Сказка о непокорной принцессе. Шошанна

Сказка о непокорной принцессе. Шошанна

     Той ночью, после встречи со странной девушкой с желтым рюкзачком, я спала на удивление хорошо, без кошмаров и мыслей длиною от полуночи до рассвета. Из раскрытого настежь окна веял даже чуть теплый осенний ветер, пропитанный запахом нагретой земли, подгнивших коричнево-красных гроздей рябины и дешевеньких сигарет с запахом вишни. Очевидно, что юной Шошанне[1] из соседней квартиры не спалось из-за постоянного гнета строгих родителей. Звали непокорную на самом-то деле Лилен или, более неформально, Лили (семья девчонки приехала из глухой французской провинции в Петербург дабы пристроить пигалицу в просторном гнездышке покойного дяди и, по настоянию небезызвестных уже читателю родителей, выучить ее на экономиста) и была она, скажу я тебе, явно не столь ласкова и мила, каково было ее имя.

     Я никогда не встречала людей, умеющих настолько искусно менять маски, буквально тасуя их, как игральные карты в руке и выкидывая нужную в самый подходящий момент, срывая джекпоты[2] один за одним. Её личико было на редкость миловидным и ровно на столько же странным и неестественным для юной особы восемнадцати лет — остренькие черты лица, длинный и чуть приплюснутый нос, тонкие брови, полное отсутствие румянца, почему-то постоянно дрожащий подбородок и … глаза. «Да, ничего удивительного, снова пресловутое описание пресловутых глаз, глубоких, как море и зеленых, как листва», — скажете вы, но я бессовестно прерву. Глаза у нее были совершенно особенные. Они были огромные, цвета вязкой тины, какие-то округло-рыбьи и чуть навыкате, всегда туманно-задумчивые и чуть сонно прикрытые короткими темными ресницами. Они даже не прищуривались, когда Шошанна улыбалась. Это наводило какую-то непонятную тревогу в первые секунды знакомства, которая, впрочем, максимально скоро исчезала без следа под натиском душного очарования юной француженки. Казалось, что за этой сладенькой внешностью вечно зрел бунт, томилась провокация, кричала и бесновалась революция, но девчонка была удивительно сильна для своих лет — она мужественно сдерживала это внутри, не давая повода даже для малейших подозрений со стороны как близких, так и чужих.

     Она умела щебетать с родителями, потому что боялась их. Она не противилась родительской мечте — ведь Лили, (oui, cherie?)[3] была обязана выучиться на добротного экономиста в какую-нибудь солидную контору и получать хорошенькие пачки хрустящих купюр — и прятала в стол неряшливые карандашные черновики пейзажей, портретов и натюрмортов. Она умела заставить любого юношу от любви целовать острые носки ее прелестных светло-голубых лаковых туфелек и была вполне способна избить любого хама, перешедшего границы, до той же позы. Умела прелестно печь вишневый пирог со сливками и курить взатяжку сигареты с тем же вкусом. Умела с легкой улыбкой не только отпускать лестные комплименты, но и опускать человеческое эго до самого вонючего инферно, которое только возможно представить.
     Но самое удивительное заключалось не в таком разительном контрасте ее масок. Её никогда нельзя было поймать. Невозможно было уличить в чудовищном лицемерии — и только в этом был её скрытый протест, так никем и не замеченный.

     И вот, когда моя вновь пришедшая рыжая, с нескрываемым интересом поглядывая на меня, дует на густые и тяжелые пары чая в чашке с синими кроликами, я решаю рассказать ей сказку об особой принцессе, которой в традиционных сказаниях, места бы совершенно точно не нашлось.

     — Вот слушай, — поправляю плед в катышках на коленях Дарьи и улыбаюсь, — бывают же такие, которые идут против системы, да?
     — Бывают, — озадаченно кивает она, уже со вкусом отпивая горьковатый отвар, но все еще морщась от прикосновения моих рук, — но, знаешь ли, редко у них выходит эту систему побороть. Её столько лет отлаживали, что ли, чтобы всякие дураки ее ломали?
     И тут мне отчаянно хочется доказать ей, что именно эти дураки, ломающие и вновь программирующие под себя всякие условные системы — люди, действительно чувствующие себя живыми, настоящими, счастливыми. Люди, чувствующие вкус и запах окружающего их мира. Именно поэтому торопливо начинаю свой рассказ.

     — когда-то давно, во времена доблестных рыцарей, хитрых королей и злых мачех жила особо ничем не отличающаяся от типичной принцессы инфанта. Жила себе и жила со своим отцом-ничем-не-отличающимся-от-других-королей-королем, ни в чем не нуждалась, звезд с неба не хватала и занималась своими принцессовскими делами — в общем, была послушной, покорной, кроткой, нежной и прекрасной, как благоухающая в летнем саду майская роза и все такое.

     Рыжая фыркает и улыбается, теряя по частям свой цинизм.

     — но вот однажды пришел к ней король-отец и, поправив свою до неприличия банальную красную бархатную мантию, объявил, что скоро принцесса должна выйти замуж за принца другого тридевятого королевства. И все бы ничего, принц и принцесса, вроде как все должны быть довольны, но вот брак-то по расчету, как сказали бы мы сегодня. Королю срочно нужно было золото, чтобы распрощаться с долгами, да и союз дочери и того принца-инкогнито был бы выгоден обеим сторонам — царства могли бы не волноваться, когда неотвратимо наступит время битв, ведь они будут семьей
и на фронте.
     Покачала головой юная принцесса, уронила пару слезинок, да делать и нечего — противиться отцу, кажется, совсем не вариант. Поэтому стала она покорно ждать своей свадьбы и, по совместительству, первой встречи с будущим мужем.
     И вот долгожданный день наступил. Королевство, обсыпанное цветами, словно веснушками, нарядилось в самые яркие оттенки. в каждой таверне поднимались чаши, полные вина или эля[4], за здоровье и благополучие молодых. В каждом доме устраивалось пышное празднество, а тем временем принцесса, стыдливо, как и подобает, опустив голову, шла к алтарю. Свежа она была, как вешний цвет, и никто не мог налюбоваться на красавицу-невесту.
     ничего не могу сказать про принца — принц был, как принц. Не урод, но и не ах. В обычных сказках принцы не описываются, знаешь ли.
     обвенчались они скоро и уехали во дворец жить, дела принцевские и принцесовские вершить.
     Однако, с каждым днем принцессе становилось все тоскливее, все хуже. Она не хотела видеть своего мужа и, тем более, отца. Все чаще она запиралась в своей башне, время от времени ведя долгие беседы со своим новым слугой. Как вы поняли, влюбились они друг в друга без памяти — удивительный поворот событий для классической сказки, верно? — И, конечно же, стали думать, как бы избавить принцессу от таких ужасных страданий.

     — Я знала, конечно, что ты сказочница, но не настолько же новаторская! — перебивая меня, восклицает Дарья, — ставлю стольник[5] на то, что она не сможет сбежать от отца. Неужели сказка с грустным концом, а? — подмигивает и торжествующе улыбается.

     Я хитро щурюсь в ответ.

     — А думать им так толком и не пришлось. В один ясный солнечный день назначила принцесса свидание любимому на балконе своей высоченной башни, и как раз в то время, когда королевская чета наслаждалась изысками светской кухни. Поднял голову король и обомлел — видит, что дочь его в латах, украденных у принца, садится на подлетевшего к ней прекрасного дракона. Так ладно, что латы — так негодяйка еще и волосы свои золотистые аж под уши обрезала! Кричит ей, руками машет, поднимает принца, больше занятого кушаньями заморскими, а девчонка с высоты лишь улыбается и машет ему ладонями в железных перчатках.
     Много лет с того случая прошло. Никто так и не нашел храбрую принцессу, осмелившуюся пойти против всех законов и правил, как бы не злились короли и не было абсолютно по боку молодому принцу. А юная разбойница улетела в счастливую жизнь со своим возлюбленным-слугой — он, кстати, был драконом. И, знаете ли, жили они долго и счастливо: дракон и принцесса. И умерли не в один день.

     Дарья ошарашенно смотрит на меня. и теперь рот раскрыт явно не у меня. — Гони мой стольник, Дарья, — уверенным голосом заявляю я, — ломать системы умели даже в Средневековье, это я тебе говорю, как специалист.

     А теперь на секунду закрой глаза и представь себе, что я нашла, когда провожала свою полуночную гостью.
     Правильно. я нашла прощальную записку от моей Шошанны, которую сейчас тебе покажу.

     «cher Sasha[6],
     если ты видишь это, значит, я уже не тут. Не волнуйся, s’il vous plait[7], со мной все в порядке, я улетела к своей мечте. Я тебе так и не рассказала, что в Англии меня ждет мой любимый. Сейчас я заняла денег на билет. Лечу к нему и к учебе на дизайнера. Не пытайся звонить и отговаривать, я поменяла номер. S’il vous plait, напиши маме и папе и скажи, что я обязательно буду к ним приезжать. Только не проболтайся, где я! Merci pour tout, Sasha[8]. Век тебя буду помнить.»
               
                Au revoir,
                Votre Shoshanna[9]
 
     Знаете, ломать системы умеют и сейчас.
     Я уверена, что очень и очень успешно.


[1] — Шошанна — еврейский эквивалент русского имени Лилия.
[2] — джекпот (англ. jacpot — куш, самый крупный выигрыш) — призовой фонд в некоторых слотах, лотереях и прочих азартных играх.
[3] — с фр. — «да, милая?»
[4] — эль (англ. ale) — сорт пива, производимый быстрым верховым брожением при высокой температуре.
[5] — стольник — сто рублей или другой валюты, чаще всего употребляется именно в денежном смысле
[6] — с фр. — «дорогая Саша»
[7] — с фр. — «пожалуйста»
[8] — с фр. — «спасибо тебе за все, Саша»
[9] — с фр. — «до свидания, твоя Шошанна»

Из сборника "Звёзды в твоих рукавах"