Элейн Лэйзёр, Элеонора Хэллоуэлл Эбботт. Опубликовано в феврале 1917 г.
***
— Если бы мне было пятьдесят лет, — довольно прямолинейно сказал молодой доктор, — и я бы внезапно лишился практически всех своих двигательных функций, кроме кошелька и чувства юмора, и мне сказали бы, что я могу загадать одно желание...
— Но мне пятьдесят лет, — призналась больная женщина. — И я действительно лишилась практически всех своих двигательных функций, кроме кошелька и чувства юмора!
"Тогда, ради всего Святого, пожелайте!" - рявкнул Молодой врач.
"О боже мой!" - передразнила Больная Женщина. "Ты случайно не
есть--фея Бог-Доктор, вы что?"
"Доброй феей-доктор?" ощетинился молодой человек. "Эта фраза -
незнакомый для меня", - признавался он с каким-надменность.
На мгновение женщина растерянно застыла среди гостиничных подушек,
глядя в открытое окно на бесконечную шиферную крышу
За-предела — и За-предела — и За-предела. Затем она так украдкой
взглянула на меня, что белки её глаз внезапно показались
белками оскалившейся собаки.
снова посмотрела на мрачное непроницаемое лицо Молодого Доктора.
- Вы совершенно уверены, что хотите, чтобы я составила не завещание?
Не желание? - спросила она.
"Совершенно уверен", - бесстрастно ответил Молодой врач.
Как два антагониста, отчаянно ищущих слабое место в психической броне друг друга,
пациентка и врач смотрели друг другу в глаза.
Пациенка первой отвела взгляд.
"Сколько лет вы мне дадите?" — вяло спросила она.
"Я не могу вам ничего дать! — Я не могу себе этого позволить! — раздался резкий, холодный голос молодого доктора.
— Сколько лет вы мне можете продать? — оживилась женщина, и на её скулах заиграли первые красные пятна.
— О, я не знаю, — признался молодой доктор. Он устало откинулся на край стола, свободно сложив руки на груди, и напряжённо уставился на женщину. — О, я не знаю, — признался он. — О, конечно, если бы у вас появился какой-нибудь новый
интерес, который бы вас взбодрил? Если бы можно было должным образом
подстроиться под благоприятный климат? При всех ваших
обширных финансовых возможностях
ресурсы? И все те дополнительные удобства и гарантии, которые финансовые
ресурсы могут обеспечить больному человеку? О, я полагаю, можно почти
наверняка гарантировать вам... гарантировать вам... о, годы и годы, —
закончил он немного невнятно.
"Только это?" — поморщилась женщина. "Годы и годы?" — насмешливо
процитировала она. "Этого недостаточно! — Совсем недостаточно! — вспыхнула она с
внезапной страстью.
— Даже так, — улыбнулся молодой доктор. — Это более точная
оценка, чем я мог бы дать самому младшему и резвому ребёнку, который каждый день
прыгает на работу или играет.
извилистые улочки нашего города.
«О», — сказала женщина, и в её слезах промелькнула искорка юмора.
«О», — улыбнулся доктор, но в его улыбке не было и тени юмора.
Слегка склонив красивую седую голову набок,
женщина на мгновение пристально посмотрела на молодого доктора.
— Какая вы худенькая и какая у вас голодная физиономия, — внезапно заметила она с совершенно неуместной наглостью.
"Спасибо, — поклонился молодой доктор.
"Ха! — усмехнулась женщина. — А я? Какая у меня сытая физиономия!' Вы это хотели сказать?
"Вы можете выглядеть так, как пожелаете", - сказал
Молодой врач с подчеркнутой холодностью.
Затем на мгновение безразлично и врач, и пациент, казалось,
расслабились в сосредоточенной личной тишине самой комнаты больного, с
ее отдаленным шумом топающих ног, редкими резкими,
застенчивый щелчок дистанционного механизма лифта.
Затем доктор выхватил свои часы.
«Ну, и что ты хочешь, чтобы я сделала в первую очередь?» — тут же оживилась больная.
"Загадай желание!" — сказал доктор.
"Да, я знаю, — парировала женщина. — Но что ты хочешь, чтобы я загадала?
— Я имею в виду, какое желание вы хотите, чтобы я загадал?
Как будто оскорблённый этим вопросом, молодой доктор внезапно шагнул вперёд.
"Какое желание я хочу, чтобы вы загадали? — спросил он. — Какое же ещё желание я могу от вас ожидать, кроме искреннего? Не то второсортное, лицемерное, пересмотренное желание, которое, по-вашему, вы должны загадать. Но первая радостная, эгоистичная,
оживляющая прихоть, которая приходит вам в голову, когда кто-то
произносит слово «пожелание»!
«О!» — просияла женщина. «Это должно быть довольно просто». Внезапная
Улыбка, расплывшаяся на её слегка искажённом лице, придала этому утверждению
определённую проницательность и игривый юмор. «Почему бы и нет?» —
задумчиво спросила она. «Долгая жизнь и счастье были логически исключены из
моих желаний, а вера и факты убедили меня в том, что все мои близкие
прекрасно обеспечены как в этом мире, так и в следующем. Почему бы
мне не пожелать того, что больше всего развлечёт меня?» О, очень хорошо, - она начала размышлять.
Ее побелевшие веки опустились на мутные глаза. "Теперь
досчитайте до десяти, доктор, - пробормотала она как ни в чем не бывало. "И когда вы
скажете "десять", я скажу вам желание".
"Это не игра, миссис Голлиен!" - ощетинился молодой врач.
Женщина томно широко раскрыла глаза.
"О, не так ли?" - спросила она. — Тогда я не буду загадывать, спасибо.
— О чём ты говоришь? — возмутился молодой доктор.
— О том, чтобы выздороветь, — согласилась женщина. Белые веки снова закрылись. — И если выздоровление — это не игра, я не выздоровею, —
подтвердила женщина.
С раздраженным вздохом молодой доктор схватил свою шляпу и
вышел из комнаты.
Но за дверью, ни в конце коридора, ни в начале, ни в середине,
ни в другом конце коридора, не было медсестры, которая должна была там ждать.
[Иллюстрация: «О, чёрт бы вас побрал, женщины!» — он смущённо ухмыльнулся. «Ну, давай, раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять»]
С громким проклятием он прошествовал обратно в комнату больного и
плюхнулся в первое попавшееся кресло.
- Черт бы вас побрал, женщины! - он застенчиво улыбнулся. "Ну, давай!
Автоматически, почти как механическая кукла, Больная Женщина открыла
глаза.
"О, хорошо!" она улыбнулась. "Теперь я расскажу тебе о своем желании. Но сначала
Я должна сказать тебе, что больше всего на свете я ненавижу пустоту"
"сумерки". И что я люблю больше всего, так это переполненный магазин. О, какая радость!
ходить по магазинам! - оживилась она. - Удовольствие, ярость от этого! Покупай, покупай,
покупай, пока светло и деньги блестят! Но что касается пустых сумерек? — она снова поникла. — Я бы хотела, — её голос внезапно сорвался, — я бы хотела, чтобы последнее письмо дня никогда не оставляло меня совсем без писем. И чтобы я всегда могла рассчитывать на посылку, доставленную экспресс-почтой!
— Вы действительно это имеете в виду? — спросил молодой доктор без малейшего
намёка на смущение.
"Ну конечно, я это имею в виду! — улыбнулась женщина. — Но неужели вы хоть на
секунду думаете, что можете это гарантировать?
"Я могу, по крайней мере, выписать рецепт, — сказал молодой доктор.
"Вы более проницательны, чем я думала, — протянула женщина.— В вас больше простоты, чем я смел надеяться, — поклонился молодой
доктор.
И снова они оценивающе, полунасмешливо посмотрели друг на друга.
Затем, нахмурившись, молодой доктор повернулся к своему блокноту.
"Дай-ка подумать", - прикинул он. "Вчера было четыре недели назад... Это...
ты упала на улице".
"Неужели?" - равнодушно спросила женщина.
"Миссис Голлиен, - спросил Молодой врач с некоторой резкостью, - просто скажите,
где именно находится ваш дом?"
"У меня нет дома", - ответила женщина.
— Да, но вы же должны где-то жить, — ощетинился молодой доктор.
"Только в моём кошельке и в моём чувстве юмора, — с откровенной насмешкой процитировала женщина.
"Но зачем так таинственно говорить о своём месте жительства? — настаивал
молодой доктор.
"В том-то и дело, — сказала женщина. — У меня нет места жительства, о котором можно было бы говорить.
Тайна! Прошло семнадцать лет с тех пор, как я жила в том, что вы называете
домом.
"Где вы жили?" — спросил молодой доктор.
"О, в основном на пароходах," — призналась женщина. Бледные ноздри едва заметно
расширились. "Я пять раз была в Австралии,"
— призналась она. "И дважды в Китае. И Япония, - оживилась она.
- Все эти маленькие отдаленные острова, все эти огромные толчеи.
нетерпеливые морские порты! Паром, гребными колесами, мягкими, свободно хлопающими крыльями
парусами цвета радуги! Во внезапной апатии она снова повернулась
щекой к подушке. "Там, где море соленое", - сказала она.
— пробормотала она. — Где бы ни было море, оно солёное! Охота, вечная охота, — да, именно так, — вечная охота за светом, смехом и…
— Простите, — довольно резко сказал молодой доктор. — Ваш муж жив?
— Нет, — ответила женщина. — Он умер два года назад.
Мгновение молодой доктор с любопытством изучал измученное лицо перед собой.
"Простите меня, — пробормотал он. — Но... но это стало для вас большим потрясением?"
"Это стало большим облегчением, — без эмоций сказала женщина. — Он был безнадежно сумасшедшим семнадцать лет."
"О!" - подскочил молодой доктор, как будто эта мысль изрядно мучила его.
его чувства.
"Ой!" предположили, женщина недоуменно, с милостивым наружный
черствость, которое мозг оказывает на тех, кто обязан
носить один палящего думал в течение неопределенного периода времени.
Как будто в прозрачной нервной выход молодого врача началась почти на
некогда расхаживать по залу.
«Учитывая, что, по-видимому, нет никаких личных связей, которые могли бы удержать вас
здесь или отправить туда, — сказал он, — вопрос о подходящем
климате должен быть тем, что мы можем легко организовать».
С половины иронично развлечений больные женщины лежали и смотрели на его тревожит,
колебания лицо.
"Вопрос климат все устроено!" - сказала она. "Скорость
, которую лишили моего тела на прошлой неделе, по крайней мере, вернули
в мой мозг. — Куда я иду, кого я возьму с собой, что я буду делать, чтобы развлечься, — она улыбнулась, — я всё спланировала, пока ты слонялся между шкафом и бюро.
— Слонялся? — рявкнул Молодой Доктор. Он резко остановился.
нервно расхаживая по комнате. "Ну, и куда же ты хочешь пойти?" спросил он.
Задумчиво глаза женщины снова уставились в окно, обрамленное рамой.
панорама городских крыш.
"На острове", - сказала она. "У побережья Южной Каролины есть
дом. Это действительно довольно ужасное старое место. Я не видела
его с тех пор, как была девочкой. Тогда он был старым. Сейчас, должно быть, почти развалился. И остров не очень большой. И на острове нет другого дома. Только эта большая заброшенная хижина. И шесть
потрепанных старых дубов, наполовину увитых серым мхом.
И в сером мху всегда есть голубые сойки, и кардиналы,
и бесценные белки. И в доме есть спальня длиной сорок футов. И в этой спальне стоит кровать с балдахином шириной в семь футов,
и на ней самым странным образом изображены носовые фигуры старых кораблей: ухмыляющаяся выцветшая сирена в одном углу, моряк с перебитым носом в другом, — я забыл остальных, — но в целом в памяти я вижу её как довольно необычно широкую и забавную полку, на которую можно положить что-нибудь. И там, в центре этой огромной кровати с морскими фигурами, в центре этой огромной
грязная комната, похожая на затонувший корабль, с древними оконными рамами,
выходящими на море, с верандами, похожими на палубы, такими широкими,
такими тёмными, такими мрачными, что ни одна полоска неба или облаков
никогда больше не попадёт мне на глаза, ни одна полоска серо-коричневой земли —
я буду лежать, я говорю, в невыразимом покое и безмятежности, как и другие призраки,
лежавшие до меня «на глубине сорока саженей» под всеми своими бедами. И
всегда, когда я буду лежать так, в моих ушах будет звучать шум прибоя. И
волны прилива будут плескаться в моих глазах. Вечно за моими
окнами будут парить и пролетать похожие на плавники крылья, а
серый мох будет колыхаться и
«Вспыхни».
«Весело!» — огрызнулся молодой доктор.
«Да. Разве нет?» — просияла женщина.
Молодой доктор с удивлением обернулся и уставился на неё.
«Я правда верю, что вы так думаете!» — пробормотал он.
«Ну конечно, я так думаю!» — сказала женщина. "Почему нет?" спросила она.
"Гаснущая свеча ярче всего горит в темной комнате!" Ни следа
болезненности не было в ее голосе, ни проблеска сентиментальности. "И
кроме того," она улыбнулась. "Это тоже мое желание снять себя
далеко, как можно дальше от основных магистралей жизнь".
— Я не понимаю почему! — возразил Молодой Доктор.
"Это и есть "почему", - сказала женщина. "Точно так же, как я упала в тот день",
она улыбнулась. "В мой последний момент сознания, я имею в виду, ... спешащий ребенок
споткнулся и наступил на меня". И снова улыбка исказилась
чуть-чуть в сторону. "И никогда больше, пока я жив".
— сказала женщина, — не хочу ли я снова почувствовать себя помехой на дороге? На мгновение она, казалось, полностью сосредоточилась на колышущейся занавеске. — И я назову свой дом — назовю свой дом, — размышляла она. Внезапно, с порывистой решимостью, каждая расслабленная мышца на её лице напряглась.
действие. «Однажды — однажды в Новой Англии, — поспешно сказала она, — я видела
ало-золотой тюльпан под названием «Сияние сада»! В качестве полной
противоположности я назову свой дом «Мрак моря»!»
«Вы хотите взять с собой свою нынешнюю юную медсестру?» — немного резко спросил доктор.
Кривая улыбка на лице женщины мгновенно сменилась
тонкогубой решительностью.
"Я не хочу!" — сказала женщина. "Я ненавижу новичков! Их профессиональные
притворства сводят меня с ума! Я родилась, выросла, получила образование,
за мной ухаживали, я вышла замуж, овдовела, стала калекой за то время, что им требуется, чтобы
умыться, поправить самую простую вилку на моём подносе для завтрака! Каждый жест их тел, каждый порыв их разума
с трудом сдерживают нарочитое высокомерие незрелой натуры, внезапно обретшей власть! Если уж мне суждено до конца своих дней пользоваться личным
обслуживанием, то, ради всего святого, дайте мне большую,
опытную горничную, которая по какой-то досадной причине
стала предельно простой! Раздражение исчезло с её лица так же
быстро, как и появилось. «В этом отеле есть горничная — я её
люблю!» — сказала женщина. «Она была заведующей больницей»
где-то, когда-то, пока её не лишила слуха глухота. Утомлённые, умудрённые опытом глаза женщины
искренне посмотрели на молодого доктора. «Мне нравятся глухие люди, — сказала женщина. —
Я заметила, что они никогда не болтают. И не настаивают на том, чтобы читать вам газеты. Будучи
самими защищёнными от любого звука, который их не касается напрямую, они, кажется, инстинктивно предоставляют вам такую же неприкосновенность. И, кроме того, — улыбнулась женщина, — у этого бывшего суперинтенданта такие же седые волосы, как у меня. А я обожаю женщин, у которых такие же седые волосы, как у меня. А ещё, — улыбнулась женщина, — её зовут
случается, 'марта', - и я всегда жаждал личного
преданность кого-то по имени 'Марты'. И я буду платить ей дополнительно
сто долларов в месяц, - улыбнулась женщина, - за то, чтобы она называла меня "Элизабет".
Никогда в жизни, - сказала женщина, - мне не готовили еду
для моего имени. Марта все сделает для меня, вы понимаете?"
— добавила она быстро.
"Да, но откуда вы знаете, что она пойдёт с вами?" — сухо спросил Молодой
Доктор.
"Откуда я знаю, что она пойдёт со мной?" — вспыхнула женщина.
В её словах сквозило властное сознание того, что у неё есть деньги, но также и
более тонкая уверенность в темпераментной убежденности. "Ну, конечно!"
она пойдет! - сказала женщина. Так же определенно, как если бы она предполагала, что
что солнечный свет будет солнечным светом, она исключила всю тему
из их разговора.
"О, хорошо", - немного иронично улыбнулся Молодой Врач. — Значит, я должен сделать вывод, что климат, местность, уход, общение — всё устроено, кроме вашего желания получить посылку с хроникой по экспресс-почте?
— О, это тоже устроено! — похвасталась женщина.
— Я этого не вижу, — сказал молодой доктор.
— Я видела это, — сказала женщина, — пока вы поправляли свой
галстук! О, конечно, магазины больше никогда не повторятся. Она
вздрогнула от неподдельного волнения. "Все эти веселые, жадные прикосновения к
шелку или бронзе, проницательные исследовательские вылазки по рядам
сокровищ и ярусов соблазна! Но только часть упаковки?"
Она мгновенно пришла в себя. "О, уверяю вас, часть с упаковкой - это очень просто.
пока сохраняется память и воображение.
С чековой книжкой в одной руке и почтовыми марками на несколько долларов в другой,
всё, что мне останется, — она рассмеялась, — это лежать на спине и изучать рекламные страницы
из всех журналов. Каждое очаровательное платье, взывающее о помощи
из каталога модной одежды! Каждая неотразимая газонокосилка, хвастающаяся
своим мастерством в колонках сельскохозяйственного журнала!
Десятицентовые упаковки цветочных чудес или десятидолларовые лосьоны
из магазинов косметики! Конечно, никогда больше до скончания
времён не наступит день, когда у меня не будет разумного
права ожидать, что что-то появится!
"Я должен раздобыть лодку, конечно", - лепетала женщина
impishly. "Что это? А моторная лодка-вы это называете? О, любые старые
Что-то вроде двигателя — мне всё равно, лишь бы он выполнял свою функцию:
чтобы мужчина и мальчик были заняты весь день, ссорясь, как они всегда делают, из-за того, как его запустить. И раз в день, ближе к вечеру,
я буду отправлять шлюпку на материк — далеко-далеко за пределы видимости с моей площади. И как только эта лодка снова появится в поле зрения, прямо между опущенной крышей и приподнятыми перилами, они поднимут флаг, если там есть что-то для меня.
А если нет — если нет? — на её причудливом пророчестве внезапно отразилось неописуемое раздражение. — А если нет?
— Ничего, им не нужно возвращаться! — отрезала женщина.
"О, конечно, поначалу всё в порядке, — насмешливо сказал Молодой Доктор.
"Но в вашем первоначальном описании вашего острова я не припомню упоминаний о больших складах или пустых кладовых. Через какое-то время, знаете ли,
каждый день что-то прибывает. И дом, я полагаю, за исключением
одной большой комнаты, о которой вы говорите, не занимает особой площади.
"Глупо!" - воскликнула женщина.
"О, понятно", - озадачился молодой врач. "Вы... вы имеете в виду, что вы
собираетесь раздавать вещи? Орды юных племянниц и бедных
отношения и всё в таком духе? Ну-ну, конечно!"
"О нет!" — сказала женщина. Внезапно прищурившись, она
сделала своё лицо непроницаемо проницательным и холодным. "О нет! Я больше ничего не
отдам!" На мгновение она вызывающе бросила вызов
молчанию молодого доктора, а затем с откровенным безразличием
снова откинулась на подушки. "Как бы я ни была светской, - она слабо улыбнулась, - и
какими бы мирскими ни были мои отец и мать до меня, и их отец
и мать, несомненно, до них, есть одна маленькая молитва, которая
Я никогда не забуду, - и я нашел это, если этот факт интересует
ты, старательно выведенное выцветшими фиолетовыми чернилами на обратной стороне
первой чековой книжки моего дедушки, до того, как, очевидно,
он успел разбогатеть или стать светским человеком. И
вот эта маленькая молитва:
«Если судьба и финансы устроят так, что я никогда не смогу быть щедрым дарителем, да будет на то воля Небес, чтобы я, по крайней мере, не был скупым получателем, а щедро делился с тем благодетелем, который окажет мне честь, тем невероятным счастьем, которое его благодеяние, несомненно, дарует мне!»
И снова слабая улыбка превратилась в циничную. «Вот и всё», — сказал он.
женщина. "Я устала от скупых приемников"!
"Я... боюсь, я вас не понимаю", - сказал Молодой врач.
"Вы никогда ничего не получаете?" - взорвалась женщина.
Теперь настала очередь молодого доктора вспылить. - О, да, - сказал он.
"Иногда я ужасно устаю от женских капризов!"
Женщина расхохоталась скорее от нервов, чем от радости.
"Вы так молоды!" - сказала она.
"Не как к несовершеннолетним, так как ваш Капризов", - возмутился молодой врач.
"Но мои капризы не для несовершеннолетних!" настаивала женщина. "Они как
старые и въевшиеся, как и само время. На семнадцать лет"оживился
Женщина: «Я «собирала подарки» по всему миру,
как бы вырывая вещи из безликой оптовой продажи, чтобы как можно лучше
применить их к индивидуальным потребностям этого или того человека.
Скажем, если хотите, что во время моих путешествий мне больше нечем было
заниматься, кроме как тратить деньги, но факт остаётся фактом: что касается
моего личного удовлетворения от дарения,
Я семнадцать лет бросала подарки в бездонную
пропасть. И ни разу, — улыбнулась женщина, — ни разу,
глядя в бездну, пока подарок падал вниз, я не слышала
«Очаровательный стук, который должен издавать подарок, когда его по-настоящему ценят. Никогда!»
«Ну, вы циник!» — признал Молодой Доктор.
"Я признаю это, — сказала женщина. — Но даже циник может быть справедливым».
Впервые на её усталом, утончённом лице проницательность и
ирония уступили место искреннему недоумению. "Я все обдумала"
изложила так прилично, как только могла, с точки зрения другого человека", - сказала она
озадаченно. "Думаю, я вижу его сторону. У меня нет юридического, конституционного права
конечно, требовать от человека благодарности за любой подарок, который
с моей стороны это исключительно добровольное действие. Многие люди, по всей вероятности,
предпочли бы не получать подарок, а не быть обязанными
написать за него «спасибо». Я имею в виду, что я не имею права
вырывать у такого человека «спасибо», даже если это золотые клюшки для гольфа или первые издания. Я имею в виду, что я не имею права быть разбойником. Даже если я буквально умираю от желания сказать
«Спасибо», у меня не больше права задерживать человека с подарком,
чем если бы я задержал его с пистолетом.
«Тогда чего ты суетишься?» — спросил Молодой Доктор.
— Я беспокоюсь из-за того, что это отвратительно, — сказала женщина. Вся
хитрость внезапно вернулась на её лицо. — Вот что я имею в виду! —
резко воскликнула она. «Когда я остаюсь в Париже на три месяца, например,
чтобы собрать приданое для дочери человека, который когда-то в юности
что-то значил для меня, и получаю в своё время от этой девушки
одну страницу, исписанную готическим почерком, в которой она
нежно благодарит меня за «великолепный подарок», я, честное слово,
мог бы убить её за такую скупость! Ни слова о шляпах, понимаете? Ни слова об обуви! Не самый расплывчатый,
ни малейшего упоминания о шифоновых вуалях, шёлковых чулках, вечерних платьях,
уличных костюмах, норковых шубах, о чём угодно! Просто весь гардероб,
чемодан за чемоданом, всё вместе, небрежно сгруженное в кучу и
объединённое одним словом «подарок!», и это был не просто «подарок»,
который я ей подарила, понимаете? — сказала женщина с внезапной
искренней болью в голосе. «Почти никто, знаете ли, никогда не дарит просто
«подарок». То, что я на самом деле подарил ей, конечно, — это целых три
месяца моего вкуса, времени, темперамента! Три целых месяца моего
желания дарить! Три целых месяца женских мечтаний о молодом
девочка! То, что я действительно подарил ей, конечно же, — это похвалу старших, зависть всех её подружек, новую, неповторимую гордость и достоинство за осознанное совершенствование своего тела! То, что я действительно подарил ей, конечно же, — это свет в глазах её жениха, когда он впервые увидел, как она сливается с туманом и жемчугом в сером сумраке алтаря собора! То, что я на самом деле ей подарил, конечно,
было...
"Да, но вы наверняка знаете, что она оценила подарок," — осуждающе
сказал молодой доктор.
"Ну конечно, она оценила подарок!" — огрызнулась женщина. "Но...
то, что я пытаюсь найти, — это кого-то, кто оценит дарителя!
Любой может оценить подарок, — добавила она с небывалым презрением.
"Довольна?" — огрызнулась женщина. "Ну конечно, она была довольна!
Единственное, что меня беспокоит, — это то, что она была слишком скупой, чтобы поделиться со мной своей радостью! Огонь, который я с таким трудом разжёг,
разгорелся, но просто отказывался меня согревать! Вот так! Почему! Неужели
она одним росчерком пера отметила, что подкладка её оперного плаща
была похожа на лепестки розовой килларнийской розы?
Или что текстура её дорожного костюма была
Принцесса вышагивает с гордостью? Когда она одним словом «милая» описала дюжину парижских шляп,
мечтала ли она хоть на мгновение, что усыпила мой вполне человеческий
интерес к тому, какая из них — красная, зелёная или золотая — больше
всего идёт к её восторженному личику? Приходило ли ей в голову
рассказать мне, что её любовник сказал о маленьком коричневом кожаном
охотничьем костюме? Через шесть месяцев,
замерзая до смерти в каком-нибудь полупустом дворце на Ривьере,
есть ли хоть один шанс из десяти тысяч, что она напишет мне: «О, дорогой, как ты мог так подумать?»
из кроличьей шкурки и в кроссовках? «И снова!» — выругалась
женщина. "Когда в скучный старый миссионер едет в Африку
достаточно расслабляется на срединно-океанических лунную ночь, так что это весело
спустя месяц, чтобы отправить его мула и телегу, только чтобы держать его верным,
неуклюжие ноги у африканских песках, как вы думаете, это удовольствие для
он отправил меня восемь самодовольный трудоемкий страниц хвалить меня-без
Луна в них,--на Великий возможность творить добро, которое
мое огромное богатство должен дать мне, и оценивая меня специально для
это самое последнее из-за моего Хранителя, который я только что
«О чём свидетельствует мой благородный дар?» — на мгновение в глазах женщины промелькнула искра юмора. «Попечительство — чушь!» —
призналась она. «На почтовой открытке — коротким, сломанным
карандашом — я бы предпочла, чтобы он нацарапал: «Держись, старушка! Это какой-то мул!»»
С легким вздохом усталости она откинулась на подушки. "Более
благословенно отдавать, чем получать?" - Совершенно очевидно! - сказала она.
"Везде одно и то же! Люди любят картины и никогда не замечают,
кто их нарисовал! Люди любят истории и никогда не помнят, кто
написал их! Почему, в любом магазине в этом городе", она встрепенулась: "я ставку
вы могли бы пойти и в настоящее время стодолларовая купюра, чтобы самой захудалой
старый клерк, которого ты видел ... и вернуться через час, а он не знает
вы на виду! "Дар без дарителя - пустота?" - процитировала она.
свирепо. "Ha! Что они на самом деле имели в виду, так это "Даритель, добавленный к
подарок - это скука?"
"Ну, и что вы предлагаете с этим делать?" спросил Молодой Доктор
немного нетерпеливо.
"Я предлагаю вот что с этим сделать!" - сказала женщина. "Я предлагаю
стать реформатором!"
"Реформатором?" издевательски усмехнулся молодой врач.
"Ну, тогда - мститель! если тебе больше нравится это слово", - уступила
женщина. "О, я, конечно, продолжу покупать вещи",
она поспешила насмешливо заверить его. "И дарить вещи, конечно.
конечно. Вряд ли можно сломать так вдруг привычкой и пороком
время жизни. Только я не брызжа выстрелов во всем много-либо
больше. Но сосредоточьте мою самую смертоносную цель на одном человеке.
Действительно, я думаю, что сделаю рекламу ", - передразнила женщина. "В этой
потрясающей колонке всех ежедневных газет с таким вводящим в заблуждение названием "хочет"
вместо "имущие" я вставлю своего рода заявление
о том, что:
Эксцентричная женщина средних лет, обладающая баснословным состоянием, расточительной щедростью,
и полным отсутствием здравого смысла, получит в свой "прекрасный
Южный дом" одного скупого получателя. Требуется строжайшая рекомендация.
Объект: Реформация или ... полное уничтожение."
"Было бы интересно увидеть ответы ты получишь!" сплотил
Молодой врач с непривычной резвостью.
Женщина почти незаметно изогнула брови. "О, конечно,
конечно, я признаю, что большинство из них были из приютов", - сказала она
. "Предлагали мне специальные цены. Но всегда есть
шанс, конечно, что-что - " прямой, как карандаш-постановление
обе брови внезапно сошлись в линию. - Но я вполне привыкла
рисковать, спасибо! - закончила она с преувеличенной
резкостью.
"Что еще ты предлагаешь взять?" - спросил молодой врач немного
сухо.
"Содержаться материалы!_" сказала женщина.
У края бюро молодой Доктор резко повернулся на месте
.
— Что ж, ты выиграла! — сказал он. Его лицо побелело от гнева.
— Почему бы и нет? — протянула женщина. Она, как безжалостный ребёнок, казалось, внезапно
оценила едва заметный блеск швов на мужских плечах. Только откровенность взгляда смягчала её.
это наглость. "Почему бы и нет?" сказала она. "Ваша практика здесь настолько
огромна, что вы можете позволить себе полностью игнорировать зарплату, которую я бы вам назначила
?"
"Тем не менее, - поморщился Молодой врач, - даже _you_ не можете купить
все!"
"А я не могу?" - улыбнулась женщина. Со страстным упрямством и гордостью
ее улыбка снова расплылась в тонкую линию губ. - Но
Ты нужен мне! - высокомерно заявила она. - Ты мне нравишься! Если бы у меня была возможность
выбирать из всех практикующих в городе, я... я!" С
обрывистым нервным всхлипом внезапно потекли слезы
по её щекам. «В тебе есть... в тебе есть что-то такое, —
пробормотала она. «В... в аварии с трамваем, в панике на пароходе,
из тысячи, — всхлипнула она, — я бы инстинктивно
обратилась к тебе!» Поток слёз внезапно иссяк, оставив
после себя недоверчивое выражение лица. — Я даже не знаю, как так вышло, что я выбрала именно вас! — в ужасе призналась она. — Из всех врачей в городе — это, должно быть, было предначертано! Должно быть! Если вообще существует какое-то провидение, оно должно было предусмотреть такие детали! Как я могла выбрать именно вас?
— властно потребовала она.
Впервые на худощавом, аскетичном лице молодого доктора появилось
выражение расслабленности.
"Ну, если вы действительно хотите знать, — сказал он. — Когда вас
вынимали из кареты у дверей отеля, я как раз выходил из «Бесплатного обеда»..."
"От голода или от жажды? — усмехнулась женщина.
— «Не твоё дело», — улыбнулся молодой доктор.
«О, и кроме того, — тут же нашлась женщина. — Я подумала, что, скорее всего, там будет какая-нибудь девушка. Кто-то, кого ты мог бы тренировать!
Я имею в виду мою страсть к шопингу! Мне всё равно, кто получит
вещи! Если есть кто-то, кто тебе нравится, то пусть это будет она.
"Та самая!"
"Спасибо", - переименовал Молодой доктор. "Но я не
знаю никакой девушки!"
"Годится!" - сказала женщина. "То есть вообще ничего не
усложнить свой идет!"
"Но я не иду!" - вытаращился Молодой Доктор. Зрачки его
глаз были расширены, как у оленя, внезапно вспыхнувшего бешеным
светом.
"Но вы приедете", - сказала женщина без тени эмоций.
"Послезавтра. В три тридцать с Пенсильванского вокзала"
.
— Я не такой! — сказал Молодой Доктор.
— Такой! — сказала женщина.
Когда дело доходит до статистики, просто скажите, сколько
раз в вашей жизни вы поступали по-своему и сколько раз
вы этого не делали, миссис Тома Галлиен не преувеличивала, когда хвасталась
молодому Врачу, что у нее есть привычка добиваться своего
по-своему. Конечно, так оно и было! В большинстве случаев она,
действительно, всегда был свой путь. И в большинстве случаев
у нее теперь свой путь. То есть поезд из Южной Каролины
действительно отошёл от Пенсильванского вокзала ровно в то время,
которое она назвала. И глухая Марта была в этом поезде. И она,
Она сама была в том поезде.
Но молодого доктора там не было.
"Не очень! _Не очень!_" — вот как это сказал молодой доктор, если вам действительно интересно.
Но в тот день он почти ничего не говорил. Если честно,
его обед был очень скудным, как и завтрак до этого, и ужин до этого. Дальнейшие повторения были бы просто
однообразными. Более того, в тот февральский день погода стояла по-настоящему северная, в его кабинете было холодно, темно и уныло, как в заброшенном переулке, а его профессиональные перспективы были весьма туманными
Так же уныло, если не ещё унылее, чем последний пепел в его трубке. И всё же он считал своё положение блаженством по сравнению с мыслью о том, что его будут тащить на юг за верёвку, привязанную к седовласой женщине-инвалиду, такой же упрямой, как и слабой телом. «Не так уж и много!» Ещё долго после того, как в трубке не осталось ни капли тягучего тёплого дыма, он всё ещё повторял эту фразу. «Не так уж и много!» Том Галлиен в своем прекрасном поезде, мчавшемся на юг, был еще более осторожен в словах, чем он, когда дело дошло до ее собственного комментария по поводу его
дезертирства.
«Идиот!» — телеграфировала она из Вашингтона.
Оператор, который повторил сообщение по телефону, был откровенно
извиняющимся.
"Да, доктор," — объяснил металлический голос. "Именно так мы его и получили. Это даже не "идиот" — возразил голос.
"Потому что мы отправили запрос на подтверждение. "И-д-и-о-т!" Вот что это такое. Может быть, это ... кодовое слово, - дружелюбно смирился голос.
Это определенно было "кодовое" слово. И сообщение, которое он пытался
передать, было явно таким:
"Как любой молодой борется практик в чужом городе, с не
только своим будущим, чтобы освободить его, но даже представить, как такой человек
хватило наглости, наглости, я говорю, отказаться от постоянной работы с окладом и всеми расходами, заметьте, со всеми расходами, в благоприятном климате и с дамой, — ну, с дамой, которую другие мужчины, бесконечно более мудрые и искушённые, чем он, возможно, не сочли бы совершенно лишённой интереса и очарования?
Поговорим о том, что было «набито битком»? Конечно, ни один чемодан для поездки на выходные
не мог бы быть более переполненным, чем эта крошечная телеграмма «Идиот!» И, конечно же, её контекст «заполнил»
сознание молодого доктора почти на целую неделю.
Но в большом квадратном белом конверте, который в положенное время прибыл от
миссис Том Галлиен, не было ничего, кроме чека. Никаких
упреков, я имею в виду, никаких порицаний, никаких хвалебных од
в честь выздоровления. Просто простой, прямой, несентиментальный
чёрно-белый чек, покрывающий столько визитов к врачу за один визит. Его мог бы отправить мужчина. Вполне здоровый мужчина, я имею в виду.
"И так эпизод заканчивается", - рассуждал молодой врач с особым
удовлетворение.
Но это не так, конечно. Такие женщины, как Миссис Томе Гальен были
не создан до конца вещи, но чтобы запустить их. Таковых есть Царствие
из закваски.
Это было на следующий четверг, что рояль прибыл в
Молодых в кабинете врача.
Теперь кабинет молодого врача мог бы легко вместить больше
пациентов, чем раньше. Но грузчики пианино почти всегда такие толстые.
Пыхтя, сопя, ругаясь, дёргая, — вся грязная комната, казалось, внезапно наполнилась мускулами.
«Но это не мой рояль!» — протестовал молодой доктор из-за каждого
стула, стола, из-за каждого предмета мебели в своём убежище. «Это не мой рояль!»
— кричал он от двери. «Это не мой рояль!» — ворчал он сквозь
в окно.
Но это, конечно, было его пианино! Грузчики, перевозившие пианино, клялись, что это оно.
Кладовщики, хранившие пианино, по телефону подтвердили, что это оно... Хуже всего было то, что на самом пианино на одной пухлой лодыжке красовалась бирка, которая гласила, что это оно. И надпись была сделана почерком миссис Том Галлиен.
«Доктору Сэму Кендру», — было написано там. «В знак моей признательности и уважения».
«Признательности?» — простонал молодой доктор. «Уважения?» — в порыве чувств он сел и написал миссис Галлиен именно то, что думал о ней. И об этом. «Этим», конечно, было пианино.
"Что бы я ни делал в этом мире, - требовательно спросил он, - стал бы я играть на пианино? О,
конечно, это очень любезно с вашей стороны и все такое", - признал он с
грубым сарказмом. "Но у меня нет возможности их площадь, вы понимаете,
за пределами моего кабинета и очень скудные спальня прилегающей к ней. И
с четвертью тонны дерева и проволоки, воткнутых таким образом
в самый центр моего кабинета, у меня, уверяю вас, остаётся
чрезвычайно мало места для манёвра, если только это не что-то вроде беговой дорожки, которая всё ещё сохранилась по краям комнаты. И, кроме того, пианино сделано из розового дерева, как вы, несомненно, догадались
уже знаю, и все они инкрустированы херувимами и серафимами, запутавшимися
в венках из лавандовых роз. Признаюсь, ботаника — не моя стихия. Но херувимы и серафимы, безусловно, очень странные с анатомической точки зрения.
«И не зная ни одной ноты, — как я, помнится, совершенно ясно сказал вам ранее, — что ж, — извините, если я кажусь грубым, — снова взорвался он, — но что бы я делал с пианино?»
Почти сразу же последовал ответ миссис Том Галлиен, такой же наивно-дерзкий, как и реплика ребёнка.
"Да! Что бы ты сделал? Это именно то, что нужно! Я думал, что получу от тебя удовольствие!
- сказала миссис Tome Gallien. "На моем затуманенном
горизонте внезапно возникла целая куча самых занимательных предположений.
начали вспыхивать и проясняться. "Что бы ты, черт возьми, _would_, сделал
с пианино?"
«По крайней мере, я могу вернуть его в кладовую», — написал Молодой Доктор
с присущей ему краткостью.
"О нет, не можешь! — телеграфировала миссис Том Галлиен. — Из-за небольшого
дефекта и большой уценки товар возврату не подлежит."
Пока он еще злился из-за этого сообщения, миссис Том Галлиен прислала ему специальное
Письмо с доставкой опередило её телеграмму.
"Не сопротивляйтесь," — убеждала миссис Том Галлиен. "В конце концов, моя дорогая юная противница, когда дело доходит до сути, вопрос не в том, что вы собираетесь делать с пианино, а в том, что пианино собирается сделать с вами. Потому что, конечно, оно что-нибудь сделает! И чем безумнее ты становишься,
конечно, тем больше это будет делать! И чем безумнее ты становишься,
конечно, тем быстрее это будет делать! И----
"О, лежать здесь, на спине, во всей этой сырой, солёной, морской зелени
Тишина, — приливы и отливы, — зыбучие пески, — плавающие водоросли, — всё моё дикое, беспечное прошлое сводится к одному-единственному просветляющему убеждению. Именно то, что люди получают подходящие им дары, так притупляет их характеры, потакает их тщеславию и забивает как их порывы, так и их чернила! Да, сэр!
"Боже мой, человек! Если бы я связала вам тапочки, разве это хоть на йоту вывело бы вас из колеи повседневной жизни? Или даже новейший дизайн операционных столов ускорил бы хоть на один удар ваше спокойное, самодостаточное юное тело? Или на сорок
Стетоскопы, неужели ты хоть на мгновение могла представить, что напишешь мне дважды за пять дней?
"Но если бы можно было свести человека с ума, а не обрадовать! Вот это настоящая доброта! Так воодушевляет! Так поучительно! Так остро
восстанавливает! Потому что если в мире и есть что-то, что Приключения любят, так это... сияющий сумасшедший человек. Даже ты, например! Не имея в своей конкретной колее места для «четверти
тонны дерева и проволоки», появление такого груза просто
естественно выбьет вас из колеи. И кто бы ни
хоть на мгновение отклониться от своей колеи? Что ж, право же, я думаю, ты
заслужил немного поиздеваться над собой.
"Так что, эй, парень с Креста! И беги со всех ног, чтобы купить себе новый галстук, подстричься или накраситься! Потому что с тобой определённо что-то случится! Прямо сейчас, я имею в виду! Возможно, даже сейчас! Даже..."
С отвращением фыркнув, Молодой Врач вскочил и принялся расхаживать по
своему кабинету, - тому, что осталось от его кабинета, я имею в виду, по крайним
углам комнаты. И чем быстрее он ходил, тем безумнее становился.
"О, женская фантазия!" он бушевал. "Это... это преувеличение!"
Он был совершенно прав — миссис Том Галлиен часто фантазировала и,
безусловно, сильно преувеличивала в отношении нынешней ситуации.
Угрожавшее «приключение» произошло не сразу! Оно не происходило
по меньшей мере два часа!
И всё же факт остаётся фактом: в основе «приключения» лежало
большое пианино. Наука, несомненно, опровергла бы эту связь. Но Фэнси не такая уж дура. Конечно, если бы не было большого пианино, молодой доктор никогда бы не вышел из себя в тот день. И если бы он не вышел из себя, то не стал бы
нрав у него никогда не было воланами себя в тоскливый
Февраль улицы, чтобы попытаться "уйти". И если бы он не старался
так сильно "избавиться от этого", у него никогда бы не развился такой
совершенно ненасытный голод. И если бы он не развил такую
совершенно зверский голод, он никогда бы не прикручен всего
ровно в шесть часов на самый яркий освещенный ресторан в
вздохт. И это случилось на улице, прямо перед самым ярким рестораном.
приключение произошло в ресторане с ярким освещением.
Однако даже Фэнси никогда бы не похвасталась, что это было.
что угодно, кроме очень маленького приключения. Небеса не рухнули, я имею в виду
, ни стены не рухнули, ни мешки с золотом весело покатились к ногам
Молодого Доктора. Просто остановился автомобиль — большой, простой,
неуклюжий, обычный электрический автомобиль, и с передней
платформы спрыгнула в грязь девушка с чемоданом в одной руке,
коробкой для шляп в другой и бог знает с чем, зажатым под
локтём.
Но даже если бы это приключение не началось,
оно всё равно бы не началось, если бы
бог знает, что могло бы внезапно выскользнуть из-под локтя девушки
и разлететься по всей улице бог знает во что!
Это было бы забавно, конечно, если бы не было так неуклюже.
Но даже осуждая женскую неуклюжесть,
молодой доктор инстинктивно бросился на помощь. Там
определенно было достаточно вещей, которые нуждались в спасении! Оказалось, что это игрушки. И такая суматоха! Коричневый плюшевый енот под колёсами
заглохшего автомобиля! Яркий куст красной бумажной розы, растоптанный
в кашу под копытами лошади! Оловянный паровоз, издающий грохот
по неровному кирпичному тротуару! Попугай с зелёными перьями, слишком быстро исчезающий в пасти фокстерьера! Кукла здесь! Коробка с красками там! И сама девочка, совершенно беспомощная посреди всего этого, краснеющая всеми оттенками розового и всё ещё отчаянно цепляющаяся за кожаный чемодан в одной руке и большую коробку со шляпами в другой.
«И дело вовсе не в том, что я такая-сякая глупая!» — продолжала она горячо объяснять. «Но дело в том, что когда случается что-то непредвиденное, я не могу сообразить, что делать по-английски! Если
я поставлю свой чемодан, — закричала она, — его укусит собака!
А если я уроню свою коробку, её может затоптать толпа!
Только когда юному доктору удалось собрать владельца и вещи на безопасном краю тротуара, он впервые заметил, какая высокая и светловолосая эта девушка. «Слишком высокая и слишком светловолосая, чтобы вести себя как идиотка!» — совершенно нелогично рассудил он. В последний раз проявив вежливость, он попытался закончить этот инцидент. — Вы собирались взять другую машину? — Он указал на её загруженные руки.
— О, нет, — ответила девушка, взмахнув коробкой со шляпой. — Я собиралась в тот ресторан.
— Почему же, — очень официально ответил молодой доктор. — Так что, если хотите, я возьму ваш чемодан. Это, по крайней мере, немного поможет.
Не говоря больше ни слова, они перешли заснеженную улицу и, окутанные зимней ночью, направились к уютному маленькому ресторанчику, словно два юных гостя северного ветра. На самом деле, как и в случае с эффектом, в комнате было многолюдно, и казалось, что она вспыхивает, как печь, озаряя их собственные озябшие лица. Возможно, они были слегка ослеплены ярким светом и внезапно остановились. На мгновение
один бросающийся в глаза мгновение,--блондинка с Луной просеке, как
тени сосновых деревьев, - они стояли, глядя беспомощно здесь
там везде в тумане откровенно повеселевшие лица. Затем
без малейшего предупреждения одинокая женщина за маленьким столиком
прямо перед ними вскочила на ноги.
"Ну, конечно, бедняжки!" она просияла. "Ты хочешь
занять места вместе!" И убежала, все еще сияя, к единственному
оставшемуся свободным месту за дальним столиком в углу.
Высеченное изображение едва удержалось бы от ухмылки при виде
абсурдности случившегося. И Молодой врач был отнюдь не
«Идол» означает «идолопоклонство». Что касается девушки, то она хихикнула и с порывом, едва ли свойственным американке, выдвинула для молодого
доктора стул, прежде чем сама опустилась на более продавленное место, которое только что освободила другая женщина. «В конце концов, — пожала она плечами, — это не так уж важно!» Только румянец на её щеках выдавал её волнение.
Левой рукой потянувшись за меню, а правой
похлопав себя по карманам, молодой доктор попытался
показать, что он тоже совершенно спокоен.
"Это... это был очень холодный день, не так ли?" — попытался он сказать
в качестве эксперимента.
Девушка оторвала взгляд от карты, которую хмуро рассматривала, и подняла на меня свои удивительно голубые глаза.
"Нет-нет, — сказала она. — Я думаю, что куриный суп будет вкуснее, чем бульон."
— «Что я заметил, — настаивал молодой доктор, — так это то, что погода — погода —» Он всё ещё держал правую руку в кармане, и на его лице внезапно появилось очень странное выражение шока. Его бумажник пропал! В отчаянии он посмотрел на телефонную будку, на самый короткий путь к двери — в любую сторону, любое оправдание, которое бы
как можно скорее вызволить его из ужасного положения, в котором он оказался, оставшись без гроша в совершенно незнакомом ресторане в компании совершенно незнакомой девушки. И все же, если бы он сбежал вот так, без объяснений, что, несомненно, было его первым порывом, какой вывод могла бы сделать девушка, кроме как о том, что он грубо и пренебрежительно относится к ее откровенно простодушной личности. С непривычным румянцем на щеках он решил объясниться. — Прошу прощения, — ухмыльнулся он, резко откинувшись на спинку стула, — но, в конце концов, я не буду рад отведать куриный суп
с тобой. Какая-то шавка там, сзади ... Пока я собирал эти проклятые игрушки...
Он снова принялся лихорадочно рыться
по всем своим карманам. "Какая-то шавка стащила мою сумочку",
закончил он совершенно просто.
"Что?" - воскликнула девушка. "Что?" Не отрывая взгляда от экрана
широко раскрытых голубых глаз, она протянула тонкую, сильную руку
к его рукаву. — Вы хотите сказать, что у вас не будет ужина? — она нахмурилась. — И ночь такая тёмная и холодная? Что за вздор! — она вдруг просияла. — У меня есть деньги, чтобы утонуть! Нет? Вы хотите сказать «сгореть»? — она
Она поправилась. И сунула ему в руки свою сумочку. Хихикая, как ребёнок, она начала раскачиваться взад-вперёд. «Конечно, это всё очень судьбоносно! — ликовала она. — Сначала ты собираешь мои покупки для меня! А теперь я собираю твой ужин для тебя! Что? Нет?» — она запнулась, когда молодой доктор
довольно резко отказался от кошелька и решительно поднялся на ноги
. На полупрозрачной блондинистости ее обращенного к нему лица
удивление, недоверие внезапно промелькнуло, как темная тень.
"Что? Нет? Значит, это так правильно?" она запротестовала. "Это любезно?
Разумно ли это? Что из-за такой мелочи вы должны...
вы говорите, что я чужеземец в чужой стране? Конечно, это не моя смелость, — она заспешила. "Но из-за смелости
вон той сумасшедшей женщины я сижу здесь!" Затем так же внезапно, как
это произошло, вся тень исчезла с ее лица, оставив
только снова смех и смутно провокационный вид
вызова. "О, уходи, если тебе кажется, что лучше всего быть таким
глупым!" - сказала она. "Но если ты уйдешь, я, конечно, буду смеяться!
Я имею в виду, громко смеяться! Прямо сейчас! И вот так, с
«Рукоятки моих ножа и вилки, — пригрозила она, чтобы проиллюстрировать свои слова, — я буду стучать по столу, пока смеюсь! Ба!» — она ободряюще махнула рукой в сторону пустого стула, — «Сколько стоит ужин для двух джентльменов?»
«О, конечно, если вам так хочется!» — согласился молодой
доктор, возвращаясь на своё место. — Откровенно говоря, — признался он, — мне бы не хотелось быть даже косвенной причиной того, что вы бьёте по столу ручками ножа и вилки. Так что, если вы действительно считаете, что я выгляжу честным, — доверительно сообщил он, с преувеличенным интересом возвращаясь к теме.
счет за проезд. - Дай-ка посмотреть. Шестьдесят центов, не так ли? А чаевые?
И два цента за почтовую марку? Да, я, конечно, должен быть
состоянии, что многое вернуть, по крайней мере, в полдень завтра." Без
мерцание выражение, он поднял свои темные глаза на ее.
Без малейшего намека на выражение ее лица она возобновила разговор
на том самом месте, где, по-видимому, ей больше всего не хотелось его прерывать
.
- Итак, - она просияла. - После куриного супа, не кажется ли вам, например, что индейка была бы бесконечно вкуснее, чем... чем солонина?
- После куриного бульона? - спросила она.
- Не кажется ли вам, что индейка была бы бесконечно вкуснее?
Совершенно не обращая внимания на его возможный отказ, она быстро повернулась и подозвала к себе официантку с грубым лицом.
"А теперь у нас званый ужин!" — беспечно сообщила она совершенно равнодушной женщине. "Суп, индейка, лучшие из ваших салатов, самый чёрный из ваших кофе! Всё очень шикарно!"
"Очень что?" — переспросила официантка.
— «Очень быстро!» — вмешался молодой доктор.
И снова, не дрогнув, тёмные и голубые глаза встретились на
узкой белой скатерти.
Затем обладательница голубых глаз протянула руку и осушила её
стакан ледяной воды одним глотком.
"Ах!" — она вздрогнула. "Я тоже тороплюсь больше, чем вы. Но мне кажется невежливым жаловаться на это."
"О, прошу прощения," — запнулся молодой доктор и
тоже потянулся за стаканом ледяной воды. Он не был
пока суп был почти готов, что он поддался
дальше разговорный импульс, и даже тогда, это действительно так
был формальностью, нежели коммуникабельность, который ехал ему на
усилий. "Видя, что вы так добры", он преуспел в
выход из затруднительного положения. "И так...", надеюсь, что он расслабился, когда-либо так
— Самое меньшее, что я могу сделать, — это представиться. Меня зовут Сэм Кендрю. И я врач.
— И-и-и? — без энтузиазма протянула девушка. Честно говоря, она ясно дала понять, что официантка, приближающаяся с индейкой, — единственный факт в мире, который её сейчас волнует. Тем не менее, как человек, который, поразмыслив,
сознательно признал бы, что ни над одной правдивой информацией
нельзя насмехаться, она отложила нож и вилку и с
некоторым интересом посмотрела на молодого доктора. — Сэм? Сэм Кендрю? — старательно повторила она.
— Меня зовут Сольвей Кьелланд! — объявила она с
деловым видом и продолжила есть.
"Вас зовут как-как?" — озадаченно спросил молодой доктор.
"Сольвей Кьелланд, — она слегка улыбнулась. "С-о-л-в-е-й, —
она произнесла по буквам, как будто привыкла к такой задаче. — К-е-л-л-а-н-д. Я норвежка! — внезапно вспыхнула она,
затаив дыхание, как человек, которому сообщили что-то очень важное.
"Норвежка?" — переспросил молодой доктор. Впервые он
улыбнулся, прикрыв рот рукой.
Он начал подёргиваться. «В самом деле, вы… вы меня удивляете!» — оправился он почти мгновенно, придав лицу серьёзное выражение. «Судя по вашему акценту, я всё это время предполагал, что вы… э-э… кельтка!»
«Кельтка?» — переспросила девушка. Затем, бросив проницательный взгляд на неподвижное лицо молодого доктора, она расхохоталась. Это был негромкий смех. Это действительно был очень тихий смех, и
очень музыкальный. Но в тот момент всё
внимание в комнате, казалось, внезапно сосредоточилось на этом
маленьком беспомощном столике.
«Есть ли в нас что-то особенное, что бросается в глаза?»
— Интересно? — ощетинился молодой доктор. — Или, скорее, обо мне, я бы
сказал? — быстро поправился он. — Даже эта… эта
благодетельница, — возмутился он, — которая освободила для нас
этот стол! Ну, конечно, я бы не сказал, что она карабкалась
по перекладинам своего стула, но…
— О, это ничего не значит, — сказала девушка с невозмутимым видом.
— Она пялилась на нас весь вечер. Все пялились на нас весь вечер, — дружелюбно добавила она.
Очень изящно, но тем не менее быстро, она переключила своё внимание на хрустящий зелёный салат.
тарелка. "Это потому, что мы оба такие высокие и красивые", - призналась она
без малейшего смущения.
"О, ну, в самом деле, говорите за себя!" - вспыхнул молодой доктор.
"Для себя?" повторила она немного задумчиво. И снова,
в момент временного замешательства, она отложила нож
и вилку, чтобы внимательно изучить лицо Молодого Доктора. "О, нет," она
успокоил его почти сразу. "Вы самый высокий и хорошо
слишком! И так Брюн моя блондинка!" она рассказала, как она взялась
ее снова развилка. "Безусловно, это поражает каждого из нас", - сказала она.
наконец, обращаясь больше к листьям салата, чем к Молодому Доктору.
— Но та бедная женщина там? — она ненадолго оживилась.
— Куда ни пойди, везде одно и то же. «Старая-престарая дева», так вы её называете? Такая грустная! Такая заброшенная! Такая «романтичная», как вы говорите? Она думает, что все, кого она видит, — это молодые любовники! — Но лично я, — сказала девушка, — всё ещё очень голодна. Давайте возьмём предложенный десерт.
— О, конечно, — согласился молодой доктор. — Если на меня будут — если на нас будут — смотреть, я имею в виду, что было бы гораздо приятнее чем-то заняться.
— Совершенно верно, — улыбнулась девушка. "Итак, пока мы ждем мороженое и
Давайте посмотрим, что осталось от игрушек. И прежде чем
молодой доктор успел её отговорить, она подняла свой неуклюже
перевязанный узелок на уровень стола и внимательно
изучила повреждения попугая с зелёными перьями и крошечного
оловянного паровозика. Чтобы подтвердить свои подозрения,
она протянула паровозик молодому доктору для осмотра.
А поскольку юный доктор был от природы и искренне
любопытен ко всему, что было сломано, он склонил свою тёмную
голову над задачей, внезапно испытав настоящее облегчение, и
следующие пять минут, по крайней мере, все возможные неловкости
между ними, казалось, слились, то и там, в легкой
дать-и-взять аргумент хорошо знакомы и привыкли
ассоциации.
И снова их маленький столик оказался в центре всеобщего внимания.
Один только смуглый Молодой Доктор был достаточно эффектным
на вид. А девушка с ее норвежским сиянием и блондинистостью была бы
заметной фигурой где угодно. Но вместе? И сейчас? В
эту самую минуту? Такие тревожные, такие усердные, такие задумчивые? Если бы
комната считала их застенчивыми «молодыми влюблёнными», то
Час назад, бог знает, что они думали о них сейчас!
Женщина в углу, несомненно, пересмотрела свои первоначальные впечатления. По пути домой после своего уединённого ужина она импульсивно остановилась прямо за стулом молодого доктора, чтобы понаблюдать за его довольно удивительными манипуляциями с поломанным игрушечным паровозиком. Её лицо было отнюдь не неприятным, но почти преувеличенно дружелюбным, жалобным и уничижительным.
Её бледные глаза, сосредоточенные на руках юного доктора,
внезапно поднялись к сияющему лицу девочки, и она протянула
маленький бумажный пакетик с пирожными, покрытыми розовой глазурью.
— Возьми их домой, — сказала она, — вместо этих бедных сломанных игрушек!
— Ну что вы, спасибо! — рассмеялась девочка.
— Сколько лет вашим малышам? — спросила женщина, не
обращая внимания на вопрос.
— А? — вздрогнул молодой доктор. Из его дрожащих рук маленький
оловянный паровозик упал на тарелку.
Прижав руки к ушам, девочка задумчиво посмотрела на свою собеседницу.
"Ну, Лизе четыре года," — просто сказала она. "А Джонатану шесть, и..."
"О, у вас есть «Джонатан»?" — оживилась женщина. Её бледное лицо внезапно озарилось. "И он..."
похож на тебя? - воскликнула она. - Или, - обвела стол еще одним осуждающим взглядом, - или он похож на своего отца? - Спросила она.
- Или он похож на своего отца?
"Похож на отца?" - повторила девушка в откровенном недоумении.
Ее собственный потрясающий взгляд на лицо ее спутника, похоже, не
чтобы как-то пролить свет на тайну. - "Взять?" - "Взять в отца?"
она вспыхнула. - Я не знаю этого идиотского... идио...идиома!
она торжествующе поправила себя.
Сама немного озадаченная, любезная незнакомка начала
внезапно застегивать пальто. "Ну, спокойной ночи!" она
просияла. "Спокойной ночи! Спокойной ночи!" Я надеюсь, что вы оба доживете до
наслаждайтесь в полной мере достоинствами вашей маленькой семьи!
"А?" - подпрыгнул молодой доктор. Белый как полотно, он вдруг
на ноги, и впервые в тот вечер в режиме реального просмотр
улыбка была скрученной себя по крайней мере с одной стороны его
тонкогубый рот.
"Госпожа!" - он поклонился, "ни эта девушка, ни я никогда не
не видели друг друга раньше! И в самом деле, маловероятно, что при обычном ходе событий мы когда-нибудь снова встретимся! Но если вы настаиваете, — он поклонился, нервно взглянув на часы, — но если вы настаиваете
— так что… в вашем… в вашем… — он тщетно барахтался. — Мы, несомненно, будем лежать в одной могиле к полуночи!
Не медля ни секунды, он схватил сумочку девушки, её чемодан, шляпную коробку, своё пальто и шляпу и бросился к кассе.
Следом за ним, прижимая к груди разбросанные игрушки, шла светловолосая скандинавская девочка.
Даже когда они наконец добрались до столба с фонарем на
дальнем углу улицы, румянец только начал возвращаться на щеки юного доктора.
— Если вы сейчас же дадите мне адрес, — отрывисто сказал он, — по которому я смогу отправить вам деньги за ужин, я посажу вас в трамвай.
— О, адрес, конечно, очень простой, — согласилась девушка. — Но я не хочу, чтобы вы сажали меня в трамвай, спасибо!
— Ну конечно, я посажу вас в трамвай! — настаивал
молодой доктор. Он был очень настойчив. — Здесь почти
всё движется — если только вы подождёте достаточно долго, — он
немного смущённо переступил с ноги на ногу, поставив коробку и
чемодан с очень громким стуком.
Затем они молча простояли на обледенелом, продуваемом ветром тротуаре, казалось, целую вечность, глядя на проезжающие мимо зелёные, красные, жёлтые огни.
"Красиво, не так ли?" — наконец заметила девушка.
"'Красиво?'" — вздрогнул молодой доктор. "Ну да, конечно, наверное. Но какая машина?" — нетерпеливо рассмеялся он. Ради всего святого, разве ты не знаешь, куда хочешь пойти?
— Конечно, я знаю, куда хочу пойти! — вспыхнула девушка. Легонько
коснувшись его рукава, она указала на другую фонарную
столбушку на боковой улице. — Туда! — сказала она. — Туда!
«Маленький милый домик в конце улицы! Вот где я живу!"
«Ну, почему же вы сразу не сказали!» — вспыхнул молодой доктор.
Он снова с жаром схватил ее чемодан и шляпную коробку.
Пожав своими изящными спортивными плечами, девушка громко рассмеялась, глядя в его нахмуренные глаза.
"Когда мужчина так позитивен, как вы, - призналась она.
- это привилегия - преуменьшать его национальные особенности.
Хоть на одно мгновение ты спрашиваешь меня: "Ты доел свою
еду?" или "Ты хочешь, чтобы тебя посадили в машину?" Но всегда в твой
сначала хочу, чтобы ты поскорее выскочил и умчался, крича: "Я посадил тебя в машину!
Я посадила тебя в машину!" - С легким презрением фыркнув, она развернулась
на каблуках и быстрым шагом направилась к дому
, на который только что указала.
Теперь уже Молодой Доктор стремительно последовал за ним.
Улица, безусловно, была причудливой, старомодной, и
пансион, о котором шла речь, ни в коем случае не был лишён
достоинства, пусть и не слишком изысканного.
Но на звонок в дверь, в который девушка звонила и звонила, никто не
отвечал. Порывшись в сумочке, она бросила
Она развела руками с легким жестом смятения.
- Должно быть, я тоже забыла свой ключ, - нахмурилась она. Тогда
как вспышка бледный солнечный свет ее улыбки, казалось, каждый диск
возможно, тень от нее на уме. "Ой, хорошо", - плакала она. "Это
ведь только скудные семь часов. Кто-нибудь через несколько минут
наверняка придет. А пока, - она просияла. «В такую прекрасную ночь! Я просто сяду здесь и буду наслаждаться
воздухом!»
«Наслаждаться воздухом?» — ахнул молодой доктор. Сам того не
замечая, он потянулся и чуть-чуть приподнял меховой воротник.
Но девушка уже небрежно опустилась на верхнюю ступеньку
и распахнула полы своего красного пальто из тёмного меха, словно
жаждала глотнуть свежего воздуха.
"Спокойной ночи!" — живо сказала она.
"До свидания!" — ответил молодой доктор. Не успел он спуститься по лестнице, как уже поздравлял себя с тем, что инцидент благополучно закончился — «благополучно закончился», то есть не так неловко, как могло бы быть. «Иностранцы часто ведут себя иррационально», — подумал он. И тут же, несмотря на свои мысли, обернулся, чтобы посмотреть на внезапное, безошибочно узнаваемое
шорох бумажного пакета. Его подозрения подтвердились.
"Смотри!" — торжествующе воскликнула девушка. "Маленький розовый тортик
глупой женщины!" С безошибочно узнаваемым радостным смешком она
показала сокровище.
В долю секунды, поддавшись совершенно идиотскому порыву пошутить,
молодой доктор предостерегающе поднял палец.
— Вы, конечно, понимаете, что едите недоразумение? —
он упрекнул её с поистине ужасающей строгостью.
— Недоразумение? — подскочила девушка.
Затем она очень тщательно начала исследовать оставшийся кусочек торта.
Она взяла его в руку, потянула за мягкую текстуру, заглянула под глазурь.
Затем внезапно, с коротким вздохом облегчения, она отправила сладкий кусочек в рот и причмокнула.
— О, нет, — просияла она. — На вкус он просто замечательный!
Подобно слову, безнадежно сползающему в стихотворении к той рифме, которую уже придумал поэт, молодой доктор внезапно обнаружил, что опасно приближается к тому дикому хохоту, который, очевидно, таился в этой ситуации с самого начала. В отчаянной попытке
чтобы как можно дольше ограждать себя от столь недостойной
катастрофы, он поспешил со всей искренностью облачиться в свою
самую чопорную профессиональную мантию.
"Ну, а что насчёт этой «Лизы» и «Джонатана»?" — спросил он с нескрываемым укором.
"Ой, да ладно!" — пожала плечами девушка. «Эта надоедливая Лиза и Джонатан,
все их родители — пекари! Но что касается меня, — она понизила голос и протянула руки мягким, умоляющим жестом.
"Но что касается меня, то до сегодняшнего вечера я четыре недели плакала так, что не могла есть! Тоска по дому, да! — она кивнула.
у нее перехватило дыхание. - Во всем мире нет никого,
с кем можно поговорить, кроме одной толстой леди, одной худой леди и Лайзы
и Джонатана, и Питера, и... - В дополнительном порыве уверенности
не без примеси, очевидно, некоторой вспышки гордости, она скользнула
немного вперед на ступеньке. "Я Монтессори!" - сказала она.
"Что?" - рявкнул Молодой врач. "Почему, что за чушь!" - сказал он.
"Почему, о чем ты говоришь? "Монтессори" - это ... система!
И она тоже итальянка, я имею в виду".
"Да, действительно так", - согласилась девушка. "И со временем, если домашняя боль
могут быть смягчены, тогда я буду учиться в системе-и останется еще
Норвежец".
"О, ты имеешь в виду студент Монтессори?" скрасил молодой
Врач.
"Даже так", - сказала девушка. "Я не могу дождаться, когда узнаю все.
Отсюда, после того как я должным образом изучу маленькую Лизу, маленького Питера
и всех остальных, чьи умы, к счастью, совершенно ясны, я должен
отправиться в более печальные школы и в то самое чудесное место в вашем Массачусетсе, где была проделана такая первая мозговая работа с маленькими детьми. Это в Норвегии.
она поморщилась: "У меня есть младший брат. Наш отец зарабатывает много денег",
добавила она явно не к месту. "И много тратит, и много отдает"
. И однажды он женился на новой жене, и у него появилось много новых
детей. И один из них, этот маленький братишка, такой золотой,
такой голубой, такой розовощекий, целыми днями сидит и... нет, - закончила она.
совершенно просто.
— Ну-ну, это очень плохо, — сказал молодой доктор.
— Да, очень плохо, — задумчиво произнесла девушка. — Но некоторые из этих идей очень умны. Я, конечно, пока ничего не понимаю, —
призналась она. — Но кое-что из этого похоже на игру.
С этими игрушками, — она указала на них, — и со всеми этими радостными вещами, такими как
промышленность, и живая кошка, и собака, и трава, и
цветы, вы оставляете маленького ребёнка на свободе, кажется,
только наблюдая за ним, очень внимательно наблюдая за ним,
один день, два дня, сотню, если вам так лучше. И куда бы он ни
попал в итоге — в итоге — «притянется», как вы говорите? к милым цветам,
или деревянным брускам, или весёлому, гладкошёрстному коту, _там_ он наверняка найдёт
единственный большой шанс на спасение.
Но двигатель, или бруски, или гладкошёрстный кот не должны
Навязано ему, понимаете? Из-за этого он не сможет развиваться. Но из-за _всего_ он сам должен стремиться к этому!
В напряжённой, милой серьёзности её обращённого к нему лица, в порывистой, неосознанной близости её случайного жеста, в отдалённости её темы, в холоде зимней ночи, в ярком электрическом свете, озарившем всё вокруг, молодому доктору вдруг пришло в голову, что он хмуро смотрит в глаза особенно красивой женщины, и по какой-то совершенно необъяснимой причине его щёки покраснели
внезапно вспыхнул, как огонь. Как будто всю свою жизнь
он по той или иной причине отказывал себе в «вине, когда оно было красным»,
а теперь, к своему величайшему унижению, обнаружил, что _лед_ ударяет ему в голову. И только потому, что он совершенно не привык к тому, что что-то ударяет ему в голову, это произошло довольно бурно, на мгновение изменив выражение его лица. И в тот момент, когда выражение его лица изменилось,
он, конечно, стал другим человеком. И в тот момент, когда он
стал другим человеком, он, конечно, начал вести себя как другой человек.
— И эта ваша замечательная теория применима только к бедным маленьким
детям? — спросил он, слегка прищурившись. — Или я должен
сделать вывод? — он рассмеялся. — Или я должен сделать вывод, что после целого года
пребывания в городе, целого года бесплодного безразличия к нему, моя
удивительная тяга к вам этим вечером — это явное доказательство
Монтессори, что вы и только вы — лучшее спасение моей жизни?
Затем, без малейшего намерения сделать это, даже не предупредив себя о том, что собирается это сделать, он внезапно наклонился и поцеловал её в губы.
С легким вздохом отчаяния девушка вскочила на ноги. Теперь в ней не было ничего от блондинки. Стоя на ступеньке прямо над ним, она была похожа на молодую грозовую тучу, сотканную из пламени и теней!
"О, что я такого сделала, что ты так со мной обращаешься?" — спросила она. Слезы текли по ее лицу, и она осыпала его яростными обвинениями. "Ты один из этих дьяволов!" — закричала она. «Вы — дикари! Разве я виновата в том, — спросила она, — что мои пакеты порвались в машине? Разве я виновата в том, — спросила она, — что рестораны не могут не пускать глупых женщин за еду? Разве я виновата в том, что
— Я заплатил за твой дурацкий ужин?
Не защищаясь и не пытаясь сбежать, но с лицом, не менее, если не более, потрясенным, чем у нее, молодой доктор
опустился на ступеньку у ее ног и, обхватив голову руками,
начал раскачиваться взад-вперед.
"Нет, это не твоя вина!" — заверил он ее. "И не совсем моя вина!" — настаивал он. «Но это всё из-за проклятого
пианино!»
«Из-за проклятого чего?» — немного резко переспросила девушка.
Но лицо, которое поднялось к ней, было откровенно лицом
убитого горем человека. Только холод, смешанный с раскаянием, мог так изменить его.
так что ни один человек не осмелится.
"Клянусь честью человека, замерзающего до смерти!" — заверил он. "Ничто в мире не может быть виновато — кроме рояля."
"Что ты имеешь в виду?" — удивилась девушка. "Я злюсь на тебя больше, чем на дьявола. Но я должна всё услышать."
— Я имею в виду, — чихнул бедный молодой доктор, — что я ищу хороший дом для рояля! Даже самому ему его слова показались далёкими и чужими. Он действительно чувствовал себя так, словно его без подготовки заставили играть главную роль.
о грохочущем фарсе, который был уже на середине своего вечернего представления.
Устрашающий дух бравады казался действительно его единственным шансом каким-либо образом "выкрутиться" из всей этой безумной ситуации.
..........
. Но даже разгневанная публика ни на мгновение не смогла бы ошибиться в оценке
острого страдания и тревоги, скрывающихся за бравадой.
"Просто так оно и есть", - начал он все сначала. «Сегодня вечером одна совершенно
ужасная женщина выгнала меня из моего кабинета — с помощью рояля!»
Однако, судя по каменному выражению лица девушки, это был не тот повод,
который она искала.
Поддавшись самому мудрому порыву в своей жизни, он внезапно решил положиться на её чувство милосердия, а не на чувство юмора. «Воистину, это так!» Он вскочил и умолял её поверить ему. «Я почти так же недавно в этом большом городе, как и вы.
Возможно, я, как и вы, страдаю от того, что вы называете тоской по дому!
Очень трудно хорошо начать в незнакомом месте. Много возможностей для благотворительности и всё такое. Но денег очень мало. Хотя однажды у меня была настоящая пациентка! — иронично похвастался он. — Очень богатая женщина, ужасно милая и всё такое. Но я её ненавижу. При каждом удобном случае она
она меня мучает. У неё, кажется, есть какая-то теория, что мучения очень стимулируют нервную систему. Так и есть. Мы дерёмся, как молодые кошки и собаки! И всё же, как я уже сказал, она ужасно милая. И когда она уезжала, то заплатила мне не только по справедливости, но и очень щедро за мои недолгие услуги. Это покрыло почти годовые долги. Но она ужасно разозлилась, потому что я не пошел с ней.
как своего рода обученный, ручной санитар, вы знаете. Но
Я сказал ей, что не могу покинуть свой офис. Поэтому она прислала мне рояль
негодяй! - закончил он с пылающим гневом.
Девушка споткнулась о ступеньку прямо под ним и, обернувшись,
стала смотреть ему в лицо с довольно обескураживающей
интенсивностью.
«Вот она я, — выдохнула она, — страдаю и тоскую по «роялю», как вы его называете. А вы?» Словно от настоящей боли, она начала заламывать тонкие руки. «А вы?» Дама дарит вам рояль, а вы проклинаете её за жадность!
— Да, я знаю, — сокрушённо ответил молодой доктор. — Но видите ли, в моём кабинете нет места ни для рояля, ни для меня! Мой кабинет слишком мал, понимаете? А рояль занимает всё пространство
в центре комнаты? Почему, это абсурд! он оживился. "Это отвратительно!
Пациенты, которые приходят, не знают, пришли ли они на урок музыки
или для того, чтобы их вскрыли! И кроме того, - добавил он в качестве кульминации своей жалобы на
, - я не отличаю одну ноту от другой! И женщина знала
что я не знал! И что ещё хуже, по всей передней части этой штуки
приклеены или как-то иначе прикреплены непристойные маленькие купидоны!"
"Конечно, можно что-нибудь сделать," — предположила девушка с каким-то
отстранённым выражением в голубых глазах.
"Да, именно так!" — заметил молодой доктор, краснея. "Я'
— Я уже сделал это!
Униженно склонив перед ней голову, он стоял, словно ожидая приговора.
"Лично я, — сказала девушка, и её щёки вспыхнули ярким румянцем. — Лично я не совсем понимаю, в чём связь."
"Ну, связь совершенно очевидна! — настаивал молодой
доктор. «Она специально прислала мне пианино, чтобы выгнать меня из
кабинета! Она хотела выгнать меня из моего собственного кабинета! Она осмелилась
утверждать, что меня нужно выгнать из моего собственного кабинета!
Она пыталась вывести меня из себя! Она хотела вывести меня из себя! У неё была
дерзко предполагать, я имею в виду, что ничего по-настоящему интересного никогда
со мной не случится, пока я однажды не стану хорошей и безумной! " Как будто
временно обессиленный своей тирадой, он на мгновение откинулся назад
прислонившись к перилам лестницы. Его лицо действительно выглядело немного бледным
а зубы почти стучали. "Ну, я, конечно же, вам
добра и в этот день зол", - заявил он с кривой рода
извинения. «И поскольку я был в таком бешенстве, я отправился на
огромную прогулку. И поскольку я совершил такую огромную прогулку, у меня разыгрался аппетит, как у сорока тигров. И поскольку у меня разыгрался аппетит,
с аппетитом, как у сорока тигров, я поспешил в первый попавшийся ресторан. И поскольку я поспешил в первый попавшийся ресторан, я случайно увидел вас в тот самый момент, когда...
«О, перестаньте, перестаньте, перестаньте!» — засмеялась девушка, внезапно зажав уши руками. «Это слишком похоже на... на «Дом, который построил Джек-попрыгунчик!»»
— «Ну, по крайней мере, — ухмыльнулся молодой доктор, — похоже, что это «Приключение, которому
угрожало фортепиано».
— Приключение? — озадаченно переспросила девушка.
— Ну да, — настаивал молодой доктор. — Так назвала эту миссис Томе
Голлиен, знаете ли, предсказал, что пианино принесет мне
приключение! Так что вы, совершенно очевидно, и есть...
- Что? Я? - запинаясь, пробормотала девушка. Румянец настоящего удовольствия вспыхнул на ее лице
внезапно и исчез так же быстро, как появился.
- О нет! - сказала она с некоторым высокомерием. - Ты... ты...
"О, действительно!" - умолял молодой врач. "Я чрезвычайно сожалею
за то, что я сделал! Я не знаю, что меня дернуло! Я, должно быть, ушел
совсем с ума сошел на данный момент! Почему, на самом деле, - он покраснел, - я не знаю.
поверишь ты мне или нет ... И, может быть, в этом что-то есть в любом случае
больше стыдиться, чем хвастаться, - но теперь, по правде говоря, - он запнулся.
- Я не целовал девушку раньше с тех пор, как... с тех пор, как я был
совсем маленьким! Внезапно почувствовав явную неловкость, он резко дернулся.
выхватил из кармана визитку и протянул ей. - Вот!
Вот мой адрес! - воскликнул он. «А завтра, если ты только пришлёшь мне весточку, я спрыгну с моста, или брошусь под грузовик, или совершу любое другое возмездие, какое только придёт тебе в голову. Но сегодня, — ухмыльнулся он, — я просто хочу согреться!»
И начал спускаться по ступенькам.
Но прежде чем он успел дойти до тротуара, девушка догнала его.
он задержал ее, положив руку на рукав его пальто.
"Сколько ей лет?" спросила девушка.
- Кто? - спросил молодой врач. "О, женщина? Она достаточно взрослая, чтобы
быть твоей матерью".
"Мне двадцать один", - уступила девушка.
"Ну, ей пятьдесят", - подтвердил Молодой Врач.
На прозрачном лице девушки отразилась дюжина противоречивых эмоций.
казалось, внезапно нахлынула волна. "И что?" она рассмеялась. - И что? - повторила она.
Для пробы: "Если бы только ты не был таким... таким плохим", - вздохнула она.
"Ну, насчет того пианино", - рискнула она с непривычной для себя интонацией.
застенчивость. «Разве не жаль, что в мире, где так много шума,
гармония должна молчать? Это... это хорошее пианино?» — спросила она
довольно резко.
"Да откуда же мне знать, ради всего святого? — возмутился молодой доктор.
"Может быть, это... Страдивари! — он отчаянно пытался выкрутиться. "Но он выглядит
по-моему, как ... как дьявол!"
"Если бы я только могла это увидеть, - прошептала девушка, - я бы поняла это через
минуту, конечно".
"Если бы вы только могли это увидеть?" - усмехнулся Молодой врач. Затем,
"Ну... ну... почему бы и нет?" он признал это несколько запоздало, но
с неоспоримым здравым смыслом.
«У меня здесь есть тётя, — задумчиво произнесла девушка, — у неё, кажется, ревматизм в локте. В следующую пятницу днём, если ревматизм будет достаточно сильным?» — и она подняла на него глаза, вспыхнув от предвкушения, как музыкант.
«Замечательно!» — согласился молодой доктор. На мгновение ему показалось, что это предложение необычайно удачно. — Что ж,
тогда до свидания, — рассмеялся он, — до пятницы! — и растворился в ночи.
До дома было ещё далеко и холодно. Но к тому времени, как он наконец добрался туда, его пульс бился от волнения.
чем с морозом. И как только он развёл в печке яркое ревущее пламя, приготовил себе самый вкусный и ароматный напиток и засунул обмороженные пальцы ног в самые дальние уголки старых, поеденных молью меховых тапочек, он сел и в прекрасном расположении духа рассказал миссис Том Галлиен, что он о ней думает.
«Надеюсь, вы довольны!» — начал он довольно резко, твёрдым и
выразительным почерком. «Вынужденный выйти на зимние улицы
из-за вашего очаровательного подарка, я за четыре коротких часа прошёл
одиннадцать миль; поужинал в известном ресторане с совершенно
незнакомой девушкой и за ее счет; был заклеймен публично навсегда
сначала как кавалер девушки, а позже как ее муж и
отец неких воображаемых детей; и также в свое время,
все еще включенный в первоначальные четыре часа, как вы понимаете, поцеловался
сказал девушке "Спокойной ночи" на пороге ее собственного дома при полном блеске
городской электрический свет, - и сейчас я нахожусь в половине одиннадцатого вечера.
вышеупомянутый вечер понедельника, терпеливо ожидающий в своей комнате до пятницы.
следующий день, когда под усиленным присмотром какого-то родственника
страдая от ревматизма, упомянутое «Приключение» явится, чтобы исследовать
пианино — и меня.
"Ещё раз, выражаясь языком моего вступительного предложения и со всем
должным уважением, я повторяю: «Надеюсь, вы довольны!»
Затем, вполне довольный как в воображении, так и на самом деле, он
занялся тем, чтобы скоротать время и лечить пациентов до пятницы.
Но прошедшие дни, казалось, не были полностью лишены
ощущений, сбивающих с толку или причудливых.
В среду вечером он получил известие от миссис Tome Gallien. И с помощью
telegram.
"Растяпа!" - телеграфировала миссис Tome Gallien. "Что, во имя всего святого, у тебя есть
сделано? Предстоящее вам приключение не состоится до субботы,
в четыре часа.
На этот раз сообщение было доставлено в письменном виде, на
яркой жёлтой странице, и, всё ещё крепко сжимая её в руке,
молодой доктор опустился в первое попавшееся кресло и, опустив
подбородок, как старик, на грудь, сидел, бесконечно глядя на
пылающий огонь.
Затем, совершенно неожиданно, в девять часов, с забавной новой улыбкой,
которую он, кажется, недавно где-то подцепил, он подошёл
подошел к телефону, минуту возился со справочником, поэкспериментировал
по меньшей мере две минуты с характером Централа, нашел мисс Солвей
Кьелланд и обратился к ней в своей самой официальной манере.
"Мисс Солвей Кьелланд?" спросил он.
"С-о", - произнес знакомый голос на другом конце провода.
"Это доктор Кендрю", - прорычал он. "Доктор Сэм Кендрю.
"И что?" - согласился голос без тени испуга.
- Похоже, мисс Кьелланд, - пробормотал он, - что произошло какое-то
что-то вроде... ну, недоразумения по поводу дня пятницы.
Похоже, все это ошибка в том, что ты - Приключение!
Миссис Галлиен действительно только что телеграфировала об этом. «Настоящее приключение», судя по всему, не появится в моём офисе раньше четырёх часов в субботу!
«Ну что ж, — согласилась мисс Сольвей Кьелланд. — Если она и проглатывала что-то особенно громко раз или два, то этот звук был едва различим на фоне тихого гудка телефона. — Ну и что? — беспечно повторила она. — Что ж,
это хорошо. Пианино останется! И субботний вечер
для меня так же хорош, как и пятница! И мне так же, как и вам, не терпится
узнать, что это за приключение, которое
— Лучше, чем я! Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — согласился Молодой Доктор.
II
То, что Молодой Доктор купил себе новый синий саржевый костюм на
субботу, вовсе не означало, что он с удовольствием предвкушал этот день. Многие люди «наряжаются»
перед катастрофой, хотя их нельзя было нанять даже для того, чтобы они причесались от радости.
Честно говоря, если бы кто-нибудь спросил его об этом, молодой доктор
назвал бы миссис Том Галлиен катастрофой.
Если бы его попросили обосновать такую оценку, он бы
сказал, что любая богатая женщина, которая не может уснуть, — это катастрофа!
«О, для бедняков это неплохо, — признал бы он, —
сидеть допоздна и размышлять о странных вещах, которые они хотели бы сделать. Но когда человек действительно может вскочить при первых лучах рассвета и осуществить самую странную фантазию своей ночи!
"О, конечно, — честно признал бы он. — Бедная миссис
Тома Галлиен никогда больше, пока жива, не сможет «вскочить
на ноги» в _любой_ час дня или ночи! И она, несомненно, за свои
пятьдесят эксцентричных лет щедро одарила многих людей
которые оказались самыми скупыми из получателей! И её
чувство юмора даже в её самой далёкой и счастливой юности, должно быть,
было, конечно, по сути своей язвительным!
"Но, как любая женщина может стать так больно, так злопамятны, так что
едкие, настолько богата, что до сих пор не могут лишить себя ее всю жизнь
страсть для дачи, она должна развиваться в совершенно дьявольская идея
дает людям только то, что они не хотят--только то,
действительно, что она была абсолютно уверена, что они не хотят? Например,
пианино! Рояли! Огромные куски розового дерева с замысловатым механизмом
и богато украшенная, и бог знает, каких денег стоила, — втиснутая
в тесный кабинет какого-нибудь бедного, борющегося за выживание молодого врача,
который не отличит комара от мухи! Сам он, конечно, был молодым врачом!
"Она думала, что это забавно, да? Думала, что это действительно выведет его из себя и он
бросится в какое-нибудь захватывающее приключение?
Такова была её теория, да? Что ж, это было забавно. И это _вынудило_ его отправиться навстречу весьма оживлённому приключению! Приключению в лице мисс Сольвей Кьелланд
Теперь она должна была прийти в его офис по собственному настоятельному приглашению в
субботу днём в четыре часа. Но эта мисс Сольвей Кьелланд,
похоже, не была тем приключением, которое миссис Том Галлиен уже
запланировала для него на субботу днём, в то же время, в том же месте?
В его затуманенном сознании промелькнула полузабытая строчка из романа: «Да поможет тебе Бог в тот день, когда твой избранник и избранница, которых тебе послал Бог, встретятся!»
«Что ж, если дело действительно дойдёт до схватки между его «Приключением» и «Приключением» миссис Том Галлиен?»
Совершенно неожиданно один уголок его рта начал внезапно подергиваться
. Говоря о "едком юморе", было едва ли возможно, что
молодой доктор сам обладал лишь малой толикой едкого юмора.
Когда человек вдруг улыбается на одну сторону рот это доказательство
по крайней мере, что он видит шутки. Никто не должен ожидать
улыбку с обеих сторон, пока он не чувствует шутка а также видит его.
Конечно, бедный молодой доктор в тот момент не чувствовал ничего, кроме
ощущения надвигающейся гибели.
Но в этом ощущении надвигающейся гибели мерцал единственный луч
Свет, что, по крайней мере, он знал, что такое его собственное Приключение: она была
молодой, гибкой, светловолосой, почти такого же роста, как он сам! Немного
необычная, может быть? Да, даже немного удивительная! Но
безупречная! И человечная? Да, именно так, восхитительно и бесспорно человечная!
Но Приключение миссис Том Галлиен? Такая женщина, как миссис Том Галлиен
ни перед чем бы не остановился! Это могла быть пара лам из
Перу! Или грязная цыганка-гадалка! Или бездомный
маленький чернокожий бродяга с банджо и... чахоткой! Или... или
приглашение даже на лекцию по физиологии в школе для девочек!
Но чем бы это ни оказалось, он мог бы с таким же успехом понять,
что это будет что-то, что он ненавидит. Миссис Том Галлиен в своём
нынешнем настроении, конечно, никогда бы не стала убаюкивать его «радостью»,
пока не увидела бы возможность взбесить его «безумием»!
«Ну, в любом случае, он ещё не разозлился бы!» — пообещал он себе с
необычной игривостью. «А если бы это были ламы — что, пожалуй, было бы его
предпочтением из всех возможных вариантов, — то, судя по
шерстистым картинкам, они бы, по крайней мере,
в географии, чтобы избежать возможной опасности споткнуться о
острые края пианино. В то время как комитет любого размера
приходит с просьбой о серии лекций по...
Таким образом, с помощью тех или иных лёгких умственных упражнений
он старался сохранить ясность ума и нормальный пульс до приближающейся
субботы.
Но сама суббота не принесла ни ясности, ни нормального пульса. Дождь, снег,
слякоть, ветра, изменился весь внешний мир в пургу.
Это был один из тех дней, когда-нибудь может появиться. Но как в
мир бы когда-нибудь снова задуть? С этой угрозой
Вечность, добавленная к неопределённости, и молодой доктор импульсивно решил вытереть пыль со своего стола и заглянуть в холодильный шкаф. К своему бесконечному облегчению, он обнаружил, что в холодильном шкафу почти ничего нет. Что бы ни случилось, это не могло быть долгой осадой! Полфунта сливочного масла, упаковка сухариков, банка кофе, шесть или семь яиц, разделённые между каким-нибудь комитетом или даже между двумя ламами? Из-за растущей возбудимости своих
фантазий он вдруг решил отрезвить себя чтением
книг.
С этой целью, как только он закончил завтракать, он
Он достал из книжного шкафа очень эрудированный трактат «Костный
анкилоз височно-нижнечелюстного сустава» и погрузился в чтение. «Вот это уже что-то серьёзное. По-настоящему
серьёзное. Наука! Хвала небесам за науку!»
К полудню он настолько погрузился в «Костный анкилоз височно-нижнечелюстного сустава», что совсем забыл о
ланче. А в три часа он с удивлением посмотрел вниз и увидел, что носки его ботинок погружаются в крошечную речушку, которая, казалось, текла из дальней
на другой стороне комнаты. Высунув шею из-за угла
пианино, он со все возрастающим удивлением заметил, что ручеек
вытекает, по сути, из черной ферулы зонтика, и
что сразу за мокрой черной ферулой этого зонта
была мокрая черная ферула другого зонта, а за ней
все еще другой!
Радостно вскочив на ноги, он принес три извинения за одно.
перед группой, которая вырисовывалась перед ним.
— Прошу прощения, — обратился он к хриплому старику, сидевшему рядом с ним.
— Я действительно... я... понятия не имел, — объяснил он
старательно обращаясь к маленькому веснушчатому мальчику, стоящему сразу за ним. "При всем этом
этот ветер и все такое ... и то, как дождь барабанит в
окно", - запинаясь, сказал он закутанной в креп женщине вв дальнем углу. Ничто из этого, по-видимому, не было приключением для миссис Том Галлиен, но само по себе это было приключением на
старом дубовом диване, где почти никто не сидел даже в погожие дни,
и видеть, как трое пациентов сидят в тесноте — и в метель!
"Я был так поглощён своей книгой!" — похвастался он с внезапной беспечностью.
— О, всё в порядке, сэр, — прохрипел старик. — Я просто
ждал машину. И здесь, кажется, суше, чем там, где я стоял на улице.
[Иллюстрация: вытянув шею из-за угла пианино, он с удивлением заметил, что ручеёк
выскочил из черной ферулы зонтика.]
И "Скажите, мистер, вы вырываете зубы?" спросил маленький
веснушчатый мальчик.
Но Закутанная в креп Леди была настоящей пациенткой. Хотя, видит бог,
Молодой врач с радостью нарисовал бы на ее месте либо старика
, либо маленького мальчика. Всю свою жизнь он особенно не одобрял «траур». Это было фальшиво, с духовной точки зрения,
думал он. Это было плохо с психологической точки зрения. Конечно, все знали, что это было неразумно с гигиенической точки зрения. Но хуже всего было то, что женщина, стоявшая перед ним, напоминала ему мокрую чёрную кошку.
Однако было совершенно очевидно, что сама леди не испытывала
такого неприятного чувства неловкости.
С полным самообладанием она по его просьбе вышла на
свет, или, по крайней мере, на тот свет, который проникал в комнату через
заляпанное дождём окно, и, по-прежнему закутанная с головы до ног, как любая
гаремная дама, изложила своё дело.
«У меня такая боль — здесь», — она указала рукой в чёрной перчатке
на своё лицо, закрытое чёрной вуалью.
Неужели она приняла его за дантиста? — размышлял молодой доктор.
Он поспешил поскорее уладить дело. — Если вы
будьте любезны, снимите вашу... э-э... шляпку - так вы это называете?
- спросил он.
Послушно неприятные руки в черных перчатках занялись собой
какое-то время возились с булавкой или узелком, пока медленно не вынырнули из него.
промозглые черные шторы наконец поднялись к молодому Доктору.
задыхающийся взгляд на самое изящное молодое лицо с мечтательными глазами
брюнетка, которое он когда-либо видел за пределами каталога салона.
"Сюда! — Вот здесь болит! — и указал пальцем в чёрной перчатке на точку прямо перед самым нелепым маленьким ушком.
— Костный анкилоз височно-нижнечелюстного сустава! — выдохнул молодой человек.
Доктор просто как ругательство. Даже так научно, как он прикоснулся к
месту боли, он почувствовал, что его собственное запястье задрожало самым ненаучным образом
от прикосновения. Возможно, неудивительно, что темные глаза
перед ним расширились от смутной тревоги.
"Это ... это так плохо?" - запинаясь, спросил его пациент.
- Да дело вовсе не в этом! - заторопился молодой врач, к которому
внезапно вернулась проницательность. - Вероятно, это просто разновидность
ревматизма. Что заставило меня плакать так, было просто смешно
совпадение. Это определенный вид боли в теме, Что
- Я ... это я ... если можно так сказать, были отдавать, а специальные
внимание к себе".
"О, тогда я верю, что я пришел именно к тому человеку",
темные глаза улыбнулись с зажигающейся поверхностной нежностью, которая
, тем не менее, казалась совершенно откровенно лишенной какого-либо особого внутреннего энтузиазма.
энтузиазм.
"Мы, конечно, будем на это надеяться!" - вспыхнул молодой врач. "А как насчет
этой боли?.." - начал он довольно резко.
— Мне больно, когда я ем, — сказала девочка. Её голос был очень низким, мягким и протяжным. — И когда я пью. И когда я говорю, —
призналась она. — Но особенно когда я пою.
— О, ты поёшь? — спросил молодой доктор.
"Да!" - сказала девочка. Впервые на ее классическом неподвижном
личике промелькнули очень современные эмоции.
"Лично мне, - признался Молодой Врач, - очень хотелось бы
провести небольшой эксперимент на вас, если вы не возражаете. Это
поможет мне, даже если причинит вам боль".
"Как пожелаете", - согласилась девушка все с тем же невозмутимым видом.
легкая улыбка.
От его поспешного отступления в другую комнату он вернулся
после того, как из-за задержки с тарелкой сухих хлебобулочных изделий и дымящуюся чашку горячего
кофе.
"Это такой ужасный день", - сказал он. - И ты выглядишь такой мокрой и замерзшей,
Возможно, чашечка кофе не помешала бы. Но
на самом деле меня интересуют эти сухарики. Я хочу, чтобы вы
крепко их разгрызли. А потом, возможно, я попрошу вас
спеть, чтобы я мог посмотреть на... О, кстати, — он
неожиданно прервал себя. — Кажется, я забыл спросить, как вас зовут.
"Меня зовут, - сказала девушка, - Кендрю".
"Что?" спросил Молодой врач. "Почему меня так зовут?" - спросил он.
улыбнулся.
"Да, я знаю", - пробормотала девушка. "Совпадения такого рода
, безусловно, очень странные. Это была одна из первых вещей, которые моя
тетя говорила, когда я спросила ее советы о том, что врачу идти
чтобы. Я сравнительный незнакомец в городе", - добавила она немного
shiveringly. "Но разве моя тетя не сказала вам, что я приеду?" она
внезапно оживилась. "Разве моя тетя, миссис Том Галлиен, не написала
вам - или кому-то еще - что я приеду?"
"Миссис Том Галлиен? — вскочил молодой доктор. Хаотично
в его сознании вспыхнула дюжина новых приступов гнева, дюжина новых обид.
Девушка? Так вот в чем заключалось обещанное миссис Том Галлиен «приключение»,
не так ли? Из всех возможных в мире злонамеренных вариантов, разве это не самый худший?
это так похоже на любезную леди, о которой идет речь, - втягивать другую девушку
в ситуацию, достаточно неловкую из-за "девушки", какой она и была
! "Миссис Том Голлиен ваша ... тетя?" он потребовал с
такие внезапные хриплыми строгостью, что даже самый добросовестный
кровь-отношения вряд ли бы согласился без приостановка
мгновенный пересмотреть этот вопрос.
— Ну, конечно, не совсем тётя, — призналась девушка.
— Но я всегда называла её тётей. Мы всегда были очень близки. Или, скорее, я должна сказать, что она всегда была очень,
очень добры ко мне. А теперь, когда мой отец... — с явным видом человека, который внезапно пытается подавить почти непреодолимое чувство, она рассеянно указала на пианино и отмахнулась от тарелки с сухарями и чашки кофе, которые молодой доктор всё ещё протягивал ей. — Вы должны простить меня, если я... если я... кажусь рассеянной, —
пробормотала она. "Но в дополнение к вполне реальному раздражению, которое вызывает у меня
эта небольшая боль в челюсти, я ... я так сбит с толку
из-за этого пианино! Где вы это взяли? - спросила она довольно прямо.
"Я полагаю, что это было из таких-то военных складов", - признался тот.
Молодой доктор со всей откровенностью, на какую был способен в данный момент.
С легким вздохом девушка протянула руку и коснулась темного,
блестящего дерева.
"Я так и думала", - прошептала она. "И ... о, как ты, должно быть, любишь его!
Это, безусловно, самый красивый инструмент, который я когда-либо видела
в своей жизни! Я имею в виду, самый мелодичный! Самый близкий к совершенству
дека! Полное чудо тонус и гибкость как
аккомпаниатор человеческого голоса!"
"У--м-мммм", - сказал молодой врач.
"В течение двух месяцев, - настаивала девушка, - я преследовала
в складские помещения, вы говорите! За два месяца я двигался
небо и земля в стремлении овладеть ею! Но поскольку мои средства были
временно ограничены, - она снова слегка вздрогнула, - я была
не в состоянии немедленно... - С этой странной, вялой улыбкой она
потянулся к тарелке с сухариками и взял один, как просил Молодой Доктор
. "Да, вот эта боль", - добросовестно объяснила она.
— Но только на прошлой неделе, — она поморщилась, — в мой день рождения! У меня были все основания полагать, что миссис Том Галлиен собиралась подарить мне пианино! Она подарила мне столько чудесных вещей
вещи! Но вместо этого она прислала мне документ на покупку утки вслепую
где-то на побережье Южной Каролины, - стрельба, понимаете? И
ужасные ружья! И собаки! И все такое! Я, который не причинил бы вреда даже воробью
или напугал котенка!
Схватившись руками за голову, молодой Доктор резко развернулся
внезапно и направился к окну.
- Это была комическая опера? Фарс? Фантазия о недостатке работы
и слишком большом беспокойстве? Было ли каждое упоминание имени миссис Тома Галлиен
криком? Пока длилась жизнь? До тех пор, пока...? Пораженный
тихим вздохом, он обернулся и увидел, что его маленькая посетительница бьется в конвульсиях от
Она плакала, но всё ещё храбро пыталась взять себя в руки.
"О, пожалуйста, не думайте, что я всегда такая... такая слабая, —
взмолилась она сквозь рыдания. — Но из-за боли, разочарования и
всего, что случилось так внезапно. И из-за моей недавней большой
потери..."
"Как давно вы потеряли отца? — очень мягко спросил молодой доктор.
"Мой отец?" - заикаясь, пробормотала девушка. Теперь она была бледна, как смерть.
оплакивая его, она подняла к нему свое потрясенное лицо. "Почему это был не отец?"
Я говорила об отце, - выдохнула она. "Это был мой муж".
"Ваш муж?" - воскликнул молодой врач. Две минуты назад был
_Это_ та ситуация, которую он проклинал как фарс, как комическую оперу? Эта бедная, убитая горем, утончённая, убитая горем маленькая вдова,
которую миссис Том Галлиен назвала «приключением» и навязала ему, как какую-то весёлую новую шутку? Это возмутительно! — кипятился он. — Непростительно жестоко!
— В Колорадо это и случилось, — ему пришлось наклонить голову, чтобы
услышать. — Почти полтора года назад, — сдавленно прозвучал
маленький голосок, — а мы и года не прожили в браке. У неё были проблемы с лёгкими,
что-то ужасно острое. Миссис Том Галлиен сделала всё возможное.
Она всегда всё делала сама. Думаю, это как-то связано с моим отцом. О, кажется, много-много лет назад они были любовниками. Но... но она предпочла более выгодный брак. А потом мой отец... она купила мне всё приданое! — снова зазвучал нежный голос. — Сама съездила за ним в Париж, я имею в виду!
В памяти молодого доктора всплыла случайная фраза: «Дочь человека, который когда-то что-то значил для меня в юности». Так это была та самая девушка? Маленькая «скупой получательница»?
Среди всех так называемых «скупых получательниц» миссис Том Галлиен
Неутолимая боль в душе, в остальном достаточно черствой? Бесценная,
несомненно, пронзительная, вечно значимая, но всегда и навеки
плоть, которая не была её плотью, и дух, который не был её
духом. Знакомые глаза — может быть? Чужой рот? Ямочка, которая, возможно, не имела права
присутствовать на худой, любимой щеке? Огонь, пламя, лёд, пепел? Факел памяти, ожог надежды! Но чья это была улыбка? Эта сводящая с ума непринуждённая и непоследовательная маленькая
улыбка «спасибо», которая, по-видимому, с одинаковой беспристрастностью
распространялась на шифон или креп, на предложенный стул или самое искреннее обещание
избавление от боли? Неужели жизнь миссис Том Галлиен
разрушилась из-за одной-единственной улыбки? И почему, во имя
Неба, если люди любят друг друга, они позволяют чему-то разрушать
их? И вообще, зачем людям любить друг друга? Какой в этом
смысл? Вся эта старая любовь, расставания и женитьба на ком-то другом
снова терзают его, превращаясь в шифон и атлас!
"Костный анкилоз височно-нижнечелюстного сустава!" От одного
звука этой фразы он очнулся от своих мыслей и вернулся к
единственному важному вопросу. "Пожалуйста, сейчас же!" — взмолился он.
посетитель. "Только немного кофе! Только пару кусочков
сухариков!" Говоря это, он начал настойчиво предлагать сначала одно, а затем
другое. "А этот плач?" он настаивал. "Это тоже причиняет боль
тебе?"
Из дверного проема позади себя он внезапно услышал тихий звук шагов
и, подняв глаза, увидел смеющееся лицо Солвей Кьелланд. Синяя,
как василёк в летнюю грозу, свежая, мерцающая, сверкающая
от инея, даже её светлые волосы, убранные под синюю васильковую
шляпку, она стояла, укоризненно указывая пальцем на молодого
доктора и его пациента.
— О, Хо! Как жаль! — рассмеялась она. — Если бы вы сказали мне, что приключение миссис Том Галлиен будет похоже на пикник, я бы тоже принесла еду!
[Иллюстрация: «Простите, мисс Кьелланд, — сказал он, — но это не пикник — это клиника».]
— Пикник? — нахмурился молодой доктор. В его голосе прозвучала непривычная строгость, когда он увидел, с каким недоумением она подняла на него свои тёмные глаза. — Простите, мисс Кьелланд, — сказал он, — но это не пикник, а клиника.
— И что? Кто такая клиника? — воскликнула Сольвей Кьелланд, ничуть не смутившись.
и поплыла вперёд, чтобы присоединиться к ним. «Конечно, это не очень
прилично, доктор Кендрю, — рассмеялась она, — что я пришла без больной тёти! Но разве в такую непогоду, вредную для тёти, не лучше
будет, если я куплю какое-нибудь хорошее лекарство? В мерцании
тающих снежинок она присела на подлокотник первого попавшегося
стула и, вытащив из большого синего кармана знакомый маленький
кошелёк, протянула юному доктору однодолларовую купюру. «Лекарство
для больной тёти!» — весело распорядилась она. Затем, лишь
мельком взглянув на пианино, она развернулась, чтобы внимательно
осмотреть
одинокая маленькая фигурка перед ней. Если она и заметила слезы, то
, конечно, не подала виду.
- Ах! Все так, как я и думала! - торжествовала она. "Совершенно точно, в моих мыслях"
разве я говорил, что ты будешь девочкой!" В один потрясающий голубоглазый
взгляд ее, казалось, внезапно оценки каждого человека
тон и оснащены темной, тонкое личико, что поднял
так bewilderedly к ней. Затем совершенно неожиданно на её лице, резко контрастирующем с её светлыми волосами, появилась
лучезарная улыбка, и она, как милый дружелюбный ребёнок, протянула руку для приветствия.
— Конечно, — признала она, — ты симпатичнее меня! Но в каком-то смысле, — просияла она, — я, конечно, симпатичнее тебя!
Пока Молодой Доктор ждал, что небеса разверзнутся, он, к своему бесконечному удивлению, увидел, что маленькая брюнетка, хоть и пребывала в замешательстве, ответила на рукопожатие с несомненной сердечностью. "Ужасно хорошо воспитанной женщины были такими", - поясняет он
быстро. "Какими бы полностью дезорганизованными они ни были из-за
таких глупых вещей, как мыши или жабы, вы просто не могли вывести их из себя
когда дело доходило до чисто социальной чрезвычайной ситуации ". И в ситуации
Таким образом, он стремительно достиг точки, настолько безнадежно
непрофессиональной, что, казалось, ему оставалось только одно.
«Мисс Кьелланд!» — произнёс он с поистине ужасающей официальностью.
— Это миссис Кендрю!» Едва эта фраза слетела с его губ, как он покраснел до корней волос, осознав, что мисс Сольвей Кьелланд может подумать о таком заявлении, и в панике, какой не было бы и у женщины при виде мыши, он повернулся и убежал в самый дальний угол комнаты за своим аптечным шкафчиком.
"Ваша жена?" - с искренним изумлением переспросила Солвей Кьелланд.
"С-о?" она рассмеялась. "И я только что пришла! Смешай мне
стоит четверть больше хороших медицина, господин доктор!" она
перезвонили через плечо, и упал на минимум
стул на другом ног девушки. "Теперь насчет этого пианино!" - резко начала она
.
"Я не жена доктора Кендрю!" - запротестовала маленькая черная фигура.
она была в замешательстве. "Почему... почему я думала, что вы его жена",
призналась она со все возрастающим смущением.
Со стороны аптечки послышался звук какого-то
было отчетливо слышно, как одна подавилась. Обе девушки инстинктивно поднялись
навстречу - только совершенно непроницаемое лицо Молодого Доктора.
"Кто сейчас ест мисс ... неправильное представление?" Солвей просияла.
"Миссис Кендрю - моя пациентка", - подтвердил Молодой врач
с некоторой холодностью.
"О-х", - уступила норвежка с такой же холодностью. — Пациентка?
Это очень мило. Но... — словно внезапно сбитая с толку этим последним биографическим заявлением, она всплеснула руками в искреннем отчаянии. — Если это пациентка, — взмолилась она, — то кто же тогда «Другое приключение»?
За спиной маленькой чёрной фигурки Молодой Доктор быстро приложил палец к губам,
указывая на то, что нужно говорить тише.
"Ш-ш-ш!" — умоляюще показал он ей.
На лбу Сольвей Кьелланд появилась
странная морщинка, которая из недоумения превратилась в нечто похожее на нетерпение.
"Ну конечно, — подтвердила она. «Вы очень серьёзны в своём кабинете, но совершенно не в себе на пороге. Что касается меня, — призналась она, — то меня волнует только пианино!»
«Вот именно, — сказал молодой доктор, — миссис Кендрю волнует только пианино!»
Кончики её пальцев уже касались клавиш из слоновой кости, когда норвежская
девушка резко обернулась.
"Что это такое?" — спросила она.
С внезапной озорной уверенностью, что миссис Том Галлиен,
уже ставшая причиной стольких неловких ситуаций в мире,
теперь вполне может стать причиной всего, молодой
доктор набрал воздуха, чтобы сделать своё последнее заявление.
— Миссис Кендрю, — он улыбнулся с напускным спокойствием, — как бы сказать, племянница той дамы, которая подарила мне пианино.
— Что? — выпалили обе девушки на одном дыхании.
Но на этот раз настала очередь маленькой вдовы удивиться.
Она была ошеломлена. «Что?» — повторила она с новой, смутной болью. «Что? Вы хотите сказать, что миссис Том Галлиен отдала вам пианино, когда... когда она знала, как я мечтала о нём все эти месяцы? День за днём бродила по кладовым!» — жалобно объяснила она через плечо другой девочке.
- Почему... почему вы так любите музыку? - спросила она с внезапной
неистовой страстью молодого Доктора. - Вы настоящий музыкант,
Я имею в виду?
"Наоборот," поклонился молодой врач, "я как сердобольная
о пианино, а ты про уток. Ничто под небесами бы
побудите меня положить свою грубую, оскверняющую руку на пианино».
Движимый чувством человечности, он повернулся, чтобы развеять замешательство,
появившееся на лице Сольвей Кьелланд. «Этот намёк на уток, — объяснил он, —
касается ещё одной маленькой причуды миссис Том Галлиен».
«Да!» — оживилась маленькая вдова. «Когда она прислала доктору Кендру
этот чудесный рояль, она прислала мне… ужасную утиную ловушку — где-то в Южной Каролине!»
«Что это такое?» — озадаченно спросила Сольвей Кьелланд.
«Место для стрельбы!» — огрызнулся молодой доктор. «Дикие утки, знаете ли! Кря-кря! К-к-спортивный лагерь!» — его лицо раскраснелось.
внезапно вспыхнуло.
"О-о! А эта маленькая миссис Кендрю не занимается спортом," — подумала
Сольвей. В следующее мгновение её собственное лицо тоже вспыхнуло.
"О, какая чепуха!" — рассмеялась она. "Какая глупость!
Это, конечно, ошибка, очень забавная, очень противоречивая! Каким-то образом подарки должны были перепутаться в почтовых отправлениях!
«О нет!» — покачал головой молодой доктор. «О нет!» — повторил он с нажимом. «Как бы я ни был беспечен, уверяю вас, что в почтовых отделениях очень маловероятно, что рояль и укрытие для уток перепутаются в почтовых отправлениях».
— О-о, — осеклась норвежка, но лишь на мгновение.
— Я думаю, — весело продолжила она, — и моя тётя тоже, что если вы позволите нам взять пианино — на месяц, на два, на три, — мы в ответ дадим вам несколько уроков игры на пианино или пения.
— М-м-м, — сказал молодой доктор, — да-да, конечно, это, несомненно, было бы очень человечно и всё такое, но при таком неожиданном соперничестве, как бы это сказать, нужно действовать очень, э-э-э, медленно. Что-что именно?
— Это ваша идея, миссис Кендрю? — он повернулся и довольно резко спросил.
— Моя идея? — покраснела маленькая вдова. . — Почему... почему, конечно, у меня не было никаких идей, потому что я даже не знала, что вы владеете этим пианино, до сегодняшнего дня. . Но если вы всё ещё хотите расстаться с ним после... после того, как уладятся все дела с наследством,
— она поспешно заговорила с явным волнением, — тогда, может быть, я…
С тоской в голосе она подошла к пианино и стала наигрывать один аккорд за другим, мягкие, живые, экспериментальные, щемяще минорные, робкий, нежный призыв к жизни, к помощи, любви, нежности.
— Боже мой! — задумчиво произнёс молодой доктор.
"О! Вы играете? — восторженно воскликнула Сольвейг Кьелланд.
"О, нет, — возразила маленькая вдова. — Я просто пою. А вы поёте? — спросила она в свою очередь, и её сердце забилось от этого вопроса.
"О, нет, - сказала Солвей Кьелланд, - я просто играю". Она с тоской в голосе.
в свою очередь, выступила вперед и взяла единственный аккорд. Но есть
не было ничего мягкого или незначительные об этом один аккорд. Резкие, четкие,
помешивая, как призывом он прозвенел через темный номер.
"О, боже!" - подумал молодой врач.
И как будто тут же вспыхивает музыкальным пылом
так долго сдерживаемая скандинавская девушка порывисто повернулась к своей спутнице. «Ты не играешь! И я не пою! Так давай же!»
взволнованно воскликнула она и, опустившись на банкетку, казалось,
буквально расплавила кончики своих ловких пальцев в клавишах и мелодии.
На какое-то мгновение или два, бесконечно долгое, хаотичное,
аккорд накладывался на аккорд, а гармония — на гармонию, а затем внезапно
молодому доктору, не имевшему музыкального образования, показалось, что
бушующие волны звука буквально расступаются по обе стороны,
чтобы пропустить маленькую мелодию. И такую
«Приятная знакомая мелодия», — восхищённо оценил он её. Он не помнил, что её написал Верди. Он не задумывался о том, что она из «Трубадура». Его волновало только то, что это была мелодия, и мелодия, которая о чём-то говорила, и мелодия, которая всегда говорила об одном и том же, независимо от того, звучала ли она в шарманке на асфальтовой дорожке или громогласно ревела в исполнении оркестра на пляже. «Домой, в наши горы!» — вот что там было написано, и, конечно, ещё кое-что, но это было всё, что действительно имело значение.
«Домой, в наши горы!»
Однако было совершенно очевидно, что маленькой вдове не всё равно, кто
написал это, и откуда это было, и куда это направлялось! С
захватывающей нежностью, поразительной техникой и невероятным
звучанием её богатый голос контральто внезапно разнёсся по комнате.
И разве удивительно, что при таком стремительном скачке его сердца
бедный молодой доктор не мог понять, в чём дело: в голосе одной девушки или в кончиках пальцев другой, или отчасти в голосе, отчасти в кончиках пальцев, или... «Домой, в наши горы», — взмыл вверх прекрасный голос, затем внезапно задрожал, как раненая птица, и
Прижав руки к щекам, маленькая певица
обессиленно опустилась на первое попавшееся кресло.
"Что случилось?" — встревоженно воскликнул молодой доктор.
Сквозь пелену слез она подняла на него темные глаза. "О, ничего особенного," —
запнулась маленькая певица. "Просто все!"
С неуместным грохотом аккордов Сольвейг Кьелланд резко
отошла от пианино.
"Кто вообще эта миссис Том Галлиен?" — яростно спросила она.
"И где её манеры? И что в ней хорошего? Отбирать у людей то, что они хотят, и заставлять их задыхаться
с тем, чего они не хотят, — это, я вам скажу, скандал! Это
чудовищно! С быстрым, резким вызовом она вскочила на ноги и
начала поправлять свою синюю шляпку и застёгивать синий воротничок.
— Я потерпела неудачу в качестве «Приключений», —
рассмеялась она. — И я тоже ничего не получила! Ни пианино, ни
лекарство для больной тёти. Дайте мне адрес этой женщины",
потребовала она. "И я напишу ей на досуге и скажу
, что я о ней думаю!"
"Делайте!" - настаивал молодой врач. "Ничто не доставило бы ей большего удовольствия!
Когда у женщины есть эго, как у миссис Тома Галлиен, есть
Ничто в мире не тешит её тщеславие так, как возможность услышать, что люди думают о ней, будь то хорошо, плохо или безразлично. С нарочитой злобой он вырвал лист из своей записной книжки, нацарапал на нём нужный адрес и протянул его норвежке. «Если это ни к чему не приведёт, — с притворной серьёзностью похвалил он её, — то, по крайней мере, привлечёт внимание!»
— «Разведи огонь»? — немного растерянно переспросила норвежка.
Затем, словно стряхнув с себя растерянность, она внезапно повернулась к молодой вдове. — Что касается тебя, — просияла она. — Ты хитрая.
Малышка! И я тебя люблю! — с неподдельной нежностью она
наклонилась и поцеловала изумлённую маленькую певицу в лоб.
"И я надеюсь, что ты скоро поправишься, — ласково проговорила она.
"И будешь петь прекрасные песни на том пианино, которое тебе больше всего нравится! А что касается меня? — живо обратилась она к
молодому доктору. — Вы понимаете, что я совершенно смирилась?
— Смирилась с чем? — нахмурился молодой доктор.
— О, этот язык! — рассмеялась Сольвейг. — Вы знаете, как говорить?
С? Из? Я бы сказала «от»! Я совершенно _от_
приключений!
- Ш-ш-ш! Ш-ш-ш! - еще раз предупредило нахмуренное лицо молодого Доктора.
Он почти с тревогой проводил ее до двери. "Ш-ш-ш-ш-ш!"
он умолял ее. "Бедная маленькая девочка никогда не должна узнать о дерзости миссис
Тома Голлиен, отправившей ее сюда в качестве "Приключения".
Со всем тем горем, которое она сейчас переживает, и с болью...
"Да, именно так," — с совершенной покорностью согласилась Сольвейг Кьелланд.
Затем, взмахнув голубыми волосами, она повернулась в дверях, чтобы крикнуть
ей вслед: "До свидания!"
"До свидания, доктор и миссис Кендру!" — крикнула она. "Что? _ нЕт_?"
она покраснела при виде явного замешательства на их лицах. «Тогда до свидания, миссис и доктор Кендру!» — поспешно попрощалась она. «_Что_? _Н-нет_?» — вспыхнула она, впервые проявив нетерпение. «Ну что ж, до свидания, миссис и _не_ доктор
Kendrue!" она закончила торжествующе, и исчезла в
метель. Возвращаясь к его мрачный кабинет, и его безутешная
больной, казалось, вдруг молодой врач, как будто в первый
Синяя птица бежали, оставив только один черный Ирис бутон предвещать
весна в саду. "Синие птицы были милыми!" оживился
Молодой доктор. «И всё же?» В его памяти с болью всплыл
туманный майский день много лет назад, когда он целый день сидел
по-турецки на траве, наблюдая за раскрывающимся чудом
чёрного бутона ириса!
Принимая во внимание особую скорость и энергию, с которой
Кьелланд применила это слово в тот день, когда возвращалась домой по
переполненным улицам и гулким подземным переходам. Интересно отметить,
что первое, что она сделала, добравшись до своей комнаты, — это села
прямо в пальто и шляпке цвета «жасминовый голубой» и поискала слово
«досуг» в своем словаре. Из всех возможных вариантов
Из всех приведённых определений «пустота в мыслях» показалась ей наиболее подходящей. «В пустоте моих мыслей я и пообещала написать это?» — спросила она. «Тогда я в полном здравии!
Когда ещё мой разум или сердце были более пусты, чем сейчас?»
Повинуясь этому порыву, она в тот же вечер села писать, чтобы высказать миссис
Том Галлиен всё, что она о ней думает. На очень бледной, бледно-жёлтой бумаге для заметок,
написанными синими чернилами, которые она обожала,
и энергичным почерком, столь характерным для её национальности,
сама страница была воплощением её личности.
МИССИС. ТОМ ГАЛЛИЕН,
Уважаемая мадам (она написала):
Как вы поживаете, и я всё знаю! Не делайте этого, говорю я вам. Не делайте этого.
Им это не нравится, и если вы будете продолжать их дразнить,
то наверняка лишитесь того, что, как я подозреваю, вы прячете в глубине души. Не так ли?
Вы, конечно, очень умны, богаты и страдаете от
боли. И, конечно, очень забавно и забавно лгать,
планируя, как можно изменить судьбу, не так ли, как вы говорите?
И, несомненно, как вы и думаете, маленькая вдова
слишком долго горевал, и слишком нежен в быту, и слишком
много вздыхает по пению. И этот молодой доктор, в свою
очередь, тоже ошибается, он такой язвительный, такой суровый, и
ненавидит всех женщин и все пианино, кроме минут. И вы подумали,
что если бы эти двое, несмотря на боль в костях,
смогли бы поворчать насчёт пианино и слепых уток,
то всё ещё могло бы наладиться и стать по-настоящему счастливым?
Но нет, мадам, это большая ошибка! Эти люди вовсе не такие умные, как вы думаете. И в их сердцах нет ничего
та самая счастливая жадность, которая превращает всё смешное в шутку! Нет! Дело лишь в том, что они видят в ваших подарках одну большую
причину для ссор, которая, если вы будете продолжать в том же духе с другими комиксами,
заставит их похолодеть от ненависти и унижения по отношению друг к другу. А
когда вы называете бедную маленькую леди Приключением, вы ещё больше
возмущаете благородство молодого доктора, так что он даже не может
понять, что даже такая маленькая вдова может быть очень большим
Приключением.
Не делай этого, говорю я тебе! Не делай этого! Это жестоко. И нет такого закона, кроме твоей собственной чести, который мог бы это остановить.
Если злоба настолько сильна, что вы не можете её остановить, но должны
продолжать в том же духе, давая людям то,
чего они не хотят, я с уважением предлагаю вам отправить это мне.
Я молод. Я силён. И очень смеюсь. Если вы можете найти в мире что-то, чего я не хочу,
я вызываю вас на дуэль!
Искренне ваш,
СОЛЬВЕЙ КЬЕЛЛАНД.
Удовлетворившись справедливостью и английским языком, Сольвей
снова обратилась к педагогике для подростков и к
общему обсуждению человеческих поступков со своей тётей на
родном языке.
В воскресенье, понедельник, вторник, среду ничто, кроме педагогики и
тётушки, даже отдалённо не угрожало её горизонту. А к четвергу
каждый жест её прекрасного юного тела, каждое меняющееся выражение
её прекрасного юного лица, казалось, откровенно свидетельствовало о
каком-то бурлящем внутреннем триумфе, который пока оставался
невысказанным. Однако к вечеру пятницы даже это самообладание
ослабло, и она закрыла глаза, чтобы уснуть, с очень отчётливым и
определённым выражением эмоций. — Ах! — рассмеялась она, — вон та дама Галлиен хороша
и ухожена! Да!
Только в субботу вечером, поздно, с особой доставкой, пришёл ответ от миссис Том Галлиен.
Спускаясь сонно по лестнице незадолго до полуночи, чтобы ответить на звонок в дверь, на который, казалось, никто больше не откликнулся, Сольвей Кьелланд получила в свои руки невзрачный конверт. Каким бы маленьким оно ни было, сильно помятым из-за специальной
почтовой доставки и почти дрожащим от бледного, аккуратного почерка,
оно вполне могло показаться кому-то мольбой о милосердии или, по крайней мере, о жалости.
С первым слабым уколом совести Сольвейг разорвала его.
не обнаружила ничего, кроме железнодорожного билета до
маленького городка на материке в Южной Каролине, где миссис Том Галлиен
указала свой официальный адрес.
Нахмурившись на мгновение и пребывая в немом замешательстве, девушка стояла, переминаясь с ноги на ногу в
отчаянной попытке расшифровать каждое слово, фразу, запятую, звёздочку в
важном маленьком документе, лежавшем перед ней. Затем совершенно неожиданно в её голубых глазах и на её сверкающих зубах появилась отнюдь не весёлая улыбка.
"Укусила!" — сказала Сольвейг Кьелланд и, подобрав своё большое серое одеяло,
фантик немного ближе, рядом с ней бежала стремительно, чтобы
ее кровать.
Первый слабый луч утреннего света, она, возможно,
проснулся в одно мгновение успокаивает уверенность в том, что полный билет
эпизод был сон, если бы только ее подсознание отчислений от
эпизод не проснулся сначала на ее губы, как криво вкус. "Единственная
вещь в мире, которую я не хотел - именно в это время? Эта
леди - ведьма!" - вот фраза, которая сорвалась с ее губ.
Однако только в начале следующей недели она позвонила
молодому Доктору, чтобы сообщить ему новости.
«Как дела?» — спросила она по телефону. «Это Сольвей Кьелланд. И я
хочу попрощаться».
«Попрощаться? Что вы имеете в виду?» — спросил молодой доктор
с явным удивлением в голосе.
— Дело в том, что я уезжаю, — сказала Сольвейг, — в небольшое — как бы вы это назвали — путешествие.
— О, — сказал молодой доктор. — Куда?
Если бы можно было сказать, что человек «пожимает плечами», то Сольвейг определённо «пожала плечами».
"О, через туннель! — сказала она. — А потом — прочь!
— Да, но куда? — настаивал молодой доктор.
— О, в Южную Каролину, навестить эту миссис Том Галлиен, —
— нараспев произнесла девушка, словно отрепетировала эту фразу до
такой степени, что она стала монотонной.
"Что?" воскликнул молодой доктор. "Почему... почему, что вы имеете в виду?"
"Имею в виду?" мгновенно возмутилась Сольвейг. "С чего бы это?
Разве эта миссис Том Галлиен не такая же прекрасная леди, как я? Разве я не такая же
прекрасная леди, как миссис Tome Gallien? Ибо почему, если двум дамам нравится
навестить, так не должно быть? Разве я не объяснил все это больной
тете?"
"Да, но вы действительно хотите сказать, что написали миссис Tome Gallien?"
- заикаясь, пробормотал Молодой врач. - Что вы сказали? Ради всего Святого,
что вы сказали?
"То, что я сказала, должно быть запечатлено в моем собственном сердце", - подтвердила Сольвей
с некоторой холодностью.
"Да, но, мое дорогое дитя!" - запротестовал молодой Врач. "Вы не
вроде бы есть какие-представление о том, что вы собираетесь! Это не
всем веселый таком месте можно разобраться. Почему ты даже название его знаешь?
"Мрак моря".
"Даже если так, - сказала Сольвей, - в этом нет особой боли. В свое время
разве я не видел уже несколько Мрачных уголков Суши? Почему тогда
мне не следует, чисто географически, начать исследовать "Мрачный угол
моря"?"
— Да, но это же… это же необитаемый остров, понимаете! — настаивал он.
Молодой доктор.
- Ну и что? - оживилась Сольвей. - А верблюды тогда будут? Нет?
С мягким вздохом сожаления ее личность блекнут
на мгновение в неопределенное пятно и гул перешел
телефонные провода. Тогда, ясно как божий день ее голос снова зазвучал.
"А ты видел маленькую печальную леди еще раз?" спросила она.
«Почему она сейчас здесь, в моём кабинете?» — спросил молодой доктор. «Ей приходится приходить почти каждый день».
«Да?» — задумалась норвежская девушка. «И, наверное, пройдёт много времени, прежде чем эта маленькая боль в кости утихнет?»
«Я очень на это надеюсь!» — рассмеялся молодой доктор. И для
Впервые с тех пор, как она его услышала, в его смехе не было иронии,
а было чистое мальчишеское счастье.
"Кажется, ты не совсем понимаешь, что это за маленькое путешествие, в которое
я должна отправиться, — резко упрекнула она его. — Дело не только в том, что
я поеду! Но и в том, что я останусь! Похоже, эта дама желает меня не на один раз,
а на всю жизнь! Билет,
который она так любезно посылает, односторонний. Он не возвращается.
— Билет? — воскликнул молодой доктор. — Но это же абсурд!
Вы ведь не всерьёз это говорите, верно? Ничто не заставит вас уйти, знаете ли!
"И что?" - спросила Сольвей. "Разве я не бросила ей вызов? Разве я не должна была
заплатить? Разве это не так, как ты говоришь? Я вызвала огонь на себя!" Сквозь
поразительную серьезность ее тона прорвался самый радостный смех
внезапно. "В твоих словах такая путаница", - засмеялась она.
"Нарисовано? Нарисовано? Разве это не то, что сказали бы в крупных банках:
«Мисс Сольвей Кьелланд, одна дама с Юга, выбыла из игры»? Но я обожаю эту Америку! — беспечно призналась она. «За каждым углом всегда есть что-то, чего ты не ожидал, когда поворачивал за угол».
"Да, я знаю", - признал Молодой Врач. "Но как же все это?
это исследование Монтессори и все такое? Ты собираешься бросить это?
А младший брат? Маленький мальчик, которого нет? спросил он с
искренним сожалением.
"Все это сохранится", - сказала Сольвей. "Это только то, что есть, казалось бы,
это должно пройти".
"О, но, мисс Кьелланд, - настаивал Молодой врач, - все это
абсурдно! Я... я верю, что вы все это выдумали, просто ради
шутки! Если ты собираешься быть дома в следующее воскресенье днем, не мог бы ты?
Я зайти и... и посмеяться над этим вместе с тобой? "
"В следующее воскресенье днем?" - задумчиво спросила Сольвей с видом человека, который
останавливается на мгновение, чтобы сосчитать дни по пальцам. "И это
сейчас, сию минуту, вторник?" спросила она, все еще задумчиво.
"Да", - согласился Молодой врач.
"Нет! Это невозможно!" - сказала Сольвей. "Я ухожу!"
— Да, но когда? — спросил Молодой Доктор.
"Сейчас, — сказала Сольвейг. — Я уже слышу, как такси подъезжает к двери.
"Что? — воскликнул Молодой Доктор.
"Под рекой! — раздался чистый молодой голос Сольвейг. — Под
рекой, доктор Сэм Кендрю!
Подобно гигантской серо-коричневой чудо-луковице, северная зима
выпадает из своего привычного состояния и попадает в солнечную,
мягкую, уютную обстановку нью-йоркского «Пульмана», чтобы расцвести
в полной красе и великолепии всего через день, два дня, три дня в каком-нибудь гостеприимном южном краю.
Если Сольвей Кьелланд и была удивлена первыми
безжизненными видами, представшими её привыкшим к метели глазам, то
будет справедливо сказать, что миссис За все годы, проведённые в Южных землях, Томе Галлиен ни разу не видела ничего, что поразило бы её так же сильно, как вид Сольвей Кьелланд.
Беспомощно лежа в своей огромной кровати из красного дерева с причудливо вырезанными
спинками в виде пиратов, моряков и сирен, больная женщина
тупо смотрела то на потолок, то на перила террасы, то с
террасы на унылое серое море, когда на неё впервые
нашло видение.
"Почему… почему… Марта!" — закричала она своей глухой служанке. "В шлюпке
яркая синяя девочка! И никто не спорит!
Они идут прямо, я имею в виду! Скейддинг! И девочка заводит двигатель!
По её собственному быстрому взгляду на сцену она поняла, что глухая женщина ответила
голос вернулся спокойный, как дистанционное, а размагниченным, как голос
старое письмо.
"Вы послали за девушкой, чтобы прийти, я считаю", - сказал глухая женщина.
"Да, я знаю", - кипятилась миссис Tome Gallien. "Но я же не мечтала
момент, которого она действительно хотела!"
"Что?" - спросила глухая женщина.
- Никогда - не-мечтала- что-она- это- сделает! - повторила миссис Том Голлиен
так экономно, как только могла.
"Большинство вещей, за которыми вы посылаете, кажется, приходят", - монотонно произнесла глухая.
женщина ни в коем случае не была враждебной. "На складе не осталось места
теперь о последней коробке японских безделушек или о французской свадьбе
платье или новомодная плита без огня. Куда мы поместим
девочку?
"В плиту без огня!" - рявкнула миссис Tome Gallien.
По смутной покорной улыбке на лице Марты было очевидно
что она уловила дух, если не слова предложения.
Однако следующее направление было поразительно ясным. С совершенно
безошибочным жестом миссис Том Галлиен указал на лестницу.
«Марта! Иди сюда!» — закричала она.
К человеку, лежащему в постели, голоса доходят гораздо быстрее, чем их
владельцы. Казалось, прошла целая вечность.
и шум, скрежет корабельных килей о грунт, ворчание мужчин, крики мальчишек,
болтовня женщин — больная женщина ждала в одиночестве, в тишине,
которая царила вокруг неё, и по её спине от волнения то и дело пробегала
дрожь.
[Иллюстрация: миссис Том Галлиен прищурилась, словно оценивая новую собаку
или кошку, и пристально посмотрела на видение и объявление.]
Затем, весь в сиянии и блеске, театрально нелепый, как какой-нибудь
великолепный молодой викинг из древности, одетый в синий
ультрасовременный плащ, незнакомец внезапно возник перед
В изножье кровати на фоне дородной белой фигуры Марты
сиял каждый взмах и линия сине-золотого силуэта.
«Я пришла!» — сказала Сольвейг Кьелланд.
Так же невозмутимо, как если бы она оценивала новую собаку или кошку, миссис
Томе Галлиен прищурилась, глядя на видение и на
объявление.
"Конечно, вы очень привлекательный молодой человек!" - признала она.
наконец. "Но с таким нечестивым именем! Неужели нет
способа преодолеть это?"
"Кончить... кончить это?" - на одно неясное мгновение озадачила Сольвей.
"О, это проще всего", - почти сразу просветлела она. "Солвей
— Как будто так и было. И Ч-Челленд.
— Вы можете называть меня «Элизабет», — сказала миссис Том Галлиен, не моргнув и глазом.
— Э-ли-са-бет? — старательно повторила девочка.
— О, полагаю, сойдёт, — вздохнула миссис Том Галлиен, борясь с собой.
немного приподнялась на подушках. "Но что же в этом мире
заставило тебя кончить?" язвительно спросила она.
Но если вопрос был подобен брызгу холодной воды, то реакция Сольвей
на него была, по крайней мере, реакцией утиной спины.
"Ты хочешь сказать, что на самом деле не хотел меня?" она прихорашивалась и трепетала.
Ее голос был полон экстаза, глаза - как звезды.
— Я, конечно же, не делала этого, — отрезала миссис Том Галлиен своим ясным, пронзительным голосом.
"О, какая радость и возмездие! — просияла Сольвейг. —
Какая слава! Как охотничий домик для печальной маленькой
леди и пианино для молодого доктора, так и я для вас!
Что же тогда будет с каждым из нас, зависит от
богов! Давайте поцелуемся! — предложила она, как один боксёр-профессионал,
протягивающий руку другому.
"Я не любительница целоваться, спасибо, — сказала миссис Том Галлиен с некоторой
холодностью.
"Ну-у? — тихо согласилась девушка. Если её дух и дрогнул на мгновение,
одно мгновение, к счастью, ее голубые глаза дрогнули, не менее
большие нагромождения ящиков, расположенных кровать Миссис Гальен в каждом
направление. "Почему там так много коробок?" она подняла глаза
внезапно спросила с улыбкой, которая обезоружила бы татарина.
"Почему ... почему это всего лишь некоторые вещи, которые я покупала в последнее время",
Миссис Том Галлиен слегка расслабилась. «Иногда здесь особо нечем заняться, разве что читать объявления в конце журналов и заказывать вещи. Марта это ненавидит!» — добавила она, бросив быстрый взгляд на бесстрастное лицо Марты.
"О-х!" - сказала Сольвей. И слова были разделены абсолютно поровну
между похвалой в адрес коробок и пренебрежением в адрес Марты.
Коробки, казалось, все равно услышали свою часть этого. Строки
на огромном коричневый бумажный пакет, вдруг лопнул, как будто на чистой
волнение.
"Марфа покажет тебе твою комнату", - сказала г-жа Томе Гальен довольно
imperviously. «И что бы вы ни пытались сделать, молю вас, не тратьте силы на то, чтобы расстроить Марту. По милости Провидения её чувства были окутаны ватой молчания на протяжении последних двадцати лет. Возможно, со временем вы поймёте
чтобы понять меня, - она слабо улыбнулась, впервые проявив доброту. - Но
ты никогда не поймешь Марту. Приходи ко мне после ужина,
если хочешь. И надень что-нибудь синее, если оно у тебя есть. Ты мне нравишься
в синем.
Когда Солвей вернулась, было уже далеко за ужином. Но, по крайней мере, она была в голубом, и это был очень аккуратный и изящный голубой цвет, по сути, мальчишеский, с мягким воротником, откидывающимся назад, как у моряков, от её стройной шеи. Как будто она была поглощена зимними новинками, лодками и пляжами, слишком взволнованная сотней новых впечатлений, чтобы говорить, она опустилась на низкую скамеечку для ног у миссис Том Галлиен.
Она сидела, широко раскрыв глаза, у камина, в котором горели
сухие дрова, положив свои синие локти на синие колени и подперев
белый подбородок белыми руками, и смотрела на хозяйку. На её лице
было написано всё безмолвное значение юности. Юность вечно
стремится к наилучшему самовыражению. Но когда она заговорила,
с её губ сорвалось лишь одно предложение.
«Что было в той большой коричневой коробке, которая так сильно грохнулась?» —
спросила она с внезапной эльфийской дерзостью.
Но вместо того, чтобы разозлиться из-за этого вопроса, миссис Том Галлиен,
похоже, даже обрадовалась ему.
"Тебе нравятся коробочки?" спросила она, слегка насмешливо приподняв
брови.
"Коробочки?" вспыхнула Сольвей. "Это как новый день! Когда струна
рвется - это рассвет! "Что же тогда в этом должно быть?" подпрыгивает
сердце. Что же там еще будет?
"О, боже мой", - улыбнулась миссис Том Галлиен. «Если ты так к этому относишься, то непременно
приди и открой его. Я и сама забываю, что в нём, там так много всего. Может, орехи, — засмеялась она, — или новая
щётка для ковров. Или даже соболиная муфта!»
С искренним детским восторгом Сольвейг Кьелланд вскочила
Она встала, чтобы разгадать эту загадку, и, словно котёнок, зарывшийся в мех, на мгновение исчезла в бесконечных пачках папиросной бумаги, а затем появилась, размахивая самой пухлой, самой безвкусной, самой отвратительной диванной подушкой, которую когда-либо приходилось видеть человеческому глазу.
«Это не орехи», — сказала Сольвейг Кьелланд. В следующее мгновение она прижала подушку к груди. «О, какой ужас!» — рассмеялась она. «И как же это мило! Значит, это работа слепого? Или сумасшедшего? Или и слепого, и сумасшедшего?»
В смехе и вопросе слышалось искреннее и безошибочное
беспокойство.
"Их делает вдова священника, — доверительно сообщила миссис Том Галлиен.
"Кто-то из Алабамы, — я видела объявление в местной
газете. Я читаю много местных газет ради такого рода
развлечений, — добавила она немного сухо. «Кажется, в мире всегда будет столько
неуклюжих людей, которые отчаянно пытаются заработать немного денег. Эта женщина, я думаю, пытается отправить своего сына в колледж».
С подушкой, вытянутой на всю длину руки, Сольвейг
Она на мгновение замерла, переводя взгляд с беспорядочной вышивки на идеально спокойное лицо миссис Том
Галлиен.
«Разве может быть что-то хорошее в том, чтобы отправить мальчика в колледж на такой подушке?» — возмущенно спросила она, и все
смеющиеся изгибы ее губ, казалось, внезапно приподнялись, чтобы
сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз. Она снова прижала
подушку к груди. «О, какой мост это создаёт в жизни
другого человека!» — воскликнула она. «Разве ты не видишь сразу всё: дом,
пустоту, отсутствие магазина с хорошими товарами, с которыми можно было бы сравнить
с! Мальчик такой худой, такой бледный, такой, наверное, нетерпеливый, так внимательно следящий за каждым стежком! Этот ужасный пурпурный цвет? Будет ли, по милости доброго Бога, хоть какой-то шанс для латыни? Эти кричащие апельсины? Возможно ли, чтобы в одном мире с латынью было столько радостей, как истории и ботинки? А мать? Такая уязвлённая? Такая поглощённая надеждами...
— Ты… ты это видишь, да? — протянула миссис Том Галлиен.
— Вижу? — вспыхнула Сольвейг. — Я и есть это! — жестом человека, который внезапно решил скрыть свои эмоции, она резко развернулась
в другой конец комнаты. - Тогда что там еще?
- спросила она, снова заливаясь смехом и озорством. - Этот ящик такой деревянный,
у него такая трещина наверху? Это тоже мост в какую-то другую жизнь?
"Если вы предпочитаете это так называть", - кивнула миссис Tome Gallien. Откровенно
шутливое приглашение исследовать было в кивке.
Сольвейг, конечно, не нуждалась в понуканиях. В следующее мгновение она уже стояла на коленях перед большим деревянным ящиком и медленно извлекала из него один за другим кусочки самого изысканного, нежного и прозрачного бирюзово-голубого фарфора, украшенного золотыми и
воздушно взвинченный парящими морскими чайками. Там была большая чашка для завтрака
, и чашка для завтрака среднего размера, и большая тарелка, и
тарелка среднего размера, и блюдце для хлопьев, и еще одно блюдце для хлопьев,
и самый величественный маленький кофейник, и все остальные слуги.
и слуги при слугах, которых Мода назначает именно для этого.
своего рода услуга.
"О, значит, это для фей?" - ахнула Сольвей. — Или принцесса?
Пока она говорила, она ловко развернула большой белый лист бумаги
и расстелила его на полу, как скатерть. — Нет! — воскликнула она. — Это
для влюбленных! Видишь? Первый завтрак в новом доме?" Как осторожно
как будто она была транспортная обработка крылья бабочки она стала драматизировать
сцены, есть большие пластины, средними вот табличка, мужчины
локоть-комнатная, таким образом, женщины изысканностью, так! В простодушии
своей собственной визуализации она поднесла чашу невесты к губам и
в экстазе отпила из нее глоток.
— Мокко или ява? — насмешливо спросила миссис Том Галлиен.
— Радость! — сказала Сольвей Кьелланд.
Внезапно погрузившись в раздумья, девушка медленно поднялась на
колени и встала на них, задумчиво оглядываясь по сторонам.
«Значит, вот что со всеми этими коробками?» — спросила она. «Что с этого необитаемого острова, где ты лежишь, ты постоянно строишь такие маленькие мостики к жизням других людей? Со временем, я имею в виду, как только ты решишься расстаться с ними, ты построишь даже эти самые райские блюда для какого-нибудь юного счастья? Но захочет ли такое юное счастье когда-нибудь вернуться к тебе?» — спросила она с внезапной яростью. «Вот оно, говорю я! Вот оно!
Может, это трескотня? Похвала за то, что я такой богатый? Но разве они
«Когда-нибудь ещё напишешь, что подарок всё ещё хорош, что
он, возможно, принёс новую радость этим утром, что даже спустя
месяц, полгода, двадцать лет он всё ещё так дорог?»
«Они никогда не писали», — призналась миссис Том Галлиен.
Совершенно не к месту девушка опустилась на пятки и, скрестив руки на груди,
начала радостно раскачиваться взад-вперёд.
"О, я так люблю это место!" - призналась она. "Я действительно так люблю его! И
если ты тогда оставишь меня себе", - просияла она. "И я должен быть вполне любезен"
- во вчерашней газете я прочитал о газонокосилке! Большинство
Это чудесно, и она работает на бензине, так что всё, что нужно делать, — это весело напевать. Вы могли бы прислать такую?
"Газонокосилку?" — фыркнула миссис Том Галлиен. "Полагаю, вы заметили, что на этом острове вообще нет хорошей травы?"
"Да, это так," — признала Сольвейг. «И точно так же нет ни юных красавиц, ни босоногих мальчишек, изучающих латынь. Но если бы у нас была такая газонокосилка и её чудеса, мы могли бы, по крайней мере, создать прекрасные зелёные лужайки в своём воображении».
«Solvei!» — воскликнула миссис Том Галлиен. — «Я ужасно боюсь, что
Ты мне понравишься! Но прежде чем я действительно возьму на себя обязательства, - она
нахмурилась, - я хочу задать тебе один вопрос. У тебя есть привычка
позволять незнакомым молодым людям целовать себя?
"Что?" Сольвей подпрыгнула.
Миссис Том Галлиен многозначительно повторила вопрос. "Странные
молодые люди?" она исправила его. — У вас есть привычка позволять незнакомым молодым людям целовать вас?
— О! — покраснела Сольвейг. — Вы имеете в виду молодого доктора?
Он признался вам в этом? — немного растерянно спросила она. — Он был так смущён, так взволнован, что я подумала…
что он должен был сказать. Да, как вы и сказали, он очень странный молодой человек.
"Да, но вы?" настаивала миссис Том Галлиен. "Что вы об этом думаете? Вот что я хочу знать!"
"Что я должна думать?" рассмеялась Сольвейг. "Я была так зла, так сильна, что могла бы раздавить его на ступеньках! А потом вдруг
я вижу его лицо! Ба! — пожала плечами Сольвейг. — У меня один отец и девять братьев,
и в мире полно мужчин! Не из-за такого лица, как у молодого доктора,
может случиться что-то плохое. Это просто, как я уже сказала,
один очень печальный случай!
— Кажется, не только печаль из-за несчастного случая дольше всего
остаётся в твоей памяти, — протянула миссис Том Галлиен.
Подняв подбородок и глядя на неё, как на звезду, девушка встретила
сарказм без тени обиды.
"Нет! — рассмеялась она. — Не печаль из-за несчастного случая
дольше всего остаётся в памяти!
- М-м-ммм, - задумчиво протянула миссис Tome Gallien. "И все же", - резко продолжила она.
"Я, конечно, думаю, что это было очень жестоко, просто зверски"
с его стороны не поехать сюда со мной! Это пошло бы ему на пользу,
- настаивала она. - Всего лишь приятная перемена обстановки! Он
такой мрачный!
— О, но он ничего не может с этим поделать, — вспыхнула Сольвейг. — Он так беден и так многого хочет! Как же ему добиться этого, кроме как смириться с самой печальной из всех истин, что единственный способ продвинуться вперёд — это оставаться позади и заниматься своими делами?
— Сольвейг! — довольно резко спросила миссис Том Галлиен. — У вас сложилось впечатление, что молодой доктор был... был хоть немного увлечён моей маленькой подругой-вдовой?
— О, конечно! — подтвердила Сольвейг. — Я думаю, он от неё без ума.
— О, я едва ли смею на это надеяться, — размышляла миссис Том Галлиен. — Но, конечно,
— Конечно, — в каком-то далёком размышлении фраза внезапно оборвалась. — Она, конечно, когда-нибудь станет очень богатой, я полагаю, — продолжила она немного высокомерно. — Полагаю, я сделаю её своей наследницей.
— И-и? — спросила Сольвейг Кьелланд.
— Сольвейг! — рявкнула миссис Том Галлиен снова заговорил резко:
"Кстати, о том, чтобы «заниматься своими делами». Если ты решишь остаться здесь и сделать меня своим делом, что, по-твоему, ты могла бы для меня сделать?"
"О, я могла бы читать вслух," — мгновенно просияла Сольвейг.
"И я могла бы открывать коробки! И я могла бы управлять лодкой!"
она оживилась и засияла. - И еще, если так будет лучше, я...
могу оттереть синие фланелевые салфетки с шеи Мальчика Рэнгла!
"В целом - как действительно стабильное занятие", - согласилась миссис Том
Голлиен, "Предположим, мы начнем с чтения вслух. Я обожаю, когда мне читают
".
— О, я прекрасно справляюсь с этим чтением вслух! — засияла Сольвейг.
— Так драматично, что ты говоришь? Так напряжённо? — С абсолютной уверенностью в себе она взяла единственную книгу, которая оказалась у неё под рукой, — «Золотую сокровищницу», — и просто из чистого темпераментного рвения выбрала самое большое по размеру стихотворение, которое смогла найти. . —
Это должна быть «Ода», так вы это называете? — доверительно спросила она. — И
она о… о…? Я не знаю таких слов, — она запнулась всего на секунду и передала страницу миссис Том Галлиен.
"О, — сказала миссис Том Галлиен, — вы имеете в виду Вордсворта. «Ода на
Намёки на бессмертие из воспоминаний о раннем детстве.'"
"С-так?" — согласилась Сольвейг. "Всё это? Это, конечно, не похоже на поэзию, но, возможно, позже это станет понятно. Всё остальное выглядит очень просто.
"Было... какое-то время" (начала она), "когда... когда
луга, рощи, а также ручьи,
«Земля и всё, что на ней, совершенно… обыкновенно.
«Мне казалось, что…
«Сверкающее…»
Я не знаю этого слова, а вот другое —
«в небесных огнях,
«В…»
«Да, любой сразу бы понял, что вы замечательный читатель!»
подчеркнула миссис Том Галлиен самым спокойным и тихим голосом. «Картина, которую он рисует, представляя наши долгие весенние вечера вместе, — это…»
Посмотрев вверх, Солвей впервые заметила в глазах пожилой женщины
настоящую насмешку. «Что это?» — пробормотала она. «Что?» — все еще в замешательстве.
вместо того, чтобы обидеться, она с трудом поднялась на ноги. «Неужели с самого начала, — спросила она, — ты издеваешься надо мной, когда я так сильно хочу делать то, что тебе нравится? Неужели твоё сердце настолько жестоко, — потребовала она, — что ты издеваешься над растерянными и далёкими от дома?»
«О, Сольвейг!» — внезапно воскликнула пожилая женщина. «Снова улыбнись! Снова засмейся! Я не могу этого вынести! Как будто солнце умерло! Как будто луна исчезла! Если ты разозлишься и уйдёшь от меня, я снова останусь один, только с туманом и морем! Я грубиян,
и я знаю это! Но, о, если бы ты только снова улыбнулась! Хоть разок, я имею в виду! О, моя бедная, дорогая девочка, — взмолилась она. — О, моя бедная, дорогая, чувствительная маленькая блондинка!
— Я не «бедная-бедная маленькая блондинка», — с некоторым вызовом заявила Сольвейг. — Я действительно, как я и сказала, очень молода и очень сильна. И
очень смеялась, — настаивала она, даже не улыбнувшись.
"Вы достаточно молоды, сильны и достаточно смелы, чтобы подойти
сюда и сесть на мою кровать? — спросила миссис Том Галлиен.
"Я достаточно молода, сильна и достаточно смела, чтобы сделать это
— Ничего! — сказала Сольвейг Кьелланд.
Прямая и строгая, как палка, она подошла и села на край кровати
больной.
Без тени смущения или неловкости обе женщины снова начали изучать лица друг друга.
"Можно мне потрогать ваши жёлтые волосы?" — неожиданно спросила миссис Галлиен.
— Ты могла бы положить руку на мои жёлтые волосы, — сказала Сольвейг.
— Если бы я должна была как следует извиниться за то, что вообще существую, —
продолжила эксперимент миссис Том Галлиен, — ты бы согласилась поцеловаться?
"Я не должен быть готов", вздохнул Solvei, "чтобы поцеловать губы, которые
вкусили mockerings."
"Что ты хочешь делать?" решился Миссис Tome Gallien.
"Что бы ты хотела, чтобы я сделала?" Солвей чуть-чуть расслабилась.
В напряженном мозгу миссис Тома Галлиен пронеслась дюжина возможных ответов
проверялись один против другого.
"Ну, не могли бы вы ... рассказать мне небольшую историю?" она
выбрала самую многообещающую.
"Рассказать вам небольшую историю?" спросила Сольвей. Снова целую ее
лицо исказилось от подозрений.
"Да, О мой маленький остров", - заторопилась Миссис Tome Gallien. "Это
Когда я приехала, было темно, и меня сразу уложили в эту кровать. Я
не встаю с постели, ты же знаешь.
— Что? — задрожала Сольвейг. — Ты не видела этот прекрасный маленький остров с тех пор, как приехала? — от волнения в её глазах, казалось, снова засияла синева, а щёки порозовели. — Конечно, — воскликнула она, — увижу ли я его?
Я расскажу вам об этом маленьком острове! — Она слегка похлопала себя по юбкам, переступила с ноги на ногу в туфлях и повозилась с большим шёлковым галстуком, которым был завязан её воротник. Затем, как бы географически
она начала свой рассказ. "Прежде всего, - объяснила она, - это
маленький круглый остров".
"Право, вы меня удивляете", - сказала миссис Том Голлиен чисто
автоматически. "Так много островов имеют квадратную форму".
"И на нем водится рыба!" - сиял рассказчик.
"О, неужели на нем?" - поежилась миссис Том Галлиен.
"И там есть семь чудовищных деревьев, которые вы называете «живыми дубами»,
с которых свисают седые бороды, — это ужасно, — злорадствовал
рассказчик. "И на одном только дереве я своими глазами видел
семь ярко-красных птиц и двух синих. А на другом —
На дереве есть прекрасная змея. И вдоль того, что вы должны называть
краем крыльца, распускаются голубые фиалки. А на крыше,
где спит лодка-дракон, есть зелёная лиана, которая
ещё станет жёлтой и сладкой, говорит Марта. И... и... —
в уголках красных губ девочки внезапно появилась
лёгкая улыбка. — И есть одна маленькая чёрная свинка, которая так хрюкает!
— воскликнула она с восторгом. — И... и... —
Так звучал милый, живой, воодушевляющий молодой голос, пока сама Марта
не появилась, чтобы объявить о наступлении сна, и миссис Том Галлиен
«Время сна» для неё на протяжении многих лет было фарсом, призраком и
привидением. Она засыпала ещё до того, как успевала раздеться, и
видела во сне, как ребёнок, распускающиеся фиалки, порхающих птиц и
сияние, которое должно быть жасминовым, а не золотым.
Часы так легко выпадают из дня, дни из недели, недели из
месяца!
Аромат жасмина появился в своё время, как и
многие другие явления, которые предусмотрела природа: мартовские ветры,
мартовские дожди, мартовские приливы, мартовское солнце.
Появились и другие чудеса, которые, конечно же, были делом рук миссис Том Галлиен.
предопределение, а не сказочные покупки природы со всех крупных рынков мира
и маленькие жалкие продукты домашнего приготовления из
захолустных поселений или безлюдных прерий.
Раз и навсегда избавлены от опасных задач чтения
вслух капризный инвалид, Solvei приходили и уходили, как молодой
Морской бриз, свистящий в коридорах, поющий в комнатах,
проносится по острову, резвясь на воде. Если было справедливо считать её исключительно умной и смелой молодой
наставницей на море, то было справедливо и признать её
столь же умна, столь же смела в своих фантазиях. Она
значительно улыбалась в ответ на молчание Марты, смеялась над
лодочником или мальчиком-лодочником, махала тонкой рукой,
проплывая мимо миссис Том Галлиен, курсируя между островом и
материком по бесконечным поручениям или уютно свернувшись
калачиком долгими вечерами у ног миссис
Кровать Тома Галлиена, чтобы визуализировать их общий магический путь через
одну или другую новую коробку в «чужие жизни». Сольвей Кьелланд
в качестве компаньонки была, откровенно говоря, успешной.
Затем, однажды в конце марта или даже в начале апреля,
кое-что произошло, отчасти по воле природы, отчасти по воле
миссис Том Галлиен, хотя для последней это стало полной неожиданностью.
Это было письмо от доктора Сэма Кендру. И очень северное. Какой бы ни была нью-йоркская зима, было очевидно, что нью-йоркская
весна всё ещё была чрезвычайно холодной.
МИССИС ТОМ ГАЛЛИЕН,
Уважаемая мадам (говорилось в письме):
поскольку мне кажется, что именно сейчас миссис Кендру лучше всего
дополнить своё лечение поездкой на юг, я намерен сопровождать её. В связи с этим я беру на себя смелость
с нетерпением жду встречи с вами в следующий вторник. Полагая, что пребывание на острове пошло вам на пользу,
искренне ваш и т. д. и т. п.
"У-м-м-м-м-м," — улыбнулась миссис Том Галлиен. Но прежде чем на лице Сольвей Кьелланд отразилось унылое,
напряжённое недоумение, её улыбка внезапно превратилась в
нетерпение. — Ну конечно, Сольвейг, — отругала она её. — При
всех твоих знаниях английского ты могла бы, по крайней мере, это понять.
— Н-нет, — переступила Сольвейг с одной стройной лодыжки на другую. — Мне
кажется, я вообще ничего не понимаю — должна ли это быть миссис Сэм Кендрю, или просто миссис Кендрю.
Миссис Kendrue?"
"О, Конечно", - сплотились Миссис Добродушие томе Гальен это. "Одна
вряд ли можно ожидать, что они будут замужем, или даже занимаются
возможно. Но, по крайней мере, они должны быть ужасно заинтересованы! «А как же ваш бедный трудолюбивый молодой доктор?» — злорадствовала она. — «Не мог взять ни малейшего отпуска для бедной старой седовласой калеки вроде меня! Но у него есть время, когда дело касается какой-нибудь маленькой мягкой темноглазой штучки с хрипотцой в голосе!»
«Любовь — это, конечно, шалость», — признала Сольвейг.
«_Шалость_», — поправила миссис Tome Gallien.
«Шутка», — послушно повторила Сольвейг.
От нахлынувших сладких грёз миссис Том Галлиен
лениво перевела взгляд на календарь, лежавший на столике у кровати. Страница
за эту неделю не была оторвана, как и за предыдущую,
если уж говорить всю правду.
«О, Боже! — она резко вздрогнула. "Сегодня вторник!"
"И что?" - подскочила Сольвей.
Обе женщины одновременно повернулись к часам.
"Вам потребуется полчаса, чтобы добраться до материка и того поезда!" - воскликнула миссис. - "Я не знаю, что с тобой".
"Поезд!" Tome Gallien. - И, ради всего святого, расчеши
волосы! И смени эту старую морскую одежду.
«Я не буду расчёсывать волосы, — тряхнула Солвей своей светлой, развевающейся на ветру головой. — Я всегда предпочитаю носить их так, как они лежат!
И я никогда не расстанусь со своим другом, этим старым синим свитером! И даже если солнце не сядет между нами и материком, я всё равно могу обзавестись тремя новыми веснушками на носу!»
— Не спорь! — возмутилась миссис Том Галлиен. — Просто поторопись!
— Только когда торопишься, есть время спорить, — настаивала
девушка.
— О, прекрати нести чушь! — приказала миссис Том Галлиен.
— Чья чушь тогда останется нам? — вспыхнула Сольвейг. — Но ты же
так не делают все эти дополнительные тревожна", - она уселась рядом с внезапной
мягкость. "Время всегда больше жира, чем вы думаете! Но для двоих.
такие шикарные свертки, за которыми я сейчас иду, - она снова вспыхнула.
совсем чуть-чуть, - в лодке не хватит места и для
ни лица человека с лодки "рэнгл", ни ног мальчика.
Только я настаиваю на том, что мне следует уйти!"
— Ради всего святого! — взмолилась миссис Том Галлиен. — Мне всё равно, как вы пойдёте, лишь бы вы пошли!
Не говоря ни слова, Сольвейг направилась к лестнице. Через минуту, перепрыгивая и скользя, она добралась до
парадная дверь. Оказавшись снаружи, потребовалось лишь немного больше времени, чтобы
уладить спор лодочника и мальчика.
"Сижу тут в совершенном мире на берегу", она увещевает их,
"смотреть, так как единичный человек, без слов, но масло может
сделать гарцевать лодка по волнам! Все на борт! - крикнула она в ответ.
ликующе обращаясь к ним.
С оглушительным рёвом, похожим на биение сердца,
лодка рванула в море. На мгновение, когда они
проплывали мимо последнего сигнального столба, Сольвейг
подняла руку в знак неизменной поддержки больной
и глухой женщинам, оставшимся позади, и повернула свою
необычайно обострились молодые чувства по отношению к материку.
Но когда через полчаса маленькая лодчонка причалила к полуразрушенному причалу на материке перед восхищённой
толпой угольно-чёрных пиканинов и шелудивых гончих, там нетерпеливо
ждал только один пассажир, и этим пассажиром был доктор Сэм Кендру.
"Как поживаете, доктор Сэм Кендру?" — сказала Сольвей.
— Как поживаете, мисс Сольвей Кьелланд? — ухмыльнулся доктор Кендрю.
С большей ловкостью, чем можно было ожидать от человека, в крови которого столько зимы, молодой доктор
Схватив свой саквояж, он спрыгнул в шлюпку и оттолкнулся от берега.
Чтобы не налететь на затонувшую шлюпку и плавающую корягу, Сольвей
была вынуждена завести мотор и резко повернуть в море.
— Где же тогда ваша миссис Кендрю? — крикнула она, слегка задыхаясь
от шума ветра и волн.
— Я пришёл за своей миссис Кендрю! — сказал молодой
доктор.
С банкой масла в руке Сольвейя удивлённо посмотрела на него
своими прежними голубыми глазами.
"О нет, — поспешила она его разочаровать. — Вашей миссис Кендрю
ещё нет на нашем острове.
— Нет, конечно, нет, — рассмеялся молодой доктор. — И на то есть веская причина, а причина в том, что она прямо здесь, в лодке!
— Что? — запнулась Сольвейг. В безумной спешке она начала грести изо всех сил.я делаю все, что в пределах досягаемости. - Что? - неопределенно повторила она.
"Я имею в виду именно то, что сказал", - сказал Молодой врач и сделал легкое движение
, как человек, который закидывает одно сведенное судорогой колено на другое.
Со всей радостью иностранца, облегчающего свою дикционную панику с помощью
идиомы, Солвей схватила первую фразу, которая пришла ей на ум.
в ней было знакомое слово.
"Сядь! — Ты раскачиваешь лодку! — закричала она.
— Глупости! — сказал молодой доктор. — Я уже однажды был в лодке!
С большим трудом он попытался вернуть себе прежнюю манеру, иронию, насмешливость. — Право же, мисс Кьелланд, — сказал он.
Он пригнулся, когда мимо него пронеслось огромное облако брызг. «Право же, мисс
Кьелланд, вы ужасно грубы с лодками! О, но Сольвейг, — он
снова прорвался сквозь себя. — Вы понимаете, что я пытаюсь
сказать, не так ли?»
— Нет, не знаю, — сказала Сольвейг Кьелланд, глядя большими голубыми глазами прямо перед собой сквозь завесу развевающихся на ветру волос на какую-то далёкую точку прямо над носом лодки.
И снова огромное облако брызг пролетело мимо молодого доктора, едва не задев его.
— А как же миссис Кендрю? — спросила она.
Сольвей совершенно неожиданно грянул с порывистого неба.
- О! - воскликнул молодой доктор с удивительным оживлением.
жизнерадостность. "Почему ... почему она ушла вниз, чтобы исследовать свои новые
утка слепой с остальными ее стороной. Есть тенор, кажется,
- достаточно,--ну и ограничились. Ты вряд ли мог бы использовать какое-то другое слово при ней.
она такая ужасно невыразительная. В любом случае, для нее это
увлекательная дружба, хотя сможет ли тенор
взять высокую ноту так же изящно, как он может взять высокую ноту, еще предстоит выяснить
конечно."
"Ну?"-сказала Solvei с равнодушным интересом. "И фортепиано
хорошо?"
"О, довольно хорошо", - согласился Молодой Врач. "Но если бы я когда-нибудь увидел
пианино, которое нуждалось в материнской заботе! Мне пришлось заколотить его досками,
понимаете?"
"С-о?" - промурлыкал приятный низкий голос Солвей.
Хотя удивительно, как быстро море успокоилось после
этого. По крайней мере, больше не было брызг.
Наконец, обогнув по солнечной, защищенной от ветра стороне
маленький островок, вместо того чтобы смело подплыть к обычной
пристани, как она обычно делала, Сольвей, казалось,
внезапно попыталась передать спокойствие мужчине,
стоявшему перед ней. Серый мох, покрывавший живые дубы,
конечно, безмятежно, щебетание птиц, мягкое, тёплое жужжание
насекомых. Не говоря ни слова, она направила лодку носом в грубо
сколоченную гавань из плавающих брёвен и плота, выпрыгнула на плот и
жестом позвала молодого доктора за собой.
Но при первом же мягком стуке его ноги по дёрну
молодой доктор сам нарушил молчание.— О, но, Сольвейг! — запротестовал он. — Ты должна знать, что ты — единственная миссис Кендрю, которую я хочу!
— Да-а? — переспросила Сольвейг, оглядываясь с едва заметной скептической улыбкой через плечо.
— О, конечно, — признал молодой доктор, — просто в самом начале я этого не знал. Вы были такой... такой... ну, такой необычной, — он покраснел, — и такой ужасно независимой! Что касается
«Приключений», «Маленькой вдовы» и всего остального, ты так ясно дала
понять, что я тебе не нужен, что я не осознавал, насколько сильно ты мне нужна,
пока ты не ушла! Солвей, после твоего ухода город был словно в сером тумане,
без света, без смеха, без чего-либо! Дни тянулись неделями,
ночи — месяцами! Разве удивительно, что я чувствовал себя так,
Я любил тебя почти всегда? Почему, если бы не моя работа и не осознание того, что только работа могла привести меня к тебе... О, я знаю, что это ужасно внезапно и всё такое! — отчаянно настаивал он. — Но почему люди так долго говорят о «любви с первого взгляда» и никогда не говорят о «любви с первого отсутствия»? Солвей, ты просто должна понять! - выкрикнул он.
В нескольких шагах от него девушка внезапно остановилась и обернулась.
- Но какой смысл в том, что я должен понимать? - спросил он.
- Но что хорошего в том, что я должен понимать? спросила она с
легкий призывный жест ее рук. "В моей далекой Норвегии, не так ли?
разве у меня все еще есть дело младшего брата? А здесь?"
она недоумевала: "Как я могла оставить Элизабет?"
"Элизабет?" переспросил молодой врач.
"Миссис Том Галлиен", - объяснила девушка.
"Элизабет?" повторил молодой врач со все возрастающим удивлением.
"Ты хочешь сказать, что вы такие друзья?"
"Да", - кивнула девушка. "У меня такие друзья".
На ее прекрасном серьезном лице время от времени мелькали солнце и тени
. Ее голубые глаза задумчиво смотрели. Ее ярко-золотые волосы
была подобна пламени. На всем этом солнечном, поющем острове не было никого.
сияние, подобное ей, если, возможно, это не была синяя птица, промелькнувшая
сквозь серый мох прямо за ней.
"Я не могу оставить младшего брата", - сказала она. "Я не могу оставить
Элизабет". Как будто разжигал своими пружины сладкие ее
весь в задумчивости, лицо вдруг запылали от радости. "Ни сейчас. ... Я такая
жадная!" - воскликнула она. "Ни сейчас я не могу оставить тебя!"
И все это без ведома миссис Тома Голлиена или даже к Марте, они
наконец поднялись по лестнице к миссис Комнате Тома Голлиена, где
Оставив бедного молодого доктора с позором позади,
Сольвей решила по-своему разыграть драматический выход.
"Добрый день, Элизабет!" — небрежно обратилась она к нетерпеливой больной на кровати.
"Это, конечно,
'Однажды, когда луга, рощи и ручьи
Мне показались
А-а, одетая в небесные одеяния!'"
"Что?" ахнула миссис Том Галлиен. "Почему у тебя такие красные щёки?" — внезапно спросила она.
"Меня снова поцеловали," — ответила Сольвейг.
"Что?" — резко спросила миссис Том Галлиен.
— Они не пришли, — сказала Сольвейг. — Не было такой комбинации Кендруэ, как вы предлагали. Ничего не пришло! — сказала Сольвейг. — Кроме одной большой посылки для меня!
— Для вас? — нахмурилась миссис Том Галлиен.
— Для меня! — пожала плечами Сольвейг. «И хотя пока трудно сказать, к чему это приведёт,
по крайней мере, это приведёт к большой любви».
«Что?» — озадаченно спросила миссис Том Галлиен.
«Вот оно!» — сказала Сольвейг и втащила молодого доктора в комнату.
«Что?» — закричала миссис Том Галлиен.
«Это для _меня_! Понимаешь?» — просияла девушка.
В приступе смеха, охватившем молодого доктора, он
в тот момент она не обратила внимания на лицо миссис Том Галлиен.
Но на лице миссис Том Галлиен не было и тени смеха,
только шок и самая яростная злоба.
"Так вот как ты меня обманывала?" — воскликнула она, обращаясь к Сольвейг.
"Всё это время ты знала, на что было направлено моё сердце, мои надежды,
всё моё существо! Всё это время, пока вы были здесь, в моём доме, вы были
гостем! И я полагала, что вы в полной безопасности от чего-либо подобного...
"О, ну что вы, миссис Галлиен!" — вмешался самый мрачный и суровый голос молодого доктора.
"О, какая чепуха! — рассмеялась Сольвейг. — Нечего винить себя.
в любом месте, если, конечно, она должна быть этой теории Монтессори! Из
весь мир это не то, что ребенок должен стремиться к его
собственным хотениям? Он не может быть выбрана для него?"
Затем, когда весь юный смех исчез с ее лица, она протянула
свою тонкую смуглую руку молодому Доктору, ободряюще пожавшему ее, и
подвела его к кровати.
"Элизабет", - сказала она. «Ты богат, ты болен, и ты
иногда очень сердишься. Но ты не можешь купить любовь! Вот
двое детей, которые будут любить тебя всю твою жизнь — всю свою
жизнь. Если ты так яростно отказываешься от этого дара, то кто же
скупой получатель?
«Что?» — запнулась миссис Том Галлиен. «Что?» — на её измождённом,
разгневанном лице внезапно промелькнула недоверчивая улыбка. «Что?» —
сдалась она. «Вы... вы... негодники!» — и протянула к ним свои
больные руки.
*******************
Конец романа Элеоноры Хэллоуэлл Эбботт «Скупой получатель»
Жадный получатель
© Copyright: Вячеслав Толстов, 2025
Свидетельство о публикации №225051000722
Свидетельство о публикации №225051000722
Рецензии