О деревенских праздниках Заговенье

Роман в рассказах «Размышляя о жизни, похожей на романную». Том 1, часть первая

 В начале июня в Пантылке отмечался церковный праздник Яичное Заговенье.
С утра в деревне появились парни и девчата из соседних деревень, нарядно одетые, веселые с гармошками. Располагались обычно на танцевальном пятачке возле дома, вернее, возле амбара, Гавриила Мельникова. Те же, у кого были родственники в Пантылке, прошли к ним, чтобы договориться угостить всю молодежь хотя бы простым хлебным квасом и или самодельным пивом, а если не жалко, то и самогонкой. В то время хозяева были достаточно гостеприимны и угощали молодежь охотно, кто, чем мог. Тем более, они вспоминали свою молодость, и хотелось всем угодить молодежи. Где-то примерно час или два молодежь веселилась в Пантылке, а затем, прихватив пантыльскую молодежь, отправлялась в село Морозы, где традиционно был центр праздника. Морозы находились примерно в десяти километрах от Пантылки. Взбодренная напитками и хорошим настроением молодежь по дороге веселилась, гармонь переходила из одних рук в другие, раздавались по лесу частушки, особенно девичьих голосов.

В деревне Бабайловцы была также передышка, где уже уставшая молодежь  веселилась чуть поменьше, по сравнению с Пантылкой. Да и бабайловчане не отличались особым гостеприимством. Поэтому просто посидели здесь, девчата, сидя, спели несколько частушек и дальше все отправились к Морозам, до которых было километра три-четыре.

Подходя к Морозам где-то в районе двенадцати часов дня, молодежь приободрялась, потому что из деревни слышались уже голоса других групп молодежи, прибывших из разных деревень.
В центре Морозов работали два продуктовых магазина, где продавали в основном водку и до двух сортов вина, разные пряники, леденцы с начинкой из различного варенья в красивых обертках, витамины в виде различных мелких шариков разного цвета, кедровые орехи, дешевые папиросы и даже дорогие, типа Казбек. На улице расположились продавцы-пивники возле пивных бочек, у некоторых из них можно было купить и красного вина. Деревня была большая в форме буквы «Т». В центре, где улицы сходились, была не очень большая площадь с пятачком для плясок молодежи, а также для лиц старше и для подростков. Она была уже занята молодежью из деревень, расположенных между Морозами и селом Закаринье. В другом конце улицы расположились ребята и девчата с другой стороны Морозов – со стороны деревни Ивакино. Все они расположились прямо на деревенской траве из низкого белого клевера. Пили вино, закусывали, курили, рассказывали анекдоты, смеялись и договаривались, с кем бы подраться, кого бы им побить сегодня.
 
Молодежь, пришедшая со стороны Ильинского и Пантылки, вначале подошла к пивникам, попили пива, кто по одной кружке, кто по две, три. Дальше закупили несколько бутылок водки, девчатам красного вина, кое-каких закусок и отправились на одну из улиц верхней части буквы «Т». Там у одного из пантыльских ребят жил родственник, поэтому вся группа расположилась возле его дома. Его хозяин вытащил два или три бидончика квасу, пригласил в дом к себе брата Витьки Суханова, еще неженатого Виктора. Виктор поздравил родственников с праздником, попросил грибочков соленых, да хлеба для закуски взрослым членам молодежной ватаги, в составе которой он сюда и прибыл. Сам тут же сел за стол, где вместе с хозяином они выпили самогонки, пообедали хорошо, и Виктор вышел на улицу, где разомлевшая молодежь уже настраивалась на гулянье по деревне и может быть и на столкновение с другими группами. Тогда ведь как было? Если сходили на праздник и не подрались, то вроде бы зря и сходили. Поэтому задавалам и главарям колонны наливали побольше самогонки для того, чтобы их привести в норму и настроить на драку. Такими здесь были трое парней. Один от деревни Жуйковцы, назовем его Аркашкой, двое из села Ильинское по имени Герка и Алешка. Все трое отличались необычайной смелостью, силой и умением драться.  Когда они дошли, что называется, до кондиции Николай Елькин, родственник Андрея Суханова, скомандовал:
- Всё, встали и пошли на кулачный бой с нашими вечными «врагами» из села Закаринье!
Гришка Елькин заиграл какой-то марш, парни и девчата поднялись, вокруг Гришки встали Аркашка, Герка, Алешка и Николай и колонна двинулась вверх улицы до площади. Перед площадью Гришка перешел на русскую барабушку, парни начали плясать, петь разного рода частушки, девчата и все сочувствующие группы шли сзади, среди которых были подрастающие Василий Суханов, Владимир Суханов, Николай Мельников и другие. Здесь же сзади бежали и десятилетние пацаны. Дойдя до площади, группа повернула на центральную улицу. Где-то примерно в центре, где стояли два магазина, встретились с другой группой молодежи, в центре которой выписывали кренделя ивакинские парни. «Задирая» друг друга, пока прошли, красуясь, друг перед дружкой своей удалью, зажигательными мелодиями гармошки, и разошлись, каждая своей дорогой. По сторонам из домов вышли жители Морозов, приглашенные в деревню гости, которые наблюдали за весельем молодежи, вспоминая свои молодые годы. Примерно через час образовалась еще одна группа молодежи и тоже с ухарством и смелостью задирала встречавшиеся ей группы. Кое-где группы останавливались, устраивали пляски вместе с девчатами, и снова шли навстречу друг другу.

Наконец, дойдя до площади, группа под руководством Николая Елькина заметила, что на площади уже кто-то пытается с помощью драки выдавить закаринскую молодежь.
- Давайте, поможем убрать этих «задавал» с площади! – крикнул Николай. И все наиболее смелые парни бросились в толпу дерущихся, почти не разбирая, кто здесь друг, а кто противник. Драка завязалась очень серьезная, в ход шли не только кулаки, но и ремни с большими пряжками, деревянные прутья и колья. Многие получили разбитые лица и синяки, драка продолжалась до тех пор, пока закаринские и поддерживающие их ребята не отступили от площади. Теперь на танцевальном пятачке плясали уже не закаринские, а ильинско-жуйковские и пантыльско-елькинские парни вместе с ивакинскими, начавшими эту заварушку. Пацаны упивались победой и хотели в будущем быть похожими на нынешних «героев», некоторые жители и гости Морозов также были довольны случившейся дракой.

 Понятно, что побитые закаринцы, хотя и не приближались дальше к площади, но и они не покинули село Морозы. Закаринцы облюбовали место внизу улицы (буквы «Т») и продолжали отплясывать кадриль и барабушку. Сочувствующие им лица собрались здесь же. Жители окрестных домов помогали забинтовать парней с разбитыми лицами и головами, так как их раны оказались неопасными для жизни. Многие из них продолжали здесь плясать и петь грозные частушки в адрес тех, кто их побил сегодня.

Где-то часам к пяти вечера молодежь большими группами начала покидать Морозы. Двинулись в обратный путь домой и молодые люди, образовавшие в Пантылке большую группу вместе с сопровождавшими их пацанами. Все наплясавшись, напевшись и находившись, возвращались поэтому молча, осовевшие, некоторые с разбитыми лицами, с синяками. У многих из них хмель уже выходил, поэтому хотелось пить, настроение, несмотря на победу, наблюдалось какое-то подавленное. Шли нога за ногу до Пантылки почти часа два. В Пантылке их снова угостили кого самогоном, кого брагой, всем, кто хотел, подавали квас. Поэтому настроение у молодежи поднялось и на танцевальном пятачке под гармошку, сначала сплясали барабушку девчата, а затем присоединились к ним и парни. Через час молодые люди, у кого не было родственников в Пантылке, начали собираться домой, предварительно разделившись на две небольшие колонны, одна из которых направилась в направлении Жуйковцы-Ильинское, другая – Елькинцы-Лукинцы. В результате временно танцевальный пятачок опустел.

Дальше в Пантылке начинался праздничный ужин. Все хозяйки что-то пекли для гостей из своих скромных запасов. Помнится, неотъемлемым атрибутом праздника были вареные яйца. Но в отличие от пасхи, их не красили. Дальше пекли шаньги и шанежки, слойки, и остывшие тонкие блины с застывшим маслом. С утра ставили в русскую печь какой-никакой суп. Если у кого сохранялось мясо от зимы, то заправляли мясом, если мяса уже не было, то суп варился постным. Затем запекали в печи картофельное пюре на молоке, сверху разбивали два-три яйца, и получалась божественная еда, покрытая коричневой пленкой.

После праздничного ужина пяточек снова ожил. Подвыпившие гости вместе с хозяевами почти все высыпали на улицу, которая расцвела довоенными нарядами девушек, парней, людей среднего и старшего возраста, мелодиями гармоней, популярными песнями того времени, танцами, частушками, разговорами стариков, которые были в общем-то довольны жизнью и не хотели новой войны. Поэтому они рассказывали друг другу всё, что они слышали от других бывалых людей. И это понятно, ибо никаких газет никто не читал, радио не было, об электричестве и не мечтали. Слышали от других о раскулачиваниях, о врагах народа, о расстрелах. Но всем нравился И.В. Сталин, политику которого поддерживало тогда подавляющее большинство населения. К полуночи праздник для большинства людей заканчивался, а молодежь продолжала «колобродить» вплоть до рассвета. Не видно было света, по понятным причинам, только в доме Васьки Стрижева. Его жене и снохе с детьми явно было не до праздников. Они ждали решения суда, хотя ни на что хорошее и не надеялись.
 
Таким образом, жизнь в деревне постепенно налаживалась, о раскулачивании фактически середняка Василия Стрижева, как-то и никто почти не упоминал, как будто бы так тому должно и быть. Вот память человеческая, сначала при раскулачивании Стрижева почти все взрослые жители Пантылки сочувствовали ему, а прошли год-два и все забыли, главным образом членов его семьи. Не зря Андрей Суханов так боялся раскулачивания и его семьи вместе с Аграфеной. 
В доме Аграфены и Андрея в праздник яичного заговенья отмечали не только сам праздник, сколько обмывали дом, перевезенный из починка. А так как в разборке, перевозе и сборке дома на новом месте были причастны большинство жителей деревни, то вместе с гостями их насчитывалось человек сорок. С этой целью перед домом был сколочен большой стол и лавки вокруг его по образцу и подобию стола, разобранного ранее перед домом Михаила Суханова. Только к концу второго дня праздник в Пантылке был закончен, так как посевная и посадка овощей еще продолжалась, и праздновать бесконечно, все понимали, нельзя.