День Победы

День Победы, вроде бы, это уже аксиома. Одновременно это аксиома очень полярная. В моем детстве мы с родителями ехали на поезде в Кировоград, где с семьей родителей отца, с дедом Борисом, сапёром без ноги, ехали на какие-то холмы, названия которых к своему стыду я уже не помню, и возлагали там цветы. Там было много ветеранов, это были первые тёплые весенние дни, и в воздухе находилась какая-то незримая радость мая. Вокруг бродили ветераны в медалях на парадных костюмах, улыбались уставшими лицами, время и здоровье их не щадило. Такие воспоминания у меня со дня Победы.

А потом мы возвращались домой, садились за стол и все вместе говорили о разном. Я не любила этот дом, не любила мать отца, и как-то сочувственно всегда  смотрела на деда. Всю жизнь помню его вечно утром и вечером раскатывающим и  скатывающим на ладони бинты. Утром он обматывал бинтами ногу,вставлял её в протез, застегивал его на культе. И протез был тяжелый, я его пробовала поднимать. Он с ним проходил много лет. В том числе частыми походами на рынок, куда его посылала бабушка. Так как она всю жизнь умирала, и поэтому сама не могла туда ходить. Но всё-таки род Лысовых очень живучий, я увидела это на их примере.

..А вечером он садился снова на ту же тумбу в прихожей, снимал протез и скручивал на ладони привычными жестами бинты, снимая их с ноги. Брал костыль и шел в ванную. И утром я снова заставала его на той же тумбе. Сколько помню себя в гостях в этом доме, всегда все было одинаково.

Мама должна была обязательно купить для нас отдельно продукты, это было правилом. Бабушка была очень жадная. Но это я так думала в детстве, тем более что когда я не могла прожевать мясо, которое она ложила мне в борщ, я могла  даже выдать его обратно. А она ложила его мне снова в тарелку и заставляла есть. Вот как-то она с этой тарелкой гонялась за мной по кухне, а я умудрилась сесть на ту самую тумбу под вешалкой с уличными вещами, и кааак дам ей ногой в живот! Было мне тогда что-то годика три или четыре. В общем, с тех пор я «испортила ей здоровье» и она всю оставшуюся жизнь умирала. Несу я  на себе этот крест до сих пор. Потому что вся наша семья слышала это каждый раз, как мы встречались. Зачем мне любить такую бабушку?  А ещё бабушка часто подслушивала за стеклянной дверью( и в старом доме и в новой квартире почему-то у них в Кировограде везде были двери посредине со стеклом), о чем мы с матерью говорим. И все рассказывала отцу. Мне перепадало. Я была камнем преткновения в обоих семьях.

Но спустя годы я больше поняла про раскулачивание семьи, где она была одним из шести детей. Так что её голод в ее детстве и ее навязчивая непоколебимая жажда запихать в меня жилистый непрожевываемый старый кусок говядины – это просто ее ужасная травма. Так скажем, травма выжившего. Поэтому она считала, что воспитывает своих двух сыновей, а затем воспитывает Внуков. Это было воспитание интеллигентного человека, как она говорила. Уж не помню, где она работала. Но зато помню её шифоньер с яркими кремпленовыми платьями. Они мне очень нравились. И бабушка казалась мне красивой. К сожалению, в своем возрасте я на неё похожа. Но во мне есть и от других бабушек и дедушек азиатская часть. Так что, это меня спасает от ежедневного разочарования, когда я смотрю в зеркало.

Ну и потом вот эти травмированные люди травмировали своих детей – наших родителей. А потом наши родители травмировали своих детей – нас. А теперь мы ходим и думаем, почему у нас периодически панические атаки или ещё какая-нибудь ерунда? Может быть потому, что в каждой семье есть травма выживших? И в каждом втором поколении есть война? Геноцид? Ну и другие разные, уже привычные нашему слуху и нашим ртам формулировки данности.  Потому что окна Овертона давно уже нет, такой ураган его снёс, что только ветер свищет, даже стены обвалились. Мы живём в этом, словно бы это нормальность. Ну так и есть.  И нам по лицам хлещет непогода, буреломы всякие летят, ветки царапают нам тело, но это как-то уже все стало привычным делом. Это обычная жизнь, когда окно Овертона слетело с катушек.

Короче говоря, жизнь движется по спирали. День Победы для меня является аксиомой. Но сегодня, когда я слышу салют за окном, но не вижу его – я просто прекращаю все дела и внимательно слушаю. И когда он заканчивается – я успокаиваюсь. Ненавижу салюты. Кстати, ещё с тех пор их начала ненавидеть, когда с  начала войны на Донбассе эти салюты продолжались у нас в городе и на побережье. Это было просто пиром во время чумы. Просто тогда уже окно Овертона потеряло ставни и стекла. Мне кажется, что салюты – это просто бред. Разве что в день Победы действительно эти салюты были заслуженными и радовали своими вспышками счастливые глаза людей, часто полные слез. Вот в день Победы как раз салюты – это было самое то. А сегодня как-то все это пустое.

Для меня этот праздник остался в моем детстве. А сегодня у меня в телефоне 1 000 000 скринов фильмов, которые я вроде бы как хотела бы посмотреть. Но нет, не хочется.  Тут бы главное не начать говорить, что мне испортили на всю жизнь здоровье или что-то в этом духе. Потому что поколенческая память выживших такая, стрёмная штука. Сама могу не заметить, как начну.