День победы со слезами на глазах

                Россия, где мне аплодируют,
                Где мой отец и брат убит.
                Здесь мне подонки вслед скандируют
                Знакомое до боли: "Жид!!!"
                И знаю, как стихотворение,
                Где есть смертельная строфа,
                Анкету, где, как преступление,
                Маячит пятая графа.

                Валентин Гафт.


Сегодня, в день 80-летия победы над теми фашистскими оккупантами, хочу рассказать короткий эпизод из жизни моего отца.

Папа мало рассказывал о войне, воспоминания о годах, проведённых им на фронте, были слишком тяжелыми. Всё что я знал: начал он свою войну в 1941 году на ленинградском фронте, закончил в 1945, уже в Германии. Был шофёром, служил в разведке. Награждён орденами и медалями. Пять раз был ранен, имел две контузии.

После войны вернулся домой, в Ленинград, на прежнее место работы, в гараж молокозавода, и стал вновь, как и до войны, работать шофёром. Он ездил на машине с большой жёлтой бочкой на которой было написано  «Молоко». В рейс отец уезжал рано утром, получив путёвку с названием колхоза или совхоза Ленинградской области, откуда забирал молоко и привозил его на молочный комбинат в Ленинград. На комбинате, для сдачи молока, собиралась длинная очередь из таких же автомобилей. Порой, приходилось шоферам проводить в той очереди бессонные ночи, и возвращаться домой лишь под утро. День отдыха, и опять на работу.

Случилось это 8 мая 1980 года, в канун дня победы. Отец вернулся домой утром в совершенно подавленном состоянии. На все наши с мамой вопросы  - молчал. Он практически не пил алкоголь, тут же, выпив залпом целый стакан водки, заплакал. И его, что называется, прорвало:
- Как же они, су…и, так могут? В раздевалке, кроме меня, было ещё четверо, они выпивали. Среди них был и парторг нашей колонны. Он произнёс громко, чтобы я услышал, что вот, мол, русский народ, кровь проливал, а жиды в это время отсиживались в тылу. Я смолчал. Парторг, разогретый выпитой водкой, уже обращаясь ко мне, сказал: «Соломон, сознайся,  ведь ты же не воевал, а награды у тебя купленные».

Я смолчал, продолжая одеваться. Тогда он подошёл ко мне вплотную, и, толкнув в плечо, повторил сказанную фразу. Всё закипело во мне. Этот, не нюхавший пороха говнюк, смеет меня, проливавшего кровь на фронте, обвинять в подобном. Я почувствовал, что он намеревается меня ударить, воспользовавшись тем, что мои руки были заняты: вставлены в рукава рубашки, которую я собирался надеть через голову. В это мгновение у меня перед глазами всплыл другой случай. Это произошло в Белоруссии в 44 году - я тогда служил в разведке. Нас послали на задание во фронтовую полосу. В лесу наша группа наткнулась на немцев. Стрелять мы не имели права, наверно у них был тот же запрет на применение огнестрельного оружия. Я сцепился с одним крупным Фрицем. Схватив фашиста за руки, лишая возможности немцу воспользоваться зажатым в кулаке кинжалом, с силой ударил его головой в лицо...
Возможно это результат двух моих контузий, но мне сегодня, в раздевалке, показалось, что передо мной стоит тот здоровенный фашист. Дальше всё произошло автоматически, когда парторг замахнулся на меня, я ударил его головой в лицо. Страшно, что остальные, находящиеся в раздевалке, видя всё это, не остановили негодяя. И только, вошедший в это время слесарь Ренат Садыков, мой приятель, подошёл ко мне.

Допив оставшуюся в бутылке водку, папа заснул. Мы с мамой приняли решение, сейчас же поехать на работу к отцу, прямо к директору. Было неизвестно, насколько пострадал тот дядька от удара отца, и какие меры предпримет.

Разговор, точнее слова моей мамы, в кабинете директора автобазы:
- Для меня дико, когда люди творят подобные гадости. Тем более парторг предприятия. Я предупреждаю Вас, как коммунист коммуниста, что если он не извинится перед моим мужем публично, я, как коммунистка с тридцатилетним стажем, обращусь в горком партии. Уверена - они примут правильное решение. Такой человек не может возглавлять партийную организацию предприятия.

Дядька тот, выйдя на работу после двухнедельного лечения, извинился, оправдывая свою выходку тем, что был пьян. Остался ли он парторгом, я не знаю. Да и не за горами уже была Перестройка, когда коммунисты стали массово отрекаться от прошлой идеологии, сдавая свои партийные билеты.

ПС.
Военные награды моего отца, его правнучка передала в Яд ва-Шеми — израильский государственный национальный мемориал памяти Катастрофы (Холокоста).