Однажды... из милицейских историй. 2

Калуга. Начало пути в советской милиции...

Когда я впервые пришел работать в милицию по направлению из армии, началась необычная и интересная жизнь!
Мне было двадцать  один год, и я только что закончил курсы милиции, гордо получив звание милиционера-водителя. Для меня это был не просто первый шаг к профессии — это был настоящий вызов судьбе, возможность доказать себе и окружающим, что я готов стать защитником порядка. В те времена в Советском Союзе милиция была не просто системой обеспечения правопорядка, это был символ власти, стабильности и уверенности в завтрашнем дне. 

Наш экипаж назывался ПМГ — подвижная милицейская группа. В народе, конечно, шутили, что это значит "Помоги Мне Господи!", потому что, отправляясь на вызовы в глухую ночь, никто не знал, что нас ждёт. В нашем экипаже был участковый, старший группы — старший лейтенант, с опытом работы и строгим взглядом на службу. Он не терпел халатности и всегда подчёркивал, что каждое наше действие может повлиять на чью-то жизнь. Водителем был я, а ещё с нами ездил дружинник — обычный житель города , который добровольно помогал милиции в наведении порядка. Мы все были разные, но нас объединяла одна цель — выполнять свой долг перед государством и обществом. 

Моё первое дежурство началось в обычный вечер...
Во время патрулирования улиц запищала рация.
Старлей взял трубку, коротко ответил, записал адрес и сказал: 

— Поехали, ребята. Драка в общежитии на улице Ленина. 

Сердце у меня замерло. Это был мой первый реальный вызов, и я чувствовал, как в животе защекотало от волнения. 

Когда мы ехали до того  места, я чувствовал, как напряжение нарастает. Всё было в новинку: тёмные улицы Калуги, где каждая тень казалась подозрительной, и ожидание того, что нас ждёт по прибытии. Я поймал себя на мысли, что, несмотря на волнение, чувствую гордость — я часть чего-то большего, я не просто водитель, я представитель власти, готовый встать на защиту порядка. 

Но в глубине души я понимал: это только начало. Что бы ни случилось сегодня ночью, я должен держаться уверенно, как настоящий милиционер.

Когда мы подъехали к старому заводскому общежитию, ночь уже  окутывала немного  Калугу. Тусклые уличные фонари едва освещали тротуар, а в воздухе стоял запах сырости и плесени — типичный аромат заброшенных строений.
Здание общежития выглядело мрачно: потрескавшиеся стены, грязные окна и запах затхлости, исходящий из подъезда.
Мы вышли из машины, и старлей, проверив портупею с кобурой, коротко скомандовал: 

— Дружинник остаётся на улице, следит за машиной. Мы с водителем поднимаемся! 

Я кивнул, чувствуя, как сердце бьётся всё быстрее.
Мы вошли внутрь, и меня сразу же окутала тяжёлая атмосфера: запах затхлости, смешанный с перегаром, доносился из коридоров. Сторожиха, маленькая женщина с тревожным выражением лица, ждала нас у двери своей каморки. Увидев милиционеров, она сразу же забеспокоилась, заметалась,  теребя край фартука. 

— Ой, слава богу, вы приехали! — воскликнула она, голос её немного дрожал. — Тут драка была, страшная какая-то... Я услышала крики, звуки ударов, потом всё стихло... Я не знала, что делать, и вызвала вас! 

Старлей кивнул и спросил: 
— Где именно? 

— В комнате 17, на втором этаже. Но сейчас там тишина… Может, они уснули? — Она с надеждой посмотрела на нас. — Я сама заглядывала — дверь не заперта, а внутри они лежат, как мёртвые, вдруг чего? 

Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Мёртвые? Нет, это не может быть.
Мы поднялись на второй этаж, и старлей постучал в дверь комнаты 17. Ответа не последовало. Он потянул ручку — дверь поддалась. 

Комната была небольшой, с покосившейся мебелью и облупившимися стенами. Всё вокруг источало запах водки и пота. В углу на полу лежала женщина в помятом платье, с разбитым лицом. Её нос и губа были в крови, а на полу и стенах виднелись следы пальцев, оставленные, видимо, во время драки. Она громко храпела, раскинув руки. На кровати валялся мужчина, тоже в перепачканной одежде, он храпел чуть тише, но тоже спал крепким сном. 

Старлей огляделся, затем твёрдо произнёс: 

— Проверяем, живы ли. 

Мы подошли к женщине, старлей слегка потряс её за плечо, но она лишь глубже вздохнула и перевернулась на бок, продолжая храпеть. 

— Спит?, — сказал я, стараясь не показать волнение. 

— Спят, — подтвердил старлей. — Но сначала разберёмся, что здесь произошло. 

Старлей, оставив женщину в покое, повернулся к мужчине на кровати. Тот лежал, как мешок, с открытым ртом, и его грудь слегка вздымалась в такт храпу. Участковый потряс его за плечо, но мужчина лишь глубже вздохнул и перевернулся на другой бок. 

— Эй, вставай! — резко сказал старлей, повысив голос. 

Мужчина слабо застонал, но не проснулся. Старлей вздохнул и с силой потряс его за плечо. Наконец, мужчина открыл глаза, с трудом сфокусировал взгляд и попытался сесть, но тут же снова завалился на бок, моргая и оглядываясь с недоумением. 

— Что… где я? — пробормотал он, голос был хриплым и невнятным. 

— Ты в общежитии. Ты знаешь, что здесь произошло? — спросил старлей, не сводя с него  взгляда. 

Мужчина моргнул, затем оглядел комнату, будто только сейчас заметил разгром. Его взгляд остановился на женщине, которая всё ещё храпела на полу. Он нахмурился, попытался вспомнить, но затем снова потер лицо руками. 

— Я… я не помню… — пробормотал он. — Мы пили… кажется… 

— Пили, — подтвердил старлей. — А потом? Что было потом? 

Мужчина снова попытался встать, но ноги подкосились, и он сел прямо на пол. Он потёр лицо, затем посмотрел на свои руки, покрытые засохшей кровью. Его лицо исказила гримаса ужаса. 

— Я… я её что,  ударил? — прошептал он, будто только сейчас осознал, что произошло. 

— Ты не помнишь? — спросил старлей. 

Мужчина замялся, затем покачал головой: 

— Я не помню… Я пил… Много пил… 

Старлей вздохнул и повернулся ко мне: 
— Попробуй разбудить женщину. 

Я присел рядом с ней, осторожно потряс за плечо, но она лишь глубже вздохнула и перевернулась на другой бок. Я попробовал громче окликнуть её, но она не реагировала. 

— Не просыпается, — сказал я. 

Старлей нахмурился, затем встал и оглядел комнату. На столе стояли пустые бутылки, огрызки яблок, ломти хлеба, куски сала и лук. Всё указывало на типичную пьяную ссору, которая закончилась разгромом и сном. 

— Ладно, — сказал старлей. — Пусть спит. А ты, — он указал на мужчину, — вставай. Ты поедешь с нами в отделение. 

Мужчина моргнул, затем попытался встать, но снова покачнулся. Старлей взял его под руку и потянул вверх. 

— Тебе нужно протрезветь, — сказал он. — И объяснить, что здесь произошло! 

Мужчина, всё ещё в состоянии легкой прострации, кивнул. 

— А она? — спросил он, указав на женщину. 

— Она останется здесь, — ответил старлей. — Пусть спит, только перетащи её на кровать!

Я оглядел женщину, всё ещё лежащую в углу, она так и спала навзничь! Мужик с трудом оттащил ее к кровати и уложив, прикрыл ноги грязным одеялом...

После того как мы забрали мужчину и отвезли его в отделение, ночь пошла на спад. В "обезьяннике" он, как и ожидалось, снова уснул, уронив голову на топчан. Старлей, убедившись, что всё под контролем, сделал необходимые записи, оформил рапорт, и мы закончили свою смену... 

Дежурство было  окончено, и в воздухе уже чувствовался приближающийся рассвет. Город просыпался, где-то вдалеке раздавались первые звуки троллейбусов, а улицы, ещё недавно тёмные и пустынные, начали оживать. Я сел за руль, чувствуя приятную усталость и погнал сдавать ее в гараж. За ночь было несколько незначительных происшествий: пьяный дебошир у вокзала, ссора в подъезде, и даже небольшая авария, где мы помогли регулировать движение до прибытия ГАИ. Всё это было частью обыденности службы, и, хотя ничего серьёзного не случилось, я чувствовал, что прошёл через нечто важное. 

После того как я поставил машину,  направился домой. Улицы Калуги уже проснулись, и я шёл, чувствуя, как усталость смешивается с лёгким возбуждением. Всё прошло нормально, думаю, что я справился неплохо.
Да, это был всего лишь первый день службы, но я уже чувствовал, что стал частью чего-то большего. 

Дома я умылся, переоделся и упал на кровать. Мышцы ныли от усталости, но сознание было ясным. Я знал, что завтра снова будет дежурство, новые вызовы и новые испытания. Но в этот момент я просто закрыл глаза и уснул, думая, что прошёл первый экзамен милиции и неплохо.

Проснулся я от звонка в дверь. Сначала даже не понял, кто это может быть — в такую рань редко кто приходит. Я бросил взгляд на часы: ого, уже  полдень. Значит, я спал почти десять часов, и усталость всё ещё меня не отпускала.
Я медленно встал, накинул халат и пошёл открывать дверь. 

На пороге стоял водитель дежурной машины из РОВД — крепкий мужчина лет сорока, с серьёзным видом. Увидев меня, он кивнул и сказал: 
— Собирайся. Тебя вызывают в прокуратуру. 

— В прокуратуру? — переспросил я, не веря своим ушам. — Зачем? 

— Не знаю, но тебя там ждут. 

Я задумался, пытаясь вспомнить, что могло произойти. Всё же за ночь мы не совершили ничего такого, что могло бы вызвать интерес прокуратуры. Возможно, дело в каком-то протоколе или оформлении документов? Или, может быть, старлей что-то потом уже  натворил? 

Не став спорить, я быстро собрался и вышел. Водитель уже сидел в машине, и я сел рядом. Мы тронулись с места, и я почувствовал, как внутри начинает нарастать тревога. Прокуратура — это не просто беседа. Это значит, что где-то произошла серьёзная ошибка! 

Когда мы приехали, меня сразу же провели в кабинет следователя. Это был мужчина средних лет, в строгом костюме, с холодным, проницательным взглядом. Он сидел за столом, перед собой разложив какие-то документы. Он даже не поздоровался, а сразу же начал: 
— Ты участвовал в вызове на улице Ленина? В общежитии? 

— Да, — ответил я, чувствуя, как внутри всё напряглось. 

— Что вы сделали, когда приехали? 

Я вкратце описал ситуацию: сторожиха вызвала нас из-за драки, мы вошли в комнату, увидели пьяных мужчину и женщину, пытались их разбудить, но женщина не проснулась, поэтому мы забрали мужчину в отделение.  Всё!

Следователь молчал, внимательно слушая. Затем он резко спросил: 

— Почему вы не вызвали "Скорую помощь"? 

Я замер. 
— Какую "Скорую"? — не понял я. — Они были пьяны, просто спали! 

Следователь пристально посмотрел на меня, затем сказал: 
— Ты уверен, что женщина действительно спала? 

— Ну… да, — ответил я, вспоминая, как она храпела. — Мы пытались её разбудить, но она не проснулась. Даже храпела во сне!

— А может быть, она не храпела, а хрипела? — вкрадчиво спросил следователь. 

Я не понял.... 

— Я что, храпящих не слышал? Она спала, храпела, даже шевелилась, когда мы её пытались разбудить! 

Следователь молчал несколько секунд, затем резко подвинул ко мне лист бумаги: 
— Посмотри сюда. Это заключение патологоанатома. Женщина умерла утром от травмы головы. А вот это — фотография. Посмотри на затылок! 

Я посмотрел на снимок. На затылке женщины действительно была большая и глубокая  рана, и я почувствовал, как внутри всё похолодело. 

— Вы могли спасти её, — твёрдо сказал следователь. — Но вместо этого вы оставили её одну!  Без помощи!

Я сглотнул, не зная, что сказать. 

— Вы могли бы вызвать "Скорую", — продолжал следователь. — Вы могли бы оказать ей помощь. Вместо этого вы просто ушли! 

Мне стало нехорошо. Я вспомнил, как мы будили женщину, как она шевелилась, как храпела. Я был уверен, что она жива. Но теперь… теперь я не был так уверен.

Я сидел в кабинете следователя, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Мои мысли метались, пытаясь осознать, что произошло. Как такое вообще возможно? Мы были в комнате, видели женщину, она дышала, храпела, даже шевелилась, когда мы её будили. Но теперь передо мной лежало заключение, подтверждающее её смерть, а фотография с раной на затылке свидетельствовала о том, что мы  ошиблись. 

— Ты понимаешь, насколько серьёзно это может быть? — спросил следователь, не сводя с меня пристального взгляда. — Ты и  старший офицер могли спасти человека, но вместо этого вы оба оставили её в опасности! 

Я судорожно сглотнул, пытаясь подобрать слова: 
— Мы… Мы думали, что она просто пьяна. Она храпела, шевелилась. Мы не видели никаких признаков, что с ней что-то не так… 

— Это не оправдание, — резко перебил он. — Вы обязаны были оценить ситуацию правильно. Если человек в бессознательном состоянии, вы должны были вызвать медицинскую помощь. Это базовые знания, которые вам преподавали на  милицейских курсах! Так ведь? 

Я опустил взгляд, чувствуя, как внутри нарастает паника. Он прав. Мы должны были быть внимательнее. Мы должны были сделать больше. 

— Я… Я не думал, что это может быть так серьёзно, — пробормотал я. — Я думал, что это обычная драка между пьяными… 

— Вот в этом и проблема, — сказал следователь, откинувшись на спинку стула. — Ты думал, что это обычная ситуация. А женщина умерла! 

Он замолчал, давая мне осмыслить его слова. Я чувствовал, как внутри меня растёт вина. Я вспомнил, как мы будили женщину, как она переворачивалась, как храпела. Неужели мы действительно могли ошибиться? Неужели она уже тогда была на грани? 

Следователь вздохнул и сказал: 
— Ты ещё не получил  удостоверения, милицейской формы и это твоё первое дежурство. Поэтому, возможно, тебе повезло. Дело на тебя заводить не станут. Но  старший офицер получит строгий выговор! 

Я почувствовал облегчение, но оно было мимолётным. Потому что, несмотря на то, что меня не привлекут к ответственности, внутри я всё равно чувствовал свою вину. 

— Вы понимаете, что мы не знали? — наконец решился я спросить. — Мы думали, что она просто спит… 

— Я понимаю, — ответил следователь, но его голос оставался строгим. — Но вы же работаете в милиции. И ваша задача — не просто разбираться с пьяными драками. Ваша задача — защищать жизни и здоровье граждан. И если вы не будете этого делать, то вы не имеете права носить форму! 

Я опустил взгляд, не в силах возразить. Он прав. Мы могли спасти её. Мы могли сделать больше. Но мы этого не сделали... 

Следователь закрыл папку с документами и сказал: 
— Ты свободен. Но запомни — в следующий раз будь внимательнее! 

Я кивнул, чувствуя, как внутри всё  дрожит. Я встал, попрощался и вышел из кабинета. Когда я оказался на улице, солнце уже садилось, и воздух был прохладным. Я вдохнул полной грудью, пытаясь отогнать мысли, которые не давали мне покоя. 

Теперь то я знал, что этот случай останется со мной надолго. 

Это был не просто первый вызов. Это был первый и крупный урок! 

Урок о том, что в нашей работе нет никаких мелочей. Что каждое решение, каждый поступок может повлиять на чью-то жизнь. И что нельзя полагаться на первое впечатление — нужно всегда проверять, убеждаться, действовать правильно! 

Я сел в машину, которая ждала меня, и поехал домой. В голове стучала одна мысль: 
— Если бы мы вызвали "Скорую", она бы жила!... 

После того случая я стал иначе смотреть на свою работу. То дежурство, которое должно было стать просто рутинным, оказалось поворотным моментом в моей работе. Я впервые понял, что быть милиционером — это не просто выполнять обязанности, не просто следить за порядком на улицах, это значит нести ответственность за жизни людей. Даже в самых, казалось бы, обыденных ситуациях нельзя расслабляться, нельзя делать поспешных выводов. 

Каждый вызов, каждое происшествие требует максимального внимания. Я больше не позволял себе думать, что пьяные драки — это несерьёзно, что если человек храпит, значит, он просто уснул, что если кто-то не реагирует, значит, он просто не хочет с нами разговаривать. Теперь я знал — всё может быть иначе. Люди могут быть в бессознательном состоянии, могут быть ранены, могут нуждаться в срочной помощи, и если я не сделаю всё возможное, чтобы убедиться в обратном, то  можно потерять их!

Я стал более осторожным, более внимательным. При каждом вызове я проверял всё дважды, убеждался, что с людьми всё в порядке, прежде чем принимать решение. Пусть я и водитель, но я человек в форме и это моя обязанность- защита людей! Я не позволял себе расслабляться, не позволял себе действовать на автомате. Я знал, что одно любое  неверное действие может привести к трагедии. 

Но больше всего этот случай повлиял на моё отношение к старшим офицерам. До того момента я считал, что если старший лейтенант принимает решение, значит, оно правильное. Я не задавал лишних вопросов, не сомневался. Но теперь я понимал, что даже опытные сотрудники могут ошибаться. И если ты чувствуешь, что что-то не так, ты должен высказать своё мнение даже и ему. Ты должен предложить альтернативу. Потому что молчание — это тоже выбор. И иногда этот выбор может стоить кому-то жизни! 

После того случая старлей получил строгий выговор. Он не говорил со мной об этом напрямую, но я видел, как он тоже изменился. Он стал более осторожным, более внимательным к деталям. Он тоже понял, что нельзя полагаться только на опыт — нужно всегда проверять, убеждаться, действовать осторожно. 

А я? Я стал лучше и больше  учиться. Я даже начал изучать медицинские азы, чтобы понимать, как определить, что человек в опасности. Я стал больше читать о правилах оказания первой помощи, о том, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Я знал, что если в следующий раз я столкнусь с подобным, я должен быть готов ко всему!

Этот случай изменил меня. Он сделал меня не просто водителем-милиционером. Он сделал меня  сотрудником милиции. 

И я знал, что никогда не забуду тот первый вызов. Потому что он научил меня главному — что в нашей работе нет никаких мелочей. И что каждый день, проведённый на службе, может стать чьей-то последней надеждой.

С тех пор прошло много лет, но тот случай навсегда отпечатался в моей памяти. Он стал для меня важным уроком — уроком внимательности, ответственности и осторожности. Я понял, что в милиции нет мелочей, что каждое решение, каждый поступок может иметь последствия, о которых мы даже не задумываемся в момент действия. 

Я стал иначе подходить к каждому вызову. Не позволял себе делать поспешных выводов, не расслаблялся, даже если ситуация казалась обычной. Я всегда проверял, всё ли в порядке с людьми, которые попадали в наши руки, и, если возникали сомнения, действовал, а не надеялся на удачу.   

И, пожалуй, самый главный урок, который я усвоил: никогда не переставать учиться, никогда не переставать задавать вопросы и никогда не позволять себе действовать на автомате. Потому что в милиции, как и в жизни, каждая мелочь может изменить всё!

г. Калуга. 1974 г.