Уже, не улыбаясь, а быстро выходя из транса милого её сердцу итальянского фанатизма она вопросительно смотрела на меня, ожидая нужных ей, в сложившейся ситуации, моих разъяснений.    
 А меня буквально озарило прозрением: наконец-то! Вот же она, та ниточка, с которой и начинается моя особенная, по смыслу, майская исповедь, из 2025 года.

  Разворошив в своей памяти давно забытые события, я торопливо рассказывала подруге, как в последние годы перед окончательным развалом Советского Союза, добили-таки Великую страну! мне удалось поймать птицу моего маленького счастья – приобрести швейную машинку. Очень хотелось научиться шить, лепить, создать что-то особенное, неповторимое. Тем более, что уже в моих руках были первые номера немецкого журнала BURDA, с обалденно точными в них выкройками платьев, сарафанов, да и всего что захочешь. Оставалось только прикупить ткань, много ткани! чтобы журнальные выкройки-головоломки задышали и оживились оригинальными, фантазийно дерзкими пошивочными поделками.
    И начались мои походы в наш центральный универмаг. В страшной суматохе происходившего тогда вокруг жирными вертикальными контурами какой-то дикой невидали на каждом этаже магазина разыгрывались сценки из последних дней угасания моей страны – Советского Союза. Так, один из отделов универмага был завален военно-полевыми белыми дублёнками. Ребята-демократы, которым советского чаю, с кусочками колотого сахарку и долькой лимончика в гранёном советском стакане уже стало мало, загрезилось им о французских лазурных берегах - притащили они в Донецк на продажу из каких-то дальних складов легендарные овечьи тулупы. В таких, хранивших тепло в 50-градусный мороз, ничего не изменилось в крое и в длине с тех пор. В таких - советские воины, силой легендарного же советского мужества, выигрывали кровопролитные сражения на подступах к Москве, лютой зимой 1941 года. Для освежения памяти: сражение за Москву, с сентября 1941 по апрель 1942-го стало крушением плана Гитлера «Барбаросса», по захвату СССР за 12 недель.
   
Исторический факт: в битве за Москву, известной как «Операция Тайфун», с 30 сентября 1941-го до 20 апреля 1942-го сражались более трех миллионов солдат и офицеров Советского Союза и Третьего рейха, из которых почти полтора миллиона погибли. Так говорит историческая хроника.
  Так что, на всех фронтах той страшной, Второй Мировой войны, повоевали и военно-полевые  тулупы, прославились отвагой и доблестью, срослись боевым бесстрашием с офицерскими и солдатскими плечами на фронтах Великой Отечественной войны. Их было пять фронтов – в самом начале войны, в декабре 1942 года – 8, к концу 1942 года – 12, в 1943году – уже 13.  Эти изменения были связаны с расширением территории, охваченной боевыми действиями, и необходимостью разукрупнения группировок войск в интересах улучшения управления.
   Не трудно домыслить, сколько же тулупов было доставлено на фронты войны, если количество бойцов там исчислялось миллионами.   
 
   …Помню, как подошла к кронштейну с тремпелями, на которых хорошо знакомые, по историческим фотографиям и фильмам, солдатские полушубки, как после заклания, или обряда жертвоприношения в джунглях какой-то мифической демократии, начали они оптом, жадно и, по-воровски, поспешно, распродаваться смекнувшими, что почём, бесчестными барыгами. Медленно, осторожно развернув один из тулупов, я бережно прикоснулась рукой к его никем не ношеному нутру - нежным волнам его густой и мягкой овчины, как будто окунула кисть руки в воздушную мягкость муки. И, прильнув лицом к шерсти, жадно вдохнула в себя её овечий запах, очень чистый, незабываемо особенный. Он так и остался во мне неистребимым и вопящим своей великой бытностью символом очень много значащей для меня советской эпохи. Символом не испоганенным грязнословием о советском героическом достоинстве – запахом моей непобедимой Родины. Быть может, и старомодно, но громом правоты голосит не покорённый злобствующими стервятниками Олимп духовной нравственности. 
 
   Не в тот ужасный для меня день, гораздо позже, я осознала, как запросто и предательски подло начался её дерибан. Очевидно, где-то уже поспешно стряпались документы на продажу, за 1 рубль, океанских атомоходов. Чуть дороже, пара-тройка деревянных тысчонок, по оценочным бумагам на право собственности - за заводы-гиганты, за фабрики. А в Донецке - оптом плебейской, нищенски и в веках усвоенной холопской жадностью распродавались первые, не прикасаемо вечные символы добитой не искоренимым воровством страны, ставшим естественным дополнением к белкам и углеводам в ДНК крови. Вот и не смогли должным образом, честно и скромно, обуржуиться в своём цепком, по Ленину, стремлении к буржуазному благополучию, азартно и нагло повзрослевшие потомки героев Великой Отечественной войны. Не так они, к горькому сожалению, возмужали. Наверняка, забуксовало честолюбие в отсутствии у них внутренней удовлетворённости пафосно, не таясь транжирить “тяжко” нажитое. Огромный труд, однако, – не прокиснуть досадой… когда хочется разгуляться, по-крутому! на дармовое бабло.         
 
   В другом отделе универмага – азартно кипела очередями буйно стихийная распродажа залежалой одежды из закрывавшихся навсегда валютных магазинов, КАШТАН и БЕРЁЗКА. Слежавшиеся во времени допотопные платья, юбки. А на последнем этаже магазина, в отделе тканей, товарные, многометровые в длину, широкие, линяло-облезлые стенды были плотно завалены туго намотанными тюками с тканью. Утомлённо и настороженно притихла она там разноцветьем оттенков. В этом отделе тоже была очередь, но, смирно потоптавшись в ожидании у прилавка, с каких-то полчаса, можно было выбрать и купить себе понравившуюся ткань.
  Огромно ярморочный выбор продававшейся тогда ткани сопровождался бойкими и вполне достоверными разговорами среди покупателей: надо же, как повезло! Сколько ткани завезли! Да уж, повезло, плохо повезло! Ткань из Чернигова, смотрите! на каждом тюке – товарная пломба. Комбинат же закрывается… По всему Союзу ткань пустили… Надо брать, пока есть из чего выбрать... Но глаза же от такого переизбытка разбегаются!
  Лично я, абсолютная на тот исторический момент в таком серьёзном деле, как покупка ткани, дилетантка, навыбирала себе с десяток потрясающих шерстяных отрезов, на брюки, на платья, на пиджаки, юбки. Стоимость метра ткани тогда был в пределах 10 советских рублей(!!!)… Плюс-минус – 2-3 рубля… Советских же…

   …По истечении с того времени 35 лет, старательно подсчитала годы, в угоду теперешней необходимости, я прекрасно научилась шить. И платья, и сарафаны. Да шью себе всё, что пожелаю. Но в прошедших годах так и не заметила, когда же именно оказались в моих руках отрезы итальянских тканей. Разве что, обладая ими – запросто можно перед кем-нибудь побравировать названиями известных европейских брендов, которыми алчно наводняли донецкие магазины местные купцы-коробейники.
  Сказать, что ткани заморские чем-то лучше? Да, конечно же, нет! Советские шифоны и крепдешины, шерсть и сегодня – апофеоз стопроцентного, масляно натурального качества во всём мире. Но где же сегодня распознать подобие такой райской забытой роскоши, если тканевые прилавки сплошь утрамбованы тюками из тканевого смесового ширпотреба из Турции, из Китая. То, что из Европы, тоже имеется – берегите свои ручки, чтобы не обжечься их ценами! Порассказывают вам сладкие сказочки, что эти милые цветочки на голубом фоне – от милашки VALENTINO, а те славные розовые клеточки – от самой царицы моды, CHANEL. Ну и цены на них нынче потому такие, по-собачьи, кусачие. Из самой же Европы ткани, дизайнерские! Да кусайте! Грызите мировую цивилизацию заморской всячиной! Советске качество – НАВЕКА!
 
   Жаль только, что Черниговский комбинат, на котором большинство работавших там были женщины, и который “в1969 году, 8 лет после открытия, достиг проектной производственной мощности - 13 млн метров высококачественной шерстяной костюмной ткани и 6 млн метров сукна в год, подвели, ушлые ребята-демократы, тихой сапой, под монастырь. По состоянию на 1985 год комбинат выпускал камвольные и суконные ткани, а также трикотажную пряжу, и в составе которого действовали пять основных производств (камвольно-чесальное, камвольно-прядильное, аппаратно-прядильное, ткацкое, отделочное) и несколько вспомогательных отделов и цехов комбината, и на котором долгое время работали 11 000 рабочих. К 2012 году руководство комбината сократило число своих работников до 1 000 человек…” Нетрудно домыслить, каким мизерным стало и само производство.               
 
   А веретено моих размышлений уже закрутилось! Как мне стало понятно – безостановочно. Горевать только осталось, как на глазах, в тех далёких годах разрушалось многоэтажное, сплошь – стекло, там, где были стены, здание Донецкой фабрики игрушек, безжалостно угробилась фабрика по производству стопроцентно хлопкового трикотажа. И так – по всему Донбассу. А работницы с тех фабрик, от голодной безнадёги, отправлялись батрачить в Европу, и в ту же Италию. К слову, работать там полотёрками-посудомойками в отелях, сиделками для маразматических бабушек и дедушек. Ох, и заботливые же у них, у пожилых итальянцев, дочки-сыночки! Не скупятся на оплату труда для беглянок из бывшего Союза. Многие женщины там остались. Многие семьи, как и Союз, потом развалились на черепки отчаяния. Оно – чёрного цвета. Как тоска детей по своим блуждающим по миру матерям, в поисках хоть какого-нибудь заработка.   
    А свои дети, свои престарелые родители, на очумевшей от маркетингового беспредела Родине, как они тогда были-выживали… Когда наши женщины учились чирикать по-итальянски, по-немецки, по-польски, по-чешски…

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
 P.S. На фотографии, которая сопровождает эту статью, советские солдаты из 1941 года. 
  И в дополнение, словами Льва Толстого: СОВЕСТЬ - ПАМЯТЬ ОБЩЕСТВА, УСВОЕННАЯ ОТДЕЛЬНЫМ ЛИЦОМ.

 А почему усвоенная не всеми? Или - в этом и есть закономерность беспамятства?