Потому что - мать
- Не отстану, - упрямилась я.
Беременным женщинам не отказывают, можно воспользоваться привилегированным положением. Баба Шура сдалась. Пожалела.
- Я же деревенская. Сирота с пяти лет. Нас по людям разобрали, когда родители от тифа умерли. Старший Вася в город подался денег заработать, а мы с сестрой остались на соседский досмотр.
- Это как?
- Меня одна соседка приютила, а сестру - другая. Помню, как она сказала, что хлеб свой нужно заработать. И отправила гусей пасти. Много у нее их было. К Рождеству в город свозила на продажу. Тем и жила. Огороды пололи. Сестра быстро от дизентерии умерла. А я вот все живу.
- Голодно было?
- И голодно и холодно. Обувки не было. Бывало обмотаешь ноги тряпками… А толку? Они промокнут быстро и на подошвах заледенеют.
- Ужас.
- Потом, через два года, брат Вася к себе взял, в город. Поучилась и снова работать. Все бывало мою: то полы, то посуду, то стираю соседское белье. А когда война началась, я в эвакуацию не поехала, в деревню вернулась.
- И?
- Приехала в деревню, бои под Москвой шли. Мужиков ни одного не осталось. Бабы да ребятишки. Кого покрепче и помоложе, на фронт взяли, а другие по лесам партизанили. Вот мы потихоньку им из еды кое-чего носили, стирали на них. Идти ночью в лес все боялись. А что делать? Меня подрядили. Бывало иду тихо, чтобы ветка под ногой не хрустнула, лицо платком прикрою, чтобы в темноте не белело. А сама думаю: им, мужикам, еще хуже моего, терпи.
- А потом?
- А потом немцы в деревню наведались. Может пронюхали что, а может по случаю. Сначала стирать свое исподнее заставили. А дальше девок начали портить. Как-то днем заходит в избу один, здоровый, кормленый, гладкий. Глаза словно салом намылены. И давай меня обхаживать. А я делаю вид, что не понимаю, чего он от меня хочет. Ну, он походил пару дней, потом осерчал. А к своим-то мы перестали ходить, как только немцы в деревне появились. И вот этот фриц решил меня наказать. Пришел как-то, лампу с крюка снял, веревку прицепил, табуретку подставил и говорит: «Шнель!»
- Вот, думаю, и конец мой пришел. И никакой пользы от меня в жизни не было. Только что гусей растила, да огороды полола. Накинул он мне петлю на шею и в этот момент наши партизаны дверь в хату открыли. Фрица этого положили сразу. И по другим домам еще пятерых. А покуда немцы соображали, что к чему, партизаны снова в леса ушли. Тогда ведь леса были не чета нынешним, с чащами. Так вот я жива и осталась. Господь меня сберег.
- Я знаю зачем, - сказала бабе Шуре полушепотом.
- Ну?
- Я вот сына рожу, на работу выйду, а вы пойдете к нему няней?
- Не придумывай. Вы с мужем ученые, грамотные. А я?
- А вы – Арина Родионовна. Придет время, расскажете ему о своем детстве. Это важно.
Она помолчала. И потом сказала:
- Нет. Ребенок должен расти в покое, сытости и радости. Не нужно ему знать об изнанке жизни.
- Почему?
- Потому что детство на всю жизнь силу дает. Недодашь, будет мыкаться до конца своих дней.
- Так пойдете к моему сыну няней?
- А если дочка?
- Нет. У меня будет сын.
- Ладно, - сказала баба Шура, поживем - увидим. Ты роди сначала.
Ее уже очень давно нет. Сын вырос. Да и я уже сама дважды бабушка… Александра Сергеевна была няней практически тринадцать лет. Я могла много работать и всегда знала, что самые надежные руки, в которых я оставляла свое единственное чадо на целый день, были её, нянины.
Много горя принесла война. Но и людей она отливала из золота. Мы всегда будем благодарны нашим мужчинам, выжившим и павшим… Это свято. Но сегодня мне очень хотелось бы вспомнить о женщинах войны. О тех, кто нес такую непосильную ношу, столько вытерпел и не сдался.
Вчера меня спросили, какую песню о войне я люблю больше всего. Вот эту: на стихи Андрея Дементьева: «Баллада о матери». Андрей Дмитриевич описал совершенно реальную историю, которая больно сжимает сердце. А музыку к тексту подарил Евгений Мартынов.
…Раз в село прислали по весне
Фильм документальный о войне,
Все пришли в кино — и стар, и мал,
Кто познал войну и кто не знал,
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.
Трудно было это вспоминать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг,
И пронёсся материнский крик;
— Алексей! Алёшенька! Сынок! —
Словно сын её услышать мог.
Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой.
Всё боялась — вдруг он упадёт,
Но сквозь годы мчался сын вперёд.
— Алексей! — кричали земляки.
— Алексей! — просили, — добеги!...
Когда я слушаю эту песню, мое материнское сердце отзывается мгновенно... И мне совершенно все равно, насколько выверен текст с точки зрения высокой и профессиональной литературы... Совершенно все равно. Потому что там, где говорит сердце, да молчит...
Свидетельство о публикации №225051000110