Константин. Седьмая часть

Марья склонила голову над бумагами.
После того, как она попрощалась с Тамарой, домой решила не идти. Хотелось, конечно, однако живой интерес учёного оказался сильнее  усталости в ногах и лёгкой головной боли. Интерес тот, разумеется, был чисто академическим, но всё-таки... В демонов, украденные им души и прочую ересь Марья не верила, но вот та история с умершими взрослыми заинтересовала. Как так вышло, что она об этом не слышала? Марья была молода, но не настолько, чтобы не застать старшее поколение. Тем более что Тамара – если верить её словам – была самой взрослой из детей. И опять же: сама Тома сказала, что Марья знает многих, кого она «вырастила». Включая родную мать Марьи… И как это понимать? Ладно, остальные, но мама? Почему она об этом ничего не говорила? Попрощавшись с Тамарой, Марья сразу поняла, что не успокоится, пока не узнает больше. Она  сменила курс, и спустя десять минут уже зашла в местную – и единственную – библиотеку, в которой, разумеется, был архив.
В деревне той информации хранилось мало. Не было ни переписи населения, ни чего-то наподобие того. Отголоски прошлых лет, как правило, хранились у тех, кто этого, собственно говоря, хотел. У Руслана - художника – хранились портреты умерших. У Демида – кузнеца – кажется, были какие-то справочники по работе с металлом и деревом. Константин – священник – хранил у себя множество книг, но Марья им не особо доверяла: дело в том, что он любил их по тысяче раз переписывать, и неизвестно, сколько правды в них осталось. Многие хранили у себя что-то из прошлого, однако не все были  готовы об этом поведать. Потому… у Марьи был лишь один вариант – библиотека. И далеко не факт, что удастся что-то найти.
Библиотека встретила лекаря глухой тишиной. Она отряхнула ноги от снега, и плотно закрыла за собой дверь. Света внутри небольшой избы было мало, и пришлось пару свеч на стене. Насколько Марье было известно, в библиотеку жители деревни приносили то,  чем хотели поделиться. В противном случае, несли нечто, от чего хотели избавиться, а выбрасывать «как-то жаль». Там были детские учебники, – которые когда-то писала Тамара – справочники о скотоводстве, животных и растениях. Была художественная литература – а куда без неё? – сборники стихотворений и кулинарные рецепты. Были учебники по алхимии, медицинские пособия, и прочее-прочее-прочее. Многое можно найти. Знания жители деревни, как правило, передавали из поколения в поколение, но зачастую сами узнавали что-то новое. Так, например, Марья однажды обнаружила, что отвар из иголок ели «Бенмардар» на время меняет голос человека. Разумеется, она сразу же сделала запись, а копию отнесла сюда. Наверняка здесь есть что-то о том случае! Марья зажгла свечи, и осмотрелась. Пыль летала по помещению, снег с ботинок растаял, и на полу образовалась лужа, что никак не хотела впитаться в старое дерево, из которого состояло, в принципе, почти всё вокруг. Первым делом она подошла к старой потрёпанной (в правом углу) книжной полке – там хранилась самая древняя информация. Начала придирчиво осматривать корешки книг. «Рецепты из корнеплодов» - точно нет, «Полезные свойства пихты» - мимо… «Как я достал кинжал» - кажется, проза… Марья начинала злиться: неужели никто и никогда не догадался записать о чём-то, что убило столько людей? Она продолжила искать. «Пособие по работе с деревом», «Букварь», «Сокращённая версия библии», «Фазы зимней луны», «Медицинский справочник на одна тысяча  восьмидесятый год», «Как посадить капусту». Марья прищурилась, и вернулась назад. Какой-какой год? Сколько она себя помнила, в их деревне годы не считали – как правило, говорили примерно: «Три зимы назад я видел в лесу лося!», «Лет десять-пятнадцать назад я избавилась от головных болей» и всё в таком ключе. А тут… может, написано от балды? Марья заинтересовалась, и достала книгу. Книга оказалась совсем не «книгой» - кипа бумаг, завёрнутая в более плотный материал. Она бросила найденное на стол, и решила попробовать найти что-либо и за другие годы. Не обязательно медицинский справочник – что угодно! И как так вышло, что Марья пропустила эту «книгу»? Она была самым частым гостем библиотеки! А может, просто забыла, как когда-то давно пролистывала, и совершенно не придавала значения указанному году? Может и так… Невыносимо долгие минуты она пачкала руки в пыли и плесени, пытаясь найти хотя бы что-то. Смотрела не только на полках, но и залезала в сундуки, которые прятались в тёмных углах. Счастье ей почти улыбнулось – совсем немного, краешками тонких губ. Марья нашла вторую бумагу с датой: одна тысяча первый год. В целом, это можно было назвать успехом, но… это была именно «бумага» - то есть, один единственный лист. На нём был всего лишь рисунок с изображениями фаз луны. Перерыв всё, что было, она пошла на крайние меры – начала искать что-то внутри самих книг. В книге с названием «как посадить капусту» оказалась информация о том… как посадить капусту. В основном, содержание полностью соответствовало названию. Однако нашлось ещё кое-что. В детском учебнике по литературе – все дети деревни изучают местную литературу – Марья обнаружила очередной странный листок. «Наши грибы. Девятьсот двадцать второй год». На нём были рисунки грибов, а рядом аккуратно выписаны названия. В целом, ничего странного. Кроме указания года. Почему в какой-то период времени кто-то из людей считал нужным указать год? И главное: как они могли быть уверены в верности? Марья продолжила искать. В рецептах – рецепты, в справочниках – справки. Больше она ничего не нашла. Сложила два листа, взяла с собой, и села за стол, на котором ждал медицинский справочник. Принялась его листать. И опять же: совершенно ничего нового! Как лечить головную боль, волдыри и простуду она прекрасно знала. Внимательно вчитывалась в кривоватые буквы, но, увы, ничего не указывало на  то, что когда-то деревня потеряла так много людей. Марья потянулась на стуле, потирая уставшие глаза. В библиотеке было теплее, чем на улице, но не сильно – изо рта шёл пар. Она опять пробежалась глазами по бумагам с указанными годами, покрутила в руках, и бросила на стол. А собственно… почему она, в принципе, поверила Тамаре? Быть может, старуха просто это придумала? Или, например, не придумала, а ей это приснилось? Марья знала, на что способен мозг человека в «возрасте»… Тамара вполне могла в это искренне верить, но ведь одной только веры мало, чтобы фантазии стали реальностью. Она успела пожалеть, что занялась этим делом, но всё-таки решила пролистать справочник ещё раз. И не зря… Руки её давно замёрзли и уже слегка подрагивали от холода, и именно это помогло найти кое-что интересное: трясущаяся рука случайно обнаружила секрет. Хотел ли писавший сделать это «секретом»? Может, и нет, однако факт оставался фактом: страницы слиплись. Поначалу Марья и не заметила, но теперь… она аккуратно разлепила страницы, и из одной получилось две. Развернув их, принялась читать затаив дыхание. 

        Последний день цикла. Завтра луна пойдёт на спад. Год окончен,       впереди опасные времена мёртвой природы. Новый год наступит нескоро.

Прочитав это, Марья кивнула самой себе. Она знала, что раньше в деревне считали зиму опасным временем. В те далекие времена думали, что цикл заканчивается осенью – когда растения погибают. Считалось, что когда на земле лежит снег - мир умирает, чтобы возродится весной. Сейчас-то люди знали, что природа зимой совсем не мертва – нашли зимние растения, ягоды и даже грибы. А ели? Ели целый год зелёные! У годового цикла нет конца – есть недолгие паузы, но конкретно «смерть» ещё не наступала. Однако тогда народ был совсем другим – каждая из зим воспринималась как конец света. Марья продолжила читать:

Деревня пережила потери, но я знаю, как им помочь. Я чувствую особую связь с Богом. Он выбрал меня. Он назначил меня спасителем. Я обнаружил ЭТО в лесу. Название пока не придумал. Мне нужно изучить ЭТО перед тем, как явить народу. Отправлюсь в новолуние. ЭТО должно всё изменить. ЭТО существует даже во времена мёртвой природы! В одна тысяча восемьдесят первом годе я совершу открытие!

Следующая часть текста содержала странный рецепт некого лекарства состоящего из снега. Марья знала, что раньше люди топили снег и лечили им недомогание, но  в нынешние времена уже доказали, что это бессмыслица. Не стесняясь, она оторвала до конца лист с текстом и положила к тем другим, на которых были указаны предыдущие годы. Марья положила справочник на место, три найденные бумаги спрятала под куртку, и покинула библиотеку. Пока шла домой думала. Видимо, этот справочник писал лекарь. О чём он хотел сказать в конце? Что за потери пережила деревня? Какова вероятность, что одна тысяча восьмидесятый год – это год, о котором рассказывала Тамара? Марья вернулась домой, и опять села за бумаги. Нужно хорошенько это обдумать, а следом встретиться с Тамарой – старуха обязана что-то знать!
…Константин вытер пот со лба. Сделал пару шагов назад, осматривая своё творение, и подытожил:
 - Готово!
Перед ним красовалось что-то, чему он дал собственное название: «Совий дом». На деле же это был высокий – примерно полтора метра – толстый столб березы, установленный на трёх брусках – чтобы столб уверенно держался вертикально. К столбу он прибил ещё один, - покороче - но положил его горизонтально. Константин рассчитывал, что его новая подруга Костя будет на этом сидеть. Пока пилил, прибивал и занимался прочими махинациями, Константин решил спрятаться от любопытных глаз. Он набрал древесины, инструменты, и ушёл со всем этим за церковь. Пока делал «совий дом» не мог не думать о самой сове. Интересно, как она там? Что делает? О чём думает? Совы ведь… думают, верно? Наверняка в её голове крутятся какие-то свои птичьи мысли. Она, наверное, думает о деревьях, лесе, листьях… Возможно, о еде. Константин не был уверен, что хорошо разбирается в рационе больших белых сов. Чем они питаются? Кажется, мелкими животными типа мышей и лягушек, но никакой конкретики он не помнил, а справочник, как назло, потерял. Возможно, он находится в библиотеке, но идти туда священник не горел желанием – вдруг, кто-то встретится по пути? Константин решил, что будет кормить сову тем же, что ест сам. Вряд ли ей нужны именно мыши и лягушки… Кусочек хлеба или мяса тоже может подойти! Ну, а если откажется, то Константин украдёт для неё у Зои цыплят. Он мог бы и попросить, но… Вряд ли придумает достойное объяснение зачем ему живые цыплята. Взяв собственное творение подмышку, он поспешил вернуться домой.
Пока поднимался по лестнице, крикнул:
 - Костенька, я иду! Я сейчас зайду, имей в виду!
Ему почему-то казалось, что сова может разозлиться, если он ворвётся в комнату без предупреждения. Вдруг, она занята чем-то секретным? Приличные люди всегда стучат перед тем, как нарушить чей-то покой, вот и Константин решил не забывать о рамках приличия.  Когда он зашёл, сова сидела на кровати. Глаза её бегали по помещению, а шея медленно крутилась в разные стороны.
 - Осматривайся! Привыкай! – попросил он, - Теперь ты… то есть, пока ты будешь жить здесь.
Он взял «совий дом» в обе руки, и гордо вытянул вперёд, - Смотри! Это для тебя. Я подумал, что это будет  напоминать тебе о лесе. Вот… - он поставил «совий дом» в углу, - Будешь здесь жить. П-попробуешь?
Он отошёл в сторону, и жестом предложил Косте сесть. Яркие красные глаза остановились на Константине. Сова склонила голову.
 - У…
Константин аж подпрыгнул, - Ах! Что-то я не подумал… Тебе ведь… не только сидеть нужно, да? Но ещё и, может, лежать?
Он подошёл к шкафу, и достал оттуда несколько свёрнутых в клубок вещей. Рубаха, брюки и свитер, который когда-то подарила Тамара. Всё вместе скомкал плотнее, и положил на пол под «совьим домом». Показал Косте.
 - А так? 
Спустя несколько секунд тишины сова-таки решилась: она расправила крылья, и перелетела с кровати на «совий дом». Села, и…
 - У-у… У.
 - Я так рад, что тебе понравилось! – он всплеснул руками, - Теперь и у тебя есть свой угол. Теперь мы вдвоём! 
Его лицо озарила счастливая улыбка. Ноги сами по себе слегка подогнулись, и Константин исполнил короткий, но энергичный танец. Счастье есть! Однако насладиться им он не успел: вдруг понял, что раз сова долетела от кровати до нового дома, то выходит, ей можно вернуться в лес… Эти мысли озвучить он не решился. Отвернулся, - чтобы Костя не увидела перемену настроения – и подошёл к окну. Он не успел и заметить, в какой момент так потемнело. Если солнце скрылось меньше часа назад, то время до вечерней службы ещё есть. А если больше… не желая даже думать об этом, он решительно развернулся к сове:
 - Мне нужно в лес…
 - У-у?
 - Ну, ты что? За можжевельником! Ты просто плохо знаешь Тамару… она не отстанет! Старуха всегда такой была, но сейчас… Знаешь, Кость,  мне кажется её время уже вышло… - он посмотрел ей в глаза, и вдруг почувствовал, как пальцы на руках начали неметь, - М-м… Т-ты…
Слова застряли в горле. Мир медленно гас в дымке, а глаза птицы, напротив, становились ярче с каждой минутой. Он хриплым голосом сказал:
 - Но… если бы её время вышло, то Бог…
Мысль он не закончил. Дело не в пересохшем горле, она оборвалась так же резко, как и появилась. Глядя в глаза птице мысли его были странными – словно чужими. Он нехотя оторвал взгляд, и сказал:
 - Ну, ладно… Я быстро!
Под столом нашёл корзинку, взял её, и перед выходом сказал напоследок:
 - Я постараюсь как можно быстрее! Но… если вдруг услышишь, что кто-то пришёл… Ты к ним не спускайся! Сиди здесь тихо, ладно? А если кто-то поднимется… вряд ли, конечно, но если вдруг… ты залезь куда-нибудь. Под стол, например, или опять в сундук.
Он хотел раскрыть сундук на всякий случай, но в итоге решил, что это может унизить Костю.
 - Ладно, даже не думай об этом! Никто сюда не поднимется. Они, конечно, наглые, но не настолько! Всё, я убежал!
Он спустился вниз, подкинул дрова в печь, и вышел на улицу. Константин третий раз за последние сутки отправился в лес.
… - Мам?! Мама, вставай!!
Тамара вынужденно проснулась. Перед глазами всё плыло, очертания окружающих предметов – и не только! - размывались, но ей и не нужно было видеть будящего – дочь она узнала по голосу. Театрально коснувшись лба сказала:
 - Танечка… зачем ты меня разбудила? Дай матери поспать!
Таня – женщина средних лет - махнула в сторону матери рукой, - Обойдёшься! Спать нужно ночью!
 - А сейчас что? – она попробовала приподняться, но боль в спине дала о себе знать, - О! Спина…
 - Оно и неудивительно! – Таня покачала головой, - Конечно, спина болит, ты же никак не угомонишься! Только вечер наступает, а ты спишь! Сейчас выспишься, а ночью что будешь делать? Опять по лесам бегать, да?
 - Не учи! – буркнула она, и всё-таки сумела сесть, - Я устала этим утром. Потом спина разболелась. Вот и задремала!
 - От чего ты устала? Мам, мне не нравится то, чем ты занимаешься!
 - Откуда тебе знать, чем я занимаюсь?
 - Ты серьёзно? О тебе вся деревня говорит! Запугала ты всех своими глупостями! Видел бы тебя отец…
 - Твой отец понял бы, что дело – дрянь! Но ты права… - она протёрла лицо ладонями, - Права ты: хорошо, что он этого не застал. Тяжело нам будет…
Таня закатила глаза, - Не начинай. Хватит уже! Вчера всю ночь по лесу бегала, сегодня что делала? Ты утром ушла на службу, так и пропала! Я когда вернулась домой и тебя спящей увидела, чуть не поседела! Думала всё уже…
 - Не хорони мать раньше времени! Успеешь ещё…
 - Так, где ты была?
 - На службе… - ответила Тома, и только сейчас вспомнила, на что действительно потратила всё утро. Лицо её вытянулось, сердце кольнуло, - Ой…
 - Чего? – она покачала головой, - Хватит этих твоих «служб»! Помолиться ты и дома можешь. Зачем таскаться? Было бы куда! Ты эти речи уже сколько лет слушаешь? Мам, новых не будет! Тем более, Константин  и сам уже… ну… старый. Вам бы немного приземлиться, а вы всё носитесь!
Тамара прищурилась, - «Носимся»? Уж лучше носиться с высокодуховными делами! А не как ты: мужику в ноги жизнь свою кинула! Если бы ты тогда дома была, а не развлекалась с соседом, то я бы крест не потеряла, и сейчас бы спина у меня не болела! И священник наш был бы в норме! Так что имей в виду…
Она усмехнулась, - Ну, как всегда. Вся вина на мне! А ты не думала, что если тебе чей-то голос в лесу кажется, то… ну, тебе это, блин, КАЖЕТСЯ? Зачем было идти? Не пошла бы, -  крест не потеряла! И священника бы не заморозила!
 - Что?
 - Что? На улицах только и разговоров, что службы утренней не было. Никто, конечно, не уверен, но кажется, всё очевидно: Константин с тобой ночью нагулялся в лесу, и захворал! А по поводу «мужиков» моих… - она поморщилась, - Во-первых, мужик у меня один. А во-вторых, ты что предлагаешь, всю жизнь с тобой прожить? Я тоже ребёнка хочу! Ещё пара лет, и рожать поздно будет – мне Марья говорила! Так что да: я «развлекаюсь» с соседом, и буду и дальше с ним «развлекаться»! Может, наконец, от тебя перееду!
 - Дура ты… - тихо ответила Тамара, - Не понимаешь ничего…
 - А что мне нужно понять?!
Тамара заглянула дочери в глаза. В её ореховые глаза – с глубокими морщинками под ними. Ещё в детстве Таня поставила себе главную цель в жизни – выйти замуж. А так как человек без мечты жить не может, то уже седые волосы лезут, а Танька всё никак… Тома долго смотрела на дочь, и кое-что для себя решила. Да, Таню она любит и всегда поможет, но… нет в Тане чего-то такого… пульсирующего. Нет в ней интереса, никогда не было у неё страсти что-то понять. А раз так… Стоит ли и ей рассказывать о своих подозрениях? Стоит ли ей знать, что Константин дурным стал? «Знать» то, может, и стоит, но поймёт ли? Увы, не поймёт…
 - Ну что ты так смотришь?! – взорвалась Таня.
 - Ничего. Забудь… Какая сейчас часть суток?
 - Солнце скрылось минут тридцать назад.
 - Поняла… поем, да пойду. У меня  ещё дела перед службой.
Таня раздражённо дёрнула плечами, но всё-таки сдалась, - Боже… Ладно, делай, что хочешь! Только чтобы ночью без прогулок!
- А ты не хочешь на службу сходить?
 - Ага! Делать мне нечего. Тем более, когда святоша наш сопли пускает!
 - Ты так уверена, что он болеет?
 - Так говорят в деревне.
  - Народу всё равно на правду… они верят в то, во что им хочется верить…
 - Да-да. Слушай, а крестик-то твой  где?
Тамара коснулась груди. Прошли почти сутки, как она ходит без креста… Она размяла спину, и поднялась с кровати, - Так забегалась, что совсем забыла забрать…
 - Но… вы же его нашли?
 - Нашли-нашли… - она поднялась на ноги, - Умоюсь, поем, да пойду!
…Перо в руке Марьи не выдержало напряжения и погнулось. Она встряхнула головой и разжала пальцы левой руки. Только сейчас поняла, что слишком увлеклась… выбросила негодное перо, и решила выйти на улицу, чтобы немного освежиться. Половицы скрипнули, когда она вышла на крыльцо. Мороз сразу обжёг кожу, ветер заглянул под не до конца застёгнутую куртку. Марья даже не заметила в какой момент так потемнело… Сделав три глубоких вдоха, она вернулась в дом. Бросила куртку прямо на пол, и опять села за бумаги. Ей удалось кое-что понять… Что с этим знанием делать она не знала, однако запомнить следовало бы – на всякий случай. Пытаясь собрать всё воедино, удалось заменить некоторую закономерность. А именно: все три года, что были указаны, разделяло семьдесят девять лет. Если бы даты было всего две, то Марья не придала бы этому значения. Но их было три… Выходило, что это – закономерность. То есть, кто-то из жителей деревни чувствовал необходимость раз в семьдесят девять лет сделать пометку о годе. Но как они определяли, какой именно год это был? Марья тяжело вздохнула – в их мире это казалось невероятной глупостью! Следить за временем было непринято – это же бессмыслица какая-то! Летом время течёт одним образом, зимой – другим. Минута, секунда или же сутки – понятие растяжимое! Когда тот или иной человек указывал на время, он имел в виду примерное время.  «Приблизительно два часа назад», «Прошло больше суток» - и так далее. Откуда же им брать уверенность, что не ошиблись? Марья-то не могла назвать точную дату смерти родной матери, а тут… Она – как и остальные жители деревни – не считала нужным знать, сколько ей лет. А какой в этом смысл? Когда постареет – заметит! Так какая разница сколько ей: тридцать-сорок-двадцать шесть? Указание годов казалось безумно странным. Марья достала новое перо, и опять села делать пометки.

Семьдесят девять лет между событиями. Но какими? Зимой одна тысяча восьмидесятого года лекарь обнаружил нечто в лесу. Скорее всего, то были ягоды. Возможно, он открыл можжевельник или, например, калину. Так же возможно, что речь шла о дереве с полезными свойствами коры или зимнем грибе «Сулонко», но кажется, в те времена его ещё не открыли. В одна тысяча первом годе пишущий перерисовал фазы луны. Таких рисунков в библиотеке много, но зачем он указал год? Полная луна была помечена, однако в этом странности нет – люди всегда выделяют полную луну и новолуние. В девятьсот двадцать втором году писарь указал грибы и их названия. Список небольшой,  но вот, что интересно: кажется, там был рисунок «Сулонко» - большой белоснежный гриб овальной формы. Но, во-первых, его можно перепутать с другими грибами,  а во-вторых зимой найти его тяжело. В те времена его ещё не открыли. Может, писарь хотел сделать открытие сам, но, как и лекарь из будущего, не успел дать название? Буду дальше размышлять.

Марья отложила письменные принадлежности в сторону. Запись об этом она не сделала, но не подумать не могла – может, последнюю запись – что делал лекарь – сделал кто-то, кого могла знать Тамара в детстве? Какова вероятность, что Тамара не выдумывала, и действительно однажды случилась большая беда в деревне? Но больше всего Марью будоражила другая мысль. Мысль та была необычной, покрытой мистической – непривычной для Марьи – оболочкой. Какова вероятность, что она пошла в библиотеку ровно через семьдесят девять лет? Что, если её записи однажды окажутся в архиве, а человек из будущего будет ломать над ними голову, глядя на дату – одна тысяча сто пятьдесят девятый год (да, в уме она приблизительно высчитала, какой сейчас может быть год). Сама идея о том, что Марья могла бы узнать – и указать – год будоражила. Она спрятала свои пометки, взяла в руки бумагу из медицинского справочника, и точно решила, что разберётся в этом сегодня! Марья собиралась поймать Тамару после вечерней службы и хорошенько её расспросить.
…Тамара уверенно шла в сторону церкви. Спина до сих пор болела, однако она была в таком возрасте, что давно привыкла к периодическим болям в теле. После службы можно зайти к Марье за мазью, но…  далеко не больная спина сейчас в приоритете. Последние несколько часов Тома отчётливо чувствовала отсутствие крестика на груди –  это давило не только морально, но и физически. Место, где обычно висел крест, горело… Пустота ощущалась так ярко, что Томе хотелось заполнить её как можно быстрей. Она даже успела пожалеть, что отдала свою вещь Константину… Пока Тома шла, размышляла о последних событиях. Ночь-лес-священник-странные звуки-отчётливое ЕГО присутствие-испуганные прихожане… Столько всего нужно обдумать… У Тамары натурально кружилась голова! Ещё и Константин начал вести себя откровенно странно. А Марья? Марья-то неплохой человек, умный, но её взгляды… От Тамары не ушло, как сильно загорелись её глаза, когда Тома рассказала о том далеком случае. Она так крепко об этом задумалась, что даже не придала особого значения странному поведению батюшки! Интересно, она хотя бы обдумала это, пока была дома? Тамара была почти уверена, что нет – наверняка все её мысли крутились вокруг того рассказа. Хорошо, что Тамаре хватило мозгов рассказать не все подробности того случая… Она подошла к церкви, и осмотрелась. Хорошо… Время  угадала правильно – народа нет, значит, до службы есть ещё хотя бы полчасика. Она планировала забрать крест и, разумеется, поговорить с Константином о его поведении. Разве так можно? Уж точно нет! Тамара планировала не только забрать свою вещь, но и устроить священнику хорошую взбучку. Она распахнула дверь, и сходу прокричала:
 - Константин! Выходи!!
В ответ тишина. Тамара плотнее закрыла за собой дверь, немного подумала, и решила закрыть на ключ – чтобы не мешали. Осмотрелась. Печка мирно потрескивала, свечи почти догорели, помещение наполнил запах воска, дров и благовоний. Неужели, и правда, пытался выгнать заразу? Тамаре хотелось бы верить ему, но уж больно нескладно он оправдывался… Она прошла внутрь, и опять позвала:
 - Я знаю, что ты здесь! Вы-хо-ди! Ты должен вернуть мне крест до службы!
Ничего. Константин не спешил вылезать из укрытия. Тома прошлась вдоль стен, придирчиво оглядела лавку, и даже смахнула какие-то древесные опилки в сторону. Уже было решила, что Константин опять куда-то делся, как вдруг услышала наверху какой-то шум. Глаза её сузились, она почувствовала, как начинает злиться.
 - Прячетесь, батюшка? – крикнула она, - От меня ли, м-м? Или что другое вас пугает? От себя не убежать!
Она встряхнула головой, и решила с этим раз и навсегда разобраться. Тамара поднялась наверх. Заглянула в его обитель, намереваясь схватить наглеца за шкирку, но  не тут-то было… Пара кроваво-красных глаз смотрели прямо на неё. Огромная птица сидела на какой-то странной палке. Голова её была больше тыквы, крылья медленно вытягивались в разные стороны, взгляд был кровожадным.
 - Боже… - Тома сглотнула подступивший ком и перекрестилась, - Это… это…
Договорить она не смогла. За долю секунды птица взмыла вверх, в полёте перевернулась, и коснулась потолка цепкими лапами. Сова оттолкнулась, и налетела на Тамару. Старуха повалилась на пол даже не в силах закричать – она не видела ничего, кроме глаз, что смотрели в душу. Сова повалила Тамару на пол, и зависла над ней. Каждый взмах крыльев обдавал морозом. Тамара затаила дыхание.
 - Это… ты…
Тамара знала, что ОН не ответит, но всё равно произнесла эти слова, ведь понимала, что они станут последними. Спустя секунду острые – как кинжалы – когти разорвали одежду, и вонзились в незащищённую плоть. Кровь брызнула в разные стороны, хватка птичьих лап стала сильнее, и разорвала кожу до конца. Сова клювом взяла кусок плоти, отбросила в сторону, и принялась клевать внутренности старухи. Кишки – как живые – отлетели в сторону кровати, кусок желудка сова съела с особой жадностью, и принялась за лицо. Она выклевала глаза, а лапой выдернула несколько зубов. Порвала губу, залезла в рот, и вырвала клювом язык. Язык по вкусу Косте не пришёлся, и она отбросила его в сторону. Кровь окрасила собой почти всё пространство, брызги долетали до стен, яркие капли застывали узором. Птица не ела пожилую женщину – так, пробовала на вкус. Продолжала выдирать внутренности, клевала с особым наслаждением. Из рта брызнул фонтан крови, сердце биться перестало, но Костя не остановилась. Силы совы хватило, чтобы раздробить грудную клетку, клювом она продырявила лёгкие, и успокоилась только тогда, когда вытащила сердце. Сердце Костя взяла лапой, подлетела к кровати, и аккуратно положила на подушку. Птица вернулась на «совий дом». Сложила крылья, и…
Кто знает, о чём думают совы? О лесах? Деревьях? Маленьких полевых мышках? Однозначного ответа нет, и никогда не удастся узнать, о чём думала Костя в ту секунду, однако взгляд ярких красных глаз упал именно на то место, на котором Тамара при жизни носила свой крест. А совы умеют улыбаться? Скорее да, чем нет.
…Корзинка с ягодами утонула в снегу, Константин зажмурился, и ещё раз попробовал открыть дверь, но теперь обеими руками. Закрыто. Это… странно. Это очень странно, если задуматься! Константин дверь в церковь никогда не запирал – да, нехитрый замок в двери был, но им никогда не пользовались. А зачем? В былые времена священник был ни то, что против, а даже обеими руками «за», чтобы в церковь заходили, когда его нет на месте. А почему бы и нет? Он знал, что некоторые из соседей… скажем так: стеснительны, и любят приходить в церковь только тогда, когда никого более там нет. Когда-то давно Константин даже специально уходил на несколько часов, ведь знал, что кое-кому необходимо помолиться. У них, в принципе, дверь запирать было не принято – как-то не прижилось такое правило. Замки были, скорее, для того, чтобы запереться изнутри, но никогда, чтобы запирать дверь, когда покидаешь родные стены. Решив, что, возможно, просто забыл, он ощупал внутренние карманы. Нет… ключа у него с собой нет. Да и, в общем-то, точно не было, просто нужно было проверить. Неужели дверь заклинило? Сердце вдруг сжалось от страха за Костю – как она там одна? Не слишком ли жарко при горящей печке? Страх тот придал ему сил. Он навалился на дверь всем телом, и, выпуская энергию наружу всеми возможными способами, закричал:
 - А-ааааа!!
 - Батюшка, вы чего?
Константин от неожиданности завопил сильнее, не удержался на ногах, и рухнул прямо на свою корзинку. Подошедшая сзади Зоя помогла ему встать.
 - Что тут у вас?
Он отдышался, и ответил прихожанке трясущимся голосом:
 - Б-беда…
  - Какая? – Зоя нахмурилась.
 - У меня, кажется, сломалась дверь.
 - Это как?
 - Чёртов замок! Он, видимо, заклинил!
Зоя недоверчиво покосилась на дверь. Попробовала потянуть за ручку, словно не поверила священнику на слово, но дверь так и не поддалась.
 - М-м… а вы дверь не запирали?
 - Я?! Ну, разумеется, нет! Когда я запирал её?!
Зоя пожала плечами. Сзади неё выросло ещё пара прихожан – люди медленно собирались на службу. Константин чувствовал себя ребёнком, который вместо дел по огороду целый день прыгал по кустам – казалось, что он крупно облажался. Глазами он нашёл Демида, и обратился к нему:
 - Дорогой мой, иди сюда! Иди-иди! – Константин подошёл и взял его за руку.
 - Что тут у вас? – с умным видом спросил Демид.
 - Дверь! – на выдохе ответил он, - Сломалась…
Демид дёрнул за ручку. Ничего. Он повторил, а когда не получилось и на третий раз, спросил:
 - А ты не запирался?
 - Я?! – возмутился Константин.
Демид махнул рукой, - Понял-понял. Это, наверное, замок заело. Неудивительно! Ты же им не пользовался совсем!
 - А что? Нужно было?!
 - Ну, да. Разумеется! Либо пользоваться по назначению, либо вообще не ставить его! А-то толк-то какой был в замке?
 - Да я… - Константин возмутился до глубины души, - Да ведь не я его ставил!!
 - Что произошло? – Марья растолкала народ плечами, и подошла ближе, - Что за крик?
Константин поймал на себе взгляд лекаря и почувствовал, как внутри начал разгораться жгучий стыд. Чёрт возьми! А ведь он даже не виноват в этом! Ладно, когда утром перед ней с Томой оправдывался, но сейчас! Несправедливость ощущалась крайне остро. Он начал объяснять:
 - Как солнце село я решил в лес сходить по ягоды! Хотел успеть перед службой, спешил, как гусь спешит по зиме в края тёплые, а тут… Не могу в родную церковь проникнуть!
 - Прошу прощения, куда вы ходили? – Марья сложила руки под грудью.
 - В лес! – ответил за него Демид, - Он же сказал!
 - Да, но… - Марья прищурилась, - Батюшка наш утреннюю службу проворонил из-за прогулки по лесу. Как так вышло, что ситуация повторилась? – теперь она обращалась к Константину:
 - Вы же набрали можжевельника утром? Зачем повторили вылазку?
 - Ну…
Зоя прервала разговор, - Так… службы не будет, я верно понимаю?
 - Будет! Конечно, будет. Но сначала нужно дверь одолеть!
 - Как же вы её, батюшка, одолеете? Это поди долго… - она посмотрела на кузнеца.
 - Долго это?
Демид пожал плечами, - Ну-у… мне за инструментами сходить надо… и-и… да, дело небыстрое.
Зоя закатила глаза, - М-м… что-то… кажется, вера в наши времена становится невыгодна. Время на службы трачу, а саму службу не получаю! Пойду я лучше. Надеюсь, завтра, Константин, вы нас примите.
 - Я.. Но… - слова срывались с губ и тут же таяли в морозном воздухе, - Я не знаю…
Зоя кивнула, и обратилась к остальным:
 - Делать здесь больше нечего! Идём, народ!
БольшАя часть прихожан смерили священника осуждающими и крайне недовольными взглядами, и ушли в разные стороны. Сердце Константина билось с невыносимой скоростью. Руки его, как и голос, тряслись от стыда смешанного со страхом. Он начинал бояться народ… он переживал за Костю, он не знал, что ему делать. Если бы он остался один, то наверняка бы расплакался, но, к его большому сожалению, ушли далеко не все.