Мирский

 «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Евангелие от Матфея. 16.26


    Мирский поднялся на лифте на шестой этаж в свою квартиру. Щелкнул  выключателем,  и прихожая осветилась множеством  лампочек, скрытно расположенных по  периметру  потолка. Квартира была  большая, трехкомнатная, в ней Мирский жил один.  Юрий Евгеньевич  прошел в спальню,  там находился   шкаф до потолка и почти  во  всю стену. Он переоделся в футболку и спортивные  брюки,  потом  зашел в ванную. Захотелось   посидеть  в джакузи,  опустив усталое  тело в бурлящую  пузырьками воду, но   передумал, вымыл  руки  и прошел  на кухню и сел на диван около  стола. Около минуты  он сидел  неподвижно, соображая, чтобы    съесть  на  ужин. Готовить  ему  не хотелось, да и есть  тоже. Мирский  открыл холодильник, достал салат, запечатанный в прозрачной коробочке. Достал открытую бутылку  водки, налил немного  в стеклянный  стаканчик и выпил. Немного  посидел, пока не почувствовал, как приятная теплота  стала разливаться по телу,  и в голове    появилась легкость. Взял лежавший на столе пульт телевизора и стал переключать  программы, не задерживаясь не на одной. Каналов было несколько десятков, но почти везде  показывали всякую чепуху. На одном молодая девушка, корреспондент  рассказывала  о   новостях, и  как будто сама удивлялась, тому, о чем говорила, и при этом она  усиленно жестикулировала руками.  На другом канале две тетки предлагали купить кухонный миксер с невероятной скидкой. Еще на одном  какой-то бойкий политический аналитик,  комментируя текущие политические события, почти  после каждого предложения вставлял в свою речь предлог «да», будто сам себя уверял в правоте своих суждений.
Просмотрев все каналы, Мирский выключил телевизор. После водки он почувствовал, как сжатая пружина  в голове медленно расслабляется, и ему захотелось есть.
Мирский достал из холодильника еще  один запечатанный контейнер   с макаронами, мясом и овощами, поставил в микроволновку, и включил таймер на пять  минут. Он налил еще  водки и хотел положить в стакан несколько  кубиков льда, но в морозильной камере льда не оказалось, формочки  были пустыми. Выпил еще глоток. Приятная легкость в голове стала постепенно переходить в   дурман.
В голову ударило,  и мысли стали замедляться. Не нужно было сразу столько пить сразу, с запоздалым сожалением подумал Юрий Евгеньевич.
Микроволновка пискнула и перестала гудеть. После водки появился аппетит, и Мирский принялся за еду. Хотел было еще  выпить, но передумал. В голове    шумело, и сознание стало приятно расширяться. 
 Почему-то вспомнилась Виктория, хотя  прошел почти год, как они расстались.  Тогда был такой же вечер,   он ей позвонил, но она  долго не отвечала, и Юрий Евгеньевич даже хотел  прервать  вызов, но   она   все-таки  ответила. Голос, правда, был какой-то торопливый, и Мирский понял, что его звонок не ко  времени.
- Извини, говорить не могу, занята. У меня сейчас важный  разговор. У тебя  все нормально?
И, не дожидаясь ответа:
- Я перезвоню.
До слуха Юрия Евгеньевича донеслась иностранная речь,   потом послышались гудки.   Что у нее был за важный разговор в девятом часу вечера, было непонятно, но он не стал уточнять. Она свободный человек, в конце концов. Тогда он не придал этому значения. А это было начало  их расставания. Как давно это было и как недавно…

    У Виктории Комаровской был свой бизнес, связанный с поставками медицинского  оборудования и материалов  одной  известной зарубежной фирмы. Бизнес был успешный, и Виктория Сергеевна не бедствовала. Мирский познакомился с ней на одной медицинской конференции, где   она   рекламировала медицинские изделия. Юрий Евгеньевич тогда работал в должности  заместителя главного  врача  по хирургии     больницы, и  на таких мероприятиях ему часто приходилось бывать. 
Мирский   обратил внимание на  молодую женщину, одиноко стоявшую около     стенда и стола, на котором была разложена рекламная продукция фирмы.  Строгий темно-синий деловой костюм хорошо сидел на ее  спортивной фигуре. Небольшая голова с правильными чертами  лица на длинной шее придавали взгляду проницательность, а всему  облику – независимость. На вид ей было лет двадцать пять-двадцать  семь, хотя на самом деле было тридцать  два. Это  Мирский  узнал уже  позже, когда они познакомились поближе. Прямой нос и большие глубокие карие глаза, прямая осанка говорили о решительном и непреклонном характере.
Мирский тогда заговорил с ней просто так, от нечего делать, чтобы скоротать время. В работе  конференции  был часовой перерыв. В холле    накрыли стол, на котором стояли  стаканчики с кофе и пирожки. Это называлось кофе-брейк.
Когда Мирский подошел к ней, выражение ее лица показалось ему  равнодушным   и немного  усталым. Большого интереса к   ее фирме участники  конференции, видимо,  не проявляли, и она скучала.
Юрий Евгеньевич бросил беглый взгляд на стенд и прочитал название  – «Инвестмед». Название это было ему незнакомо. Тогда   подумал, очередная мелкая  посредническая фирма типа «купи-продай». Но   он ошибся. Всего  через пару лет об  Инвестмеде заговорили. Ее продукция, в том числе медицинские томографы,  стала  широко поставляться в больницы города. Несомненно, кто-то,  имеющий большой административный ресурс, ее усиленно продвигал.
Юрий Евгеньевич улыбнулся, подойдя к ней, и она тоже ответила ему улыбкой.  Он ожидал  встретить с ее стороны искусственную доброжелательность и дежурную готовность к беседе, как это  бывает у рекламных  представителей, но Комаровская улыбнулась, как если бы встретила старого  знакомого. Губы ее чуть растянулись, а глаза расширились, будто  встречу эту она ждала и была ей очень рада.   Когда Мирский подошел,   то  почувствовал еле заметный запах ее дорогих заморских   духов. О чем  они тогда говорили,    он  не запомнил, но  встреча  эта положила начало их отношениям. Виктория приезжала к Мирскому, иногда жила  у него несколько дней. И Юрий Евгеньевич, случалось, гостил у нее. Несмотря на    близкие  отношения, Комаровская упорно держала дистанцию. Всякий раз, когда Юрий   заводил   разговор о ней, ее жизни, она переводила его на другую тему -  говорить о себе   не любила. Мирский знал только, что ей тридцать два года, и замужем она не была, что ее родители десять лет назад уехали  в Австрию и неплохо там  устроились. Виктория  пока   жила в России.   У нее была хорошая работа,  стабильный доход и    своя квартира. 
Комаровская и  о своей работе    говорить также не любила, на его   прямые вопросы неохотно  отвечала, что ему это будет вряд ли  интересно. Надо сказать, что и Юрий Евгеньевич о своей работе  тоже говорил мало,  и интересного в ней  тоже ничего  не видел  – приказы, распоряжения, отчеты,  но верил, что должность эта временная,  и  не последняя в его служебной карьере.   Вообще, общие темы для разговора они находили  с трудом и не сразу.        Комаровская закончила исторический факультет МГУ, потом еще   получила юридическое образование.   
Одно время  Мирский  даже    хотел жениться на ней,  и когда предложил свою  руку и сердце,  то не ожидал, что получит  отказ – ведь ей тридцать два уже, -   но Комаровская    отказала, ответила на это, что пока   она к  браку  не готова.
- Я еще не знаю, где буду жить, - сказала она ему.
- Ты имеешь в виду, с кем?  У тебя кто-то есть?
- Нет, я имею в виду страну. Родители зовут в Зальцбург. Говорят, что там   можно найти работу.
- А в России,  что  тебя не устраивает? Здесь тоже можно строить успешную карьеру  и достойно зарабатывать, как бы давая ей понять,  что я-то  вот живу и не бедствую.
-  Здесь другие правила игры, - ответила она после небольшой паузы. - Когда, к примеру, мы начинаем новый проект или открываем новое направление своей деятельности, то в финансовый план закладываем средства на, так называемые, неучтенные расходы.  Мы их так называем. Не вставишь же в бизнес-план  расходную статью «на взятки»? А без них никакое серьезное дело начать невозможно.    Несмотря на свое ресурсное богатство,  Россия – это страна постоянно упускаемых возможностей.   Говорю это как историк.  В начале прошлого века страна потеряла  возможность для своего  развития, ввязалась в мировую войну, которая закончилась для нее октябрьским переворотом и позорным Брестским миром. В девяностые, после развала СССР, когда   в Россию стали приезжать русские, гонимые  из бывших республик, страна их не ждала и не спешила раскрывать  свои объятия им навстречу.    А ведь  это были врачи, учителя, инженеры и квалифицированные рабочие. Они могли бы  успешно работать в школах, больницах, на  заводах. Нужно   было их принять, разместить и трудоустроить, помочь наладить жизнь на новом месте. Поддержать, наконец. Если это было бы сделано, то сейчас не было бы многих   проблем, особенно с кадрами, которые, как известно, решают все.
 Очередная возможность наладить жизнь в стране была упущена в начале двухтысячных, когда цены на нефть взлетели, и валюта потекла в страну   широким и стремительным потоком. Эти деньги могли бы решить большинство проблем, стоящих перед страной в то время. Но все ограничилось мелкими подачками населению. Зато было много мегапроектов с астрономическими бюджетами, большая часть которых   осела на заграничных счетах нескольких сотен   людей,  волею случая оказавшихся у государственного руля. Сейчас  этих авантюристов почему-то называют элитой.  Зато     мигрантов, детей тех, которые в девяностые гнали наших соотечественников из своих, получивших независимость, республик, сейчас встречают как родных, выдавая им российское гражданство, детские пособия, сертификаты на жилье.    Все, что было создано в этих республиках  в советское время, в основном, русскими,   было   разворовано, пропито и проедено. Теперь,  в поисках работы и лучшей жизни,  мигранты  едут кишлаками и аулами, везут не только свои семьи и многочисленных родственников, но и  свой национальный менталитет, свои традиции, свою культуру, глубоко нам чуждую. Пока они работают на стройках и подметают улицы, но их дети скоро будут учить, лечить  наших детей,  а в недалеком будущем и командовать ими. И тогда многим русским придется покинуть уже свою страну, а  тем, кто  останется,  будет  уготована роль людей  второго сорта.   Мои родители это  поняли еще полтора десятка лет назад.  Зачем же этого ждать, усыпляя себя   разговорами  об ассимиляции и  толерантности, этими     фиговыми листочками, прикрывающими настоящие и будущие  демографические, экономические и политические проблемы.    Желание  многих      приехать и остаться  в России  понятно: с русскими жить удобно, они незлобивы, доверчивы, патологически терпеливы  и разобщены. Им не нужно настоящее, они живут будущим и гордятся прошлым. Русский человек любит вспоминать, но не любит жить. Эту  нашу национальную особенность еще Чехов заметил.
Мирский  в глубине души был согласен с Викторией. Часто посещая  высокие кабинеты, он видел, что многие  управленцы разных уровней    относятся к своей работе, как  временной, типа вахты,    Они не склонны связывать свое будущее и будущее  своих детей с этой страной, считая, что после них, хоть потоп.   
  Мысли  о собственной клинике где-нибудь в Черногории или Испании, где так любят отдыхать и селиться его   соотечественники,  приходили иногда на ум Юрию Евгеньевичу.    Такая возможность у него через десяток лет, наверное, появится,  но сейчас об этом думать еще  рано, он пока не готов к этому.    Что будет  дальше, время покажет. Он еще не до конца реализовал здесь свой  карьерный потенциал.     Так он думал тогда.

     Лет десять назад,   отец  впервые взял его  с собой на охоту.
- Завтра поедем на охоту. В Кулигово, -   в конце недели сказал он сыну.
Кулигово, охотничье хозяйство, было километров за двести  от города. Отец никогда не был заядлым охотником, но имел два дорогих ружья  и время от  времени  ездил   на охоту. Привозил несколько битых уток, зайцев, иногда   кусок туши  кабана или лося. Мать неохотно готовила мясо  диких животных, поэтому большую часть охотничьих трофеев  раздавали знакомым. Когда  отец собрался взять  Юрия с собой на охоту, мать сказала:
- Что хорошего зверей губить? Все равно не едим, что привозишь. 
Евгений Степанович объяснял жене:
- Дело тут не в результате - охотничьих трофеях, - а в процессе. Охота, - он говорил, чтобы сын в соседней комнате мог услышать, - элитарный досуг мужчин. Удовольствие не дешевое, но оно того стоит.      Мне  охота тоже не нравится, но там я за пять минут   решу вопрос, на который  в другой обстановке уйдет месяц, и то не факт, что    будет результат. И уже тихо жене:
- Пусть там  познакомится с нужными людьми. Пообщается с ними в неформальной обстановке.
Жена кивнула, неохотно соглашаясь. И добавила:
- Только много не пей. У тебя сердце.
У Евгения Степановича последние два года стало пошаливать сердце,   случались перебои сердечного  ритма. Мама Юрия была по специальности   терапевт, и  она следила за здоровьем мужа, заставляя его своевременно проходить обследования, и  контролировала назначенное лечение.
- Ладно,- благодарно улыбнулся он жене, ты знаешь, я не любитель  выпивки, но иногда приходится. В интересах дела.
    Отец не зря тогда взял Юрия на охоту, там он познакомился с руководителем    департамента здравоохранения Константином Аркадьевичем Лешковцевым.
- Мой сын, - представил его  Мирский-старший, -   с детства мечтал быть врачом.  Хирург, кандидат наук.
Константин Аркадьевич посмотрел на Юрия покровительственно и сказал:
- Хорошо.  Квалифицированные кадры нам нужны.
  Юра  после этого тактично отошел в сторону.
Охота была на зайца, по первому снегу. Егерь кратко рассказал Юрию, куда   следует идти, и где можно встретить  зайца.
- Идите все время лесом, по краю. Снег лег тонко, идти будет легко, и следы на нем хорошо видны. Увидите след, идите по нему. Заяц, почуяв опасность, выйдет на открытое место, в поле. Не теряйтесь, заяц появляется неожиданно, сразу стреляйте, пока он под выстрелом. Если  окажется далеко, метров за сто, не стреляйте – подранка сделаете. Стрелять только на поле, где хорошая видимость, а не в лесу.   С Богом!
Евгений Степанович с Юрой, сняв с плеч ружья и держа их перед собой, пошли по окраине леса. Они не прошли и полкилометра, как из ближайшего куста  выскочил заяц, крупный, и, прыжками, виляя в разные стороны,  пустился петлять по полю.
- Стреляй, - коротко сказал отец  и поднял ружье, прицеливаясь, на тот случай, если сын промажет. Юра прицелился, чуть впереди бегущего зайца и нажал на  спусковой крючок. Заяц подпрыгнул и отскочил в сторону. Потом опрокинулся на спину и пронзительно запищал. Снег вокруг покраснел пятнами. Евгений Степанович подошел  и ногой придавил ему голову,  заяц затих.
Отец поднял подстреленного зайца за задние ноги.
- Ого, хороший трофей! Поздравляю!
Вдали на поле было видно, как еще один заяц  кружил по полю. Послышались  выстрелы. Рядом что-то хрустнуло.
- Пап, смотри, еще один! – Юрий указал пальцем в сторону леса и стал доставать из сумки  новый патрон.
- Не надо, хватит нам одного, - сказал отец, - пойдем обратно.
   
    Охотники подходили с поля довольные, показывая друг другу свои трофеи. Подошел Лешковцев, улыбаясь.
- С почином! – он пожал руку  Юрию. Нарочито восхищенно посмотрел на подстреленного им зайца.
- Ты добыл?
- Он, -  подтвердил Мирский-старший.
Все собрались у небольшого  стола, где была разложена еда, и стояла бутылка коньяка. Разлили  коньяк  по небольшим стопкам. Юра потянулся за стопкой, но Константин Аркадьевич замотал головой.
- Гильзу давай, - сказал он Юрию, - от патрона, которым зайца добыл.
Гильза все еще была в стволе. Юра переломил ружье и вытащил стреляную гильзу.  Константин  Аркадьевич велел ему держать ее как стаканчик, и налил  в нее  коньяк. Юра смутился поначалу  и не знал, как себя держать, думал, что это шутка. Но отец шепнул ему на ухо:
- Так принято первый трофей обмывать.
Чокнулись, выпили. Коньяк Юрия был с запахом  пороха, гари.  С этого  времени этот запах был неразрывно  связан у него с коньяком, поэтому  Юрий Евгеньевич    не любил   коньяк,   предпочитал ему  другие    напитки, водку например.
Дома с зайца сняли шкуру, мама потушила его  с картошкой. Юра не притронулся к еде, в ушах у него долго стоял предсмертный заячий крик.

      Мирский-младший  поднимался по карьерной лестнице:     заведовал хирургическим  отделением, потом был назначен заместителем главного  врача   больницы по хирургии.    Он   всегда помнил совет отца – не держать  около себя людей умнее  себя   самого. Такими людьми трудно  управлять, и можно легко  попасть под их влияние.  Держать следует только тех, для кого слово начальника –    руководство к действию, чтобы чувствовали, что без него  они никто. И чтобы боялись потерять  свое место, которое никогда не заняли бы сами, но  которым   были обязаны только ему.
Со временем  он  к охоте привык, и ему  она даже  стала нравиться. Дикая природа вокруг, азарт, принадлежность  к избранному кругу  людей  высокого  социального  ранга. Ему нравилось смотреть  на окружающий   мир   через оптический прицел своей «Беретты», чувствовать    силу, которую дает оружие, сознавать, что   жизнь дикого и сильного  зверя, например кабана, может оборваться от одного легкого движения его указательного пальца, лежащего на спусковом крючке. Он испытывал удовольствие от удачного  выстрела, после которого    слышал рев, глухой вздох или прощальный  предсмертный крик умирающего животного.

    Как-то  в конце лета, когда  стояли прохладные августовские дни, он предложил  Комаровской  вместе провезти отпуск на Бали.   
  - Хорошо, поедем на Бали, -  согласилась Виктория, - только мне нужно навестить  родителей в Зальцбурге. Мы не виделись больше года.
- Ладно, заедем в Зальцбург, потом на море.
- Нет, мы встретимся на море.
- Ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой?
- Нет, к родителям я поеду одна.
Такой ответ его удивил, но он снова не придал этому большого значения.
 
     Через три недели Мирский уехал один. Он позвонил Комаровской.
- Я тебя жду, скучаю, - сказал он в трубку.
- Отдыхай, загорай, купайся, - ответила Виктория, - у меня дела в Австрии. Я задержусь на несколько дней. Если  обстоятельства позволят, выберусь к тебе. На несколько дней.
Но она  так и  не приехала. Позвонила через десять дней, когда он уже перестал ее ждать и собирался лететь домой, и сказала, что пока останется    в Зальцбурге на неопределенное время, так как выходит замуж. 
    Такого  поворота в   отношениях Мирский не ждал.    Про  свое замужество она сказала прямо, просто и буднично, без лишних предисловий,  словно они были  хорошие приятели, и не более того.  Это      он пережил, в конце концов, свет не клином сошелся на Комаровской.  Юрий Евгеньевич не был настолько сентиментальным, чтобы превращать ее измену – а он так это расценил -  в собственную трагедию, хотя и огорчился тогда нимало.   Грустить же  долго не пришлось, потому что   вышло ему новое назначение по службе: Лешковцев назначил его  главным врачом больницы и лично приехал, чтобы представить  коллективу. Тогда на Мирского навалилось много дел сразу, и    душевная рана, нанесенная замужеством Виктории, стала затягиваться.
    С приходом на   должность главного врача больницы Мирский поменял нескольких заведующих отделениями на своих людей. Возможно,  те и были неплохими руководителями, но ему нужны были рядом свои люди, обязанные лично ему  этим назначением. Так было проще работать, и так учил его отец.  Кроме этого, что финансовое  положение больницы требовало  решительных административных мер и  кадровых решений, следовало срочно пересмотреть штатное расписание и    освободиться от лишних сотрудников, врачей.  Медицинских сестер увольнять не требовалось, их и так не хватало. 
 О своем решении он объявил об этом на одной из утренних общих больничных конференций. Так прямо и рубанул в зал:
- Плановых операций в некоторых отделениях явно недостаточно. От этого больница недополучает средства.        Работу  нужно оптимизировать. Администрацией больницы  будут приняты   кадровые решения, возможно, непопулярные. 
Вскоре в нескольких отделениях больницы были сокращены   койки, а одно из двух  хирургических – ликвидировано.  Часть   лишних сотрудников распределили по другим отделениям, часть –  сократили.  Один из врачей, пенсионер,  попавший под сокращение, пришел к нему на прием. 
- Юрий Евгеньевич,  есть  ли возможность  мне  поработать еще пару лет в больнице? Я ведь нового  места не найду, сами знаете, какое отношение сейчас к пенсионерам.
Мирский знал это, но заниматься дальнейшей судьбой врача в его  планы не  входило. Какое ему до этого дело? Для этого есть центры занятости, социальной защиты, пусть обращается туда. Он   же не мать Тереза, в конце концов.   
- Нет, такой возможности  в больнице нет. – Ответил он, -  Мы вынуждены сокращать  врачебные ставки, финансовое положение больницы сложное.
Несмотря на  сложные финансовые  условия,  о которых сказал Мирский, в администрации  больницы прибавилось несколько новых должностей  -  должность директора больницы  с полудюжиной заместителей по самым разным  вопросам, в том числе, и надуманным. Всем заместителям полагались кабинеты и хорошие  оклады. Прежнего  главного  врача тоже не  обошли, сделав   президентом больницы. Должность почетная, с необременительными  обязанностями и  с прежним окладом.
Юрий Евгеньевич знал,  что за глаза некоторые сотрудники его называют «Мерзким», и это почему-то доставляло  ему какое-то болезненное  удовольствие. Пусть  себе  шепчутся, думал он, ему от  этого ни горячо, ни холодно.           К подчиненным он относился, как к  расходному материалу, типа  катриджа из принтера: отработал свое –  выбросили и заменили новым.

    Мирский продолжал сидеть  на кухне. Половину содержимого  стакана  он выпил. Легкость  в голове  стала медленно переходить в тяжесть.    Он ощутил приступ  щемящего чувства одиночества, и ему стало  себя жалко.        Мысли снова вернулись к Комаровской.    Она однажды сказала ему, он уже не помнил по какому поводу:
- Скучный ты, Мирский. Не интересно мне  с тобой.
Сказала так, как будто  приняла в тот момент   важное  для себя решение.
 - Возможно, мы разные люди, и что с того?- ответил он ей тогда, а про себя еще подумал, что состоявшийся и не бедный мужчина  неинтересным быть не может.  Позже он понял, что тогда    их отношения находились в точке, когда  нужно было  решать,  быть вместе или расстаться. 


  Снова захотелось есть. Мирский убрал бутылку водки  в холодильник, достал  кусок ветчины и пару яиц. Поставил сковородку на плиту, нарезал ветчину. Когда она зарумянилась, вылил два яйца.   
Готовить он не любил. Ел обычно на работе, домой покупал готовые продукты или  полуфабрикаты, чтобы долго не возиться    Мать жила с сестрой, отец умер три года назад.  Юрий Евгеньевич  последнее время  редко навещал ее, предпочитая звонить.   Иногда передавал   деньги. С сестрой  почти не общался, не ощущая в этом большой потребности.
    Мирский убрал со стола посуду и пошел спать.  Была пятница,  завтра был  выходной день, и он решил съездить в Кулигово на охоту, развеяться. 

    Знакомый  пейзаж дороги действовал успокаивающе.    
На обочине  он увидел   автомобиль  полиции. Рядом  с ним  стоял полицейский. Он показал рукой   Мирскому, что ему следует остановиться.
Юрий Евгеньевич остановился и опустил боковое стекло, сам  из машины выходить не стал. Полицейский, подойдя, пробормотал что-то нечленораздельное, представляясь. Наклонился к открытому окну, принюхиваясь.
- Документы на машину.
Мирский протянул. Полицейский еще раз наклонился, видимо что-то заподозрив. 
- Выпивали? – Строго спросил полицейский.
- Нет,- ответил Мирский.
- Сейчас мы это проверим. Выходите из машины.
Евгений Юрьевич вышел, достал   удостоверение  главного  врача и протянул полицейскому.
- Что это? – Спросил тот недовольно.
- Посмотрите внимательно. Я -  главный врач больницы, - он назвал ее номер, - Ваши коллеги  часто бывают нашими  пациентами. –    Я сейчас позвоню, - он сказал фамилию, которая патрульному должна быть знакома, - после этого вы вернете мне документы и пожелаете счастливого пути. Мне кажется, вы можете это  сделать и без  моего звонка.
Полицейский напрягся, потом вернул Мирскому документы. Процедил сквозь зубы:
- Счастливого пути.
- И вам всего хорошего.

    Переодевшись и оформив необходимые документы на охоту у знакомого егеря, Юрий Евгеньевич пошел краем поля в сторону реки. Егерь сказал, где сейчас можно встретить зайцев. Если зайца возьмете, я его вам освежую, - сказал егерь, - возьму шкурку. Она ведь вам без надобности?
- Без надобности, - подтвердил Мирский.   
Он шел  легко по  недавно выпавшему неглубокому снегу. Было начало декабря,  снега с начала зимы выпало немного. Был легкий морозец.  Небо было затянуто свинцовыми  разлапистыми  облаками. Не зная времени, трудно было определить  утро это, день или наступающий вечер. Мирский старался ни о чем не думать, он смотрел по сторонам, иногда под ноги, отыскивая на снегу заячьи следы. День был хмурый, серый, деревья стояли с голыми ветками, местами  припорошенными   снегом.
    Он увидел, как  сверху с одной   березы посыпался снег.   Юрий Евгеньевич увидел   белку,  деловито прыгающую на дереве с ветки на ветку. Он остановился и стал  смотреть на нее. Белка перестала  скакать, спустилась по стволу дерева чуть ниже и стала опасливо  наблюдать за Мирским, изредка поворачивая голову из стороны в сторону. Потом  спустилась на землю и замерла в нескольких метрах от Мирского, встав на задние лапы и выгнув спину. По всему было видно, что людей она не боялась, привыкла к ним, и ожидала получить лакомство от человека. Юрий Евгеньевич разгадал ее намерение и усмехнулся.
- Нет у меня  для тебя ничего, -  сказал он.
Белка скакнула на ствол березы  и быстро поднялась вверх, скрывшись  в кроне дерева.
  Показались заячьи следы на снегу. Они были свежие,  и  их оставили  несколько зверьков. Мирский пошел по ним и вышел к  заливу  небольшой речушки. Здесь сидели несколько рыбаков. Около каждого на льду лежало несколько рыбешек: окуни и плотва. Чуть дальше стояли   жерлицы, в расчете на поимку более  крупной  рыбы.
Юрий Евгеньевич  повернул от речки к лесу. Здесь на открытом месте, даже если выскочит заяц, стрелять нельзя – рядом  находились люди. Он ходил долго, петлял, терял заячий  след, потом находил его снова. Так прошло несколько часов.  Время было половина третьего, и  скоро должно  стемнеть.  Ладно, подумал Мирский, хоть прогулялся на природе. С понедельника начнется новая неделя с ее проблемами, бесконечными  совещаниями, необходимостью принимать  решения по самым разным вопросам.
Что-то заставило его  остановиться и посмотреть  вокруг. В десяти метрах   за поваленным деревом сидел заяц, сложив на него  передние лапы.  Стараясь не делать  резких движений, Мирский медленно снял ружье с плеча  и прицелился. Нащупал пальцем спусковой крючок.  Он ждал, что заяц сейчас отскочит от дерева, почуяв опасность, и попытается  убежать, петляя между деревьями. Расстояние до него  было небольшим,  но Юрий Евгеньевич успеет достать  его   выстрелом. Мирский приготовился стрелять, прицелившись. Заяц продолжал сидеть, как ни в чем не бывало, не чувствуя смертельной  опасности. Он спокойно смотрел своими глазами-бусинками, перебирая  передними  лапами по лежащему стволу. Взгляд его показался Мирскому внимательным и доверчивым. Он  словно говорил ему: «Смотри, как хорошо кругом, нам обоим хватает места в этом мире, и тебе незачем  убивать меня».
Юрий Евгеньевич хотел было нажать на спусковой крючок, но палец не слушался. 
Нужно его пугнуть, тогда он побежит, пришла в голову мысль Мирскому,  выстрелю ему вдогонку. Он собрался сделать какое-нибудь резкое движение или крикнуть, но вместо этого  опустил ружье. Заяц наклонил голову набок, будто прислушиваясь к чему-то, тряхнул ушами, повернулся и поскакал в лес, смешно подбрасывая вверх свое тело. Через секунду он скрылся за кустами. Мирский проводил его  взглядом без всякого  сожаления,   и даже  почувствовал, как неизвестное ранее, новое чувство    наполняет его душу.  Чувство это было   незнакомое или давно забытое. Так в детстве ощущаешь прилив радости, когда взрослые  хвалят тебя за какой-нибудь хороший поступок. Юрий Евгеньевич пошел назад на базу. Начинало темнеть. Мирский  смотрел вокруг себя, но уже по-другому. Он не выслеживал свою жертву, а просто смотрел на мир,  любовался    природой. Он ощущал   во всем своем теле  легкость и   душевную бодрость. Хорошо, что я не убил   зайца, подумал Юрий Евгеньевич, пусть себе живет.

Уже на подъезде к городу, он увидел стоящий на обочине  автомобиль, мигающий аварийной сигнализацией. Около  него  стояла молодая  женщина и робко махала рукой.  Юрий Евгеньевич припарковал автомобиль рядом.
- Спасибо, что остановились, - сказала она, а то я растерялась, машину стало уводить в сторону. Вот…, - она указала на переднее  колесо.
Шина на колесе была спущена.
- Запасное колесо есть? – Спросил Мирский.
- Наверное, - нерешительно ответила женщина. Я в такой ситуации  впервые. От бабушки из деревни возвращаемся, немного  припозднились, а тут такая беда. Не знала, что и делать.
Тут Мирский заметил в машине ребенка, мальчика лет десяти.
Юрий Евгеньевич попросил женщину  открыть багажник,  где должно быть запасное колесо. Он достал его.   Ключ и домкрат взял у себя. Подложил домкрат, поднял автомобиль и заменил спущенное колесо.
- Спасибо, - сказала женщина и стала доставать деньги из сумки.- Сколько я вам должна?
- Не нужно, - сказал Мирский,- уберите.
-  Мне неловко, вы  меня  очень выручили.
Мирский кивнул и пошел к  своей    машине. Взгляд женщины скользнул по его  автомобилю, где на лобовом стекле был пропуск в больницу.
- Ой! А вы врач?- снова спросила женщина. – Случайно, не детский?
- Нет. А что случилось?
- Да, понимаете, не можем в больницу с ребенком  попасть:  очередь, то мест нет, то анализы просрочены. Я бы заплатила.- Добавила она поспешно. -  Операцию назначили, аденоиды удалять, а целый месяц не можем попасть в больницу. Ребенок носом  почти перестал дышать.
- В какую больницу  у вас направление?
 Женщина назвала номер. Главврача этой больницы Юрий Евгеньевич знал.   И у него имелся  номер его телефона. Он набрал его.
- Андрей Александрович? Мирский. Просьба одна к вам. Нужно аденоиды  удалить   ребенку. Направление в вашу больницу.
- Какой разговор, Юрий Евгеньевич, поможем! Пусть в понедельник часам к девяти приезжает в приемное отделение. Я скажу заведующему, чтобы оформили быстро. Как фамилия ребенка?
Мирский  прикрыл телефон рукой и обратился к женщине:
- Как фамилия?
Женщина назвала фамилию.
- Приезжайте в понедельник к девяти часам в приемное отделение со всеми анализами и направлением. Вас госпитализируют.
- Огромное  спасибо! Вы - добрый волшебник! Если бы не колесо…
Всю дорогу Мирский чувствовал внутри себя   состояние умиротворения и покоя. На душе его было легко и радостно.  Было ощущение  своей внутренней свободы и неутраченной способности  творить добро.
   
    Тамара Дмитриевна, его секретарша, сделала Мирскому комплемент:
- Вы сегодня, Юрий Евгеньевич, словно светитесь изнутри. Наверное, выходные хорошо провели?
- Да, ездил на охоту.
- Удачно?
- Более, чем.