Далекие берега 12. Поколение первых

 12.Поколение  первых

Часть 1

Одесса, 1881 год.

Вечер опускался на город, унося с собой дневной шум портовых улиц, запах рыбы и угля, крики извозчиков и глухой гул волн. В маленькой комнатке на Молдаванке, где окна выходили на тесный двор с облупленными стенами, за столом сидели четверо.

– Ты слышал, что сегодня у Привоза опять били наших? – спросил Лейзер, молодой человек с густыми тёмными бровями и нервными пальцами.

– Слышал, – коротко ответил Шломо. – У меня двоюродного брата там едва не убили.

– Это не жизнь, – тихо сказала Сара, поправляя выбившийся локон. – Каждый день ждать, что кто-то ворвётся в дом.

– Мы не можем всё время прятаться, – сказал Меир, самый старший из них, но и ему было не больше двадцати пяти.

Лейзер поднял голову.

– Я больше не хочу жить в страхе. Я хочу землю. Свою.

– Палестина? – с сомнением спросила Сара.

– Да, – твёрдо произнёс Лейзер. – Земля наших отцов.

– А как мы туда доберёмся? – спросил Шломо.

– Есть пароходы, – ответил Меир. – Я слышал, что из Одессы можно уйти в Яффу.

– А если нас не пустят? – Сара опустила глаза.

– Лучше попытаться, чем ждать следующего погрома, – сказал Лейзер.

В комнате повисла тишина. За окном кто-то пел хриплым голосом, и в этой песне слышалась усталость, знакомая каждому из них.

– Я пойду, – тихо сказала Сара.

– Я тоже, – добавил Шломо.

– Значит, решено, – подвёл итог Меир.

Они долго обсуждали детали: где достать деньги, кому довериться, как собрать документы. Каждый шаг был рискованным, каждый разговор мог стать последним.

На следующий день Лейзер встретился с Рахмилем, старым портовым грузчиком.

– Ты слышал о переселении? – спросил он шёпотом.

– Слышал, – кивнул Рахмиль. – Но это опасно.

– Здесь остаться – ещё опаснее.

– Ты молодой, горячий. Думаешь, там мёдом намазано?

– Я не жду лёгкой жизни. Я хочу свободы.

– Свобода, – усмехнулся Рахмиль. – Она дорогого стоит.

Лейзер молчал.

– Если решишься – ищи Исаака на складе у причала. Он знает людей.

Вечером в комнате снова собрались все четверо.

– Я говорил с Рахмилем, – начал Лейзер. – Надо искать Исаака.

– Деньги? – спросил Шломо.

– У меня есть немного, – сказала Сара. – Я продам мамино кольцо.

– Я тоже что-то соберу, – сказал Меир.

– Главное – не говорить лишнего, – добавил Лейзер.

Они договорились встретиться через два дня. За это время каждый из них должен был решить: готов ли он оставить всё, что знал, ради будущего, которого никто не мог обещать.

Порт встречал их сыростью и криками чаек. Ветер с моря приносил запах соли и угля. У склада, где работал Исаак, толпились люди – кто-то ждал груз, кто-то искал работу, кто-то просто грелся у костра.

– Ты Исаак? – спросил Лейзер.

– А ты кто?

– Мне сказал Рахмиль, что ты можешь помочь.

Исаак внимательно посмотрел на него.

– Много вас?

– Четверо.

– Молодые?

– Да.

– Деньги есть?

– Немного.

– Этого мало. Нужно больше. Пароход не ждёт, и турки не любят чужаков.

– Мы найдём, – сказал Лейзер.

– Тогда приходи завтра. Приводи своих.

На следующий день они пришли все вместе. Исаак долго смотрел на них, потом сказал:

– Вы понимаете, что там не ждут? Земля каменистая, воды мало, работы тяжёлой – много.

– Мы не ищем лёгкой жизни, – ответил Меир.

– А если заболеете? Если не выдержите?

– Лучше умереть на своей земле, чем здесь, – тихо сказала Сара.

Исаак кивнул.

– Хорошо. Я скажу, когда будет пароход. Будьте готовы.

Они вернулись домой. Вечером Лейзер сидел у окна, слушал, как за стеной спорят соседи.

– Ты боишься? – спросила Сара.

– Боюсь.

– Я тоже.

– Но всё равно пойду.

– Я тоже.

Они молчали. За окном гудел город, и в этом шуме слышалась тревога.

Через неделю Исаак пришёл сам.

– Завтра ночью. На причале. Не опаздывайте.

Всю ночь они не спали. Собирали вещи, прощались с родными. Меир долго стоял у порога, обнимал мать.

– Береги себя, сынок, – шептала она.

– Я вернусь, мама. Обещаю.

У причала их встретил Исаак.

– Быстро, – сказал он. – Не привлекайте внимания.

Они поднялись на борт парохода. В трюме было тесно, пахло потом и рыбой. Вокруг – такие же молодые, испуганные лица.

– Ты думаешь, мы доплывём? – спросил Шломо.

– Должны, – ответил Лейзер.

Пароход тронулся. Одесса осталась за кормой – город, в котором они выросли, а теперь стал для них чужим.
В пути их мучила морская болезнь, голод, страх. Кто-то молился, кто-то плакал, кто-то молчал.

– Я не могу больше, – прошептала Сара.

– Держись, – сказал Лейзер. – Осталось немного.

В Яффе их встретил жаркий ветер и крики на незнакомом языке. Турецкие чиновники долго проверяли документы, придирались к каждой мелочи.

– Почему вы здесь? – спросил один из них.

– Мы хотим работать, – ответил Меир.

– Работать? Здесь нет работы.

– Мы найдём.

Их пустили, но предупредили: за малейшую провинность – обратно.



 
Часть 2

Весна в Палестине не походила на одесскую. Здесь не было ни влажного ветра с моря, ни запаха черешни, ни даже привычного уличного шума. В их маленькой хижине на окраине Яффы всё было новым — и земля, и небо, и даже тишина по ночам, которую иногда прерывали только собачий лай да редкие крики с соседних участков.

Каждое утро начиналось одинаково. Сара разжигала огонь, Шломо шёл за водой к колодцу, Лейзер и Меир проверяли инструменты. Вода была мутной, земля — твёрдой, а руки быстро покрывались мозолями.

– Ты видел, как сегодня рассвело?

– Видел, – кивнул Лейзер. – Солнце как медная монета.

– Я думал, что здесь будет легче, – признался Шломо.

– Никто не обещал лёгкой жизни, – сказал Меир, не поднимая головы.

– Я не жалуюсь, – быстро добавил Шломо. – Просто устал.

Сара молча поставила на стол миску с кашей. Она редко говорила утром — экономила силы и слова.

После завтрака все выходили в поле. Земля не поддавалась — камни, корни, сухая глина. Иногда казалось, что она смеётся над ними, как когда-то смеялись в Одессе те, кто не верил в их мечту.

– Ты помнишь, как пахнет чернозём после дождя?

– Помню, – ответил Лейзер. – Но здесь другой запах.

– Здесь всё другое, – тихо сказала она.

Вечером, когда солнце садилось за холмы, они собирались у костра вместе с другими переселенцами. Кто-то чинил обувь, кто-то читал письма из дома, кто-то просто молчал, глядя в огонь.

– Сегодня снова приходили арабы, – сказал Меир.

– Чего хотели? – спросил Лейзер.

– Воду. И чтобы мы не пахали дальше их участка.

– Мы не трогали их землю, – возмутился Шломо.

– Им всё равно, – устало вздохнул Меир. – Они боятся, что мы останемся здесь навсегда.

– А мы и останемся, – твёрдо сказал Лейзер.

– Не надо ссориться, – тихо заметила Сара. – Нам и так тяжело.

Внутри общины тоже не всё было гладко. Молодые спорили со старыми, кто-то предлагал вернуться, кто-то — уехать в Америку, кто-то мечтал о большом доме и саде.

– Мы должны держаться вместе, – говорил Лейзер на собрании.

– А если кто-то не хочет работать? – спросил старик Авраам.

– Пусть уходит, – ответил Меир. – Здесь никто никого не держит.

– А если все уйдут? – усмехнулся кто-то из тёмного угла.

– Не все, – сказал Лейзер. – Кто-то останется. Я останусь.

После собрания Сара подошла к Лейзеру.

– Ты не устал быть первым?

– Устал, – честно признался он.

– Тогда почему не уйдёшь?

– Потому что если я уйду, кто-то другой решит, что тоже можно уйти.

Она взяла его за руку.

– Я останусь с тобой.

В ту ночь был сильный ветер. Хижина скрипела, как старая лодка, стены ходили ходуном. Сара не могла уснуть, слушала дыхание Лейзера, думала о доме, которого у неё больше не было.

– Ты спишь? – шепнула она.

– Нет.

– Ты боишься?

– Да.

– Я тоже.

– Но мы всё равно останемся.

Весна сменялась жарким летом. Воды становилось всё меньше, еды — тоже. Кто-то заболел, кто-то уехал обратно в Одессу, кто-то исчез, не попрощавшись. В общине начали говорить о неудаче.

– Может, мы ошиблись? – спросил однажды Шломо.

– Нет, – твёрдо сказал Лейзер. – Мы просто ещё не научились жить здесь.

– А если не научимся?

– Тогда научатся другие.

Однажды вечером в лагерь пришёл незнакомец. Высокий, с бородой, в поношенной одежде.

– Меня зовут Давид, – представился он. – Я из Петах-Тиквы.

– Там есть жизнь? – с надеждой спросила Сара.

– Есть, – кивнул Давид. – Тяжёлая, но есть. Мы строим, сажаем, боремся.

– Как вы справляетесь с засухой? – спросил Меир.

– Копаем колодцы глубже. Учимся у местных.

– У арабов? – удивился Шломо.

– Да. Они знают эту землю лучше нас.

– А они не враждуют?

– Иногда. Но чаще помогают. Если не лезть к ним с кулаками.

В ту ночь у костра было оживлённо. Люди слушали Давида, задавали вопросы, спорили.

– Значит, можно жить, – тихо сказала Сара, когда все разошлись.

– Можно, – улыбнулся Лейзер. – Только надо учиться.

– Я буду учиться, – пообещала она.

– И я.

С каждым днём они становились сильнее. Руки грубели, лица темнели от солнца, но в глазах появлялась уверенность. Они уже не были просто одесситами — они становились первыми на этой земле.

Однажды утром Сара вышла на крыльцо и увидела, как над их участком пролетает аист.

– Смотри, – позвала она Лейзера.

Он вышел, посмотрел на птицу.

– Это к счастью, – улыбнулся он.

– Я хочу, чтобы у нас был сад. Как в Одессе.

– Будет. Только не сразу.

– Я подожду.

В тот день они посадили первое дерево — маленькую смоковницу, выкопанную у дороги.

– Пусть растёт, – сказала Сара.

– Пусть, – согласился Лейзер.

Они смотрели, как дерево покачивается на ветру, и верили: когда-нибудь здесь будет сад, и их дети будут бегать по этой земле, не зная страха.

 


Часть 3

Лето выдалось особенно тяжёлым. Солнце нещадно палило, вода в колодце уходила всё глубже, а земля трескалась, словно от усталости. В хижине было душно даже ночью, и Сара часто выходила на крыльцо, чтобы вдохнуть хоть немного прохлады.

– Ты не спишь?

– Нет. Слушаю, как поют цикады.

– Я иногда думаю, что мы зря сюда пришли.

– Не говори так.

– Я устал, Сара. Очень.

– Я знаю. Но если мы уйдём, кто тогда останется?

Он не ответил. Просто сел рядом и обнял её за плечи. Они сидели молча, пока небо не начало светлеть.

С утра в лагере снова начались споры. Старики ругали молодых за упрямство, молодые обвиняли стариков в трусости.

– Вы не понимаете, что здесь не Россия!

– Здесь ещё хуже.

– Здесь хотя бы нет погромов.

– А толку? От голода тоже умирают.

Лейзер слушал и молчал. Он чувствовал, как внутри нарастает усталость — не только от работы, но и от постоянных ссор. Иногда казалось, что проще было бы бросить всё и уехать, как сделали многие.

Вечером к ним зашёл Давид.

– Я уезжаю в Петах-Тикву.

– Почему?

– Там нужна помощь. Здесь вы уже справляетесь сами.

– Не уверен.

– Ты справишься. Ты из тех, кто остаётся.

– Спасибо.

– Береги своих.

Когда Давид ушёл, Меир подошёл к Лейзеру.

– Ты думаешь, он прав?

– Не знаю. Но если мы не попробуем, никто не узнает.

– Иногда я завидую тем, кто уехал.

– Я тоже.

– Но всё равно останусь.

– Я рад.

В тот же вечер Сара принесла письмо. Его передал какой-то торговец из Яффы.

– От мамы.

– Что пишет?

– Плачет, просит вернуться. Говорит, что в Одессе стало хуже.

– Ты хочешь вернуться?

– Нет. Я хочу, чтобы она приехала сюда.

– Получится?

– Не знаю.

В лагере начались болезни. Дети кашляли по ночам, у стариков не было сил вставать. Лекарств не было, врач был только один на всю округу.

– Мы не выживем.

– Выживем.

Он сам ходил по домам, приносил воду, помогал строить навесы от солнца. Иногда казалось, что всё это бессмысленно, но он продолжал.

– Почему ты не сдаёшься?

– Потому что если я сдамся, всё кончится.

– А если всё равно не получится?

– Тогда хотя бы попробую.

Осенью пошёл дождь. Сначала робкий, потом сильнее. Земля жадно впитывала воду, словно сама не верила в своё счастье. Люди выбежали на улицу, смеялись, подставляли лица под капли.

– Смотри. Дождь!

– Мы выжили.

– Мы только начали.

С дождём пришла надежда. Урожай был скудным, но всё же был. В общине снова зазвучали песни, дети бегали по лужам, взрослые строили новые дома.

– Ты помнишь, как мы приехали сюда?

– Помню. Все были чужими.

– А теперь?

– Теперь мы свои.

Шли месяцы. Кто-то уезжал, кто-то приезжал. Привозили письма из России — плохие и хорошие. В Яффе открылась школа, и Сара стала учить там детей читать и писать.

– Ты счастлива?

– Я жива. Этого достаточно.

– А я счастлив, что ты рядом.

Однажды к ним пришёл новый переселенец — молодой парень с обветренным лицом.

– Здесь тяжело?

– Тяжело. Но можно жить.

– А зачем вы остались?

– Потому что кто-то должен быть первым.

– Я тоже хочу быть первым.

– Тогда оставайся.

Они стояли у костра и смотрели на небо, где уже зажигались звёзды. В воздухе пахло дымом и свежей землёй.

– Ты веришь, что когда-нибудь здесь будет город?

– Я верю. И в сад, и в школу, и в детей, которые не будут бояться.

– Я хочу это увидеть.

– Увидишь.

В ту ночь Лейзер долго не мог уснуть. Он думал о том, сколько ещё трудностей впереди, сколько раз придётся начинать сначала. Но теперь он знал: они уже не одни. За ними придут другие — те, кто будет строить, сажать, учить.

Они были первыми. И это было главное.