На грани. из книги Суйгинки

На Грани.

Не понимаю, что такое Бог.
Не принимаю ритуалов церкви.
Но точно знаю: в мире  нечто есть… 
(О самом сложном)
От автора.
 
1.Связи.

На смене тысячелетия в  семье один за другим  стали уходить наши близкие. Неожиданным ударом  и как-то нелепо пришла смерть двадцатилетнего племянника. Впервые за долгие годы семья собралась по такому  страшному поводу, только отец был далеко. Так уж случилось, что в конце жизни мои родители разъехались: мама больше не могла выдерживать тяжёлый сельский быт, отец хотел ничего в жизни не менять.
Чувства у нас были обострены до предела, замечались любые детали, обсуждались все приметы, но всем одновременно нечто показаться не может…
В этот вечер все было как обычно: дочка уже спала рядом со мной, в соседней комнате укладывалась мама, а мне послышался как будто шёпот. Я приподнялась, прислушиваясь: едва различимый звук как будто исходил из  квартиры выше. И вдруг с криком «мама, мне страшно!» моя девочка подскочила и  словно вцепилась в меня… Забежала мама, включили свет и через некоторое время, успокоив ребёнка, снова улеглись.
Грохот падающих полок с книгами взорвал нас мгновенно! Включили свет - полки с книгами на месте. Рыдающую дочку долго не могли успокоить, она ничего не говорила, только тряслась и судорожно цеплялась за нас. Улеглись все на одной кровати, не выключая свет в коридоре. Остатки ночи прошли  в полудреме, а рано утром мама вышла вслед за мной на кухню и сказала, что ночью слышала голос отца, он звал её по имени. Я конечно маму успокоила, логично предположив, что она могла услышать соседей сверху, ведь у мамы с соседкой одно имя.
С тем и оставила, отправившись на работу. А в обед ко мне приехала сестра  и сообщила, что пришла из деревни телеграмма: отец умер…
Мороз в том ноябре был страшным, осилить дорогу с пешим  переходом через широкую Обь слабенькая мама, ещё не оправившись от смерти внука, не смогла бы. Решено было поехать мне с младшей сестрой, и этот путь стал  большим испытанием…
Доехав до районного центра на частнике, мы несколько часов должны были ожидать автобуса до переправы. От пробирающего до костей холода, немного спасали предусмотрительно взятые валенки, а когда мы совсем окоченели, пришлось в местной забегаловке выпить водки, вызвав недоумение тамошних завсегдатаев ещё и принесёнными с собой траурными венками.
Через Обь бежали бегом не только потому, чтобы скорее попасть в тепло, но и чтобы просто хватило место в следующем автобусе. Оставшуюся часть пути отогревались в тесноте заднего сидения, почти не воспринимая окружающего…
В родном доме, показавшимся  сразу таким чужим, мы всю ночь наводили порядок по маминым наказам. Деревенские мужики, кто из друзей отца, кто из дальних родственников без перерыва подбрасывали в печь дрова, пили чай и разговаривали. Вспоминали молодость, радости и горести судеб, даже шутили.
Смерть отца мы восприняли без надрыва, даже спокойно, никто из нас у гроба не плакал. Да и отец казался совсем чужим, абсолютно не похожим на того, кого видели прежде.
До кладбища ехали на автобусе, мороз в 50 градусов не позволил отдать дань традиции, идти за гробом до самого кладбища. Все окоченели и торопились… По этой причине или по неведомой нам, но гроб с покойником вдруг вырвался из рук крепких мужиков и вывернулся со всем содержимым на дно узкой могилы…
И вот тут-то наше дочернее спокойствие прорвало - мы завыли от страха и дурного предзнаменования…
Мама умерла через две недели. Ночью проснулись от жуткого крика, мама неподвижно сидела в кресле: сердце разорвалось. Старухи потом говорили, что это отец забрал с собой.
Этот случай мы не раз вспоминали, а однажды моя уже взрослая дочь наконец рассказала, что  услышала в ту странную ночь:  злой голос деда, он  страшно матерился… И не мудрено-не хотел видно уходить в одиночестве… И к кому, как ни к нам  мог рваться его дух: к жене, привязанной мучительной связью, дочери, одной только из шести детей, так похожей внешне, и внучке, которую любил и ждал больше всех.
 
2. Поминальные наказы.

До сих пор ничего не понимаю в поминальных ритуалах, конечно люди понапридумывали всякое, но зачем-то именно такие. И я старалась выполнять эти условности, а когда что-то упускала, меня поправляли…
В девять дней отца мы поминали в семейном кругу, а сороковины выпали на рабочий день, и каждый собрал стол по –своему. Я после работы пригласила соседок на ужин и спиртное настойчиво не предлагала, как-то всем не хотелось. А в ночь приснился мне отец: сидит около ворот родного дома в рубище нищего и побирается, в шапке у колен копеечки блестят.
Я о том, что отец умер, не понимаю, бросаюсь к нему удивлённо: «Ты что, отец, стыдно как, зачем ты побираешься?!» А он в ответ: « У меня денег нет, а ты же бутылочку не купила, а выпить так хочется…» 
На следующий день ужин накрыла для соседок снова, объяснила причину выпивки… А в ночь опять приснился отец, весёлый и мою маленькую дочку на руках подбрасывает.  В этот раз я осознаю, что он умер и мне как-то не по себе, что отец прикасается к дочке. Быстро забираю её и спрашиваю, доволен ли он, ведь все сделала, как велел. Отец радостно ответил, что очень доволен, вот только выпечку мою, орешки с варёной сгущёнкой, не  успел попробовать.
Пришлось мне и на третий вечер соседок приглашать на чай с моими фирменными орешками. Отец остался доволен, больше не поправлял…
Ну а мамины поминальные наказы были совсем другими…
Мама приснилась вскорести после похорон, и сон был таким  детально ярким и от того, что все происходило в интерьере моей квартиры, казался на грани реальности…
В спальне распахнулась дверь, вошла мама и прилегла с краю кровати возле внучки. Я испуганно вскочила на пол и молча смотрю на них. Мама замечает мой страх и иронически спрашивает: « Ты что меня боишься?» Я со слезами, ответила, что моя мама никогда бы меня не пугала. И в эту секунду интерьер спальни перестал быть реалистичным, мамино присутствие нисходило откуда-то сверху, стала слышать только её голос. Больше говорила она: сначала очень настойчиво приказала не носить её халат, который я оставила на память, несмотря на то, что именно в нём мама и умерла: «Неужели ты не чувствуешь, как я срываю этот халат с тебя?». На мой изумлённый вопрос «почему?» не ответила, только ,продолжив, наказала халат постирать и положить на антрессоли в том доме, где она провела свою последнюю ночь.
Говорила мама о многом  очень личном для меня,  о чем не хочется  рассказывать посторонним, но главной  мыслью её послания стал наказ никогда не проклинать, даже если человек делает тебе невыносимо больно. Врезалась в моё сознание одна фраза дословно: «Проклинать легко- прощаться тяжело».
Я мало спрашивала, но знать, сколько мама пробудет рядом со мной, очень хотела. « До сорока дней, »- отвечала мама и вдруг снова оказалась в проёме спальни и, поклонившись в пояс, стала удаляться почему-то в окружении двух больших собак.
Я проснулась вся в слезах лицом к открытой двери спальни… Все мамины наказы я выполняю, хотя бывает очень трудно.
Родители снятся не часто, но когда их вижу, так радостно на душе, светло и всегда хочется сделать для них что-то хорошее, сказать доброе, что не успела при жизни…

3. Границы.

Рядом с нами по соседству жили старики Саклины. Высокий худощавый дед Саклин иногда заходил  поболтать по-соседски и угощал диковинными для с нас с сестрёнкой сушёными фруктами. Особенной дружбы со стариками не было, наоборот, бывали и небольшие размолвки: то их курицу, забредшую на наш двор поклевать пшена за компанию, подерёт хозяйская собака, то зародится подозрение по пропаже денег, вдруг найденных на  месте, где сто раз смотрели. Но когда дед однажды осенью уже с ночными заморозками пропал в лесу и блуждал несколько дней, переживали мы все. Деда едва живого нашли, но насквозь застуженный он прожил недолго.
Родители, как и другие соседи, помогали, чем могли с похоронами и в этот вечер пошли «посидеть» у гроба, попрощаться.
Нас малышню оставили на старших братьев, один из которых был совсем взрослым, уже после армии. То ли от того, что нам было как-то страшновато, а мы хорохорились, не желая этого показывать, то ли  просто любили распустить язык и шутить по-черному, сейчас и не вспомню, но юмор по поводу умершего деда был не в меру заковырист, каждый из нас старался переплюнуть другого.
Погода в этот вечер была пасмурная, к уныло моросящему дождю добавился ветер, хлеставший ветками черёмухи по оконным стеклам. И чем мы больше юморили, тем сильнее завывал ветер, и становилось неуютно тревожно. Наконец мы замолчали, и в этой тишине послышались шаги на чердаке, на «крыше», как мы по-деревенски говорили. Нам с сестрой стало страшно, и мы заплакали. Братья, чтобы развеять наши страхи, забрались через кладовку под крышу. Конечно, никого они там не обнаружили и, чтобы подбодрить, даже посмеялись над плаксами. Только мы немного успокоились, как все отчётливо услышали непонятные звуки в подполе, как будто что-то двигали. Мы завыли в два голоса, братья, переглянувшись, взяли  фонарик, кухонный нож и  полезли в подполье. Но и там  никого не нашли. Пытались успокоить нас предположениями о шастающих по ночам котах, о том, что входные двери крепко заперты и забраться посторонним в дом невозможно…
Мы подвывали не переставая, на нас уже не шикали, братья насупившись сидели молча до прихода родителей. Взахлеб мы рассказывали маме о случившемся, она сопли нам вытерла, ругать не ругала, только и сказала: «Дошутились…».
Это был первый случай, когда в родном доме было до жути страшно, видимо, преступили мы границу дозволенного.
Второй раз, когда я испытала сковывающее ужасом чувство, было гораздо позднее, когда с молодым мужем решили ночевать подальше от семейной суеты под крышей бани.
Та летняя ночь была кромешной, но свет в предбаннике мы  отключили: не было никаких опасений. Забрались под полог в тёпло стеганного ватой одеяла и не успели улечься, как оба просто кожей почувствовали движение вокруг, нет, не совсем близко с нами, а  ближе к изголовью за завесой полога. Мгновенно похолодели от ужаса и не могли даже прошептать и слова, только сжали руки друг друга. Это страх длился секунды, а затем сознание отключилось. Проснулись мы утром, не договариваясь, собрали пожитки и больше на бане не ночевали. Видимо, и здесь нарушили какие-то неведомые нам границы…


4. Где-то там…

Сны с ушедшими родителями мы до сих пор воспринимаем как возможность  с годами неутихающей потребности общения с ними, а потом размышления о правильности своих  мыслей и поступков. Каждый из нас привносит своё субъективное понимание в сюжеты снов. Но был один сон, который мы не могли принять иначе как материнский приказ.
Маму похоронили в студёном декабре, а весной решили обустроить могилку уже основательно, с современными материалами и представлениями как удобнее ухаживать. Собрались сестрами, посмотрели по фирмам отделочный мрамор, даже наметили начало работ. В общие планы не стали посвещать только одну из сестёр: не хотели обременять, итак одной с двумя детьми ей жилось материально трудно. Вот она-то и позвонила вечером накануне предполагаемых работ. Начала она разговор в растерянности, извинялась, что нести будет почти бред, самой ничего не понятно, но мама во сне велела передать все в точности. А наказала она девчонкам ремонт ей не делать, все равно там её нет. А когда сестра спросила: «А что, если они ремонт уже сделали?», ответила, что попугает немного и всё.
Мы все были поражены: нарочно не придумаешь такого хода событий, нельзя не поверить наказу, переданному так опосредованно и в то время точно. Конечно, от планов мы отказались, привели место захоронения в порядок поскромнее, без европейского налёта. А позднее, приходя к маме «прибраться», точно ощущали, что её здесь нет… Так хочется верить, что дух её в светлом месте, что может мама наконец отдохнуть от тяжелой своей жизни в бесконечной работе и заботе о нас, может порадоваться и побаловать себя. Ведь мы так мало успели о ней позаботиться… 
Не знаю вместе ли наши родители, но и  наказ отца семьёй был получен …
В родной деревне остался жить только один из братьев, любивший охоту и рыбалку, чувствующий себя счастливым в этой таёжной стихии. Родительским домом определили распоряжаться именно ему. Брат не захотел продавать дом за копейки, переезжать со своей уже обустроенной усадьбы смысла не видел, и дом постепенно умирал. Однажды в пору тотального дефицита в сельской местности самых обыкновенных  для быта вещей решился брат потревожить родное гнездо: снял внутренние двери и выбрал кирпичи из печи…
О подробностях сна брат не рассказывал, поделился только общей картинкой: отец в облике коренастого домового строго грозит пальцем и выжигает подступы пламенем. А о своем пробуждении сказал только: проснулся в холодном поту и больше брать что-нибудь  в доме зарёкся.
Отец строил дом своими руками один, даже инструменты мастерил самостоятельно. И если может душа выбирать себе пристанище, то место отца может быть именно там. Да и мамина душа всегда тосковала по дому, как бы ни было там всё сложно.


5. Слово было крепкое…

В сельской глубинке очень часто судачат о таинственном, колдовском, и зачастую фольклорные фантазии переплетаются со случаями из жизни реальных людей, живущих рядом.
Горемычная судьба Коли Коткина не раз обсуждалась в нашей семье как пример силы ведуньего слова и расплаты за проступок, совершённый по молодости и потому отчасти  по глупости.
Колю родня считала красавчиком, он и впрямь был смазливым: мелкие приятные черты лица, тёмные волосы слегка кучерявятся, ростом невысок, но сложён отлично. Ну а как запоёт «червону руту, не шукай вечорами», так девичьи сердца окончательно тают… Вот и эта девчушка в городскую Колину бытность не смогла устоять перед его чарами. Девчонка - сиротка работала в городе швеёй, а каждый выходной спешила  к бабушке, которая души в ней не чаяла. Внешностью бабушкина любимица была самой обыкновенной, по характеру несмелой, даже застенчивой, но смотрела на Колю так открыто и  преданно, что парень решил жениться и даже привез девушку знакомиться с родителями. Готовились к свадьбе, Коля купил отрезы на костюмы, и само собой невеста решила сшить наряды сама на выходных у бабушки.
А у Коли  в это время случилось нечто, что перевернуло все его планы: на заводских танцах он встретил Её-нагловатую, вызывающе пёструю новенькую повариху. И если раньше девчонки за ним увивались, то теперь и  его как скрутило. Ни о ком думать не мог,  напрочь забыл и  о своих обещаниях перед  невестой, да что там, по правде,  уже женой.
Скрываться не стал, выпалил как на духу. Девчонка держалась стойко, не унижалась, не плакала, сказала, что уедет  в деревню к бабушке  и пригласила отрез на костюм забрать, что уж теперь, не пропадать же добру.
Сколько раз потом родня убивалась: зачем поехал, плюнул бы на этот отрез, не случилось бы может того…
Но Коля поехал… девчонка делала вид, что ничего не случилось, и его просила изображать перед бабушкой жениха, пусть порадуется за сиротинку. Бабушка почтевала разносолами, подливала наливочки, нахваливала жениха…
Коля женился  на своей поварихе, а через пару недель она ушла, с какой стати ей жить с придурошным. А с Колей действительно беда: слышатся ему голоса, день и ночь не дают покоя. Оказался парень в местной психиатричке, и вроде все прошло, вернулся, словно погашенный, к родителям в деревню. Устроился на работу, от  бывшего ходака и следа не осталось, но по прежней памяти местные зазнобы заглядывались. И как только Коля начинал в ответ проявлять своё мужское внимание, голоса вновь возвращались, и скоро вся деревня знала о странностях парня. Мать Коли обращалась к знахарям, но никто помочь не смог, говорили, слово было крепкое послано, не отворотить… Ездила мать с поклоном и к бабушке обиженной сиротки, в ногах валялась, просила прощения за сына, умоляла. Бабушка лишь удивлённые глаза сделала, знать не знаю, про что говорите.
В общем, слава дурачка приросла к Коле крепко, никакой жизни в деревне не стало, и семья переехала подальше, затерялась…
Бабушкино ли слово было таким крепким или Колина совесть ему покоя не давала… Кто знает? Но что-то в этой истории есть, как и в случае с маминой сестрой Анной.
Тетя Аня, а по деревенской манере её чаще называли Нюра, была бездетной, хотя замужем побывала дважды и выявленных причин бесплодия не имела. От своей бездетности она, как всем казалось, особенно не страдала или вида не показывала, по крайней мере разговоров про то в семье не слышала. А вот байку про причину её бесплодия вспоминали не раз. По молодости лет тетя Нюра с подружкой перед замужеством, затюканные многочисленными младшими сестрами и голодухой, обратились в местной бабке-знахарке, и та провела обряд на бесплодие. Бабка что-то шептала на камни, политые менструальной кровью просительниц, и затем велела зарыть камни в землю. Наказывала бабка хорошенько запомнить место, и когда придёт охота на детишек, тот камень отрыть, тогда обряд силу утратит. Девки только ржали, как кобылицы, уверяя, что не скоро  им охота придёт…
Тёти Нюрина подружка свой камень потом искала, да не нашла, хоть место было и приметное. Так обе они и остались бездетными…
Эта история звучала для нас  как  случай давно минувших лет, и думалось, что подобные обряды давно забыты. Ан, нет…
На моей памяти странно коротко сложилась жизнь молодожёнов по соседству. Родители молодых очень загодя готовились к свадьбе и не просто гуляние устроили для многочисленных гостей, а купили дом будущей семье, сделали необходимый ремонт, только живи и радуйся. Прорадовались ровно неделю. Молодая, ничего не объясняя, вернулась в дом родителей. Сколько ни добивались ответа родственники, ничего не прояснилось, одно толдычит, не могу больше, не буду жить. Гуляли по деревне разные версии случившегося, одна краше другой. Но ни сама молодая, ни брошенный так внезапно муж  в этих разговорах не участвовали. Прошло несколько лет, и каждый из них устроил вполне счастливо свою судьбу, и только тогда поделилась молодая причиной такого спонтанного поступка.  С первого же дня семейной жизни  в минуту близости чувствовала она невыносимый запах фекалий.  Как только нет рядом мужа, никаких посторонних запахов не чувствует.  Говорила молодая, что это свадебный подарок бабушки жениха, полуцыганки-полумолдованки, уж очень недовольна была выбором внука. Старуха знать  ведала про нужное крепкое слово…

6. От судьбы не уйдёшь.

В девяностые годы повылазили из всех щелей экстрасенсы разных мастей, и народ, словно одуревший, кинулся во все тяжкие по гадалкам и местечковым лекарям, непременно «потомственным» для пущей убедительности.
В военном городке, где я жила в то время, перед отправлением бригады для боевых действий во вторую Чеченскую войну тоже была, если не истерия, то попытка любыми способами защитить своих близких и силой слова.
Помню, по местному телевидению показывали интервью  не то психолога, не то новомодного исследователя о влиянии ритмов на человека. В качестве эксперимента предлагали участникам боевых действий  читать защитные рифмованные молитвы и утверждали, что все участники первой военной компании  остались живы именно по этой причине. Хотели верить во всё, что может хоть как-то уберечь, и потому группа молодых офицеров от приёма у парапсихолога не отказалась.  Не знаю, что это было за занятие, но сына моей коллеги с этой встречи выгнали.  Мать изгнанного скептика очень сильно переживала и, чтобы хоть как-то успокоиться, решила сходить на индивидуальный приём к этому специалисту.
Женщина-парапсихолог приняла коллегу вполне радушно, уверила, что никой угрозы в жизни сына она не увидела, а удалила его с занятия только потому, что своим несерьёзным настроем он мешал ей работать с остальными.  И вообще, утверждала  специалистка, группа по метафизическим характеристикам благополучная, и только одному присутствующему она категорически не рекомендовала идти на войну. С ним она провела дополнительно консультацию и убедила не рисковать.

Коллега моя выяснила, что действительно, один из сослуживцев сына отказался ехать в Чечню. Такой отказ автоматически подразумевал конец не только карьеры военного, но и службы в армии вообще. Парень уволился и устроился на гражданскую службу в нашем же городе.
Ребята из этой группы вернулись все живыми и здоровыми, а вот бывший сослуживец утонул весной на рыбалке на глазах у  коллег по новой работе…
Видимо, от судьбы не уйдёшь…
Была и я однажды в сложный период моей жизни у  такого рода специалистки. Поехали мы к ней по рекомендации хороших знакомых небольшой компанией близких. Установленной таксы за услуги у хозяйки не было, что вселяло надежду на нешарлатанский приём, но от вознаграждения на выходе она не отказывалась, и каждый клал денюшку, сколько считал возможным.
Особого впечатления на меня слова этой ведуньи не произвели, может, не те слова жаждала услышать моя измотанная душа. Но сказано было только  то, что сказано. Осмотрев линии на моих руках и потыкав зачем-то иголкой с ниткой в мои брюки, хозяйка, потрогав плотные мышцы ладоней, неудачно предположила, что я врач, а затем вынесла вердикт: нести мою ношу мне до конца, потому, что сильная и без меня близкому человеку не выжить. Так и сказала на прощание: «Держать тебе придётся все в своих руках». Да, держу всю жизнь: и тяжела ноша под час невыносимо, а бросить не могу - видно, тоже судьба.

7.Мамины руки.

Мне в жизни посчастливилось подолгу разговаривать с мамой, когда я, уже будучи замужем, задерживалась на несколько месяцев  в родительском доме по тем или иным обстоятельствам, и в последние годы, когда мама жила в моей семье. Мама была великолепной рассказчицей, истории её звучали эмоционально, в лицах, и живо представлялись картины прошлых лет. Мама не только изображала особенности речи героев своих историй, но и увлечённо жестикулировала, подражая их манере двигаться. Мы вместе смеялись, грустили, а иногда обе не могли сдержать слёз, хоть и слышали эту историю не в первый раз. И этот случай как раз из таких…
В пору маминой юности сельские бабы чаще рожали дома под присмотром местных повитух, а бывало и без них вовсе. Так совпало, что двум соседкам приспичило рожать в одно время: у той и другой уже были дети, и  они как опытные роженицы, решив обойтись без помощи,  устроились в одной бане. Одна баба родила в очередной раз девочку, а другая опять сына. Кому из них взбрело в голову поменяться детьми неизвестно, но вышли они из бани с долгожданным приплодом: среди многочисленных мужиков наконец появилась девчонка, а в бабской ораве дождались наследника.
Жили они рядышком, дети шастали туда-сюда по дворам, и подмены никто не замечал. Всё бы ничего, да девчушка-подменыш все чаще и чаще ластилась к соседке, тихонько приговаривая: «Тетка Таня, какие у тебя ручки ласковые, у мамки-то не такие»…
Тетка Таня девчушку привечала как могла и каждый раз обливалась слезами, когда детские ручонки обвивали её шею, да только признаться в обмене не смела. А мальчонка ничего, рос как и все, разницы в мамкиных руках не чувствовал.
Как дальше сложилась судьба подменышей, мама не знала: убёгом ушла из колхоза, как только появилась возможность забрать из сельского совета паспорт. А эту историю вспоминала не раз, и стала она для нее решающим аргументом, когда бездетная сестра попросила младшего сыночка на воспитание. И призадумалась было мама, у нас семья-то большая - шесть ртов, а у сестры достаток, и вырос бы сынок в холе. Да как вспомнила историю про мамины ручки, слезами умылась и решила, что лучше корку хлеба будет грызть, да вместе со всеми.
И вырастили всех, слава Богу, хорошими людьми…
8.Исцеление.
Хочется думать, что во всём должен быть смысл, всё, что ни случается с нами, для чего-то. Особенно, когда выпадают на долю испытания: потери близких, тяжкие болезни… Не всем дано понять  великий замысел Вселенной, но каждому можно получить помощь, если помыслы твои чисты и ты  искренне веришь в свои мольбы, к кому бы ни обращался.
И каждый из нас в трудную минуту обращается к тому, кого знает, кому доверяет, на кого надеется…
Моей родной тёте Клаве на стадии её испытания можно было надеяться уже только на чудо. Мы с сестрой были младшего школьного возраста, когда мама, взяв нас собой, поспешила по  весенней реке проститься с умирающей сестрой. Ехали мы несколько часов, и  мама, рассуждая вслух, сокрушалась о судьбе тёти Клавы: за что же такие горести, как же детей поднять на ноги, ведь мужа у сестры давно уж и в живых нет.
 У постели тёти Клавы собрались сёстры и дети, заходили сердобольные соседи, и несколько раз в день приезжала скорая: больная нуждалась в обезболивании. Выцветшее создание, распластанное на  низенькой кровати, мало напоминало прежнюю хохотушку и плясунью. Тётя Клава молча смотрела на присутствующих уставшими глазами, в уголках которых скапливались слезинки…
Мама, обременённая большим семейством, перебыла только ночку и вернулась домой в ожидании развязки.
А тётя Клава встала к изумлению врачей и счастью родных. И когда всё подзабылось, тётя Клава поведала о своём чудесном исцелении. Приснился ей сон: стоит перед огненной чертой, за которой ждёт бабушка Марья. Протягивает к дочери руки и зовёт: «Иди сюда, Клава. Ты так устала, намучилась, а здесь хорошо.» Тетя Клава пошла навстречу, почувствовала такую лёгкость и радость и уже занесла ногу, чтобы перешагнуть черту, как оглянулась: стоят её трое ребятишек и молча смотрят вслед. Тётя Клава отступила, сразу потяжелело на душе, с сомнением посмотрела на бабушку. И та смотрит на внучат: «Рано тебе ещё, Клава, живи»…
Тетя Клава прожила самую долгую жизнь из сестер, дожила до внуков и правнуков, успела и попеть, и поплясать в сельском доме культуры - большая была затейница…
Другая наша тётя Рая как человек искренне верующий точно знала, кого и как просить, когда навалилась непонятная хворь. Тетя Рая и сама была медиком, и коллеги провели все возможные анализы - никто диагноза поставить не мог, а она просто таяла на глазах. Кто-то из соседок шепнул, что есть знахарка, всем помогает, только попроси… Тётя Рая без церковного благословения обратиться к знахарке не решалась, но местный батюшка разрешения не дал, велел принять испытание и не принимать помощи от лукавого. Тетя Рая сначала терпела, а когда уж совсем дошла, есть почти перестала, дети взмолились, упросили мать все-таки обратиться к знахарке. И тётя Рая решилась… Какой ритуал проводила знахарка, никому не рассказывала, только после первого сеанса пришла домой и сутки спала, а потом встала и начала печь блины. Давно с таким удовольствием тётя Рая не ела!. Потом ещё несколько раз ходила она на лечение и как-то спросила у своей врачевательницы о причине своей болезни.
По мнению знахарки, прилетела болезнь по ветру, пущенная темным человеком. Тетя Рая всю жизнь проработала в больнице, людям только добро делала, за что же ей такое? Знахарка утверждала, что болезнь угодила к тёте Рае случайно и человек тот ей известен, да только не нужно об этом расспрашивать, всё равно ничего изменить нельзя, только душу злыми пожеланиями погубишь.
За это исцеление отлучили тётю Раю от церкви, правда с приходом нового батюшки даровано было прощение, и её как верную прихожанку приезжал отпевать тот самый батюшка много лет спустя уже из другого прихода. Душевный был батюшка да прихожан любил больше, чем церковные поборы, за что и сослан подальше в более скромный приход исцелять души без ущерба казне.

9. Зачем приходишь ты во  сне?

После ухода в мир иной подружка приснилась мне дважды, и сны такие яркие, детальные я очень долго обдумывала, стараясь понять для чего, какой смысл в этих встречах.
В первый раз я увидела Оксану, поднимающуюся на пригорок навстречу компании, которая располагалась на базе отдыха. Я понимала, что она умерла, но по просьбе близких делала вид, что всё как раньше. «Молчи, молчи,-шептала мне сестра-она ещё не знает, что умерла».
Мы накрывали стол в общем зале, как вдруг за соседним столом стали исполнять аккапельно народную песню. Оксана выскочила на круг и стала плясать. Подол её цветастого платья и светлые длинные локоны разлетались в стороны под аккомпанемент наших ладоней и присоединившихся к общему пению голосов. Казалось, звон ладоней и строчки песни продолжали звучать, когда я проснулась. Наверно, моей подружке там хорошо…
Второй сон оставил меня с тревожными вопросами и сомнениями.
В доме погас свет, и муж с гостившей у нас сестрой склонились над распределителем: кажется, не просто выбило пробки, что-то перегорело. Я приближаясь к ним в темноте, вдруг в мерцании света увидела подружку. От неожиданности и осознания, что она уже в другом мире, я воскликнула: «Ой, Оксана». Вероятно, в моем голосе ощущался страх, и в ответе подруги послышалось  ироническое недовольство: «Что Оксана?». Стараясь увести разговор в дружелюбное русло, я ,всмотревшись в лицо гостьи, спросила: «Как ты там, ты так сильно похудела». И действительно,  сердитое лицо подружки выглядело непривычно измождённым: щеки просто ввалились, а подбородок и лоб словно были густо припудрены белым. Оксана, которую слышала и видела только я, как в камаке легла, упершись головой в мою сестру, а ногами в мужа, недовольно ответила: «Зубы болят, а здесь не лечат, говорят и так пройдёт. И вообще ничего не делается без мзды: везде деньги и деньги нужны, а где я их возьму?»
И вдруг её лицо оказалось совсем рядом с моим, и она продолжила, наклоняясь всё ближе: « Ну ничего, скоро наших прибавится, и мы устроим тут революцию…» Чувствуя необходимость сдержать пугающее приближение, я вытянула вперед руки… так и проснулась…
Что хотела сказать подруга о себе или об мне, пока осталось загадкой, может будущее покажет…