Первый второй иностранный

  Секретарь кивнула Осколиной и, указав на дверь в кабинет директора, вежливо сказала:
- Пройдите.
  Осколина Ада Ксенофонтовна – моложавая, энергичная женщина лет сорока пяти – пришла в школу устраиваться учителем английского.
- … Английский у меня второй… - рассказывала она о себе директрисе. – Первый – французский… но я готова обучаться… и вообще у меня по второму иностранному… английскому то есть… была пятёрка…
- Ммм… Ухум… - удовлетворённо кивнула директриса. – А скажите, почему ушли из университета?
  Ада Ксенофонтовна, хоть и ожидала такого вопроса, в глубине души всё надеялась, что он не прозвучит.
- Ведь работать со студентами – всё же легче, чем с детьми… Нет? Да и в зарплате школьный учитель значительно теряет… по сравнению с вузовским…
  Ответ у Ады Ксенофонтовны был заготовлен заранее:
- Понимаете… очень неудобным стало расписание… вот… а мне далеко добираться… а ещё ребёнка из школы забирать… много времени тратится на дорогу… я не успеваю… вот. А… школа… школа находится близко от дома, мне удобнее… вот. Ну а студенты или дети… ведь и там, и там ученики… Какая разница?..
-  Ухум… - снова кивнула директриса. Только в этот раз Ада Ксенофонтовна не поняла: удовлетворённо или недоумённо.
- Ну, что ж… - помолчав в раздумьи, произнесла наконец новая начальница, - часов по английскому мы вам дадим. Но в школу пришло распоряжение из Департамента образования. О введении второго иностранного языка. Так вот… мне бы хотелось, чтобы вы вели у нас ещё и французский. Как второй иностранный. Да и вам будет лучше, я думаю… ведь это же ваш первый язык!..
   Ада Ксенофонтовна, не ожидавшая такого поворота, а потому не знающая радоваться ей или печалиться, автоматически кивнула.

***
   Вести французский ей поставили в шестых классах. Интереснейший возраст! Двенадцать лет. Учитель ещё в авторитете, но уже вовсю пробиваются ростки самостоятельного мышления. И этот переход от детства к взрослости – всегда так любопытен, так притягателен для наблюдения!..
   К первому уроку подготовилась на совесть. Скачала на флешку песню блистательного Джо Дассена «Salut!» («Привет!») – пусть французский ассоциируется с доброжелательным приветствием, которое подарил миру своей песней талантливый француз! Подробно и добросовестно прописала каждый пункт урока, проговаривая каждое слово, облекая слова в дружеский, доверительный тон. Дети должны почувствовать, что она им не враг, а друг, старший товарищ, и что ни в коем случае не надо бояться французского! Да, изучая его, они встретят некоторые трудности, но вместе всё преодолеют, со всем справятся, познакомятся с красотой французского языка! Как здорово будет, когда они вместе с ней, их француженкой, научатся говорить по-французски! Она уже буквально слышала их речь, пока ещё неумелую, с ошибками, наверняка будет и английский акцент, ведь они и английский учат, но это уже первые слова, сказанные по-французски, и это будет благодаря ей, Аде Ксенофонтовне, в первую очередь. Ну и, конечно, усилиям самих детей…  Которых она обязательно сумеет заинтересовать, «заразить» французским.

   И вот они, первые уроки второго иностранного языка в шестых классах! Первые уроки французского! Дети слушают веселую песенку «Французский алфавит». Некоторые в начале уроков были слегка встревожены: что-то их ждёт на французском?.. Но тревога быстро уходит, сменяясь живым интересом. Оказывается, французские и английские буквы одинаково пишутся!.. Дети их повторяют, поют алфавит за диктором. Им нравится, глаза горят воодушевлением.
Ада Ксенофонтовна учит их здороваться по-французски, спрашивать друг у друга как дела, прощаться. Во французском, говорит Ада Ксенофонтовна, очень много слов, похожих на английские, поэтому учить французский будет совсем не сложно. А под конец она приготовила главный сюрприз:
- А теперь, ребята, французский язык приветствует вас песней Джо Дассена и говорит вам: «Salut!» Вы знаете слово-приветствие, можете подпевать!..
И дети радостно подпевают, особенно те слова, которые они уже узнали. Чувствуется, что они уже любят французский. Ей удалось-таки напитать их этой любовью.
   Звенит звонок. Со счастливым блеском в глазах дети покидают кабинет, всё ещё продолжая напевать «Salut!». Некоторые говорят спасибо. Ада Ксенофонтова счастлива: она сумела самое главное – посеять стремление к знанию. А с этим никакие трудности не страшны! 

***
   Все последующие дни до следующего урока Ада Ксенофонтовна будто летала, точно на крыльях. Она уже вынашивала мысли о следующем уроке; о том, как он пройдёт; о том, что бы такое интересное придумать дальше, чтобы интерес у детей не угасал. Ведь любовь, в том числе и любовь к знаниям, - это огонь, в который надо постоянно подбрасывать дрова.
Вот она идёт лёгкой походкой по коридору, почти парит над ним, и видит впереди кучку мальчишек, ожидающих у какого-то кабинета. Чуть приблизившись, Ада Ксенофонтовна узнаёт своих шестиклассников. Своих «французов», как она уже мысленно с любовью их называет. И у неё радостно вырывается им навстречу:
- Bonjour! ;
  Они на секунду прервали свою болтовню, обернулись к ней, узнали… И вдруг… их лица исказились насмешливыми гримасами, рты широко разинулись и из этих разинутых ртов вырвались издевательские смешки, сквозь которые до неё сначала в ответ донеслось глумливое «Bonjour!», а потом, с нарастающим хохотом:
- Жё нё манж па сис жур!.. ; 
 Ощущение, которое испытала при этом Ада Ксенофонтовна, можно, наверное, было сравнить с тем, когда получаешь удар под дых. Они громко ржали, давясь хохотом и всё повторяя эту идиотскую фразу:
 - Жё нё манж па сис жур!..
  А она… учительница… вся словно потухла и окаменела внутри.
«Как же так?.. – проносилось у неё в голове. – Как же это может быть?..». И это после её урока?!.. Но ведь она же видела их лица!.. Она видела, что им понравился урок!.. Что ей удалось пробудить к нему не только радостное, но и серьёзное отношение!.. Она видела!.. Откуда же это у них теперь?!.. Это глумливое «Жё нё манж па сис жур!»?!.. Всё было безжалостно уничтожено, вырвано с корнем!.. Всё то доброе, что она с такими усилиями посеяла в их душах!.. Вырвано и заменено каким-то жутким, бесчеловечным цинизмом!.. Но… кем?.. И зачем?.. И тут перед её мысленным взором встала такая картина: вот приходят эти ученики после её урока домой. Дома делятся впечатлениями с родителями, а те, едва услышав слова «французский язык», тут же вспоминают ни к селу ни к городу знаменитую фразу Кисы Воробьянинова, с которой тот просил подаяние. Замечательный контекст, не правда ли? И, бог знает с какого бодуна (ну, конечно, шутки ради! разумеется, не из злого умысла!), начинают традиционно давиться смехом, потому что фраза ведь из комедии, а над комедиями положено смеяться. Да и вообще, чё бы не поржать, если повод представляется?.. Подумаешь, невольно подменили доброе, уважительное отношение ко второму языку на вот этот вот быдлячий ржач!.. Ведь не специально же!.. Да и на фига их драгоценным отпрыскам второй язык?!.. С первым-то разобраться не могут!.. Не-ет… вот знают теперь это вот «Жё нё манж па сис жур!», да и хватит с них!.. Ада так и видела, сквозь пелену горечи, как дети, глядя на ржущих родителей и слушая это идиотское «Жё нё манж па», сначала смотрят на них серьёзным, непонимающим взглядом. Те им, естественно, разъяснили значение этих слов и при каких обстоятельствах они были произнесены, как бы приглашая поржать вместе. И дети, послушные воле родителей, так же искажают свои милые, серьёзные лица в этой диковатой гримасе издевательского смеха. Быдлячество проникает сначала в их лица, а потом уже питает и души. И, конечно, где же ей, несчастной обстёбанной училке с её обстёбанным французским, тягаться с такой силой, как родители?.. Кем она себя возомнила? Гением от педагогики? Восторженная дурочка!.. Теперь-то понятно, что перед быдлячеством любая гениальность бессильна!.. Имеет ли смысл вообще стараться?.. Что-то придумывать?.. Пытаться их как-то заинтересовать?.. Если дома опять все её усилия будут сведены к нулю?..
   Французский язык, так любимый ею со школы, а потом и с университета, казался теперь ненужной роскошью, каким-то лишним аксессуаром, так зло высмеянным её же учениками. А она сама выглядела совершенно нелепой в этом аксессуаре. И тоже, наверное, ненужной. Смешно даже вспомнить, какое огромное значение она придавала французскому и себе самой, как носительнице сего драгоценного знания! Может, отказаться тогда его вести?.. Бог с ним!.. Зачем, действительно, он им?.. Хватит и одного английского…
   «Почему ушли из университета?» - вспомнились ей слова директрисы. Действительно, почему?.. Сейчас она, пожалуй, не могла бы объяснить этого даже себе самой. Что тут объяснишь? Просто она всегда почему-то оказывалась беззащитна перед хамством. Вот как сейчас. Хотелось всегда только одного – убежать. Куда угодно. Но… похоже, что куда бы она ни бежала, оно будет везде настигать её. Но самое страшное даже не то, что её будет всегда настигать людской цинизм, а то, что её неизменно будет настигать её собственная беззащитность перед ним, её собственная душевная оголённость, открытость миру! И всегда она будет не понимать, почему нести добро в этот мир желательно с мечом и щитом, чтобы не смели плюнуть в то, что для тебя свято?.. Всегда она будет не готова к таким плевкам!.. Как же ей быть?.. В чём найти защиту, чтобы снова не убежать?.. 
   За этими невесёлыми мыслями Ада, машинально одевшись, вышла из школы и направилась к выходу со школьного двора.
   «Всё правильно, - мысленно рассуждала она. – Откажусь!.. Действительно, зачем он им?..»
- Bonjour! – бодро вклинилось в её мысли. Очнувшись от них, Ада Ксенофонтовна подняла глаза и увидела Колю Рыбакова из 6-го «А».
- Bonjour! – радостно приветствовал её Коля. Глаза смышлёные и… счастливые. От встречи с ней и ожидания следующего урока по французскому. Она это поняла. Она это почувствовала. Способность угадывать по взгляду и выражению лица внутреннее состояние человека знала за собой давно. И редко ошибалась.
На всякий случай помедлила с ответом, дожидаясь «Жё нё манж па сис жур!», но, так и не дождавшись, с тихой благодарностью проговорила:
- Bonjour!..   

Bonjour! ; - фр. Здравствуйте!
Жё нё манж па сис жур!.. ;  -  фр. Je ne mange pas six jours! – Я не ем шесть дней!.. -   фраза из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», принадлежит г-ну Воробьянинову, который использовал эту фразу, чтобы просить подаяние.