Без политики

До начала мероприятия – уйма времени. Литературно озабоченные «товарищи по несчастью» пришли пораньше, чтобы пообщаться – давно не виделись. Расположились на лавочке в сквере у библиотеки. У Виктора – выходной, а Максиму удалось отпроситься пораньше с работы. Погода располагает. Осеннее донбасское солнце пригревает беззлобно, вполсилы. Казалось бы – сиди, медитируй, наслаждайся жизнью.
Если бы не война – самоубийственная, подлая, гражданская, навязанная извне американскими бесами и их европейскими чертями, разделившая страну на «патриотов» и «сепаров». Семя её, упавшее на благодатную почву галицийского национализма, воскресило необандеровщину – ипостась фашизма. Да, вот уже третий год длится пауза перемирия, – но призрачная, обманчивая, готовая в любой момент обернуться новым, ещё более кровавым противостоянием. Ибо сам воздух пропитан ненавистью. Люди дышат этим воздухом и не замечают, как самоотравляются. Пытаются приспособиться к новой – искривлённой реальности. Приспосабливаются, нужно же как-то жить, работать – просто выживать.
 -Вот объясни мне, - ведёт разговор Макс, указывая на новую официальную табличку на стене здания с гербом-тризубом, жовто-блакитным флагом и надписью на мове, - зачем переименовали? Кто такая эта Олэна Телига? Всю жизнь была библиотека имени Аркадия Гайдара, а теперь? Вытянули эту Телегу прошлого за уши из небытия. Какое вообще отношение она имеет к этой детской библиотеке, к этому посёлку?
Виктор, склонив голову, поглядывал то на Максима, то по сторонам, будто поёживаясь, слушал, не возражал. А что возражать?, внутренне он понимал, что его соратник по литобъединению прав, но ведь время нынче такое – неспокойное, попробуй что-то против скажи.
-Упоротая националистка, бандеровка, точнее – мельниковка, но не суть важно. Из неё сейчас героиню лепят. Писателька, а у неё и виршиков-то всего с несколько десятков будет, и ни одного детского, да и у самой детей не было, зато другим озабоченным юношам и девушкам мозги промывала будь здоров, идейная ведь. И «Телега» – это она по мужу, а так – Шовгенова. Вот зайди в Википедию – там весь её неумный и неуёмный жизненный путь выложен.
-Ну не нам судить, и ты, это, не так громко, - урезонивал коллегу Виктор. –Мы же ничего не изменим? Спустили сверху, из Киева вказивку на места, а городские чиновники от культуры разве могут возразить? Да их на следующий же день кышнут, на «Миротворец» повесят, осудят и засудят. А библиотекарям тоже кушать и жить хочется. У всех – родственники, дети, сам понимаешь.
-Да понимаю, как же не понять. Все повязаны, все в заложниках ходим у этих отморозков майданутых.
-Вот…
-Вот тебе и вот. Гайдар им помешал, декоммунизировали. А я сюда, в библиотечные фонды, книги из своего домашнего собрания возил: про дедушку Ленина, про Октябрьскую революцию, про Великую Отечественную, - Максим ухмыльнулся, - а теперь на полках – про бандерву, про незалэжнисть, про голодомор, москалями устроенный, кучмовский бред про «Украину не Россию», комиксы про кровавую гэбню, и про подвиги укровояк, и древняя история вся на праукрах строится, и происхождение человечества – тоже от них.
-Скажи спасибо, хоть сюда нас пока ещё пускают на презентации и заседания. И библиотекари здесь к нам лояльные.
-Ну да, из центральной городской библиотеки-то выгнали. Ездим вот теперь по поселковым.
-Ну не выгнали, но гости мы там нежелательные.
-Это после того, как свидомые патриоты нами же наработанный ресурс к рукам прибрали и рулят. Вспомни эту кастрюлеголовую Любомиру Чорнявую! Как она стала на каждое заседание в вышиванке и жовто-блакитном костюме ходить. «Ви повинні писати тількі на мові! Ви що, не розумієте, що російська мова, то є мова ворога?» Що тут розуміти? Чи я по-українські не розумію? Чи не писав я на мові? Чи дипломів за рими не отримував? Бач, навіть зараз римую. Але ж таки не розумію, не понимаю, в башке у меня шарики за ролики заходят, когда их бред слышу. Эта кодла престарелая, они, что не из Советского Союза? Цветлана Гаврилястова, она ж вообще коммунистка бывшая, а теперь вопит на каждом заседании городского исполкома, чтоб «тридцатьчетвёрку» на площади Героев-танкистов с постамента сбросить! Мол, танк – символ российской агрессии. Совсем из ума выжила!? Эти советские солдаты, выходит, - агрессоры, которые ценой жизней город освобождали!? А улицы, переулки, парки переименовали, манкурты! Предки наши в гробах переворачиваются. Эти же твари живы и творят безнаказанно, что хотят. Скажи, в чём я не прав?
Виктор опасливо озирался. Максим заводился, и не стеснялся в выражениях, да и громкость голоса не уменьшал, не смотря на робкие протестующие сигналы Виктора.
-Забыл, как они тебя подставляли? Эта ублюдочная Хрыстя Петровна… А Петро Хайворонский, местный интеллигент в пятом поколении, на нас бочку катил. А этот дед-прозаик Владимир Рыбоедов – иуда – к себе на дачу приглашал, были лепшими друзьями, вино-шашлыки, пиво-раки, рубаха-парень, шахтёр, на Шпицбергене работал – герой, про баварское пиво писал, ха-ха, а в итоге – как всех подставил! И документы ЛитО выкрал, и грязные лапки свои к развалу приложил. Вот так и доверяй людям…
Виктор вздохнул. Да, этот недавний скандальный раскол литобъединения крепко по душам полоснул. Максим пытался тогда понять, объясниться лично с некоторыми новоявленными хуторянскими «патриотами», докопаться до сути, выяснить, чт; заставило их закрыть глаза на творимый беспредел и принять сторону откровенно фашиствующей кучки мразей, захвативших власть в столице и развязавших войну против своего же народа. «Как же так, ведь мы же одной крови, товарищи-литераторы?» Не один пуд соли съели с бутербродами, не один литр водки выпили и прочих напитков, и вдруг – закрыть глаза на очевидные вещи?.. Но все эти попытки понять гнилую натуру оборотней не увенчивались успехом, хотя Максим и считал себя неплохим психологом. Нет, не поддавалась селянская узколобость никакому анализу. Очевидно, если ущербность, бесхарактерность, изначально заложена в человеке, то что хочешь с ним делай – обихаживай, облизывай, объясняй, а он всё равно волком в лес смотрит, то бишь – на Европу в кружевных псевдодемократических труселях. И твоё желание осмыслить происходящее, доказать что-то, за слабость считает, и тогда совсем уж на голову садится и ножки свои вонючие свешивает. Покрикивать да командовать принимается. Рабы, возомнившие себя хозяевами, решают, что им отныне всё позволено, а там – хоть ковыль не расти.
Потому, глубоко разочаровавшись в людях, отчаявшись понять, Максим отрезал по живому ломоть жизни, перестал ходить на заседания ЛитО, ограничившись нечастыми встречами, общением в интернете с настоящими друзьями из других городов родного Донбасса. А ведь как хорошо всё начиналось.
-Да, какие планы были:  «творчество без границ», Украина – Россия – Крым – Европа. Наивные мы придурки, литературой объединить всех захотели, - Максим горько хмыкнул. – Додавят они нас, суки, придётся в подполье уходить, по квартирам собираться.
-Вот я и говорю, – Виктор пояснял свои резоны, - надо сейчас перья опустить, а то при случае нас всех в СБУ сдадут бывшие соратники. Скоро, наверно, вообще придётся нашу литературную деятельность свернуть.
-Общественную – да, а внутреннюю – не задавят, буду в стол писать, мне не привыкать, приспосабливаться не хочу, не умею,  - Максим высказывал накипевшее. - Ты вот с ними заигрываешь, а они нас, немногих, адекватных, сепарами считают. И то, что мы тоже пока не на «Миротворце» – вопрос времени. И я тогда, дурак, хорош был – выступал перед этими, «коллегами», типа – нужно определиться, русская весна, русский мир, силы добра против сил зла, метал бисер перед свиньями. Порвать с упоротыми раз и навсегда, это будет самым правильным поступком.  Я и на эту встречу-то с писаками-западенцами не настроен был идти. Так, думаю, с тобой вот давно не виделись, хоть душу отвести. Никакого желания нет, плюнуть и уйти от греха подальше. То, что ты пытаешься заигрывать с ними, никаких преференций не даст, до жопи дверці, як моя бабуля казала.
-Не кипятись, - успокаивал Виктор, - тебя же никто не заставляет памфлеты читать, посидишь, посмотришь…
-Разве из чисто энтомологического интереса – на насекомых поглазеть…
Тут Виктор толкнул Максима в бок, глазами указывая на…
-Да вижу, - ухмыльнулся тот.

***
По скверу двигались «представители власти»: один – в камуфляже, с укороченным «калашом», очевидно, военный, другой – мент в чёрной униформе, по-новому – полициянт. Они дефилировали по кругу, отрабатывали граждан. Сначала – по противоположной от беседующих стороне, а теперь перешли на сторону приятелей. Проверяли документы и телефоны у сидящих на лавочках горожан. За резвящейся ребятнёй на детской площадке, за собачками, конечно, не гонялись, с них взять нечего, кроме анализов, а вот всех взрослых граждан, не взирая на пол и возраст, лишний раз проверить не помешает. Пьяненькие шахтёры на соседней лавке не стали испытывать судьбу. Швырнули пустую тару из-под пива в урну, пакет чипсов забрали с собой и ретировались.
Патрулянты постепенно приблизились к коллегам-литераторам. Вояка в каске и бронежилете с небрежно накинутым на плечо автоматом выполнял роль наблюдателя – стоял поодаль, скучал. Полицейский же поздоровался и представился по-украински. Услышав в ответ русскую речь, тоже перешёл на родной. Попросил предъявить документы. У Максима имелись только красные «корочки» с тризубом и золотой тиснёной надписью: «Конгрес письменників». Это удостоверение он специально  таскал за собой, как и журналистский пропуск. Пока что в качестве отпугивающего средства они срабатывали, но не долог тот день, когда от греха подальше их придётся прятать.
- Паспорт я с собой не брал. Вот это подойдёт?
Полицейский оживился. Ещё бы, не каждый день в шахтёрском посёлке встретишь живого «письменныка». Взял красную книжицу, раскрыл – выписано удостоверение было в донецком отделении Конгресса. Поглядел на Максима.
-Так вы из Донецка? Давно там бывали?
-Нет, я местный, коренной, четвёртое поколение нас тут живёт, - спокойно, с лёгкой усмешкой ответствовал Максим, - как же там теперь побываешь? Война же, блокпосты везде, - конечно, он не собирался вдаваться в подробности, что ездил «на ту сторону» неоднократно по пропуску на встречи с друзьями. Ведь и учился там шесть лет, и лечился в областной больнице неоднократно, и от той ещё, советской армии там комиссовался, и на книжный рынок в благословенные времена чуть ли не каждые выходные мотался, в областной газете подрабатывал, на общедонбасских литературных фестивалях тусовался. Да и дела любовные там случались, но об этих жизненных моментах он даже перед друзьями не особо-то распространялся – ну было и прошло, что теперь вспоминать. Нравился ему этот город с неповторимой, притягивающей красотой. А теперь,.. да что теперь – зубами только скрипеть от бессилия, наблюдая за происходящей вакханалией, да надеяться на что-то хорошее. А хорошим этот гражданский конфликт не закончится, слишком велик градус ненависти с обеих сторон. Перемирие не вечно, и националисты, подстрекаемые натовцами, обязательно доведут дело до обострения, это дураку понятно.
Полициянт переписал ФИО в бумажный формуляр, коих у него была целая папка. Несколько раз переспросил фамилию.
-Польская, что ли?
-Типа того, - согласился Максим.
-Поляки – наши друзья, - выдал полициянт.
-Ещё какие! – улыбнуло Максима.
Уточнил адрес проживания, спросил номер телефона. Макс продиктовал, намеренно переврав цифры. Удовлетворил и просьбу предоставить мобилку. Вынул из кармана видавшую виды кнопочную «Нокию». Наученный опытом проезда блокпостов, он специально таскал её с собой, в расчёте – чтоб не проверяли, как сенсорный телефон. Полицейский скептически поглядел, сказал:
-Понятно, - и перешёл к проверке документов у Виктора. Тот подал синюю паспортину, в которой значилось, что родился Виктор в Евпатории. Это всегда настораживало проверяльщиков. Тема «чей Крым» не сходила с украинской повестки.
Но полицейский спросил только:
-Так вы в Крыму родились?
-Родился – да, - ответил Виктор, - а всю  жизнь тут прожил, и прописка соответственная.
-Тоже – литературой занимаетесь? Вот вдвойне повезло. Никогда не встречал живых писателей, - он поправился, - то есть просто – писателей.
-А вы приходите в библиотеку, - встрял Максим, - сегодня здесь настоящие письменники с Западной Украины проездом будут, вот и насмотритесь, и наслушаетесь. Сама выдающаяся Олена Кравчучка почтит нас своим присутствием, не слышали такую? 
Но полициянт, иронию не воспринял, сослался на службу, заполнил формуляр, проверил IMEI телефона Виктора, и отправились они с воякой дальше исполнять служебный долг. Соседняя лавочка заинтересовала их поболее, так как на ней расположись две симпатичные девушки.

***
Конечно, Виктор, узнав, что группа неких известных литераторов (настоящих, коренных «украиноязычников») будет проездом выступать в родном городском ДК в рамках культурного форума, спонсируемого, конечно, американским фондом демократии, не преминул воспользоваться моментом и пригласить их в свою отколовшуюся группу «адекватников».
 То есть он решил поиграть в политику. Мол, вот мы какие хорошие – дружелюбные и толерантные, да к тому же – удобный случай показать фигу бывшим коллегам по некогда общему литцеху, которые считали себя «настоящими украинскими литпатриотами». Ведь не к вам западенцы припожаловали, а к нам-таки! Максим прекрасно понимал, чего хочет добиться Виктор этим как бы демаршем, потому и предупреждал его: такие заигрывания опасны и лучше вовремя уйти в сторону. Но сегодня – уж ладно, поглядим, что выйдет из затеи. Стоит ли овчинка выделки?
Человек пять постоянных надёжных товарищей-коллег уже расположились за столами, когда подтянулись Виктор с Максимом. Подзадержал их этот не к месту появившийся патруль. Максим со всеми поздоровался. Подсел к высокому, жилистому Викентию Александровичу, бывшему шахтёру, специализировавшемуся на виршах в стиле Павла Глазового, был такой очень неплохой советский украинский виршевик-юморесочник. Причём сочинял Александрыч свои юморески одинаково талантливо, как на мове, так и на языке. Не без погрешностей, конечно, но поскольку дар у него был стихийный, народный, то на его непрофессионализм можно было закрыть глаза. У Александрыча, тоже имелись свои тараканы в голове насчёт понимания нынешней ситуации, а у кого их нет, особенно в литературной среде? Но человек он открытый, да и всегда приходил с фляжкой домашнего коньяка. Наверное, чтоб травить тех самых тараканов. Или – наоборот – выпускать на волю.
На удивление, пришла даже Алевтина Рульковская, давно глубоко и прочно обидевшаяся на всех, погрузившаяся в депрессию и ультимативно не посещавшая заседания лито. Максимализм и категоричность её суждений, бывало, приводила к скандальчикам и встряскам. Но иногда этих её демаршей как бы и не хватало. 
Она сидела позади Максима, со спины протянула ему программку культурного форума «Єдина країна».
-Макс, посмотри, в город даже Сергей Жиган приезжает, не знаешь, нас он почтит своим присутствием?
-Ну, это вряд ли, Виктор мне об этом не говорил. Да и потом, кто мы такие, чтобы этот луганский п;ревертень оказал нам такую честь. Он всегда там, где крутятся гр;ши, а с нас, убогих, что поиметь?
-Ну, как бы земляк.
-Вот именно, как бы, в гробу видал я таких земляков майданутых. Посмотреть бы в глаза его бесстыжие.
Алевтина вздохнула.
-А что это даст? – спросила.
 -Да уж, риторический вопрос, - согласился Максим.
Виктор заранее предупредил всех собравшихся членов лито, чтоб держали себя в руках и обходились без политики. Вечер творчества, и только! Как и положено руководителю, он председательствовал. Встретил припоздавших западенцев – взъерошенных, слегка настороженных. Вошли, одобрительно рассмотрели книжные стенды с «укропатической» литературой.
Виктор расположил их полукругом за столиками. Начал вступительную речь. Пытался говорить на украинском, но сбивался, и получалась мешанина, натуральный суржик. Но, ладно, и так сойдёт. Донбасс, всё-таки русскоязычный регион. Да и гости проявляли благосклонность  и оказанное им внимание воспринимали как должное. Тут ведь важно соблюсти политес – прогнуться, но палку не перегнуть, и чтоб обе присутствующие стороны восприняли это с должным пониманием.
Кого-то Виктор представил, кто-то представился сам. Первое слово дал субтильным девушкам-писательшам в пёстрых фольклорных нарядах. Такими же субтильными голосками, жестикулируя тонкими ручками в разноцветных фенечках, с преобладанием жовто-блакитных тонов, они принялись щебетать – рассказывать о своих литературных достижениях. Показали разноцветные детские книжечки безупречного полиграфического качества. Монологи вели тоже на суржике, но на своём. В художественную украинскую мову часто вставляли характерные речевые галицийские обороты и слова. 
Максим, спасибо школьным учителям украинского, мову знал почти на отлично. Вкрапления галицизмов пониманию смыслов не мешало, наоборот, придавало некой пикантности, изюминки выступлению этих девушек. Их виршики звучали звонко, оптимистично, пусть и не совсем по-соловьиному.
Присутствующие слушали, хлопали. Ну а что плохого в незаидеологизированной детской литературе? Детишек любят все, однозначно.
Потом слушали представителей интеллигентской западенской мужской братии. Дяденьки пузатые и не очень, в вышиванках, джинсах, футболках с украинской символикой, рассказали о своих издательских делах, посетовали, мол, мало кто интересуется нынче литературой в независимом государстве вообще, а на мове – так особенно. Передали в дар библиотеке свои книжки, прочли виршики о погоде, о любви к родному краю, любовную лирику. Последним выступал высокий бритоголовый парняга в красной толстовке с чёрным капюшоном, в джинсах и серьгой в ухе. Он взял гитару, широко заулыбался.
-Мій позывный Бык, - представился.
-Может, вы скажете, как вас зовут? – предложил Виктор.
-Ні, - решительно ответил Бык, продолжая улыбаться, - в цьому нема потреби. Я хочу вам заспівати декілька пісень пам’яти моїх побратимів.
И он, зачем-то подхохатывая, предварил песню рассказом о том, как они с хлопцями налетали на сепарские блокпосты и разносили их вщент вместе с «ватниками».
В воздухе завибрировало напряжение. Викентий Александрыч ткнул Максима в бок.
-Шо воно патякає? Шо он там имеет в виду?
Максим скрежетнул зубами и полушёпотом выругался. Коллеги по лито зашевелились, по рядам прошёл ропот.
Виктор побледнел и взял ситуацию в свои руки.
-Добре, ми вас почули, теперь перейдём к песне.
Бык хохотнул, из него так и пёр какой-то нездоровый оптимизм, дёрнул струны гитары и – заспівав. По струнам заходили пальцы в непонятных рунических наколках.
«Под кайфом он, что ли?», - подумал Максим. В песню он не вслушивался – с первых слов было понятно, что это обычная патриоцкая ахинея, бессмысленная и бездарная. Однако же то, что изначально было ясно, лишний раз подтвердилось – никакой «Єдиной країни» не было и не будет.
Бык отбренчал, отулыбался, отподхохатывал, пора было делать перерыв. И девчата-библиотекарши предложили гостям и коллегам-литошникам пройти в соседний зал на кофе-брейк и заодно познакомиться с библиотечными фондами, послушать краткую историю города. Пошли все, кроме Алевтины Рульковской и Александрыча. Они остались сидеть и вполголоса обсуждать «не политику». Максим вышел во внутренний дворик библиотеки. Закурил, постепенно успокоился. И, проклиная себя за то, что согласился присутствовать на этом шабаше, решил уйти по-английски.  Но тут вышел Александрыч.
-А, от ты де, - достал из-за пазухи плоскую фляжку, - на ось, хлюпни в себя, для нервов.

***
«Вообще, Александрыч прав, - думал Максим, - уйти сейчас было бы равносильно бегству. Ну что ж, поглядим, чем это «единение народов» закончится, поглядим».
Во второй части вечера слово перешло литошникам. И они принялись изо всех сил показывать толерантность и единение. Читали на мове и на языке. Гости слушали, изображая внимательное сочувствие. 
Григорий Баттерфляйд выдал стихи о бабочках-цветочках, старушка божий одуванчик Нина Оторванцева – о мире во всём мире, эффектная блондинистая Леночка Мороз-Тепленко – о девичьей любви, старый педагог Вольдемар Страстюк – продекламировал свой коронный эротический вирш, написанный в далёкой молодости. Читал он его на каждом заседании лито.
Тут поднялся из-за стола раскрасневшийся Александрыч. Виктор из-за спин гостей погрозил ему пальцем. Бывший шахтёр лукаво поглядел на присутствующих и зашпарил наизусть басню на донбасском суржике про депутатов и народ. Максим не переставал удивляться памяти соратника – в каком бы состоянии тот ни был – никогда не носил с собой шпаргалки. Басня имела успех – к властьимущим «козліщам та хрякам» никто особых симпатий не питал. Тогда, воодушевлённый косвенной поддержкой, Александрыч выдал стишок, точнее, небольшую поэму в стиле Василия Тёркина, в которой по сюжету сепары, ватники, колорады вместе с майдаунами, кастрюлеголовыми, великими и малыми украми копали Чёрное море, а в итоге докопались до того, что Крым оторвался и уплыл в Турцию. Почему в Турцию из содержания было неясно, но насмешка над «революцієй гідності» явно просматривалась. Западенские гости сначала замерли, потом отмерли и недоумённо запереглядывались. Бык, очевидно, ничего не поняв, оправдывая кличку, продолжал улыбаться. Он даже пару раз хлопнул в ладоши, но услышав, что оказался в одиночестве, успокоился.
Виктор занервничал, не хватало ещё, чтобы сейчас поднялся проклятый вопрос «чей Крым?», и он замял непонятную ситуацию, пояснил, что Викентий Александрович – известный юморист, и понимать его нужно исключительно с этой точки зрения.
-Присаживайтесь, пожалуйста, - с умиротворяющим жестом обратился он к самодеятельному стихотворцу, - теперь же, дадим слово нашему выдающемуся земляку Максиму Златопольскому.
Максим поморщился, встал, в голове уже пошумливал домашний коньячок.
-Ну, во-первых, я не выдающийся, а такой, какой есть, - к лести в свой адрес он относился с иронией, а потом, переходя с языка на мову, продолжил, - по-друге, здоровеньки були, панночки та панове, а я ось вам зараз продекламую віршика нашого великого поета Тараса Григоровича Шевченка. Я зробив переклад, - он вынул бумажку, заранее распечатанную, ведь он всё же готовился, хоть много раз думал – стоит ли вообще присутствовать, тем более, выступать, но сейчас – решился, момент подходящий. Против Шевченка протестовать кто посмеет? И он начал:   

***
Мій Боже милий, знову лихо!..
Було так любо, було тихо;
Ми заходились розкувать
Своїм невольникам кайдани.
Аж гульк!.. Ізнову потекла
Мужицька кров! Кати вінчанні,
Мов пси голодні за маслак,
Гризуться знову.

Стишок был как бы с размытым смыслом, вертеть им можно было и так, и этак, поэтому, хоть нервозность и витала в помещении, но не критично. Максим зыркнул на гостей и прочёл перевод.

***
О, Боже правый, снова лихо!
А было любо, было тихо…
Нам захотелось расковать
Своим невольникам оковы,
Да хрен там! ; реки крови снова
Текут! Мужичья кровь течёт,
И коронованные к;ты,
Как псы – страшны и бесноваты,
Опять  грызутся за маслак!
Ну что ж, грызитесь,

И он добавил концовку, которую почему-то забыл или постеснялся написать Тарас Григорович в своё время:

- Мать вас так!

Виктор понял, что надо сворачивать лавочку, а то дело может принять непредсказуемый оборот, вышел на середину зальчика.
-Так, ну, я гадаю, на цьому нашу зустріч можно закінчити, наши гости устали, да и библиотеке уже пора закрываться.
Но тут взвилась Алевтина Рульковская:
-Шо ты там гадаешь, а я? Виктор Палыч, я что, зря сюда пришла? Нет, я тоже хочу стих прочитать!
Виктор посмотрел на западенцев, развёл руками, мол, что поделаешь, уж потерпите.
-Алевтина Николаевна, я вас только прошу, - уже открытым текстом, - никакой политики, вы согласны со мной? – повернулся к гостям, те закивали, мол, - так, так.
-Та ладно вже, - Бык тоже махнул рукой и привычно хохотнул.

***
И Алевтина выдала!
-Василь Симоненко, поэт-патриот Украины! Переводить я не умею, потому прочту, как есть, в оригинале! Называется «Ні, не вмерла Україна!», - выкрикнула она с пафосом.
Максим удивлённо обернулся. Алевтина стояла с горящими глазами, вытянувшись, как пионерка, держа в размахнутой руке помятый листочек с виршем. Вся – вызов и порыв. Декламировать она умела, расставляла в нужных местах смысловые акценты, ставила паузы, работала голосом, всё же детский театральный кружок вела. Западенцы, не ожидая подвоха, обратились во внимание, а Бык, растянулся в редкозубой улыбке.   

Я зустрічався з вами в дні суворі,
Коли вогнів червоні язики
Сягали від землі під самі зорі,
І роздирали небо літаки.
Тоді вас люди називали псами,
Бо ви лизали німцям постоли,
Кричали "хайль!" охриплими басами,
І "Ще не вмерла..." голосно ревли.

-Ну вы, блин, даёте, Алевтина Кондратишна, - прошептал Максим.
-Шо вона робэ? - вполголоса, удивлённо забормотал Александрыч, - от бісова баба, от молодець!
А мова солов'їна звенела и лилась, облучая и обличая, пафосно и надрывно.

Де ви ішли – там пустка і руїна,
І трупи не вміщалися до ям,
Плювала кров'ю "ненька Україна"
У морди вам і вашим хазяям.
Ви пропили б уже її, небогу,
Розпродали б і нас по всій землі,
Коли б тоді Вкраїні на підмогу
Зі Сходу не вернулись "москалі".

Западенские письменныки – побледневшие, покрасневшие, позеленевшие, вскочили с мест. Детские литераторки засуетились, принялись сгребать свою изданную продукцию в пакеты с надписями «Єдина Україна».
-Шо це таке? Це ж провокація! Ми так не домовлялися! – запричитали они.
Виктор как шоумен, расставив по-птичьи руки, призывал успокоиться, пытаясь затушить разгоравшийся скандал. Алевтина же, перекрикивая подымавшийся шум, довыкрикивала зарифмованные слова, звучавшие предостережением и проклятием.

Тепер ви знов, позв'язувавши кості,
Торгуєте і оптом, і вроздріб,
Нових катів запрошуєте в гості
На українське сало і на хліб.
Ви будете тинятись по чужинах,
Аж доки дідько всіх не забере,
Бо знайте: ще не вмерла Україна,-
I не умре!

Последнюю строку она выкрикнула несколько раз:
-І не умре! Нi, не умре!- и замерла, оглядывая происходящее.
-Оце ефектна баба, - повернулся к ней Александрыч, - такий эффект произвела, мама не горюй, - он поднялся из-за стола и принялся хлопать в широкие рабочие ладони. Вскочил Максим, поддержал. Начали подниматься и коллеги литошники. Даже тишайший, низенький Григорий Баттерфляйд поднялся и присоединил свои негромкие хлопки к общим аплодисментам.
Виктор изо всех сил пытался замять разразившуюся бучу. Обстановка накалилась до предела. Девчата-библиотекарши тоже помогали уладить скандал, урезонивали, успокаивали, уговаривали успокоиться участников конфликта. Не дай бог, до мордобоя дойдёт, ещё мебель начнут крушить, стёкла бить, покрышки нести, пожар устроят, не хватало ещё тут майдана!
-Успокойтесь, вы же интеллигентные люди! Схаменіться, благаємо, ви ж розумні громадяни!
И пока одна интеллигентная сторона «Единой Украины» вопила ей «славу», другая – «геть!», забытый всеми, сидел побратим Бык, проясняя смысл своего позывного. Улыбался, ухмылялся, склабился. Но вдруг выпрямился в двухметровый свой рост, занёс над головой гитару, сбив при этом плафон потолочного светильника, и со всей дури приложился ей к столу. Гитара разлетелась в щепки, а Бык заорал на чистом русском:
-А ну, цыть! Гопота!
И воцарилась тишина.
Он гыгыкнул, отшвырнул гитарный гриф и обратился к своим:
-Пошли отседова, браття мои, ця сволота ще нас взнае. А вас, - хохотнул Бык, - и погрозил кулачиной в сторону коллег-литошников, - а до вас я ще вернуся. Я вас запомнил. Эх, нема в мене автомату, я б вас усих!..
-Заходьте ще! – прокричала вслед Алевтина. –Всегда вам рады!

***
После того, как гости ретировались, эмоции постепенно улеглись. Библиотекарши смели осколки плафона в мусорную корзину, в пакет. Литошники помогли собрать куски гитары, расставили по местам столы и стулья. Совместный физический труд успокаивает и отвлекает от дурных мыслей. Но не в данном случае.
-Нехорошо получилось, - убитым голосом озвучил Виктор терзавшую его мысль.
-Нехорошо получилось в 2014-м на майдане, - парировал Максим, - а сегодня нормально, мы ещё легко отделались.
-Хоч не обделались, - добавил Александрыч. – Утёрли нос хуторянским патриотам. От вам и без политики. Ну шо, будьмо ще? У мэнэ пляшка запасна е. Я за здоровья Алевтины нашей выпыв бы.
 -Утёрли, - проговорил Виктор, - теперь нам его расквасят, и если бы только нос. Не сойдёт вам, то есть нам, эта выходка с рук.
-Хотел как лучше, а получилось, как всегда, - сказал Максим, - не играй с огнём, не сиди на двух стульях, не строй из себя политика. Сдаётся мне, это наше последнее мероприятие в этих стенах было. Да и вообще…
-А мне понравилось, - сказала Алевтина, - зато не скучно.
-Ладно, не берить дурного в голову, а тяжёлого в руки, как говорять шахтёры, - успокоил Александрыч, плеснул желающим в пластиковые стаканчики фирменной коньячной настойки. –Быть добру!
Расходились уже по ночи – прохладной, тихой, с яркими звёздами. А потому что освещения в посёлке почти не было, так – редкие, ещё живые фонари. Нужно было идти на остановку, но в такое время рейсовые автобусы в райцентр уже не ходили. Рассчитывали сесть на шахтные, скоро должны смену везти на шахту и обратно. Это Александрычу хорошо, он местный, а им ещё ехать в город. Сразу же обратили внимание, что микроавтобуса с западенским культурным десантом нет. Уехали, значит. Ну и – скатертью дорога.
-Ты мусор-то выкинь, - показал Александрыч на пакет «Єдиной країни» в руке Максима с жовто-блакитной символикой, - а то домой повезёшь.
-А, верно, это-то мне дома точно не нужно, - и пакет с мусором полетел в контейнер с отходами.

 
27.03.18,  26.01., 1-12.05.24, 2-10.03.25