Маршрут вне маршрута

Начало мая в этом году выдалось по-летнему жарким. Я и глазом не успела моргнуть, как деревья уже зазеленели, целыми полянами расцвели одуванчики, а воздух наполнился ароматами яблонь и черёмухи. Утро в городе началось с духоты. На небе ходили тучи, подавая надежду на дождь. Я ворчала, глядя в окно: ну почему больше не работают народные приметы? Черёмуха зацвела, а где же обещанное похолодание? Очень хотелось прохлады и дождей.

Но ждать было бессмысленно. Я собрала рюкзак и отправилась туда, где хотя бы ветер наполняет лёгкие свежестью — в горы.

Ветер, врываясь в открытые окна машины, обдувал меня со всех сторон и наводил хаос в моей причёске. Мимо мелькали дома, СТО, кафешки, торговые центры. Пешеходы спешили по делам. Вот идёт женщина в летнем платье серо-мятного цвета, с изящной сумочкой на плече. Цок-цок — каблуки отбивают ритм по асфальту. Цок-цок — и она, лёгкая, проходит мимо неопрятного мужика, сидящего на нижней ступеньке крыльца торгового дома. А дальше — женщина с тяжёлыми авоськами; её утиная походка выдаёт больные ноги. Мальчишки мчатся на велосипедах, весело переговариваясь.

Я смотрела на всё это, будто сквозь стекло, и чувствовала: мне нужно прочь отсюда. Хотелось свободы — ветра не из раскалённого города, а из леса, с горных склонов, свежего и настоящего. Машина вела меня навстречу этой свободе.

Я уже ехала по трассе. Высоченные зелёные тополя вдоль обочины мелькали за окном. То ли я ещё не отошла от зимы, то ли из-за того, что в городе поспиливали ветки, оставив лишь голые стволы, но зелени казалось слишком много. Она словно хлынула внезапно и захлестнула всё вокруг.

Вот и поворот к горам. Машина свернула, и я снова ехала вдоль улочек с частными домами. У кого-то дом — ухоженный, будто игрушечный, у кого-то — покосившийся, с облупившейся краской и проваленной крышей.

Ещё один поворот. Мимо проскользнуло небольшое болотце, которое в этом году стало мельче — дождь у нас редкий гость. Вода тёмная, с зеленоватым отливом, словно густое зеркало. Недалеко от берега плавала утка — красноголовый нырок. Увидеть её — настоящая удача. Эти птицы скрытны и редко показываются.

Асфальтированная дорога свернула к лесу. Я приехала. Мои ожидания оказались далеки от реальности: здесь тоже было душно. Воздух стоял неподвижный, густой и тягучий, словно обволакивал меня невидимой пеленой. Казалось, даже лес притих, замер, скрывая что-то под зелёным пологом.

Я открыла заднюю дверь машины и посмотрела на ветровку, лежащую на сиденье. Брать или не брать? Толку-то — только лишняя ноша… А вдруг комары? Нет, лучше взять. Я надела лёгкую куртку, закинула на плечи небольшой рюкзак — и ступила на лесную тропинку, будто шагнула в тёплый, неподвижный водоём.

За лесом начинались горы.

Пока дошла до родника, который берет свое начало у подножия горы, поняла: сегодня лучше не покорять никаких вершин. От воды чуть потянуло прохладой, но вскоре снова стало душно, даже в тени деревьев. Я шла вдоль склона и составляла примерный маршрут: дойти до развилки, а там, словно в сказке, выбрать одну тропинку из трёх. Направо — берёзовые заросли, прямо — фенологическая площадка, налево — скальники.

Стоп! Чем пахнет?

Тёплый, нежный аромат заполнил собой всё пространство, словно шёл впереди меня. Я остановилась и огляделась. По крутому склону, среди мрачных сосен с шершавыми стволами, вдруг вспыхнуло белое пятно. На высоте около двух метров цвела яблоня. Она выглядела чужой — лёгкой, цветущей, как из другой истории. Её тонкие ветви тянулись к свету, а вокруг гудели пчёлы, спеша к каждому цветку.

Я невольно улыбнулась. Какая же она красивая… Как будто сбежала из чужого сада и спряталась здесь, среди сосен. И вдруг, не ожидая от себя, запела:

— Яблони в цветууу, весныы творееньеее,
Яблони в цветууу, любвии кружеееньеее,
Радости своии мы ииим дариилии…

Я закружилась в вальсе и пошла по тропинке навстречу приключениям.

Перед поворотом на подъём лежал большой плоский камень, поросший мхом и усыпанный старой хвоей. Там кипела жизнь: жучки-паучки сновали туда-сюда, торопясь по своим делам.

И вдруг я заметила среди этого движения странное существо. Оно медленно продвигалось по мху. То шло, то вдруг становилось на голову и падало, потом снова начинало двигаться. Я остановилась, наблюдая за ним, пытаясь понять — кто это? Длинное, светло-коричневое тело. Брюшко покрыто редкими, светлыми пластинами, торчащими в разные стороны. Переднеспинка — как броня. Но где же голова? Лапок тоже не видно.

Оно ползло, потом зачем-то полезло на грудь, остановилось… Встретив на пути веточку, странно наклонилось, встало на голову и снова упало. Я уже чувствовала себя зрителем загадочного спектакля, актёра которого не могла разгадать. Гусеница? Брюхоногий? Кто ты, таинственное создание?

И тут я заметила: кто-то копошится там, где, по моим расчётам, должна быть голова. Край золотистой спинки то появлялся, то исчезал. Ну конечно же! Это какой-то жучок, размером чуть больше горошины. А что же он тащит?

Спинка жучка блеснула на солнце — и тут всё стало ясно. Он тащил… сердцевину сосновой шишки! Мне стало так смешно! Видать, белки обгрызли шишку, а хозяйственный жучок подобрал её и куда-то тащил. Пластины, торчащие в разные стороны, — это остатки чешуек. Вот так чудеса!

Я ещё раз оглянулась на смешного жучка с его шишечной ношей — и улыбнулась. Пора дальше. За поворотом тропа начинала подниматься — я пошла вперёд.

Тропа вела всё выше. Я знала: скоро развилка. Направо — фенологическая площадка, налево — скальники.

Я всегда любила скальники. Эти каменные громады манили меня своей высотой, открытостью, видом на зелёное море леса. Там было так просторно, что казалось — дышишь небом. Каждый раз, стоя наверху, я чувствовала, будто стала частью чего-то вечного, будто сама была ветром.

Но сегодня... Сегодня было душно. Даже здесь, в тени, воздух стоял тяжёлый и влажный. Комары уже начинали липнуть к рукам, к лицу, кружили надо мной, как маленькие вампиры.

«Ну вот и развилка», — подумала я.

Направо — площадка. Налево — скальники.

Я посмотрела влево, туда, где тропа терялась в тени, ведущей к вершинам. Сердце ёкнуло. Всё внутри будто шептало: «Ну пойди… загляни… хотя бы чуть-чуть…»

Я вздохнула.

— Нет, сегодня не скальники, — сказала я вслух и, словно окончательно обрубая этот зов, повернула направо. — Сегодня без подвигов.

И пошла по тропинке, чувствуя, как лес снова принимает меня в свои зелёные объятия.

Я думала об яблоне, о смешном жучке с шишкой, о том, как легко и глубоко дышится здесь, среди сосен.

На ветках зеленели молодые побеги — сосновые свечки. Помню, каждую весну, когда я была маленькой, мы всей семьёй ездили в лес собирать их на лесной мёд. Мне же нравились они свежими: сорвёшь свечку, очистишь от липких чешуек — и в рот.  А на вкус они все разные: то терпкие, с хвойной горчинкой, то с лёгкой кислинкой, а то и с едва заметной сладостью. Мне больше всего нравились с кислинкой.

Но ветки были слишком высоко. Мне не дотянуться. А что если… подняться на камни? Там, на высоте, и дотягиваться не надо. Я свернула с тропинки в лес — знала, что стоит пройти пару сотен метров, и будет гряда плоских камней. Они лежат пластами друг на друге, и по ним удобно забираться на самый верх. Там, на вершине, сосновые ветки совсем рядом.

Я не ошиблась. Горсть сосновых свечек собрать удалось. Но сами побеги оказались какими-то вялыми, не сочными. Я посмотрела вокруг… и пошла дальше, искать ту самую сосну, на которой будут свежие, полные жизни свечки.

Так я и вышла на мои скальники. Слева — скальник, на вершине которого росла берёзка, справа — целая природная смотровая площадка. Я посмотрела на один, потом на другой — и вдруг почувствовала внутри странную тягу, словно меня тянуло к ним магнитом, манили, звали.

«Не-не-не, сегодня только по земле», — строго напомнила себе. Чтобы больше не искушаться, я решила обойти площадку стороной.

Но я забыла, что за площадкой тоже есть скальник. Туда я ещё никогда не поднималась.

И вот я стою у самого каменистого подъема... Смотрю вверх, как будто оцениваю сложность. Я же не собираюсь подниматься…
“А здесь повыше будет, чем на смотровой”, — отметила про себя. Вершина скальника пряталась за соснами, которые стеной выросли среди камней.
“Подъем будет несложным, — оценила я, — камни лежат как ступени, да ещё широкие и длинные.” Правда, края у всех закругленные. У некоторых, которые пошире, и вовсе края волнистые. Я такие камни патиссонами называю. А меж камней рыжеют старые сосновые иголки.

Одно “но”: ужасно жарко в ветровке, спина мокрая, в висках стучит от жары. Да ещё нога болит — споткнулась об сухую ветку, когда свернула с тропы на фенологическую площадку.
Снять куртку? Комары искусают так, что живого места не останется. Да и капюшон защищает голову. Во рту пересохло. А воду забыла в машине.

“Нет, ты неисправима”, — с разочарованием прозвучал мой внутренний голос.
“Да я только вон до тех сосен, и сразу же вниз, — пыталась оправдаться, — тем более подъем просто сказка: идёшь вверх и не чувствуется напряжения в мышцах.”

И я всё-таки пошла… шаг за шагом, будто невидимая сила вела меня вверх.

И вот я стою наверху, у тех самых сосен, которые приметила ещё внизу. Какие бескрайние лесные просторы! А город — как на ладони: частные дома, многоэтажки, новострой. А чуть левее города — горная цепь, обросшая соснами и редкими берёзками. А воон там виден карьер, его хорошо заметно на фоне тёмной зелени. А правее — видно трассу, поля, голубые сопки и озеро.

Это восторг! Полёт! Вот для чего покоряются вершины!

“Ну-у-у всё…” — протянул мой внутренний голос. — “Она опять вне зоны доступа.”
И он оказался прав. Душно? Жарко в куртке? Комары? Я перестала на это обращать внимание. Потому что за соснами было спрятано продолжение скальника, по которому можно было гулять и чувствовать себя настоящим путешественником.

Гуляя по скальнику, я ловила себя на мысли, что горы — как сама жизнь: сначала кажется, что путь трудный, потом вдруг становится легко, а на вершине всё видится совсем иначе. Здесь, наверху, я не чувствовала ни жары, ни усталости, ни укусов комаров — только свободу. Наверное, за этим и возвращаешься в горы — за ощущением, что ты не просто человек, а часть чего-то большого, древнего, настоящего.

Стоя на вершине, я поняла: главное ведь не только подняться, но и спуститься. А вниз вела совсем не тропа, а россыпь камней, между которыми прятались корни и сухие иголки.

Расстояние между камнем, на котором я стояла, и тем, на который нужно было спуститься, было приличным. Тут либо спрыгивать вниз, либо сначала присесть, а потом попытаться дотянуться до камня. Спрыгивать я не рискнула — уж слишком узкий был нижний камень. Я присела и вытянула левую ногу — упор был надёжным, и я спустилась. Следующий камень лежал не так далеко и был широким, покрытым мхом и иголками сосны. Я уверенно шагнула — и чуть не потеряла равновесие. Было такое ощущение, что я наступила на перину. Настолько было под ногами мягко, что захотелось быстрее пройти это место. Из ниоткуда возник странный страх. За какие-то секунды мне показалось, будто камень хочет просто проглотить меня. В глазах потемнело. Мне вдруг почудился огромный рот — бездна, медленно раскрывающаяся под ногами. Я балансирую на краю. Прыжок! И под ногами снова твёрдый, зернистый серо-зелёный гранит. А позади: клац! — и исчезла зловещая дыра.

Внизу оставалось ещё несколько камней. Фуф! Всё-таки главное — не подняться, главное — пройти спуск. Я остановилась, чтобы спланировать свои действия. С камня на камень, потом ещё разок — и я уже буду на земле. Что за противный скрежет? Правая нога начала уезжать в сторону, а левой я уже оттолкнулась. Одна мысль: я почти у земли. Если и упаду, то не так уж больно. Левая нога упёрлась в землю. Всё! Стою! Правой оттолкнулась — и что-то загремело, как железная крышка на кастрюле. Я обернулась. Оказывается, на камне произошёл скол, похожий на лепёшку. Я наступила на его край, вот нога и поехала. Ох, аккуратней надо!

Я шла по лесу, пользуясь своим неизменным правилом: главное — помнить, в какую сторону надо повернуть. Под ногами хрустели палки и мох. В лесу было слишком сухо. То тут, то там встречались розовые и белые островки — это кошачьи лапки цветут. Само растение невысокое, чуть выше спичечного коробка, листья серебристо-зелёные, покрыты войлочными волосками.

Мне было жарко. Нога всё так же ныла, спина горела под курткой, а капюшон лип к волосам. Хотелось остановиться, снять всё лишнее, но я знала: нельзя. Комары. Сухой воздух. Боль. И всё же в этом раздражении, в этом почти бессилии, я вдруг подумала: "А ведь именно так познаётся путь. Не тогда, когда легко и красиво, а когда каждый шаг даётся через "не хочу", через "не могу", но всё равно продолжаешь идти".

Спустилась я к развилке дорог: одна вела на родник, откуда начинался мой путь, а вторая — к лесному ручью, где когда-то были замечены водяные крысы. Возле родника стояли две скамеечки и столик под крышей. Говорят, кто-то из местных мужиков соорудил эту лесную беседку — несколько дней возились, но теперь здесь стало по-настоящему уютно. Есть где отдохнуть. Я шагнула в сторону живительного источника.

Возле родника я расстегнула куртку, сняла капюшон и закатала рукава, чтобы не намочить их. Набрала в пригоршню воды, умылась, потом сделала несколько глотков. Вода была ледяной, обжигающе свежей. Она как будто прошла сквозь всё тело, смыла усталость, прогнала шум в голове.  Я пила и не могла остановиться. Лёгкость, наконец-то — лёгкость! Даже нога будто заныла не так отчаянно, а комариный звон стал фоном, не вызывающим раздражения.

Я села на скамейку и посмотрела в лес. Лучи солнца пробивались сквозь сосны, пыльца висела в воздухе, словно золотой туман. Там, на высоте, где я только что была, оставалась какая-то часть меня — летящая, свободная, неслышимая для суетных голосов. А здесь, на земле, я снова стала собой — уставшей, растрёпанной, но почему-то счастливой.

Мне не нужно больше ничего — ни вершин, ни подвигов. Я просто сижу у родника, пью холодную воду и чувствую, как меня медленно отпускает. Всё было не зря. Ни жара, ни боль, ни страх на спуске. Всё — часть пути.

Я провела ладонью по шершавой поверхности столешницы. Кто-то вырезал на ней имя, кривоватыми буквами: «Илюха». Рядом — сердечко. Наверное, у Илюхи тоже был свой подъём и свой спуск. И, может быть, он тоже сидел тут, пил воду и думал, что в горах человек лучше слышит себя. Не голос ума, не тревоги, не планы, а что-то другое. Чистое, как вода из родника.

Я встала. Пора было возвращаться. В голове уже не было слов, только лёгкий шелест листвы и невесомое: «Спасибо». Кому — неважно. Просто — спасибо.