Как у меня появился ещё один страх

Каждое воскресенье в деревне мы топили баню по-чёрному. В детстве она меня даже пугала: внутри — чёрно, словно в прогоревшей печи, потолок низкий — взрослому во весь рост не встать. Маленькое закопчёное окошко с трещиной и под стать ей словно детская занавесочка — единственное светлое пятно. Вот как раз в одно из таких воскресений ещё один страх добавился в мою и без того не пустую копилку.

Отец всегда любил попариться, а я это начинание поддерживал. Не сказать, что был фанатом банных процедур, но папе было приятно, что мы заодно, а мне — важно хоть изредка его радовать, пусть даже такими мелочами. Ведь я прекрасно понимал, что чаще приносил огорчения, потому как пай-мальчиком бывал лишь какую неделю после наказания за очередную выходку.

Посещение бани — это целый процесс, который сближает, как и любое другое общее дело. Натаскать воды, дров, затем натопить, а далее — хлестать друг друга веником от души, обливаться ледяной колодезной водой — выходишь, словно заново родился: лёгкий-лёгкий. Так вместе с грязью смывались и недовольства, и обиды.

Отец с самого утра ходил в хорошем расположении духа, попыхивал трубкой и много улыбался. Мы с сестрой любили такие дни — проси папу о чём хочешь! В пределах разумного, конечно.

Ближе к полудню в сенях раздался топот и скрип потёртых ступеней — пришёл Андрей по прозвищу Бекас, мой друг и папин помощник. Началась подготовка к вечернему посещению бани: на столе появилась нарезка, в морозилку отправилась бутылка водки, мясо для шашлыка ещё с вечера мариновалось в большом тазу. Мы с Андреем натаскали в баню воды, «заправили» её дровами и думали, чем скоротать время.

Тут папа протянул мне несколько купюр с вопросом:

 - Юр, за пивом сгоняешь?

Им - десять бутылок и две - себе. Путь не длинный, но километра полтора отшагать всё же нужно. Я взял деньги, пакет и отправился в поход за любимым напитком.

Лето, солнце, деревня. Запахи скошенной травы, тёплый ветер и никаких забот... Ну не счастье ли это? Жаль, тогда я этого не понимал.

Без приключений добравшись до магазинчика, перекинулся парой слов с продавщицей Доштой, взял у неё дюжину «Старого Мельника» и с тяжёлым, тянущимся словно на резинке пакетом отправился обратно. Проходя мимо дома Николаевых, заметил лежащую у их забора овчарку Хана. Он был странный пёс — то давал себя погладить, то рычал, скаля зубы. Я его не то чтобы боялся, но опасался.

Шёл мимо, мысли перескакивали с однй на другую, наслаждался моментом, предвкушая редкое распитие пива с отцовского разрешения (мне тогда, наверное, было лет шестнадцать), а взгляд блуждал сам по себе и совершенно случайно упёрся Хану в глаза. Я знал, что смотреть собаке в глаза, если ты ей не хозяин, — плохая идея. На самом деле я просто задумался и смотрел сквозь него — но разве псу это объяснишь?

Хан навострил уши и, не отрывая взгляда, плавно поднялся — словно всплыл. Я заметил, как сыграли мышцы его тела. Всё стало ясно ещё до того, как он начал разгон. «Мне конец», — только в грубой форме, закричало в голове сиреной. Ступор отпустил, когда Хан был уже в нескольких метрах, и инстинкт самосохранения заставил меня, выкрикивая отборную брань, прыгнуть вперёд что есть мочи. Шансов я себе особо не оставлял, да и тяжёлый пакет с пивом делу не помогал. Помню, как почувствовал воздух, обдавший ногу, — и, не оглядываясь, ломанулся к дому. Полагаю, в таком состоянии сам Усейн Болт мне не соперник. Оглянулся только за воротами — погони не было. Может, Хан неудачно приземлился — с той стороны дороги крутой спуск. А может, и вовсе не я был его целью, а кто-то или что-то позади меня. Кто ж теперь узнает? Если по-честному — захотел бы он меня покалечить, сделал бы это без проблем. К тому же в том возрасте дюжина пива была куда важнее пары укусов, а ведь если бы дело дошло до борьбы, пакет пришлось бы бросить на асфальт. Или даже — в пса.

Вспомнилось, как однажды я злорадствовал: Комбат, проезжая мимо на мотоцикле, отвесил смачного пинка вздумавшему с лаем напасть на него Хану.

Я отдышался, зашёл в избу, отец открыл нам по пиву, поставил на стол чугунную сковороду с гречкой и сардельками. Всё, что касалось жарки — гречка, картошка, шашлык — у папы получалось изумительно! Он очень умело пользовался специями — я так не умею. Начало отпускать. Про сдачу из магазина я умолчал. Она той же ночью ушла на самогон — так бывало не раз. Полагаю, папа всё прекрасно понимал, но ни разу не потребовал её назад.

А мимо Николаевых я потом ходил с опаской. Ночами — только полями. Этого единственного нападения хватило, чтобы навсегда вселить в меня тревогу, что холодит внутренности при встрече с незнакомой собакой.