Поэма - Восторг в ночи

Поэма «Восторг в ночи»

(эротическая поэма)

Часть I.

В тенях лампады, у окна,
Где ночь плывёт, как дым сакральный,
Она лежит — в мечтах одна,
Вся в неге томной, неформальной.

Студентка — юная душой,
Но телом — зрелая Венера,
Она горит перед весной
Того, кто выше всех примеров.

Он — аспирант, и в блеске глаз
Её надежды, страсть и мука.
Он строг и ясен, будто бас,
Он — красота, ум, честь и наука.

Когда он говорит про цвет,
Про живописцев Ренессанса
 — Она теряется в ответ,
 Как в буре слабый звон романса.

«Ах, если б мог он знать…»
— шепча,
Она в постели без движенья
Лежит, как хрупкая свеча,
Пылая в тайном обнаженьи.

Её бедро — как нежный мёд,
Её плечо — дыханье мая,
В груди её живёт восход,
Который страсть не усыпляет.

Ей не до книг, ни до тетрадей,
Она живёт, она — пылает!
Словами грёз и лунных гладей
Он к ней во сне всегда шагает.

Он — в снах её. Он входит в дверь,
Неся покой и наслажденье,
Он говорит ей:
«Я — теперь твой хмель, твоё предназначенье».

Она, скользнув рукой к себе,
Как скрипка — трепетно и нежно,
Вся в жарком шёпоте мольбе
Зовёт его, смущённо, нежно.

«О, прикаснись ко мне, как свет,
Как кисть художника к холсту…
 Ты — мой запрет, ты — мой завет,
 Я отдалась тебе в мечту!»

И жар в ней плещет, грудь — в волненье,
Взлетает стон — и вновь исчез…
Вся ночь — её воображенье,
Вся ночь — безумие небес.

Она раскинулась в тумане
И взор горит, и алый рот
Шептать готов в небесном стане:
«Мой бог, мой властелин, мой плод!»

Восторг струится в жилах алых,
Бедро — как мрамор под платком,
И трепет страждущих усталых
Ведёт её к греху тайком.

А утром вновь он мимо пройдёт,
В своих тайных фразах - глух, как прежде,
Она в волненье упадёт
И уронив тетрадь, как вежда,

Прошепчет: «Может, вы… скажите…
Про Брейгеля — вопрос один…»
А он, не ведая событий,
Глядит, как в ней дрожит градин.

Но ночь — её, и ночь — без края,
В ней он — весь свет и весь порок,
В ней он — как истина живая,
Как первый к ней мужской урок.

Она в изнеженной истоме
Шептала: «Пусть возьмёт меня,
Как кисть берёт владелец в доме,
Пишущий лоно бытия…»


Часть II.

О, сколько в ней весны и праха,
В ней — и святая простота,
И жажда — в блеске дикой плахи,
Где жертвой быть — её мечта.

Она не ропщет на неволю,
Она не спорит с вышиной,
Её душа — мольба и воли
Изнеженный, податлив строй.

Она дрожит, когда он входит
В семинарский зал простой,
Как ветер в тростнике проходит
— Так трепетно, но роковой.

А он не знает… Он — над нею.
Как серафим, как властный князь.
Он греет в ней тоску и зреет
Как солнце — страсти чёрный вязь.

И вот в её ночном чертоге,
Где тишина и шёлк постель,
Где стон её звучит, как в йоге
Последний выдох в светлый день,

Она лежит, распята мыслью,
Невинна плотью — но с огнём,
И шепчет, трепеща, как листик:
«О, мой господин, мой дом…»

«Приди… Сними с меня покровы
— Не с кожи, — с воли, с духа, с сна,
О, сделай сны мои суровы,
Вкуси меня, как плоть вина.

Пускай твой голос — строгий, резкий — Звучит, как пенье петухов.
Я — тень, я — прах, я — нить в оркестре,
Я — эхом мысли, вздоха зов.

Вложи мне в сердце всю науку,
Вложи мне в тело твердь и боль,
О, изломи мою разруху,
Сломи, сожги — но будь со мной!»

И грудь её, как море, стонет,
Прядь распущенная лежит,
И трепет каждый в ней поклонен
Тому, кто в грёзах ей грешит.

Она пылает, как лампада,
И в ритмах нежных бедра — дрожь.
Ей не нужна ни слава, ада
Он — вечность. Всё, что в ней — за грош.

Он — выше всех её фантазий,
Он — в ней, как скипетр и меч,
Она — его. И в алом трансе
Готова вечность лишь стеречь.

«Возьми меня! Не в сне, а в жизни.
Пусть я слуга, раба твоя,
Я в трепет пред тобой, как в ризе
Стоит святая, не своя.

Я буду ждать, когда устанешь,
Я обогрею твой покой.
Сама разденусь, лягу, стану
Ковром под тяжестью благой.

Ты — мой Эрос, и мой Геракл,
Ты — маг, философ и поэт,
Ты — каждый шёпот, каждый ахнул
Во мне любовью на рассвет.

Хочу, чтоб ночью ты владел
Моим дыханьем, телом, страхом.
Чтоб на коленях я терпела
Твой стон и разум, смех и плаху.

Хочу в твоих руках сгореть,
Хочу, чтоб ты решил — и точка.
Хочу подчинена я быть,
Как ручка — кисти, стон — цепочке».

И в сладкой боли изнеможа,
Она, вся в трепетном огне,
Ведёт ладонь туда, где стража
Томленья ждёт в немой весне.

И снова ночь — как храм желанья,
Где он — и жрец, и властелин.
Где ей — восторг, ему — признанье,
И каждый миг как Божий сын.

Часть III.

Не всё во взорах свет премудрый,
Бывает знание — как плесень.
Вот профессор — хмур, занудный,
И дух его — сухой, как песнь.

Он вещает вечно про структуры,
Про схемы, даты, серый строй…
Но в нём — ни пламенной культуры,
Ни страсти тайной, ни живой.

С трибуны хриплой, скукой полный,
Он мямлит, тянет, глух, как волны.
И мысль в ней, — гордой, непокорной,
Взлетает выше этих струн.

«Он — прах!» — говорила втайне Ира,
Сидя в тени шестой скамьи.
«Иль знанье — это муть и сила
Чужой уравненной судьбы?

Где страсть? Где дерзость? Где идея,
Что в жар бросает, как в бреду?
Он хрупкий лёд, без всякого елея,
Что греет душу в пустоту».

Но вот, как солнечный восход,
Как свет весенней бурной кроны,
Вошёл он — милый, чуткий, тот,
Чей взор — огонь и благовоны.

Аспирант. Свободный гений.
В движеньях — грация и бег.
Его лоб — храм живых видений,
Он — не чиновник, он — человек!

Он не вещал, он вдохновлял.
В словах — стихи, в глазах — тревога.
Он мысль не в клетки заключал,
Он звал мечтать, он звал в дорогу.

Она дрожала — всё нутро
Вставало бурей пред кумиром,
И в нём — застывшее серебро,
И гром, и пламень под эфиром.

«О, если б он взглянул разок…
Профессор? — пыль. Он — солнца сила!
Он дал бы крыльям мой поток,
Сожжён бы страх, мечта вспарила!»

И вот, придя домой с закатом,
Она, как в храме, раздевается одна.
Тьма — мягкий шёлк. Душа — набатом
Бьёт в сердце, что не удержать тепла.

Она ложится, и в мечтах
К нему она летит сквозь стены.
Воображенье, как в стихах,
Готовит пир плотских феерий.

«Мой рыцарь мыслей и огня,
Ты — смел, ты — дивен, ты — начало.
О, ты во мне сжигаешь скуку дня
Все тени — страстью, что звучала!

Ты не такой, как этот старый
Профессор, вечно зреющий в пыли невежда
Ты — свежесть, свет, живой пожар,
Ты — крик, как трель в ночной дали безбрежной!»

И в сладком трепете телесном
Она одна, но в нём — жива.
Грудь — горьким медом, сердцем тесным
Течёт, как сок сквозь рукава.

Она шептала: «Скоро, скоро…
Ты скажешь мне: "Ты не одна".
И я предстану, безусловно ,
Пред светом, где сгорит луна.

Я стану книгой под рукой,
Я стану взглядом в шуме зала
О, только будь всегда со мной,
Каким мне жизнь тебя дала.

Ты — вдохновенье, ты — свобода,
Ты — не расчёт, ты — жар и суть.
Ты — путь мой, ты — моя природа,
Тебя мне в сердце не забыть».

И каждый вечер — этот ритуал,
Как культ любви, мечты и тела.
Она дрожит, она — кристалл,
Что от огня его звенела.

«Ты не профессор — ты герой!
Ты — новый мир в бездушном доме.
Я — вся твоя, ты — весь мой зной.
Лети ко мне, мой бог, мои земные громы!»