Одноклассница

                ОДНОКЛАССНИЦА
                1
  Он прилетел в Уфу на встречу одноклассников. Еще в апреле Альбина, их бессменная староста, затем комсорг и вообще большая активистка, начала кампанию по поводу полувекого юбилея окончания школы. А чтобы в последний момент никто не передумал и не явилось на встречу полтора человечка, она сообщила во  всех соцсетях, что заранее будет заказывать банкетный зал и просит прислать пока по тысяче рублей.  Зная ее безупречную честность, слали, и он прислал. «Может быть, последний раз!» - был ее главный аргумент.
А для него  - первый. Ни  разу за все 50 лет не приезжал он на встречи. То поздно узнавал, то некогда было. И чем дальше отходило, тем чаще возникала простая мысль: Зачем?
Он с 17 лет жил в Москве. Родителей, как только получил первую собственную жилплощадь, уговорил сменить квартиру на столицу и переехать. Отец как раз вышел на пенсию.
В Уфу последний раз прилетал зимой 2018 на похороны двоюродной тети. Уфимский аэропорт тогда начинался с по-детски хвастливых надписей, горящих на стенах: «Башкортостан – земля батыров», «Башкортостан –земля талантов», «Башкортостан – древняя земля». Невольно вспомнил тогда последний аэропорт, из которого недавно улетал. Charles de Gaulle, огромный, как треть всех округов Парижа, с многоуровневыми развязками автобанов со снующими по ним автобусами, с бесконечными залами, ресторанами, бутиками, со стойками терминалов, где и печать билета, и регистрация, и вся информация выдается автоматически на трех языках: английском, французском, испанском, где повсюду милые девушки смешанных кровей в шикарной розовой униформе – жакет и юбка, говорят  тоже на трех языках. Где, если ты прилетел ночью, можешь дождаться утра на удобных кожаных диванах почти в стиле мадам Рекамье  в затененных рекреациях. Радио во всех европейских аэропортах молчит. Для   пассажиров есть стенды, как и в наших аэропортах, но голосом их не дублируют.
Но  теперь, в 2021, новое здание прилета в Уфе и встретило по-новому: здесь додумались – нет, сказать: додумались до слабоумия -  было бы алогично, к тому же замысел угадывался, но в такой далекой перспективе…  А пока, когда самолет ПРИЗЕМЛЯЛСЯ и вас везли по земле   к зданию прилета, в здании вас ждал сюрприз: нужно было с портфелями, рюкзаками, любой ручной кладью карабкаться пешком на 3 й этаж, а уже оттуда спускаться по эскалатору на землю и выходить на площадь с транспортом. Причем из транспорта – только частники и такси. Аэропортовские автобусы маячили в отдалении. Здесь больше не было диспетчера Ромочки, который тогда, в 2018, тут же нашел ему такси. Надо было самому по телефону вызывать себе машину. Хорошо, что нашелся частник, которому было по пути, правда, не за 400рублей, а за 500, но это пустяк.  Да и какое «по пути», когда он просил отвезти  в самый центр, на Ленина, в гостиницу «Башкирия», которую помнил всю жизнь, поскольку стоит она тут с 1939 года и теперь уже является архитектурным памятником. Ему не хотелось,  да  и было не по возрасту и положению прилететь утром и уставшему с дороги идти на банкет. Потому выбрал он вечерний рейс, дабы с комфортом выспаться, а утром еще успеть взглянуть на родной город.   
Номера были, кто бы сомневался! Он взял одноместный за 4500. Что ж, цена обычная, как в Европе, только там за эти деньги ты будешь жить в центре Барселоны, Лиссабона или Праги. А номер вполне  приличный: большая кровать,  ковер, телевизор, чисто, уютно, правда, вместо ванны  душ, вместо четырех  - три полотенца, но это мелочь.
«Приятных снов», - сказал сам себе.
Однако   утром, когда он отправился в ресторан, его остановили, сказав, что необходимо доплатить тысячу рублей за завтрак.
- Сколько?  - удивился он.
- У нас шведский стол:   соки, салаты, выпечка, а из  горячего каши и омлет.
Он не был жадным  и даже любил широкие жесты, но идти кушать омлет и кашу  за тыщу рублей  - это, как ему представилось, не тратить деньги, а выбрасывать их на ветер. Он зашел в кафе и прекрасно позавтракал там.
До встречи одноклассников было еще полдня. Он решил пойти посмотреть свою родную школу, благо была она недалеко, всего в одном квартале от гостиницы. На   старом здании сталинского ампира красовалось  «Школа ЮНЕСКО». Он вошел в вестибюль, такой знакомый… Однако  его вежливо, но строго остановили:
- Вам кого?
- Ммм… директора…
- А ее нет.
- Ну тогда завуча.
- А какого? Их семь.
- Сколько?  - удивился он. Конечно, он знал про турникеты и охранников  - у самого уже внуки в школу ходили,- но здесь, в его родной  школе, где так и пахнуло детством, это показалось особенно неприятным. Он раздумал вызывать завуча и вышел  на улицу.
  Стоял такой же июнь, как тогда, когда после выпускного вечера он пошел провожать Марину. И дом ее помнил, вон, всего лишь перейти улицу Ленина…  На другом его углу высилась сталинская пятиэтажка. Только теперь в ней не красавец-гастроном, а шикарный магазин-салон Этуаль. Интересно, повесят на доме когда-нибудь мемориальную доску  «Здесь жил известный рок-певец Юрий Шевчук»?
А на другой стороне маринин дом. Зайти посмотреть? Он вошел во двор и сразу вспомнил: возле вон того подъезда прощались. Руку ей  жал.
   Странно, он почувствовал  сейчас какую-то слабость в ногах и присел на скамью у подъезда. Подняться на 4й этаж? Выйдет, поди,  грузная старуха с крашеными волосами… Нет, решил, не пойду. Поднял глаза на ее балкон. А там – стройная женская фигура. Явно его рассматривает.  Они встретились  взглядами. И ее звонкий голос: Прошу!,   и жест руки приглашающий. Он оглянулся – во дворе никого.  Пока сидел, может, Марина его увидела и  через дочь послала приглашение? А сама быстренько побежала перед зеркалом прихорашиваться? Делать нечего, надо идти.
Зашел в прохладный подъезд. 2й этаж, 3й… перед 4ым остановился передохнуть и усмехнулся. Но не стариковской слабости. Вспомнил французский анекдот:  ушел из гостей с женой хозяина, а про себя пожалел: дочка была бы лучшим вариантом!
Едва протянул руку к звонку, как увидел, что дверь уже приоткрыта. Ее  тут же распахнула давешняя женщина с балкона, жестом  пригласила в ближнюю комнату. Он успел еще взглянуть на себя в роскошное зеркало в прихожей, а затем  прошел за ней в комнату, где у окна стоял  компьютерный стол,  рядом кресло и диван, перед диваном столик, а на нем шкатулка Федоскино. Она села в кресло,  отдельно, он – на диван. Вблизи она оказалась не такой молодой. Да, стройная, ножки в тонких чулках изящны, но лицо – за 40, даже далеко за 40, за вторую половину. Он не  знал, о чем говорить и засмеялся, посмотрев на Федоскино:
- Skatule, skatule, hejbete se.
 Пояснил:
- Это чешская считалка. Жил там немного, даже язык выучил, а лишь сейчас догадался. По –чешски skatule – деревце. Шкатулка-то деревянная.
Она улыбнулась, из вежливости, но недоуменно. Он ждал, что войдет наконец Марина.
- Да, я не  о том… А где мама?
- А ты ее помнишь?
Она отметила его чуть высокомерный взгляд и поправила себя:
- Вы. Мама умерла. Послезавтра 40 дней. Сороковины. Поминки будут.
Он обмер, застыл. В дверь заглянули двое мужчин, постарше и помоложе. Вид у них был не слишком радушный. Еще бы! Такое горе в доме, а тут кто-то незнакомый явился.
- Я приду.
- В 3 часа, - уточнила она, закрывая дверь.
Он стоял на площадке, ноги отказывались идти. Всего месяц назад она была  жива! И так ясно в памяти встал такой же июньский день, только – страшно подумать – 50 лет назад!  Как он проводил ее до ее подъезда, и она, стараясь придать голосу деловитость, спросила как бы между прочим, куда он собирается поступать. А когда услышала, что в Москву, в МИФИ, у нее опрокинулось лицо, и она не могла удержать на нем обычное дружеское выражение, а потом в каком-то порыве обняла его за шею и с каким-то отчаянием поцеловала  в  щеку:
- Ну что ж, прощай.
 При всей своей тогдашней робости и неуклюжести он понял это как разрешение  и даже призыв и прижал ее нежные плечи в рукавах-фонариках, а потом нашел в темноте лепестки ее губ, и так они  стояли, стояли, не в силах  оторваться друг от друга. Да, первый поцелуй! Наверняка и у нее был он первым. Потом  как-то деловито - и этот момент он запомнил как укол –отстранилась:
- Мне пора!
И побежала наверх. Но каждый юноша знает: побежала – значит, хочет, чтобы догнал. Когда мужчины перестают играть в догонялки - значит, они постарели, хотя им кажется, что они набрались опыта и преисполнились гордости. А тогда он побежал за ней по лестнице до ее последнего четвертого этажа. Там она приставила пальчик к губам: Соседи услышат! Тогда  они  спустились на полпролета и встали на площадке между этажами.  И сейчас ему непременно захотелось вспомнить, на какой именно площадке? Он взглянул в окно подъезда: с какого этажа открывался такой вид? Деревья за окном стали большими, и так высоко шумели их кроны, что решительно  ничего нельзя было определить.  А тогда он последний раз обнял ее перед  ее дверью, на которой сбоку были три кнопки с надписями, кому сколько раз звонить. Потерянно поплелся вниз. А когда уже достиг первого этажа, услышал почти невесомый бег ее легких ножек. Это его потрясло.  Он  понял наконец, ЧТО   должен сказать.
- Я  напишу. 
И ее тихое:
-  Я отвечу. Только пиши до   востребования: почтовый ящик общий с соседями. Да и мама что  скажет?
А, это та  женщина, которая проводила Марину почти до школы на их  выпускном. Переживала за дочку? 
И  ведь они переписывались!  До самой первой его сессии. А потом? Почему кончилось? Он тогда в зимние каникулы не приехал в Уфу, друг-однокурсник пригласил в Ленинград, родители не возражали, денег  подкинули: ребенок еще ни разу не видел колыбель революции! А когда вернулся в институт, писем от нее больше не было. Теперь-то понял:  обиделась.  Подумала, небось, что приезжал в Уфу, а к ней даже не  зашел. А быстро же она его забыла! Рано выскочила замуж, если такая взрослая дочь. Так же потерянно он шел вниз по тем же ступеням, но никто его не догонял. Скоро он догонит ее. 67 лет. Как ни бодрись… Он толкнул тяжелую металлическую дверь подъезда и встряхнулся как от наваждения.
                2
     Куда теперь? Вышел на улицу и обругал себя: зачем пообещал? Формула вежливости  или дурацкая  деликатность?  Они  тут в Уфе вежливость не проявляют. Он еще в прошлый приезд был неприятно поражен, когда кассирша автовокзала закричала на него: Касса закрыта на перерыв, не видишь, что ли? Когда вчера вечером шофер запросто   спросил:  Тебе куда, шеф? 
 Пойти хоть посмотреть, какой стала Уфа. 
Прямо напротив отеля роскошный дворец  с закрученной золотистой крышей.  Китайцы  так строят,  чтобы злых духов отгонять, а у нас висят афиши каких- то светских мероприятий. Пробежал глазами. Все равно никуда не пойдет. Завтра на поминки и домой.  А ведь на этом месте стояла  усадьба в стиле боярского терема, в которой жила семья будущего академика Александра Заварицкого. В детстве он ходил в детсад, который размещался в этом деревянном доме, а теперь от  него и следа не осталось… Пошел вверх по Ленина  к ее началу, где она заканчивается на высоком берегу Белой. Тут всё  то же, что было в юности. В 2018 он никуда не ходил, тетка-покойница жила в  Дёме,  тогда далеком районе Уфы. Да и некогда было. На  работе отпустили на 3 дня. 
  Дошел до театрального сквера, где когда-то стоял  тяжелый истуканский памятник Сталину, стыдливо убранный ночью. Но было это так давно. Потом были здесь густые аллеи и закруглялось трамвайное кольцо. Теперь трамвайной линии не было вообще, дороги везде расширили, а тротуары обузили и лишили деревьев.
В сквере  увидел много нового: фонтан с фигурами башкирских девушке в национальном танце, чуть дальше – большой памятник явно какому-то музыканту: сначала решил, что сидит он,  держа в руке дирижерскую палочку. Но почему такую длинную?   Прочел надпись, что выдающемуся композитору Загиру Исмагилову и догадался, что держит он курай, свой любимый инструмент. А напротив в арке стоит маленькая гипсовая фигурка. Не  поленился, перешел на другую сторону и узнал Шаляпина. Да, читал его «Страницы моей жизни» и помнил, что в Уфе он прожил целый год и даже начал здесь свою карьеру оперного певца. Свернул на когда-то главную площадь, по   которой ходили  первомайские демонстрации и приветствовали правительство, стоящее на трибуне перед помпезным зданием Совета министров. С удивлением прочел: Министерство сельского хозяйства. Всего-то? В целом огромном здании? Вот где наглядно  выросшая армия чиновников! А недалеко, тоже в большом здании – Министерство образования. Кажется, раньше оно называлось просвещения. Теперь пекут образованщину. Дальше за площадью  - опять памятник. Сидит кто-то перед детьми, его окружившими и что-то им рассказывает. Оказывается, это поэт и просветитель Акмулла. Рядом пединститут, носящий его имя. В Уфе жили, это   он  знал, три всемирно известных человека: Сергей Тимофеевич Аксаков, Михаил Васильевич Нестеров и Рудольф Нуреев. Нурееву нашел на торце Оперного театра мемориальную доску, где не похожий на себя Нуреев стоит в четвертой балетной позиции. Аксакову, помнится, стоял  бюст и здесь же был  бюст Пушкина. Что-то теперь Пушкина было не видать. Спросил прохожих.
- Вон он, чуть дальше пройдите. Возле Авиационного университета.
- А Нестерову есть памятник?
Сказали, что есть, недавно поставили прямо  во дворе Художественного музея, который благодаря его  коллекции  картин, преподнесенной в дар родному городу, и начал свое существование. Памятник оказался вполне  достойным, в полный рост, на небольшом пьедестале. В это время из дверей музея вышла дама. Это была крупная красивая женщина средних лет. Вид у нее был начальственный.
- Простите, - хотел спросить о дате установки скульптуры. Она даже головы не повернула.
По-царски, - наверно, оценила себя.
По-хамски – расценил он. В   музей заходить расхотелось.
Вышел на улицу, ведущую к университету, прочел название «Заки Валиди, б. Фрунзе». Вдалеке маячил памятник  - на высоком постаменте стоял некто в позе Пушкина перед Русским музеем в Петербурге. Стало интересно. Не поленился, дошел до телецентра, где перед колоннами входа, теперь еще и кованой решеткой огороженным,  увидел этот памятник. Оказалось, поэту-классику Шахзаде Бабичу. Ничего о нем вспомнить не смог,  решил: надо будет  посмотреть  про него в википедии. А потом решил сходить во Дворец пионеров, где в детстве посещал сразу три кружка. Улица тоже оказалась с тремя названиями: Бекетовская ( это та помещица, что всем погорельцам выстроила дома на этой улице), ее он помнил как Социалистическую, теперь Мустая Карима. Красивая стала! Выложена плиткой, идеально чистая, с новыми роскошными домами, а в старых дореволюционных – кафе, какие-то офисы. Пошел к дворцу пионеров. О, тут появился новый  сквер, а в центре огромный шестиметровый памятник Мустаю Кариму, где поэт стоит  в окружении своих книжных героев. Дворец, в детстве казавшийся таким помпезным, теперь словно уменьшился и заодно переименовался из пионеров в детское творчество. Заходить раздумал: вспомнил, как встретили в родной школе.
Посмотрел на часы. Зашел  в гостиницу, благо она рядом,  причесаться, надушиться – и пора в  ресторан!


                3
  Вечер  начался в огромном холле нового отеля. Оказалось, что тут не только их класс, но собрались и остатки ( чуть не сказал себе: останки) других, параллельных. Народу собралось много. Слышны были веселые возгласы, наивные просьбы:
-Нет, не говори имя! Пусть сами узнают! Неужели я так неузнаваем?
И, довольные, хохотали, если их  можно было узнать.  Девчонок было явно больше. Он стоял в стороне, приглядываясь. Подошла Альбина:
- Молодец, что приехал. Вон наш стол. Да, один, зато большой.  Решили: каждый класс за свой банкетный стол.
В большом зале сверкал хрусталем  и приборами нарядный стол. Подошли другие ребята. Быстро  поняли, что лучше сразу определить свою маленькую  компанию, чтобы потом не скучать целый  вечер, ухаживая за старухами, с трудом  узнаваемыми. Себя-то каждый из них мнил еще ох каким молодцом! Однако  и среди одноклассниц старух  не было. Были две-три по-европейски элегантные дамы, остальные тоже постарались:  модные стрижки  – седина закрашена - незаметный макияж, без наклеенных по- продавщицки щеток-ресниц, нарядные платья и костюмы. Обувь дорогая, но без шпилек. Танцевать, что ли, собираются? Но  он легко определил, кто лишь вчера-позавчера занялся собою, чтобы «выглядеть», а кто старался  всю жизнь. Увы, первых было больше. Однако и там не унывали: одна, кажется, Таня – хотя имя он мог уже спутать – особенно весело смеялась, что-то говоря подружкам.  Мальчики собрались в свои группы, девочки в свои. Он  невольно усмехнулся про себя: на выпускном, тоже в ресторане, да, кстати, в тогдашней гостинице «Башкирия», где ресторан находился с торца здания, каждый мальчик старался, словно невзначай, затесаться  и сесть между девочками.
- Друзья!  - торжественно начала Альбина, но сразу взяла тон ниже, - Ребята!   Спасибо, что приехали! Предлагаю наш первый тост за учителей!
Небось после школы продолжила карьеру инструктором в райкоме комсомола, потом в райкоме партии. Все встали, потянулись чокаться бокалами. Начали вспоминать, и оказалось, что в живых нет никого,  даже самой молоденькой тогда учительницы химии. 
- У   нас все учителя были в возрасте, вспомните. Им бы сейчас по 90 было.
И еще одно открытие  ждало:  все лучшие из  класса ушли молодыми.
- Зисмана помните? Еще бы Сашу  не помнить! Лучший математик, шахматист, филателист, а какой трудяга:  дома заранее выучивал следующий урок  по геометрии и с легкостью доказывал новую, только еще объясняемую  теорему. Конечно, сразу поступил в Бауманку, стал  доктором наук. Умер в 45. Инфаркт.
- Он и в школе был сердечник, полненький такой. Но никто  никого тогда не обзывал, и прозвищ не придумывал. Мой внук даже не верит.
- А Роберта помните? В школе  его пророчили в ученые по математике. Колебался. Единственный в городе учился сразу на физмате и фортепианном отделении в Училище искусств. Но  музыка победила. Окончил Гнесинку, был профессор в консерватории в Любляне. Мы были на его годовщине  смерти, ушел в 60 лет! – сказала Зухра, когда-то девочка с тугими косичками, ставшая  теперь чуть не самой шикарной дамой! – Я-то с  ним еще в музыкальной школе училась.
- А какой  был Рустик, первый заводила, весельчак, при этом умница,  в музыке истинный талант. Не   только играл великолепно, подбирал любое на слух и сам немного сочинял. Так нелепо погиб. Недолеченая пневмония.   Отек легких.  40 лет. Я была на похоронах. Как  юноша лежал в гробу! Нельзя было поверить…
-   А Володя Панин? Самый скромный, тихий. Круглый отличник! Еще и в музыкалку ходил  на баян.
- Что с ним? Давно его не видно.
- Не  знаете, лучше и не знать. Замерз. До дома не дошел.
Догадались, почему не дошел. Повисло тяжелое молчание. И опять нашлась неугомонная Альбина: 
-   За их светлую память. Никто, кроме нас, не помнит их юными. А   мы помним и будем помнить.
Выпили за ушедших.
- А теперь – за нас! – подняла бокал Таня.
Все повеселели. Всегда приятнее пить за здравие, чем за упокой.
 -  Да, отличный у нас был класс, - продолжила Альбина, -  Все  учиться старались. Знали, что в нашей стране человек знающий и умеющий не  пропадет. Ведь у нас почти все, и с первой попытки, поступили в вузы.
- А ты?  - спросил кто-то.
- Я в медицинский, теперь врач-педиатр. Люблю малышей! Я  ведь до сих пор работаю!  У  самой трое детей, дочка  еще не замужем и младший сын не женат.
Так вот кем стала Альбина!  И была  она  такой же,  как тогда, и сейчас это было не нарочито, а  к месту. Она уловила главное в той ушедшей стране.  После ее слов все приободрились – жизнь не  кончилась! Он  тоже поднял голову и увидел на другом конце стола ту, что махала утром с балкона. Она явно искала его взгляд. Ему стало неловко и неприятно. Какая бестактность! Ей-то что тут делать? А когда догадался, стало еще неприятнее. Она не только бестактна, она еще и скупа: деньги –то внесены еще в апреле, кто ж знал, что мать умрет, не дожив месяц  до юбилейной встречи. Однако она, как ни странно, не чувствовала ни малейшей неловкости, разговаривала с соседками. Те тоже,  отдав дань памяти,  уже чему-то улыбались,  «жизнь продолжается»,  их же подбодрили. Продолжается, а потом обрывается,  порой так неожиданно…
- А теперь за нас, за девочек!  - скомандовала Зухра. Она поднялась, и все взоры обратились на нее. Из скромной старательной отличницы она превратилась в такую  роскошную и уверенную в себе даму, что только охать и ахать. Она не старалась молодиться, хотя выглядела, безусловно, лет на десять моложе своих 67.
Все расслабились, развеселились после нескольких бокалов.
- А помните, к нам новая по пению пришла. Все знали, что из 13й коррекционной школы...
- Точнее, для умственно неполноценных...
- У нас ее, понятно,  никто не слушал. Она туда-сюда и говорит с негодованием: У вас тут как 13я школа!  - а наш самый главный остряк Виталик ей  сразу, с ходу:  - Не 13я, а трижды 13я!
- Кто тогда пение и физкультуру считал за уроки. Это сейчас посмотришь телеящик, так подумаешь , что это и есть главные предметы в жизни. А больше ничего и не надо! Пой под фанеру да мячик гоняй.
- Ну не надо! Наш Юра на программе «Голос» дошел до второго тура.
Все повернулись к Юре. Он не смутился.
- Да, было… А за второй тур потребовали … 200 тысяч. Ну, я и бросил. Да оно никогда в жизни основным не было, я же инженер. Но я спою, если хотите.
Он взял гитару и вышел из-за стола.
«Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись…»
Он пел великолепно, никто не решился подпевать. За другими столами все обернулись к нему. Он не смущался, но когда начали аплодировать, жестом остановил.
- Вот вы, мальчики, вместе собираетесь?  Нет! А мы празднуем дни рождения, летом на дачу к Зухрушке ездим. У нас тоже таланты есть. Прочти-ка, Ира, им свои стихи, про школу, чтобы в тему. У нее такие великолепные стихи есть!
Ира не стала отнекиваться и строгим голосом начала:
- Что топтаться на этих ступенях?
Там, за дверью, давно уже нет
Тех вихрастых, веселых, весенних,
Не  познавших пока еще бед.
Детство тем хорошо, что не знаешь,
Как ты в этой толпе одинок.
В прятки на перемене играешь
И старательно пишешь урок
Ручкой, с тонким нажимом, красиво…
Не поймать – заслужить похвалу.
О, как верили мы в справедливость,
Презирая и лесть, и хулу…
Как случилось, что жизнь промелькнула?
Не вернуть, не догнать, не спасти…
И тут случилось неожиданное – Таня, что нарочито-весело смеялась в холле, на  этих строчках среди общей тишины издала какой-то почти рыдающий звук, но тут же сделала вид, что закашлялась, отпила из бокала. Ирина смущенно  замолчала. Выручил Юра:
- Это точно! Наше поколение верило! Не в бога, а в справедливость.
- Не  одно и то же?  - заметил кто-то  тихо, но ядовито.
- Ира, а ты в конкурсах тоже участвовала? – опять спас Юра.
- Хотела в этом году попробовать. Нашла какой-то в интернете. «Стихи будет судить такой-то». Дай, думаю, посмотрю, кто такой и какие стихи ему понравились:
«Там балерин обвисшие хинкали
Еще изображали лебедей.
Не потому, что мы страну просрали,
А потому, что бог любил людей».
- Он – в жюри???
- Да, и у меня такое же удивление мелькнуло. Ну, и раздумала…
И все вдруг начали говорить о своих достижениях. Девчонки больше о семье, о хороших детях и умных внуках. Мальчишки – о карьере и работе. Одна, самая скромная и невидная в школе,  высказалась тоже:
- Я старшая по подъезду. Консьержек этих на место надо вовремя ставить, а то не следят  ни за чем. А я в подъезде цветы расставила в шикарных вазонах. У нас элитный дом.
- А я вообще в отдельном коттедже живу, 200 метров, - подхватил еще один.
Но больше никто не поддержал, и они замолчали.
На  эстраду вышел маленький оркестр. Наши мальчики стали смотреть на чужие столы, а с тех  - на наших девочек. Всегда чужие кажутся лучше, потому что новые. Вопреки расхожему представлению, девчонки состарились меньше. Наоборот, мальчишки проигрывали. Особенно те, кто в детстве были самыми рослыми и крепкими, теперь обзавелись самыми выдающимися животиками, стали грузными и  неуклюжими. На девчонок они почти не обращали внимания, то ли по старой привычке школьных баловней, то ли по новому, возрастом продиктованному равнодушию к ровесницам. Он тоже сидел, не желая трястись в тех же танцах, что танцевал  в юности. К Марининой дочке подходили, приглашали, но она отказала раз, второй.  Он сделал вид, что не замечает и уткнулся в тарелку.
- Ребята! Девочки! Как я рада, что вы приехали, как боялась, что сорвется, как счастлива вас видеть…
- Как, как – и кучка, - засмеялся кто-то. Все тактично  сделали вид, что  не  слышали остроту.
- Альбина! Что бы мы делали без тебя! Надо почаще встречаться, только мы и помним друг друга юными. И встречаться вот так, без официальной говорильни. Помните, как неприятно было, когда новая директриса, ничего о нашей школе не  знающая, начала со сцены в пантеоне знаменитых  выпускников перечислять только глав администраций, заведующего районным пенсионным фондом, а  ведь среди нас  - доктора наук, балерина, преподаватели  вузов, самый знаменитый  травматолог Уфы… Как сломаете шею – к нему.
- Да мы  сами врагам шею сломаем! За нами как за каменной стеной!  - это Динара расхрабрилась после того, как показала высший класс на танцполе.
-Молодец, Динарочка! - похвалил Виталий, - Завидую твоему мужу.
- У меня нет мужа, - задорно произнесла она. Выдержав паузу, продолжила:
- У меня молодой любовник.
- Вчера на пенсию вышел? – не унимался Виталий.
- До пенсии ему еще … 20 лет! Если не изменят Конституцию.
- 40?  - брови вверх полезли.
- 40!  - ослепительно улыбалась довольная Динара. Зубы вроде свои.
Вдохнули. Выдохнули. Ни у кого сорокалетней любовницы не было.
- Пошли танцевать, Динара! – пригласил  Виталик.
- А пошли! – легко поднялась.
Оставшиеся повесили носы. И тогда он сказал:
- Ребята! Это другое поколение!  Они окончили очень среднюю школу, а профессиональное образование получали  в экс-техникумах, переименованных в институты, но с тем же преподавательским составом, причем аспирантуры были при этих же институтах. Представляете, сколько профессоров они напекли!  Роль настоящего мужчины – защищать женщин и детей. А эти ищут не дамочку, а мамочку. Я ни в коем случае не подозреваю, что Динара, красивая и уверенная в себе, покупает ему подарки или что-то в этом духе.  Может быть, что он ей носит цветы и конфеты, но брать ответственность за семью эти парни не хотят. Так им удобнее.
После такой речи  ребята приободрились:   в зале было еще  много свободных дам.  А он опять сидел один над своей тарелкой. Странно: ее звать не хотел, а любую другую – вроде  неудобно, когда она словно ждет, отвергая все иные приглашения.
- Черт меня понес к ее дому, - думал раздраженно, -  теперь еще на поминки идти. Не придешь – сочтет жадным. Каждый ведь судит по себе.
Виталий не унимался:
- А он знает, сколько тебе?
- Знает, - не сразу ответила Динара.
- Врет, - решил про   себя.
Девчонки танцевали, образовав круг. Мальчиков все же не хватало. Только пятеро танцевали в паре. Вечер подходил  к концу.
- Фото  на память!
Последний завершающий штрих. Для истории.
                4
    Ночью он лежал в своем номере и не мог уснуть. Признался себе, что ехал сюда, в сущности, ради одной Марины. Ну, посидели, вспомнили детство золотое, а ведь ни с кем уже близости не было, и  ясно, что больше он сюда не приедет. И еще стало стыдно за свое поведение. Как же он не понял! Ведь она хотела, чтоб он подошел, расспросил о маме. Неужели она рассказывала дочери? А что, может быть! Вон как они с дочерью похожи внешне, наверно, и душевная близость была. Вместе жили? Квартира теперь явно не коммуналка, все три комнаты ее. Возможно, перед смертью, зная, что уже не придет на встречу одноклассников, призналась, кого надеялась там увидеть.  Зная, что  не увидит уже никогда.  Ведь Альбина  еще в апреле начала составлять список приглашенных. А он  прислал свое согласие и деньги. «Не приду на поминки – сочтет, что жадный. Каждый судит  по себе». Вот он и судил по себе! Такую черствость проявил. Теперь уж обязательно надо пойти, загладить ошибку. 
   Утром повалялся дольше обычного и йогу свою делать не стал. Так, помахал немного руками, потянул носки, размялся. Встал, умылся и побрился в ванной. 
   …Он все-таки был человеком слова и дисциплины, и коль обещал, что придет на сороковины – надо держать обещание. Но один момент смущал: придут родственники, подруги.  А он? Как представиться? Бывший одноклассник? Никто из класса не сказал, что придет... Решил: пойду не к трем, а утром, когда наверняка никого  еще не будет. Дождался 10 часов -  самое приличное время для начала визитов -  и пошел. Идти было недалеко, всего один квартал, и уже через несколько минут он был  у ее дома.
 - Зайду – решил, -  оставлю тысячу и откланяюсь. 
Но вышло не так. Когда уже подходил  к дому, увидел ее, выходящую из подъезда. Она посмотрела на него таким благодарным взглядом, что ему стало неловко за свои давешние мысли. Все ее лицо озарилось и еще более помолодело. Глаза ее светились… неужели счастьем?   Поклонился, неловко произнес дежурное:
- Да, рано ушла из жизни. Мои соболезнования. Я обещал зайти.
На ее лице радость сменилась искренним удивлением:
- 92 года – рано? Она уже целый год  с постели не вставала, отмучилась, можно сказать .
- Вы  о ком?  - задал он нелепый вопрос, настолько всё перепуталось в голове.
- А мы теперь на Вы? – спросила она  так же невпопад, - Разве Вы забыли, что сегодня 40 дней? Я  говорила позавчера…
Он начал догадываться, но не смел поверить:
- Марина?
- Неужели даже имя мое забыл?
- Маринка! Я тебя принял за твою  дочь!
Она просияла, а он потух.  Физически ощутил, как складками нависает кожа на шее. Непроизвольно поправил воротник рубашки. А волосы! Они уже давно предательски дезертируют с головы на грудь.
- Зайдешь?
- Нет, - твердо сказал он. – Я  только хотел передать на поминки,  -  полез в карман за бумажником, но она  отстранила его руку, и так они впервые прикоснулись друг к другу. Он задержал ее ладонь в своей. Как мучительно захотелось юности, надежд, далей… Читали тогда всем классом какую-то советскую книжку «Светлые дали». Где теперь эти  светлые дали?  Вроде только вчера… Тот же запах свежего летнего утра, то же высокое небо, то же солнце над головой. А мы на земле. Не хотелось спрашивать ее о доме, о семье. Заглядывали тогда  в комнату двое – наверно, муж и сын или зять. Не все ли равно! Жизнь прошла. Пробежала. Промчалась. Не догнать. У каждого своя.
Он нагнулся, поцеловал ее в щеку. Потом крепко прижал к себе и пошел прочь.