Далекие берега 14 Транзит через Биробиджан

14 Транзит через Биробиджан

Часть 1

1932 год. Весна на Дальнем Востоке приходит поздно, и даже в мае по утрам ещё холодно. Поезд, гружённый переселенцами, медленно ползёт по Транссибирской магистрали. В вагоне тесно, пахнет сыростью, чужими телами и надеждой, которую каждый хранит в себе, как тайную молитву.

Ганс Вайс, бывший портной из Вены, смотрит в мутное окно. За стеклом мелькают бескрайние леса, редкие станции с названиями, которые трудно выговорить. Он держит за руку жену Эльзу, худую, с усталым лицом. Рядом на скамейке сидит их двенадцатилетний сын Макс, в глазах которого больше вопросов, чем ответов.

– Папа, скажи, там правда будут наши дома?

– Так нам пообещали, сынок. Обещали, что у каждого будет свой дом.

– А школа там будет? Мне ведь надо учиться.

– И школа будет. Всё будет, только подожди немного.

– А зачем мы едем так далеко? Разве здесь нельзя было остаться?

– Потому что здесь нас никто не ждёт. А там... там, может быть, получится начать всё сначала.

Он крепче сжимает руку Эльзы. Она молча смотрит на него, будто пытаясь прочесть уверенность в его глазах.

В углу вагона сидит Исаак Блюменталь, бывший учитель из Берлина. Он читает пожелтевшую газету на идише и время от времени поглядывает на остальных. Вокруг — люди из разных городов, с разными судьбами, но всех их объединяет одно: они едут в Биробиджан, на землю, которую им обещали как новую родину.

– Сколько нам ещё ехать, Исаак?

– Думаю, ещё неделю, может, больше. Всё зависит от погоды и железной дороги.

В вагоне говорят вполголоса, чтобы не привлекать внимания сопровождающих. С ними едет советский чиновник — молодой, уверенный в себе, с красной повязкой на рукаве. Время от времени он проходит по вагону, смотрит на переселенцев, улыбается, но в его улыбке нет тепла.

– Товарищи переселенцы, скоро прибудем на место. Готовьте вещи, документы держите при себе.

Поезд останавливается на маленькой станции. За окном — деревянный перрон, несколько построек, грязь по колено. Табличка: «Биробиджан». Люди выходят из вагона, оглядываются. Вокруг — тайга, редкие бараки, непривычная тишина.

– Неужели это и есть то самое место?

– Нет, это только начало. Главное ещё впереди.

Группу встречает местный комиссар. Он говорит на ломаном немецком, но быстро переходит на русский.

– Добро пожаловать, товарищи. Здесь вы начнёте новую жизнь. Здесь будет ваш дом.

Переселенцев ведут по грязной дороге к баракам. Деревянные постройки, щели между досками, внутри нары, печка, ведро для воды.

– Здесь вы будете жить, пока не построите себе жильё.

– А школа? Сказали, что для детей будет школа.

– Будет и школа. Всё со временем появится.

В бараке холодно и сыро. Люди рассаживаются по койкам, кто-то молится, кто-то просто молчит. Ганс достаёт из чемодана фотографию родителей и ставит её на полку.

– Мы справимся. Надо только не сдаваться.

– Ты действительно в это веришь?

– Я должен верить. Иначе зачем всё это?

Вечером все переселенцы собираются в бараке. Кто-то читает Тору, кто-то рассказывает истории из прежней жизни. Исаак Блюменталь говорит:

– Мы все оказались здесь по одной причине. У нас нет пути назад. Мы должны строить заново, иначе нас просто не станет.

– А если у нас ничего не выйдет? Что тогда?

– Тогда хотя бы останется чувство, что мы попытались.

Ночью Макс долго не может уснуть. Он слушает, как кто-то тихо плачет за стеной, как ветер стучит в щели. Он думает о Вене, о друзьях, о том, что будет завтра.

– Папа, а если мы уедем отсюда?

– Куда, Макс? Нам некуда ехать. Мы уже выбрали.

– Я не хочу, чтобы мама плакала. Мне страшно.

– Мне тоже страшно, сынок. Но мы вместе, и это главное.

Утром начинается новая жизнь. Мужчины идут на стройку — рубить лес, копать землю. Женщины остаются в бараке, готовят еду на общей печке, стирают бельё в ледяной воде. Дети играют во дворе, но их смех звучит неуверенно.

– Нам говорили, что здесь будет город, а пока только грязь и доски.

– Пока что это не город. Даже деревней назвать трудно.

– А ты жалеешь, что приехал?

– Не знаю. Я просто устал всё время бояться.

По вечерам люди собираются вместе. Они спорят, поют старые песни, вспоминают Европу. Некоторые мечтают вернуться, другие — остаться и построить что-то новое.

– Мы должны держаться друг за друга. Только так сможем выжить.

– А если кто-то не захочет больше бороться?

– Тогда он уедет. Здесь никто никого не держит силой.

Проходит неделя, потом другая. Бараки наполняются запахом дыма и сырости. Еда скудная — картошка, немного хлеба, иногда крупа. Болезни быстро распространяются, у детей кашель, у стариков лихорадка.

– Так жить нельзя. Мы не выдержим долго.

– Потерпи. Как только построим дом — всё изменится.

– Ты правда веришь в это?

– Я хочу верить, Эльза. По-другому нельзя.

В один из дней приходит известие: часть переселенцев решила уехать обратно, кто-то — дальше, в Хабаровск или Владивосток. Ганс стоит на перроне и смотрит, как люди уходят, сжимая в руках чемоданы.

– Ты не поедешь с ними, Ганс?

– Нет, я остаюсь. Я должен остаться.

– Но почему ты так уверен?

– Потому что если мы все уедем, здесь ничего не останется. Ни памяти, ни смысла.

Макс стоит рядом, держит отца за руку.

– Папа, мне страшно.

– Мне тоже страшно, сынок. Но мы не одни.

Вечером в бараке снова собираются люди. Их стало меньше, но те, кто остался, смотрят друг на друга по-другому — с надеждой и страхом.

– Мы справимся. У нас нет другого выбора.



 Часть 2

Прошла ещё одна неделя. Дожди не прекращались, земля под ногами стала вязкой, тяжёлой… Грязь въедалась в одежду, в мысли, в саму кожу. В бараках становилось всё теснее: кто-то заболел, кто-то уехал, но новые переселенцы приезжали почти каждый день. В воздухе висела усталость и что-то похожее на отчаяние.

– Папа, а ты знаешь, когда, наконец, выйдет солнце? Мне кажется, я его уже забыл.

– Оно обязательно скоро появится. Надо только немного подождать, и ты сам увидишь, как небо снова станет голубым.

– Но ты всегда говоришь мне именно это, и всё равно ничего не меняется.

– Я повторяю это потому, что продолжаю верить. Иначе просто нельзя.

Макс сидел у окна и рисовал палочкой на запотевшем стекле. На улице копошились люди — кто в резиновых сапогах, кто босиком, кто в обмотках из тряпок. Ганс смотрел на сына и чувствовал, как внутри всё сжимается.

В барак вошла Эльза. Она держала в руках ведро с водой.

– Воды снова почти не осталось. Обещали, что завтра должны привезти ещё немного.

– Я сам схожу, если что. Так будет лучше.

– Не нужно. У тебя есть работа, ты и так устаёшь каждый день.

– Какая это работа? Там одна сплошная грязь и мокрые брёвна. Это не труд, а выживание.

– Всё равно ты должен идти. Люди рассчитывают на тебя, и ты не можешь их подвести.

Ганс вздохнул, надел куртку и вышел во двор. У колодца уже стояла очередь. Люди молчали, переглядывались, кто-то тихо спорил.

– Сколько можно ждать? Уже час прошёл, а вода всё ещё не идёт!

– Поверьте, сейчас тяжело абсолютно всем, не только вам.

– Да, но у нас семьи, дети. Мы страдаем больше других.

– Здесь нет привилегий. Всем одинаково трудно и горько.

Вечером в бараке пахло дымом и мокрыми тряпками. Эльза варила суп из картошки и лука. Макс сидел рядом и смотрел на огонь.

– Мама, а в Вене тоже были такие долгие и холодные дожди?

– Конечно, бывало и там. Но всё-таки не так часто и не такими страшными.

– А грязь такая липкая тоже была?

– Нет, Макс. В Вене были каменные мостовые и чистые улицы.

– Я очень хочу вернуться туда. Там было хорошо.

– Мы не можем туда вернуться. Это невозможно сейчас.

– Но почему же так? Ведь там наш дом.

– Потому что теперь мы живём здесь. У нас нет другого выбора.

В дверь постучали. Вошёл Исаак Блюменталь, промокший, с усталым лицом.

– Можно мне войти на пару минут? Надо кое-что обсудить.

– Конечно, заходи. Мы всегда рады тебе.

– У нас сегодня будет собрание. Говорят, что собираются решать, кто поедет в город за продуктами.

– Я пойду. Я согласен, если меня выберут.

– Ты уверен, что справишься с этим? Путь неблизкий и может быть опасным.

– Да, я уверен. Нужно попробовать, другого выхода нет.

– Тогда приходи через час, мы начнём.

Когда Исаак ушёл, Эльза посмотрела на мужа.

– Ты не обязан идти. Это может быть слишком рискованно для тебя.

– Но ведь кто-то должен это сделать. Мы не можем ждать вечно.

– А если ты не вернёшься? Что тогда будет с нами?

– Я обязательно вернусь. По-другому быть не может.

– Пожалуйста, пообещай мне. Мне страшно.

– Обещаю. Всё будет хорошо, вот увидишь.

На собрании было шумно. Люди спорили, перебивали друг друга, кто-то плакал, кто-то кричал.

– Мы просто не можем больше так жить, это невыносимо!

– Надо поехать в город, обратиться за помощью, попытаться что-то изменить!

– Нас никто не услышит! Все давно забыли про нас!

– Но если мы будем молчать, то точно никто и не узнает, что мы здесь!

Ганс встал.

– Я готов ехать. Это наш шанс, и я не могу сидеть сложа руки.

– Ты собираешься поехать? – удивился кто-то из толпы.

– Да, я.

– А тебе не страшно? Это же всё может плохо закончиться.

– Мне очень страшно. Но если никто ничего не сделает, ничего и не изменится.

В итоге выбрали троих: Ганса, молодого парня из Лодзи и женщину в платке. Им дали записку от всей общины, немного денег и список необходимых продуктов.

Утром Ганс попрощался с Эльзой и Максом.

– Пожалуйста, вернись домой. Мы будем ждать.

– Обязательно вернусь. Ты же знаешь — я обещал.

Дорога до города заняла почти целый день. По пути они встретили грузовик с красными звёздами, солдаты смотрели настороженно, но пропустили их. В городе было шумно, пахло углём и мокрой землёй. Магазины были пусты, очереди длинные.

– Нам очень нужна помощь, – сказал Ганс женщине за прилавком, стараясь говорить спокойно.

– Сейчас у всех нужда. В каждом доме не хватает самого необходимого.

– У нас дети болеют. Условия совсем невыносимые.

– Поверьте, дети болеют везде. Мы все живём в одинаковой беде.

Они купили немного хлеба, крупы, сахара. Всё остальное оказалось недоступным. На обратном пути Ганс молчал. Вечером он вернулся в барак и отдал Эльзе хлеб.

– Это всё, что удалось достать. Больше нам не дали.

– Спасибо тебе за то, что принёс хоть что-то. Это важно.

Макс съел кусочек хлеба, долго жевал, смотрел на отца.

– Папа, скажи, когда всё это закончится? Когда станет лучше?

– Я уверен, что скоро всё наладится. Мы только должны потерпеть.

– Но ты снова так говоришь, как и раньше.

– Я повторяю это, потому что мне нужно во что-то верить. И тебе тоже.

Вечером в бараке снова собрались люди. Кто-то молился, кто-то спорил, кто-то просто сидел в углу, уставившись в стену. Исаак подошёл к Гансу.

– Ты сделал больше, чем просто поездку. Ты дал надежду.

– Я чувствую, что сделал недостаточно. Всё по-прежнему плохо.

– Главное — ты не сдался. Пока мы держимся, всё ещё возможно.

– Я просто стараюсь не падать духом. Но это тяжело.

– Именно это и важно. Не сдаваться — это уже победа.

Ночью Ганс долго не мог уснуть. Он слушал, как кто-то кашляет за стеной, как ветер хлопает дверью, как Макс зовёт маму во сне. Он думал о том, что будет завтра, и не находил ответа.

– Ты спишь? – прошептала Эльза.

– Нет, не могу уснуть. Слишком много в голове.

– Я тоже не могу. Всё время думаю о будущем.

– Всё наладится. Мы справимся.

– Ты правда в этом уверен?

– Нет. Но я очень этого хочу.

Утро началось с крика. В соседнем бараке заболела девочка, у неё поднялась температура, мать плакала и звала на помощь. Эльза принесла воды, кто-то дал последний кусок сахара. Врачей не было.

– Мы не можем больше жить так, будто всё нормально, – сказала Эльза.

– Я понимаю. Это выходит за все пределы.

– Мы должны что-то изменить. Так дальше нельзя.

– Но что именно? Мы почти бессильны.

– Я не знаю, но просто ждать — значит умирать.

Вечером снова собрание. Люди спорили, кто-то предлагал уехать, кто-то — остаться.

– Если мы решим уехать, что станет с остальными? Мы же не одни!

– А если останемся, то кто гарантирует, что выживем?

– Только вместе мы можем справиться с этим ужасом.

– А если мы не сможем? Что тогда?

– Тогда хотя бы мы будем знать, что попытались.

Макс подошёл к отцу.

– Папа, я правда не хочу умирать в этом месте. Мне страшно.

– Мы не умрём, сынок. Я тебе это обещаю.

– Ты точно обещаешь мне это?

– Обещаю. Пока мы вместе, у нас есть шанс.

За окном шёл дождь. В бараке было темно и сыро, но люди сидели вместе, слушали друг друга, делились последним. В этом была их сила.

 


Часть 3

Лето в Биробиджане наступило внезапно. Грязь подсохла, на пустырях за бараками появились первые зелёные островки травы. Стало теплее, но в бараках по-прежнему было сыро, а по ночам — холодно. Люди привыкли к постоянной усталости и нехватке всего, но надежда не покидала их окончательно.

Ганс проснулся рано. За окном уже щебетали птицы, на улице кто-то рубил дрова. Макс спал, свернувшись калачиком. Эльза тихо сидела у окна.

– Ты совсем не спишь в последнее время?

– Нет, не получается.

– Что у тебя на душе?

– Думаю о доме.

– О каком доме ты говоришь?

– О настоящем. Где тепло, где пахнет свежим хлебом, где не страшно.

– Здесь тоже будет дом. Мы его создадим.

– А когда это случится?

– Скоро. Надо немного подождать.

– Ты всё время так говоришь, а всё остаётся по-прежнему.

– Потому что иначе нам нельзя. Надо верить, иначе мы не выдержим.

В тот день в лагерь приехал новый чиновник из Москвы. Его сопровождали двое военных. Люди собрались на площади в ожидании новостей. Чиновник говорил громко, уверенно, обещал школы, больницы, новые дома.

– Всё будет, товарищи! Главное – работать. Биробиджан станет настоящей еврейской землёй!

– А когда это начнётся? – спросил кто-то из толпы.

– Скоро. Уже начали строительство, товарищи!

– Нам и сейчас негде жить. Люди мёрзнут.

– Потерпите немного. Всё наладится, обещаю.

После собрания люди расходились молча. Кто-то верил, кто-то нет, но уезжать больше никто не собирался. Слишком много сил было потрачено на дорогу, слишком многое было потеряно.

Вечером в бараке было необычно тихо. Макс сидел за столом и рисовал дом с садом.

– Мама, у нас когда-нибудь будет вот такой дом, как на картинке?

– Будет, обязательно.

– А собака у нас тоже будет?

– Может быть. Всё возможно.

Эльза гладила сына по голове и смотрела на мужа.

– Ты хоть немного веришь этому чиновнику?

– Нет, не верю.

– Почему ты так уверен?

– Потому что он не знает, как мы тут живём. Его слова — это только слова.

– А вдруг всё-таки что-то изменится?

– Может быть. Надежда есть.

В тот вечер в лагерь привезли новую партию переселенцев. Среди них были семьи из Польши и Литвы, несколько молодых людей из Германии. Они выглядели растерянно: кто-то плакал, кто-то молчал. Старожилы встретили их без особого энтузиазма, но помогли с вещами, показали, где взять воду, где растопить печку.

– Сколько вас приехало? – спросил Исаак у одного из новеньких.

– Двадцать семь человек. Все живы, слава Богу.

– Держитесь вместе. Так будет легче.

– Мы попробуем. Нам ещё многому учиться.

С каждым днём жизнь становилась чуть более организованной. Мужчины строили сараи, женщины разбивали огороды, дети собирали хворост. Иногда приезжали врачи, привозили лекарства, но их всегда не хватало.

Однажды Макс заболел. У него поднялась температура, он бредил и звал маму. Эльза не отходила от сына, Ганс бегал за водой, просил у соседей лекарства.

– Ты думаешь, он поправится?

– Он должен справиться.

– Ты действительно в этом уверен?

– Я надеюсь изо всех сил.

Через три дня Максу стало лучше. Эльза не спала почти двое суток, но, когда сын впервые улыбнулся, она заплакала от облегчения.

– Спасибо тебе.

– За что ты меня благодаришь?

– За то, что ты был рядом и не дал мне упасть духом.

– Я всегда буду рядом. Всегда.

Вечером в бараке снова собрались люди. Кто-то читал вслух письмо из Европы, кто-то рассказывал новости, кто-то просто слушал.

– Мы выживем, – сказал Исаак. – Мы уже доказали это.

– А что будет дальше?

– Дальше станет легче. Я в этом уверен.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что мы держимся вместе. Это главное.

Макс подошёл к отцу.

– Папа, а ты когда-нибудь вернёшься в Вену?

– Не знаю, сын. Может быть, когда-нибудь.

– А ты хочешь туда вернуться?

– Иногда мне хочется.

– А я хочу остаться здесь. Здесь лучше.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что здесь ты и мама. А это главное.

Ганс улыбнулся, обнял сына.

– Значит, останемся. Вместе.

В августе построили первую школу. Она была маленькой, с одним классом, но дети радовались, как будто это был настоящий дворец. Макс пошёл в школу и вернулся с сияющими глазами.

– У нас будет настоящая учительница из Москвы!

– Это замечательно. Ты молодец.

– Я научусь читать по-русски, мама!

– Это очень хорошо. Я горжусь тобой.

Осенью начали строить новые бараки. Люди работали до темноты, уставали, но уже никто не говорил о возвращении. По вечерам пели песни, вспоминали прежнюю жизнь, но всё чаще говорили о будущем.

– Мы останемся, – сказал однажды Ганс Эльзе.

– Я знаю. Я чувствую это.

– Здесь будет наш дом, не временный, а настоящий.

– Да, именно здесь.

Макс сидел у окна и смотрел на закат.

– Папа, смотри, какое красивое небо.

– Очень красивое. Прямо как в сказке.

– Значит, завтра снова будет солнце?

– Обязательно. Завтра будет хороший день.

В тот вечер в бараке пахло хлебом и надеждой. Люди сидели вместе, делились последним, смеялись, плакали, мечтали. И в каждом взгляде была усталость, но и упрямое, крепкое желание жить.