Хокулеа Путь до Таити. Гл. 23. Самодельный кливер

23
САМОДЕЛЬНЫЙ КЛИВЕР

10 мая – Девять дней в пути.

Вчера, во время своей вахты, Лайман сделал загадочную запись в бортовом журнале о случайном изменении парусного плана: «Прикрепил штормовой парус к фок-мачте (от нечего делать) - оставил стоять до конца вахты.»

В это время я спал после своей смены и не видел  несанкционированной инновации. Вот почему случившееся днём застало меня врасплох. Меня разбудило противное щёлканье и хлопанье полощущейся на ветру парусины. Автоматически посмотрел вверх на паруса. Всё в порядке. Затем я заметил, как Баффало и его приятели борются с маленьким треугольным парусом, который был сделан в самом начале проекта как аварийный штормовой парус и с тех пор лежал свёрнутым на борту. Они пытались поднять его к форштагу, чтобы сделать кливер. После долгих попыток им наконец удалось поставить парус, и они отступили назад, восхищаясь его наполнением.

Это превзошло всё, с чем я столкнулся  ранее. Добавить кливер, неизвестный в этих водах до прихода европейцев, к нашим двум клешневидным парусам было подобно тому, как прикрепить плавниковый киль к корпусам. Парус надо было убрать, иначе весь эксперимент полетит в тартарары, а когда прибудем на Таити и о нём поползут слухи, мы станем посмешищем всего мореходного мира.

Самое же ужасное заключалось в том, что никого, кроме меня, это не обеспокоило.  Кавика и несколько сменившихся вахтенных спали; остальные или восхищались, или не обращали внимания.

Я разбудил Кавику и попросил убрать кливер. Он медленно поднялся, раздражающе равнодушный по отношению к столь важному делу. Согласившись, что мы не должны использовать кливер, всё, что он пообещал сделать, это «поговорить с командой о том, чтобы опустить парус».

- Поговорить! – возразил я. – Почему ты не можешь приказать им снять его?

В своём нетерпении побыстрее убрать кливер я совершенно забыл, как мало влияния имеет Кавика на тех, кто ведёт себя как им заблагорассудится. После моих уговоров Кавика согласился убрать парус, но настоял на предварительном собрании команды, чтобы объяснить ситуацию. Собрав всех на задней палубе, Кавика доходчиво объяснил, что кливер – парус хаоле и что он испортит моё исследование ходовых качеств древнего океанского каноэ. Вполне справедливо. Но это подействовало, как красная тряпка на быка, на тех, для кого слово «исследование» было ругательным.

Пришедший в ярость от мысли, что моё исследование поставлено выше его кливера, Баффало набросился на меня. Мы стояли друг напротив друга, между нами лишь узкая полоска палубы.

- Ты что, Бен, ты думаешь  мы, гавайцы, ростом в десять футов? До Таити – длинный путь, и нам трудно туда добираться. Нам нужна любая помощь, которую сможем получить. И этот кливер помогает!

Остальные подключились тоже: «Сначала пиво, теперь вот это», - таково было одно направление жалоб. Другое заключалось в том, что я не имею никакого права указывать, что их предки не имели кливера.

Как и в деле с плавниковым килем, мне не улыбалась роль хаоле-охранителя полинезийских традиций против склонности современных гавайцев к инновациям. Но мне нечего было сказать им, кроме как повторить, что кливер – это изобретение хаоле, которое разрушило полинезийскую систему парусов и разрушит наше плавание, если он не будет убран.

После этого атака сместилась на факт, что я пожаловался непосредственно Кавике. Я должен был «пойти к Мау, не к Кавике», и мне напомнили слова Мау перед отплытием, что с вопросами и проблемами надо сначала идти к нему, а он сам пойдёт к капитану.

Потом заговорил Лайман, признавший, что это он первым сделал ошибку, подняв вчера кливер: «Это было неправильно. Мы обязаны спрашивать Мау, прежде чем делать какие-либо изменения в парусах. Я не спросил Мау, можно ли поднять кливер, и думаю, Баффало тоже не сделал этого.» Тут Лайман повернулся к Мау, всё это время смотревшему в море и старавшемуся держаться в стороне от ссоры, и спросил, можно ли поднимать кливер или надо убрать его. Мау нахмурился.

- Убрать, - всё, что он сказал.

Раздражённые члены экипажа были правы в одном. Можно было бы легко избежать этого скандала или по крайней мере притушить его, пойди я сразу к Мау, а не к Кавике. Паруса – область ответственности Мау, и когда он говорит, все его слушают. Одно его слово решило проблему. Но Баффало ещё не покончил со мной.

- После двух хо'опонопоно всё по-прежнему, - с отвращением сказал он, возвращаясь к двум провалившимся попыткам ритуала по снятию напряжения. – Хаоле диктуют гавайцам, что делать! Кавика не капитан, Бен – капитан. Бен говорит Кавике, Кавика передаёт нам.

- Но это моя обязанность как президента Общества полинезийских плаваний следить за выполнением плана!

Мы говорили друг за другом. Наши расхождения не остались в Гонолулу или на берегу Мауи. С нами был всё тот же старый конфликт – должен ли проект быть этническим опытом или попыткой воссоздания древнего плавания.

Баффало закончил своё выступление хвастливой угрозой: «Когда море забурлит, когда волны станут накрывать каноэ, мы будем стоять здесь, у руля, а ты будешь прятаться внизу.

На этом напряжение спало и собрание закончилось. Кливер убран, но какой ценой. Я ушёл на нос, где сидел в одиночестве. Самым унизительным в произошедшем была вынужденность отстаивать своё право на защиту навигационного эксперимента и понимание, как мало я имею в этом поддержки.

Вскоре команда, всё ещё остающаяся на корме, успокоилась и заговорила дружелюбно. Достали пакалоло и открыто передавали друг другу. Появились гитары и укулеле и мягкие звуки гавайской музыки сменили злые голоса, приветствуя наступление сумерек.

По-прежнему сидя в одиночестве в сгущающейся темноте, я снова спрашивал себя, как много раз до отплытия, не лучше было бы оставить проект тогда, когда сразу после спуска каноэ на воду нарисовалась эта этническая направленность.

Тут чья-то фигура нависла надо мной. Это был Баффало, который пришёл с дружественной миссией. В стиле хо'опонопоно, мы извинились за обидные слова, сказанные друг другу. Баффало рассказал, как ему всегда хочется опробовать что-то новое, как например, парус, чтобы быстрее довести каноэ до Таити. В свою очередь я объяснил, что моя главная забота – выдержать каноэ как можно более в полинезийском духе, отчего я и выгляжу таким жёстким. Затем мы заговорили о более приятном предмете – Таити. Он предположил, что я с волнением жду встречи с оставшимися там старыми друзьями. А я рассказал, как узнал, что путешествие на Таити было мечтой всей его жизни и что когда он уже должен был отправиться туда, его призвали в армию. Когда дружеские темы были исчерпаны, мы пожали друг другу руки и Баффало пригласил меня присоединиться к ним на корме, что я с радостью сделал.

Их гавайские песни звучали печально, но тем не менее успокаивающе. Мы засиделись далеко за полночь. Ветер перешёл в лёгкий бриз, растеряв значительную часть холода, что значило заход в более тёплые воды. Вверху, между лёгких облаков, показалось три четверти луны.

Никто больше не заговаривал со мной об инциденте, но было ясно, что он не забыт. Стоя там, облокотившись на перила и слушая тихий наигрыш, я понял, как шатко моё положение. Пора смириться и помалкивать насчёт консервов, пива, марихуаны и другого «импорта», который впрямую не задевает эксперимент, и избегать действий, которые могут рассердить команду. И действовать только если кливер опять поднимут или ещё что-то компрометирующее плавание случится.


11 мая. – Десять дней в пути.

Прошлой ночью и до самого утра удерживать каноэ на курсе становилось всё труднее. Случившийся несколько дней назад яростный погодный руль был с нами опять. И опять тупик. Мы регулярно откачивали из отсеков воду, которая медленно просачивалась через оттоки, просверленные Лиманом в переборках, отделяющих закрытые носовые отсеки. Так в чём же причина?

На короткое время  под подозрение попали паруса. При поднятом кливере идти было легче. Когда же его убрали, пришлось немедленно опустить глубже рулевое весло, чтобы не допустить разворота каноэ под ветром. Хотя кливер не влиял значительно на скорость, очевидно, он менял баланс каноэ в достаточной степени, чтобы преодолеть часть погодного руля. Поняв это, кое-кто предложил наклонить мачты или передвинуть их на несколько шагов вперёд для балансировки погодного штурвала.

Прежде чем мы успели перейти от слов к делу, Кавика послал Баффало и Буги вперёд – проверить дренажные отверстия Лаймана, не замусорились ли они, как и другие. После долгих простукиваний и пропиливаний образовался ещё один фонтан.  Вода потоком вырвалась из отверстия величиной с кулак, которое Баффало прорубил в перегородке между открытым и закрытым носовыми отсеками левого корпуса, затопив отсек по колено. Когда воду откачали из обоих корпусов, каноэ стало легче по крайней мере на 150 галонов – полторы тонны морской воды опускали нос обоих корпусов вниз, аннулируя наши усилия по управлению рулевым веслом.

Пока воду откачивали, я стоял на руле и обнаружил, что должен был постоянно держать весло под водой, чтобы избежать большого разворота. Когда наконец обе носовые части были освобождены от их текучего груза, весло надо было поднять из воды. Каноэ сохраняло направление без лопасти весла в воде.  При смещении центра тяжести назад «Хокуле'а» приобрела такой хороший баланс, что мы смогли привязать весло к палубе и пустить каноэ самостоятельно идти против ветра.

Если бы можно было так же легко решить другие наши проблемы.