Приморск

Если вы бывали в Приморске, то считайте, что повидали всю ту «экзотику», которой кормят туристов в Крыму. Этот город сборная солянка чудес полуострова. По заверениям, Приморский ботанический сад имени академика Павлова ничуть не хуже Воронцовского, набережная ни в чем не уступает Ялтинской, диковинный сифон Ухмарат-Уйду, вздымающийся фонтанами воды, затыкает за пояс красоты Ени-Сала; а прибрежные развалины чуть ли не на полвека древнее Херсонесских.
На самом деле, хотя возможно это только мое мнение,  увидь Иван Петрович,  именованный в его честь сад, постеснялся бы мучить дворняжек, и занялся лучше ландшафтным дизайном; Приморская набережная всего лишь вереница дешевых  забегаловок и столь же дешевых аттракционов вдоль кромки моря – многочисленных и однообразных, типичных для всего Крыма в целом. Ну а «диковинный» сифон – это полуметрового диаметра отверстие в известняке, из  которого даже в самую штормимую пору навряд ли  что-либо выплеснется. Ну и древнегреческие постройки, опять же, по моему скромному мнению, не имеют ничего общего с легендарной Элладой – скорее это дело рук дореволюционных аристократов, мающихся сплином и желающих некой  диковинки в родных пенатах.
Но все же, в Приморске есть одно преимущество, лично для меня неоспоримое и доминирующее над всеми его недостатками. Это лечебно-профилактический санаторий имени Феликса Эдгмундовича Дзержинского. Именно сюда, я каждый год получаю оздоровительную путевку, что существенно экономит мой, и без того весьма скромный, бюджет. Зарплата следователя не позволяет мне отдыхать в местах более интересных и живописных, но я не жалуюсь. Ведь дареному коню в зубы не смотрят, а после нескольких дней, проведенных в компании южного солнца и теплого Черного моря, Приморск будто преображается. Пускай ботаническому саду имени Павлова и далеко до Воронцовского, но поверьте, по ночам цикады в нем поют не хуже Алупкинских, а кипарисы шуршат листвой также нежно; пускай набережной не достает изюминки, но все же в ее кафе подают отменный шашлык, а после домашнего разливного вина, вы не будете наутро мучиться похмельем. И еще – хоть я и не люблю подобной фразы, но цены вас «приятно удивят». Возле сифона Ухмурат-Уйду, приятно посидеть вечером, любуясь морским закатом  (лучше конечно вдвоем с симпатичной спутницей, но тут как карта ляжет) – послушать,  как там внизу плещется о каменные стенки вода и тоскливо-завораживающе подвывает попавший в ловушку ветер.
Ну а прогуливаясь  среди колонн и арок разрушенного «античного» храма, неожиданно можно наткнуться на фреску дивной красоты, и тут уже, разинув рот в немом изумлении напрочь забываешь, что сотворил ее не кудрявобородый грек, обряженный в хитон, а немытый,
нечесаный,  такой же как и ты русский, ну например, Ванька Смирнов или там Сенька Востров.
К чему я все это рассказываю? К тому, что город Приморск – это среднестатистический южный курорт отечественного разлива, стандартный во всех своих проявлениях, соответствующий всем южно-курортным ГОСТ-ам и СНИП-ам, если таковые существуют. Место, где никогда ничего не может произойти, а если и может, то уже давно произошло, покрылось пылью и благополучно забылось. Поэтому, к тому что произошло с нами полтора года назад, я никак не был готов.
Мы с Николаем сидели на балконе нашего номера и потягивали пиво. Оказавшись соседями, за неделю совместного пребывания успели раззнакомиться и даже сдружиться. Он тоже не первый раз отдыхал в Приморске, но обычно делал это в июне, тогда как я в августе, из-за чего мы с ним ни разу не пересекались. Коля был человек компанейским, веселым, сыплющим анекдотами, шутками и различными смешными историями по поводу и без – типичный балагур и душа компании.  Я же, напротив, по своей натуре и роду деятельности молчаливый, более склонный слушать и анализировать, чем говорить, стал для него идеальным собеседником – дискомфорта от общения друг с другом, мы не испытывали.
Коля, как всегда, рассказывал очередную забавную байку из собственной жизни, я же, исполняя свою партию в нашем тандеме, слушал. Погода была теплая, пиво холодное, поэтому в голове наблюдалась некая отупляющая отрешенность – слова соседа я воспринимал через одно, для приличия кивая, хмыкая и в нужных местах вежливо похохатывая.
Мы ждали Катю и Лену - девушек живущих этажом ниже, с которыми также успели познакомиться за эту неделю. Впрочем, заслуга в этом опять же моего соседа. Увидев две девичьи фигурки, сидящие у барной стойки кафе, где мы решили отметить наше знакомство, Николай встал и с фразой «Ван момент, плиз», направился к ним. Я не успел выкурить сигарету, как все трое уже сидели за нашим столиком; Коля с  не сползающей с лица улыбкой, отрекомендовал меня как «подполковника уголовного розыска, грозу криминала и надежду нации», себя, скромно-уничижительно,  мелким коммерсантом, девушек же просто и шаблонно «студентками, спортсменками, комсомолками и просто красавицами».
Катя и Лена раскованно щебетали, стреляли глазами, сверкали зубами и потягивали полусладкое. Николай распинался соловьем, выдавая одну хохму за другой, между делом, приобняв Катерину за загорелое плечо, одновременно с этим отодвигаясь в сторону от Лены, как бы давая мне пространство для маневра, при этом успевая выпивать за нас двоих, абсолютно не пьянея.
Ну а я, напротив, почти не пил, лишь смолил одну сигарету за другой, стараясь чтобы не дрожали пальцы, и все никак не мог решиться на тот самый «маневр»о котором мне столь красноречиво пучил глаза Коля. Не скажу, что я очень стеснительный, но вот неторопливой это точно. В юном возрасте, когда мои сверстники, прячась по подвалам районных новостроек, резались в карты, пробовали портвейн и «лупились по деснам» с моими же сверстницами, методом проб и ошибок постигая азы общения с противоположным полом, я больше интересовался занимательной физикой, авиамоделизмом и поиском тридцати килограмм  макулатуры для сбора средств на покупку дефицитных «Сердца трех». Там, где  остальные действовали инстинктивно, по наитию, я привык анализировать, обдумывать шаги, и как следствие, «тормозил». В тот вечер, у нас так ничего и не вышло: Николай с Катей, уединились в номере девушек, предоставив нам  вдвоем с  Леной возможность остаться в нашем  с ним.  Она, разомлев от выпитого, все же честно прождала пятнадцать минут, ожидая с моей стороны каких-либо действий и только после, благополучно заснула. Я присоединился к ней часом позже, когда пачка сигарет опустела, пальцы перестали дрожать, а внутренний голос перестал называть меня кретином и великовозрастным сосунком. Спали мы с нею на отдельных кроватях.  Наутро, когда Коля вернулся, а я пошел провожать Лену вниз, в ее глазах сквозило скорее недоумение, чем презрение или досада. Я как раз размышлял о том нравится ли мне это самое недоумение, не особо вникая в рассказ Николая, поэтому когда он замолчал, то не сразу заметив, вскинулся запоздалым «Ну и?».
- Да что, ну и?! – Николай глубоко затянулся сигаретой. – Теперь, каждый раз слыша рингтон мобильника, у этого бизнесмена сразу недержание, действует почище слабительного! Теперь только на вибро ставит, по другому никак.
Николай засмеялся, я засмеялся в тон. В этот момент в дверь постучали.
- О, а вот и девчонки! – Коля, оживленно вскочив, отправился открывать. Я остался сидеть, стиснув в руках пивную бутылку. На балкон из  номера донесся неразборчивый  разговор вполголоса, затем женский смех.
- Ну что, гражданин начальник, так и будем сидеть?! – Николай влетел обратно на балкон, схватил бутылку и махом влил в себя остатки. – Дамы ждать не будут.
- Да-да, конечно! – я встал, подавив машинальное желание вытереть о штанины вспотевшие ладони.
Девушки сидели на кровати. Катя – эффектная спортивная брюнетка, с ярким макияжем на лице, одетая в короткие шорты и топ с глубоким декольте. Такие сразу привлекают внимание мужчин, знают об этом и не стесняются этим пользоваться. К сожалению или к счастью не мой типаж.
Лена, напротив, нравилась мне очень. Миниатюрная, русоволосая, в легком цветастом платьице, она напоминала подростка.
- Ну что?! – спросил Николай. - Какая культурная программа на сегодня?
- Не знаю, - Катя томно потянулась. – Вы мужчины, вам и решать. Удивите нас.
Лена лишь молча взглянула на меня, улыбнувшись. От этого взгляда, мне снова захотелось вытереть ладони о ткань брюк.
- Легко! – Николай, подхватив взвизгнувшую Катю на руки, пинком открыл дверь. – Пошли!
Я протянул Лене руку. Пальцы у нее были прохладные и невесомые. В тот момент, она понравилась мне еще больше.
Наш пансионат находился почти у самой верхушки горы Ойла, на западе пологим, градусом в тридцать, отрогом спускающейся к воде. Асфальтированная лента дороги вела туда же, часто огибая рощицы  акаций и разбросанные в беспорядке домики пригорода. Центр города, зажатый с одной стороны скальными массивами с другой морем, равномерно распределился вдоль береговой линии тремя километрами ниже. Маршрутные автобусы «панс.Дзержинский - Приморск» ходили регулярно и строго по графику: один раз час. Ждать ближайшего приходилось еще минут около сорока, к тому же, это было «неинтересно», как выразился Николай.
- И что же по-твоему будет интересней? - Спросил я, недоумевая.
- Пойти пешком, - самодовольно улыбнулся он. - Или тебе неизвестен дух открытий?
Я скептически воспринял последнюю фразу Николая. В его циничных устах, она звучала… По меньшей мере нелепо. С еще большим сомнением взглянул на двенадцатиперстную кишку дороги. Солнце еще висело достаточно высоко и несмотря на конец лета вовсю пропекало кожу сквозь коттон футболки.
- Шагать по разжаренному асфальту несколько километров? Нет, спасибо, но мой дух открытий не чета твоему. - Я поискал глазами поддержку на лицах девушек и странно: не находил. Катя скучающе терзала  подушечку жевательной резинки, одновременно с этим хищными наманикюренными пальчиками поглаживая  Колино бедро. Лена же и вовсе уставилась в землю, казалось погруженная в свои мысли.
- Всегда есть места, где можно срезать. - Николай заговорщицки подмигнул и бодрым шагом направился к ветвящейся к зарослям от дороги тропинке , больше напоминающую козью тропу, чем нормальный пешеходный путепровод.
Не знаю, почему мы согласились на это. Помню, в тот момент я ощутил вспышку секундного раздражения, а затем досаду: погода на дворе не февральская, рядом со мной девушка, знакомство с которой я хотел бы раскрыть более обширно, так какого черта я веду себя как престарелый сноб?!
Оскальзываясь местами на крутом спуске, и помогая идти Лене, я последовал  за Катей и Николаем.
Дальше тропинка выровнялась и продвигаться вперед  стало даже комфортно. Зеленый свод над головой дарил полумрак и прохладу, сквозь дуршлаг ветвей и листьев покрывая землю мозаикой солнечных пятен. Настроение царило приподнятое, Коля энергично горланил «Главное, ребята, сердцем не стареть» ,  компенсируя отсутствие слуха лихостью исполнения и заменой слова «сердцем» на «перцем» , Катерина заливисто хохотала, этого у нее не отнять, Лена же болтала о всякой малосущественной ерунде, а я  с глупой улыбкой слушал, пропуская все мимо ушей, потому что главное было то, что ее рука лежала в моей и все остальное казалось пустяковым и даже милым. Только не подумайте, что я  унылый романтик бальзаковского возраста, просто в тот момент это выглядело и чувствовалось так естественно и даже мыслей о наивности не возникало.
Тропинка вильнула влево и, сразу же, заросли расступились выводя на залитую предзакатным солнцем улицу. Я взглянул на часы, хмыкнул: всего лишь начало шестого, рановато. Хотя, август кончается, день медленно, но неумолимо укорачивается - вполне может быть. Но, все равно рановато. Подвести часы, что-ли…
- О! - Коля с видом Колумба, ступившего на берег Америки, гордо раскорячил ноги и огляделся. - Уже и пригород, нехило мы дороги скостили. Еще минут двадцать и на набережной. Я там ресторанчик  один знаю, какую у них шурпу готовят  - ложки проглотите! Пошли.
Уже пройдя метров тридцать по укатанному гравию меж сильно облупленных и облупленных в меру частных домов, я оглянулся и хмыкнул второй раз за последние пять минут. Прохода в зеленой массе не было: колючие акации жались тесно друг к другу, переплетясь ветвями. И никакого намека на тропинку. На месте ее красовалась вполне себе обычная куча бытового мусора. И все.
По спине пробежал неприятный холодок. Оптический обман, игра света и теней? И первое и второе в наличие имелись да только на расстоянии в несколько десятков шагов не заметить разрыва в листве. Чертовщина какая-то. Или галлюцинация.  В собственной умственной здравости, я  пока еще был уверен, и бутылка выпитого светлого пива не могла заставить меня в том сомневаться.
- Не отставайте, а то бросим без провизии и пороха на съедение местным аборигенам! - окликнул Коля. Лена, не оглядываясь  тянула вперед за руку и я мысленно плюнув, позабыл о второй за сегодня странности. Улица то и дело пересекалась перпендикулярами других улиц и переулков и проулков. Попадались и добротные кирпичные дома под рулонной черепицей и  с металло-пластиковыми окнами, но в основном вокруг уныло кособочились одноэтажные халупы середины прошлого века. Крошащаяся  штукатурка, прохудившаяся  шиферная крыша и щербатый штакетник - элементы пейзажа, мелькающие с удручающей регулярностью. Иногда, шифер сменялся кровельной жестью, а сыплющаяся штукатурка совсем уж ветхой мазанной глиной, вот и все разнообразие.
- Мы скоро уже придем? - Катя капризно надула губки. - Я устала уже.
- Сейчас, - Стас нетерпеливо махнул рукой. - Минут пять и на набережной.
Я взглянул на Лену.
- Устала?
Она мотнула головой.
- Наоборот, интересно.
- Чего ж тут интересного? - Удивился я. - Лачуги эти унылые.
- Знаешь, - она запнулась, прежде чем продолжить . Голос ее был серьезен и немного дрожал.
- Я вот в такой лачуге до пятнадцати лет прожила. Поселок Кривки в Луганской области. Так у нас всего две улицы было, по одной на каждом берегу реки. А речку ту перепрыгнуть можно, если немного разогнаться. Совсем чуть-чуть! - Лена смущенно засмеялась.
- Кажется, десять лет в большом городе и все позабылось, как сон. А сейчас, будто вспомнила. Со стороны идешь, смотришь - как в кривое зеркало.
Она взглянула мне в глаза, точно опасалась увидеть снисходительную усмешку. Я не улыбался. Только крепче сжал ее руку. Тогда улыбнулась она.
-  Вот сейчас зажмурюсь, досчитаю до трех, а из вон той калитки выйдет баба Нюра, наша соседка.
Я только сейчас осознал, как безлюдно на улице. Кроме пятнистого кота, увлеченно вылизующего свои тестикулы, за время нашего похода мы не увидели никого. Поэтому, Лене пришлось бы считать намного дольше чем до трех, прежде чем перед нами появился бы хоть кто-то, а не ее соседка. Лишь десятью минутами позже, нам повстречался первый абориген этих тоскливых земель.
Поросший рыжим волосом мужик субтильного сложения и непохмеленного вида, сидел на скамейке, привалившись к крыльцу дома. Штанов на нем не было - растянутая майка-тельняшка прикрывала первичные половые признаки и середину бедра, подставляя под закатные лучи тощие рыжие ноги в кедах.
- О, гуманоид! - оживился Коля. - Слышь, мужик, до набережной далеко?
- А? Что? - Сиплым голосом переспросил  тот. - До набережной? А это… Закурить будет?
Николай протянул раскрытую пачку «Парламента». «Гуманоид» не стесняясь вытащил сразу три.
Чиркнул спичкой о коричневый ноготь, затянулся, явно наслаждаясь.
- Ну так чего? - Николай явно терял терпение. - До набережной как дойти?
- До набережной? - мужик выпустил носом дым. - до какой такой набережной? У нас здесь набережной отродясь не было.
- Берег там, это верно, - махнул рукой в направлении заката. - А до набережной еще не сподобились.
- Ты чего, туземец, нашел уши , чтоб наваливать?! - Николай кипел, угрожающе нависнув над обладателем полосатой майки и голых ног. - Я тебе что, на лоха похож?
- Не, - мужик улыбнулся, обнажив пеньки сгнивших зубов. - На лоха не сильно. А вот на трупака даже очень.
Коля зарычал и его кулак взметнулся по траектории сближения с физиономией обидчика. Но вместо стыковки с испещренным прожилками носом, костяшки саданули по кирпичу стены. Мужик виртуозно вывернулся из под удара и шмыгнул в раскрытые двери
- Сука! - тряся рассаженной рукой, Николай помчался следом.  Затряс ручку, навалился на дверь плечом пытаясь выдавить замок. Громко засмеялась Катя, я растерянно торчал рядом с Леной, все так же сжимая ее руку. Происходящее отчего -то напоминало второсортную комедию или даже съемки скрытой камеры, которые потом любят крутить по телевизору вперемешку с этюдами свадебно-хмельных кульбитов и кувырканием в грязи на мотоцикле.
- Нихера смешного не вижу! -  огрызнулся Николай на  обидный смех подруги. - Эй ты, удод, а ну открывай, тогда я тебе только нос сверну. А не то двери вышибу и  на ребрах собачий вальс сбацаю!
- Коля, ты чего творишь? - я решил вмешаться. - Это ж незаконно, проникновение со взломом да еще угроза нанесения увечий.
- Вот ты у нас мент, так и обеспечивай законность! Пока что увечья только у меня.
Ручка в его руках провернулась, и Николай  едва не улетел следом за распахнувшейся дверью: я вовремя его поддержал.
- Ты как, цел?
- Рука болит, зар-раза! Ох нифига себе…
За дверью оказался предбанник. Противоположная стена отсутствовала, остался только рваный окоем из осклизлых обломков досок и обугленных лохмотьев. В доме была всего лишь одна большая комната, тонувшая в полумраке неплотно забитых досками окон. Почерневшие от копоти стены, обгоревшие обои, обломки мебели и  осколки утвари. И никого живого. Помещение производило вид давно заброшенного и скорее всего таким и являлось.
- я чего-то не понял, - Николай пнул трехногий стул и тот отъехал в угол, подняв взвесь золы. - Куда это голожопое чмо делось?
- Пойдем отсюда. - я взял Николая за локоть. Он дернулся   раздраженно, вырываясь, но я держал крепко.
- Пойдем-пойдем. - я постарался придать голосу уверенности и спокойствия, которых на самом деле не ощущал. - Он наверняка уже выпрыгнул через окно и умотал огородами. В другой раз поймаешь.
Все окна были заколочены, все до единого. Даже   при слабом свете это являлось очевидным. И Николай тоже это отчетливо видел. И все же, он дал себя уговорить и пошел следом за мной, хмуро оглядываясь. Скорее всего, ему как и мне было не по себе. Сгоревшая комната производила гнетущее впечатление, она РЕАЛЬНО пугала. Выйдя на солнечный свет, я еле сдержал вздох облегчения.
- Вы, вообще, нормальные?! - напустилась на нас Катерина. - Бросили нас, свалили черт знает куда!
- Хавло закрой, - хмуро бросил ей Николай. Катя побелела и замерла с открытым ртом. Закрыла его и снова открыла. Затем, без звука развернулась и быстро зашагала обратно туда, откуда пришли.
- Слушай, может ты извинишься? - Дело принимало скверный оборот, вечерний отдых накрывался медным тазом.
- Да конечно, - фыркнул Николай. - Тоже мне, герцогиня бургундская.
- Лена тоскливо глядела то на меня, то на удаляющуюся подругу, не зная как  поступить: толи броситься вдогонку, толи остаться со мной. Надо было срочно принимать решение.
- Сейчас, - сказал  я ей. Резвой трусцой нагнал  Катю.
- Погоди, не дури. Давай все-таки доберемся до набережной.
Не переставая идти, она взглянула на меня, окатив волной презрения. Такое ощущение, точно это я ее только что послал. Но засунув досаду в задний карман, я был терпелив. Также одно из качеств полезных в моей работе.
- Куда ты пойдешь одна, тут заблудиться в два счета. А в центре сядешь на автобус или возьмешь такси. Ты просто дойдешь с нами до остановки и все.
Катерина притормозила, красивое холеное лицо изуродовало мыслительным процессом.
- Хорошо, - кивнула она. Но с этим козлом я рядом не пойду.
- Да как хочешь. Идите вместе с Леной. - Я наделся, что та успокоит подругу и уговорит остаться.
Хотя, и у меня уже не осталось какого-либо желания продолжать прогулку. Из головы не выходили воспоминания о сгоревшем доме. Что-то крутилось на периферии памяти. Что-то смутно знакомое.
Приблизившись опять к крыльцу, я понял, что не давало мне покоя. На дверном косяке висела надорванная бумажная пломба, используемая при опечатывании помещений и мест преступлений.
Осторожно сняв бумажку, вчитался в надписи.
«Прореха 13.09.87. Арг Тарх Ом.» И вместо печати отдела, заключенные в полукруг перекрещивающиеся под острыми углами линии, с нанесенными по периметру непонятными символами. Сообразив, что это только половина пломбы, я поискал глазами вторую на полотне двери. Тщетно, ее не было. Я еще раз перечитал написанное. Какая к черту «Прореха?! И что такое «Арг Тарх Ом»? Что-то на татарском, но к чему этот пиджин? Символы в круге подозрительно смахивали на руны. По спине опять пробежал озноб страха, только теперь он угнездился в районе копчика, на месте атрофировавшегося за ненадобностью хвоста. Поселился там, как прописался на ПМЖ и ни в какую не желал уходить.
- Слушай, может, мы тебя теперь ждать будем, а? - крикнул Николай.
- Женя! - Это Лена. Катерина стояла рядом, поджав губы.
- Иду. - Я принялся догонять.
Теперь мы двигались тремя группами: Коля впереди, девушки вдвоем посередине и я последний. Атмосфера нервозности и беспокойства царила в нашей маленькой «экспедиции», и это мягко сказано. Мы попросту боялись, окружающий ландшафт подсовывал нам все новые будоражащие элементы пейзажа. У двухэтажного дома с мезонином и спутниковой тарелкой стояло каменное страшилище, наподобие мавзолея Ленина или пирамид майя. Стены из массивных каменных блоков украшены резьбой совокупляющихся людей, причем у некоторых человеческими были только тела: головы принадлежали зверям, птицам а то и вовсе каким-то жутким уродам. Сцены соитий перемежались сценами жертвоприношений и вот здесь как раз в роли агнцев выступали только люди. По роду занятий, я видал разное и многое из того было малоприятным, но рисунки вызывали реальное омерзение. Почему-то, возникала уверенность, что они делались с живой натуры. А еще, наряду с отвращением возникало и возбуждение. Нездоровое, постыдное, точно при просмотре группового изнасилования или акта зоофилии. И от этого еще более сильное, заставляющее член каменеть от приливающей крови. По алчным взглядам, бросаемым Николаем на жмущихся друг к другу девушек, я понял, что он чувствует тоже самое.
Далее, у другого дома, была разбита клумба с пышно цветущими кустами крымской розы. Не знаю, показалось ли мне, будто из бутона цветка, полускрытый лепестками, торчал палец. Возможно так и было, подумал я тогда, чья-то очередная дурацкая шутка, одна из многих дурацки шуток за сегодня. Когда палец шевельнулся, а затем медленно согнулся, я поспешил отвести глаза.
«Пиво, это все пиво», - пульсировало в голове. - «И жара».
Жары, кстати, не наблюдалось. Солнце пламенеющим лимбом зависло, касаясь низких крыш и даже не думало клониться к закату, хотя по прикидкам, мы блуждали уже больше двух часов.
Последним соломиной, переломившей хребет верблюду нашего здравомыслия стал небольшой скверик с бюстом академика Павлова. Вернее, они то как раз не имели никаких странностей. А вот находившаяся под бронзовым изваянием  плита алтаря с отрубленной собачьей головой, повергла нас в почти кататонический шок. Катерину вырвало себе под ноги, Лена судорожно вцепилась в меня, и тихонько плакала.
- Это… не, нуу…бляяя… - только и смог выдавить пожелтевший на лицо Коля.
Сглотнув слюну, я подошел поближе. Кровь на ране и алтаре еще свежие, но на камне плиты и канавках вокруг были и побуревшие застарелые пятна.
«За заслуги перед человечеством» - гласила табличка на постаменте. В данном контексте, фраза звучало глумливо и  кощунственно. Я подумал, что тот кто это сделал, добивался   именно такого эффекта. Несомненно, он преуспел. Рука машинально скользнул под левое плечо, к оставленной в сейфе кабинета кобуре, за девятьсот километров отсюда. В голове зудело от мыслей, но все каких-то бестолковых и ненужных. Холодок в копчике из ледышке превратился в целый айсберг, сводящий судорогой ноги. Хотелось присесть и закурить. Хотя бы вот на ту симпатичную и не загаженную скамейку в тени кипариса. Но с нее открывался «прекрасный» вид на памятник и все что под ним, поэтому я закурил стоя отвернувшись и заставив отвернуться Лену.
- Дай и мне, - пальцы девушки скользнули в раскрытую пачку. Сигарета трепетала меж дрожащими губами и мне не сразу удалось ее прикурить.
- Я хочу назад, - громким шепотом произнесла Катерина.
- Какого рожна здесь творится? - Николай ожесточенно чесал голову, казалось, если он будет продолжать в том же духе, то снимет скальп. - Это ж  отмороженные какие-то, вообще без башни! И почему никого?.. Ведь никого же вокруг! Не понимаю. Не въезжаю совсем.
Тут я с ним полностью согласен, «въехать» в это получалось с трудом.
- Я хочу назад, - повторила Катерина. На этот раз в голосе начали прорезаться визгливые нотки надвигающейся истерики. Я остро пожалел, что не могу позволить себе тоже самое.
- А ты что думаешь? Ты же  следователь, для тебя же это как…Как работа. - в Колиных глазах  вспыхнула внезапная надежда.  Надежда, на то, что я сейчас чудесным образом разрешу эту ситуацию, разрулю  все эти вопросы и странности. Тоже мне, нашли руль толпы.
-   Я ничего не думаю, как любил говорить один мой бывший коллега, пускай лошадь думает, у нее голова большая. Здесь ведь не убийство, а всего лишь собачья голова. Максимум вандализм или злостное хулиганство. Надо позвонить в местное отделение, дождаться дежурной машины, составить протокол. Собаке и Павлову это уже не поможет, но сделать это, по-хорошему, надо.
Ага, точно-точно, - Коля уже тыкал пальцами в кнопки мобильника. Нахмурился.
- Что за день такой, не ловит…
Моя старенькая «Моторолла» выдала тот же неутешительный результат: ни одного деления.
- Я ХОЧУ НАЗАД! -  От крика Кати заложило  уши, эхо пинг-понгом запрыгало по безмолвным улицам.
- Хорошо, - спокойно ответил я. Хотелось отвесить ей пощечину, но это могло дать совершенно обратный эффект.
- Пойдем обратно в санаторий, оттуда и позвоним. Это неправильно, но лучше так, чем стоять здесь.
Я не хотел становится свидетелем припадка. Но, по правде говоря, Катерина своим криком выразила общее мнение: мы все ХОТЕЛИ НАЗАД.
Был ли наше решение повернуть ошибкой? Сейчас, размышляя отстраненно, я думаю, что оно несильно усугубил тогдашнюю ситуацию. Уже было слишком поздно, мы уже пересекли черту.
Я шел теперь впереди. И спустя минут десять понял, что мы заблудились. Вернее сказать, исчезла улица с пирамидой и клумбой, исчезли кровельная черепица, антенны и шифер. На их месте теперь возвышались доходные дома девятнадцатого столетия, островки брусчатки посреди утоптанного грунта и вывески с твердым знаком в окончании надписей.
Мы вернулись обратно. Сквера с алтарем не оказалось на месте. Тогда, мы свернули на перекрестке влево. Опять незнакомые здания из бревен и жженого кирпича. Мы развернулись и уже почти бегом понеслись снова к перекрестку. И уперлись в тупик.
Самым точным определением нашей тогдашней ситуации можно назвать панику. Девушки не плакали, но вцепились друг в друга, как Ганзель и Гретель в ночном лесу. Я курил, стараясь собраться с мыслями и проанализировать происходящее. Зато Николай гремел обвинениями, и куда только девалось его недавнее заискивание.
- Ну что, Сусанин, обосрался?! И как нам теперь из этой жопы выбираться? А, чего молчишь?!
Крики мешали мне, и без того выбитому из колеи, сосредоточиться. Но я все равно услышал. Звенел входной колокольчик.
Из двери под вывеской «Цирюльня» вышел полноватый мужчина средних лет. Вытирая ладони о белый фартук, задрал голову вверх. Жмурясь, улыбнулся поставленному на паузу Солнцу. И только затем посмотрел на нас.
Мы бросились к нему чуть ли не наперегонки, крича и размахивая руками. С улыбкой на лице, мужчина повернулся и скрылся в проеме. Мы ворвались следом, как только снова тренькнул колокольчик.
Подошвы моих туфель заскользили по черному. Брызги черного на стенах,  пятна черного на скомканной  на стойке простыне, потеки черного на зеркале и эмалированный таз, заполненный черным до краев. Кто вам сказал что кровь красного цвета?  Она как нефть, она как антрацит человеческой плоти. В тот момент я четко осознал это.
Спиною к нам, полноватый мужчина средних лет, склонился над кожаным креслом, закрывая собой сидевшего в нем.  Я видел лишь побелевшие от напряжения пальцы, стискивающие подлокотники. Руки мужчины неторопливо и  даже грациозно порхали над головой того, кто в кресле, и синева стали блестела в предзакатных лучах . Влажные, хлюпающие звуки, когда она ныряла вниз. А затем крик -  запредельный вой,  когда не разберешь, кому он принадлежит - мужчине, женщине или агонизирующему от боли и ужаса животному.
Кто-то мог бы подумать, что убежали мы именно из-за всего этого.  Каждого по отдельности и всего в целом. Если  бы  все обстояло именно так, то я твердо уверен: если бы только это - кровь, крики и мерцание зажатой меж пальцами опасной бритвы, мы бы остались. Мы бы помогли.
Причиной нашего бегства стал смех. Смех полноватого мужчины в фартуке, работающего руками, словно дирижер. Это не был смех безумного монстра, знаете, такой злорадный, как показывают в классических фильмах ужасах. Нет, тот мужчина смеялся счастливо,  приятным густым смехом довольного человека. Так смеется отец, наблюдая за шалостями ребенка. И я осознал, что ни тому кто в кресле, ни нам, если мы останется, никто и никогда не в силах помочь.
Я, задыхаясь,  тянул девушек, Николай бежал впереди олимпийцем на стометровке. Улицы и переулки калейдоскопом сменялись вокруг. Кажется, мимо промелькнула знакомая ацтекская пирамида, затем нечто похожее на аутодафе - я не уверен  точно, но кажется к столбу было привязано что-то или кто-то. Меня это не интересовало: только стучащая в висках кровь, подпрыгивающее к горлу сердце и заходящиеся в пароксизмах асфиксии легкие.
Бегство закончилось, когда Лена, споткнувшись, упала. Я хотел ее поднять, но та лишь отмахнулась.
- Хватит!.. - рыдала она. - Перестаньте, хватит!
Катерина села рядом с Леной на колени, подвывая в унисон и раскачиваясь из стороны в сторону. На мгновение, я разозлился. Господи, да ведь вы не видели и половины того, что довелось мне! Бесполезный балласт, ненужная обуза - бросить здесь, пуститься вдогонку за Николаем,  уже давно скрывшимся за поворотом. Но мгновение прошло и наступило раскаяние. Опустившись рядом, я взял их обоих за плечи и сказал, как можно увереннее:
- Все будет хорошо. Мы выберемся, мы уже почти выбрались. Обещаю. Ну же.
Лена опираясь о мою руку  встала, Катя безмолвной тенью следом. Уже не бегом, но быстрым шагом мы двинулись дальше. Казалось, что мы занимаемся этим целую вечность.
На берегу, мы оказались неожиданно. Нескончаемые тиски стен и заборов будто разрубили ножом и море упруго ударило в лицо свежестью и запахом йода. Солнечный диск, раздутый до непомерных, неестественных размеров, окрашивал воды алым. Волны артериальной крови накатывались на гальку, плевались тромбоцитами древесного плавника и с шелестом отступали. Я в жизни не видел подобной красоты.
Николай находился у самой кромки прибоя. Длинное, маслянистое щупальце обвивало его торс и медленно, но неуклонно тащило к воде. Пальцы Николая скользили по голышам, оставляя красные следы - точь-в-точь цветом моря. Похоже, цепляясь он сорвал ногти.
В глазах его плескались ужас и мольба. Губы что-то шептали, но я не мог разобрать что.
А багряные воды вздувались пузырем, выдавливая на поверхность гигантскую продолговатую голову. Круглый рот, усеянный мелкими острыми зубами харкнул фонтаном брызг, издавая трубный рев сродни слоновьему. Четыре бирюзовых глаза с кулак каждый уставились на нас хищно и оценивающе.
- Назад, - просипел я, пятясь. Ни слова в ответ, только синхронный шорох под подошвами девичьих босоножек.
По лицу Николая потекли слезы. Во взгляде уже ничего, кроме тоски обреченного. В тот момент, когда он  открыл рот, чтобы крикнуть, из воды взметнулось еще одно щупальце и оплетши  Николая за шею, рывком утащило в набежавшую волну.
Чудовище медленно погружалось обратно в пучину. Мы, не поворачиваясь к нему спиной, возвращались  на проклятые улицы.
- Куда бы вы не пошли, все равно вернетесь на Берег.
Давешний мужик в растянутой тельняшке подпирал спиной стену одного из домишек и дымил «Парламентом» Николая.
От неожиданности, я даже икнул,, хотя думал что уже устал удивляться.
Нам надо назад. - Против собственной воли, мой голос звучал умоляюще. Да что там, попроси он встать на колени, я бы встал.
- Сложно, - «тельняшечник» поскреб  рыжую щетину. Выпустил носом дым. - Попробуйте на следующем перекрестке налево и махнуть через забор. Там есть дыра. А может и нет, зависит от везения. Вы как, везучие?
Я рефлекторно кивнул
Ну и отлично! - он ухмыльнулся. - Что-нибудь еще?
- Что такое Арг Тарх Ом? -  вырвалось у меня.
- То же, что и Тэг Анкх Слэш, - пожал плечами «тельняшечник», словно удивляясь незнанию очевидного. - Печать Рогатого Короля. Когда Здесь и Там соприкасаются, протираются Прорехи. Печати помогают, правда не всегда. Ткань все тоньше и когда-нибудь Здесь и Там сольются воедино. Возможно, это случится Ночью, но пока еще Закат, а он длится долго, очень долго. Идите, советую поторопиться. Кажется, когда я шел сюда, Дыра еще была. Не помню, не обратил внимания.
И мы пошли. «Тельняшечник» стоял , курил и смотрел нам вслед. Я не уверен, что дословно запомнил его слова и правильно их понял. Не до того, нам было не до того.
«Дыра» оказалось болтающей доской шириной сантиметров в двадцать пять. Я засомневался что смогу туда пролезть хоть и не страдал полнотой.
- Вы первые, - я отогнул доску, пропуская девушек. Почему-то, была уверенность, что «тельняшечник» не солгал и это не очередная ловушка «Здесь».
Первой протиснулась Лена, за ней Катя. Подошла моя очередь. Нога проскочила без труда, а вот торс пришлось пропихивать по миллиметру. Труднее всего пришлось с грудной клеткой, в один момент показалось, что она застрянет и я окажусь зажатым забором - наполовину «Здесь», наполовину «Там».
Звук приближающихся шагов. Последнее, что я увидел, падая боком на мостовую - это занесенное над головой полноватого мужчины в фартуке лезвие бритвы и моя растопыренная пятерня.
Я лежал посреди набережной Приморска. Девушки находились тут же. Лена кричала тормоша подругу  кажется, та была без сознания. Мою ладонь украшал глубокий кровоточащий порез. К нам уже подходили люди, казалось я за всю жизнь не видел так много людей. Я поднял глаза вверх.  Солнце не находилось в зените, но еще и не думало румянить закатом расстилающееся море.
- Вам помочь? У вас кровь. -Парень в цветастых шортах и солнцезащитных очках участливо склонился  надо мной.
- Который час?
 - Что? - От неожиданного, вопроса он растерялся. Затем взглянул на часы. - Без трех минут шесть.
В это время, мы еще только спускались по тенистой алее. Николай оказался прав: мы действительно «срезали», попали в точку назначения чуть ли не раньше, чем начали свой путь.
До районного отдела милиции, мы добрались минут через двадцать. Версия, которую я им рассказал можно описать тремя словами: «Человек пропал без вести». Сонный от жары дежурный уточнил время пропажи и попросил подать заявление через  десять дней. Такого ответа я и ожидал, поэтому без долгих разговоров достал удостоверение и попросил «ускориться».
Без особой охоты, но все же мне помогли. Выделили УАЗ с дежурным экипажем и поехали в сторону злополучной просеки. Она действительно существовала и вела в сторону частного сектора, усеивающего склон. Только это оказался ДЕЙСТВИТЕЛЬНО частный сектор. Обычные домики, обычные жители снующие по улицам, даже маленький, но оживленный стихийный рынок. И никаких следов пирамиды или сквера с алтарем. Все, мой последний бастион надежды на то, что все объяснится с грохотом рухнул в тартарары. Я попросил ребят подкинуть нас до пансионата и сказал, что приду через десять суток с заявлением, если Николай не появится. Те лишь неопределенно хмыкнули, бросая   косые взгляды на двух зареванных девчонок и парня в грязной одежде и окровавленной рукой. Но молча довезли нас до крыльца санаторного корпуса.
Зайдя в комнату, я рухнул на кровать. Покосился на пустующую койку соседа и мимолетного приятеля. Закурил прямо в комнате. В голове мерцал вакуум. Посмотрел на рану на ладони, подумал, что надо обработать и не смог - сил не было даже подняться. Меня опустошили, выжали до капли, оставив лишь иссохшую оболочку. Поэтому, я лишь курил сигарету за сигаретой пока не  опустела пачка и смотрел на то как медленно умирает день. Хорошо, окна номера смотрели на южную сторону, а не на западную, иначе пришлось бы задергивать шторы. Красное светило, падающее в море наводило на меня панический ужас.
Когда помещение утонуло в сумерках, в дверь постучали. Пришлось найти в себе силы встать. На пороге стояла Лена. Ни слова ни говоря, она впилась губами в мои, проталкивая язык мне в рот, а ее руки меж тем рвали застежку брючного ремня. Если существует рекорд по обоюдному скоростному раздеванию, то в тот вечер он был несомненно нами побит. Лена ахала на выдохе, обвив меня ногами и впиваясь ногтями в спину каждый раз, когда я входил в нее. А у меня перед глазами стояли багровые воды такого близкого и такого далекого моря.
После четвертого раза, Елена наконец утихла, свернувшись калачиком. Катерина пришла минут через десять,  тоже молча взяла меня за руку и повела в свою комнату. Заснуть в ту ночь мне так и не удалось.
Девушки уехали на следующий день я посадил их на проходящий поезд, перед этим попросив оставить координаты. Вещи Николая остались в номере, администратору я сказал, что хозяин за ними еще должен вернуться.  Мелькнула мысль, что исчезновение Николая и  поспешное «бегство» девушек, может вызвать крамольные мысли у местных коллег, но лишь махнул рукой: «Нету тела - нету дела». А с телом у них возникнут проблемы.
Сам же я остался. Перестраховавшись, отправился снова в отдел, написал задним числом заявление о пропаже и попросил пустить в ход по истечению срока. Написанный еще вчера протокол происшествия сдал также. И лишь затем отправился на вокзал.
На следующий год, я не воспользовался путевкой. Дел было невпроворот, как должностных так и приватных. Два месяца я ждал ответа на запрос в Симферопольский Архив Криминальных дел и в конце - концов получил «добро». Объем документов по происшествиям в Приморске за последние сто лет оказался монументальным, как Британская Энциклопедия - при виде сонма пожелтевших листков опускались руки. Но я нашел, то что искал.
Степан Игожин по прозвищу Брадобрей, другое прозвище Улыбало. В своей цирюльне, в тысяча девятьсот восемнадцатом году зверски замучил и убил  тринадцать человек. Второе прозвище получил за то, что разрезал жертвам рот от уха до уха. В деле говорилось, что в том же году, он был застрелен при попытке ареста, но чувствовалась в этой фразе некая фальшь, так как протокол задержания выглядел смазано, пестрел неточностями, а то и противоречиями. Хотя, все можно списать на время, оно терпело и не такое. Гражданская война шла в самом разгаре, кого интересовал черноморский маньяк - удивительно, что эти документы вообще уцелели в топке тогдашних событий.
«Висяков» о пропавших без вести было прилично, но нельзя сказать, что их количество превышало допустимые нормы. Люди всегда пропадали и пропадают, увы, это печальная статистика. Но в свете недавних событий, она представала в ином свете.
С девушками, я регулярно созванивался, навещал пару раз. Дела у них шли плохо - произошедшее разрушило нормальное восприятие действительности, оно медленно но неумолимо пожирало их «Я». В декабре погибла Катерина. Наглоталась таблеток снотворного и утонула в ванной. В предсмертной записке было написано: «Я не могу больше слушать, как он смеется». Узнав о случившемся, у Елены случился приступ и ее положили в больницу. На просьбу встретиться с ней, врач-психотерапевт смотрел в сторону и гундосил: «Ну что вы, как можно! Шизоидальный регресс на почве деформации личности, а вы - встретиться! Исключено».  Хотелось расквасить его одутловатое лицо с набряклыми щеками, но сдержался. Теперь жалею, что не расквасил - это не помогло бы Лене, но мне бы хоть чуточку стало легче.
Пентагерон или пентаграмму я обнаружил случайно. Нечесаный неопрятный парень в футболке с перевернутой звездой прошел по тротуару мимо, а меня точно обухом по голове перетянуло: вот что за половина печати была изображена на бумажной пломбе. В интернете нашел, что данный символ имеет много значений, в том числе и защитное, ограждающее. В том же интернете наткнулся на произведения некоего Говарда Лавкрафта и оказался поражен еще больше - казалось, я нашел еще одного путешественника в «зазеркалье». Отчасти, благодаря ему, эта история обязана запечатлению на бумаге, хотя бы выспренностью слога.
Я вспоминаю фразу Николая: «Всегда есть места, где можно срезать». Эти «места» не отпускают тебя насовсем, играются с тобою, как кошка с полузадушенной мышью. В последние дни, мне все чаще слышится шум волны и холодящий душу счастливый смех. Все чаще, я замечаю краем   глаза мертвенное сияние бритвенного лезвия и отблески багряного заката. Два дня назад из больничной палаты исчезла Лена. Говорят сбежала, но я так не думаю, я в этом абсолютно неуверен. Сейчас, на часах в моем кабинете двадцать три двадцать. Проблема в том, что когда я начинал писать все вышеизложенное, они показывали ровно столько же. За деревом двери лишь гулкое эхо пустых коридоров - ни дежурной смены ни припозднившихся коллег. Рядом, на столе лежит табельный «Макаров» и снаряженная запасная обойма. Хочется верить, что у меня просто встали часы, что ночь о которой рассказывал «тельняшечник» еще не наступила.  А тем, кто найдут и прочтут эти пятнадцать листков, распечатанных на принтере - помоги им Бог дождаться рассвета.