16. Старые письма
- Не нравится мне все это, - Дмитрий хлебнул кофе из красивой белой чашки, отставил ее в сторону и сквозь оконное стекло засмотрелся в архитектурную даль Нового города. Разноцветные, красивые фасады новостроек заполнили всю открывающуюся со второго этажа Кофейни перспективу. Пока Александра находилась в больнице, в этом районе словно грибы выросли ещё две новые высотки.
- Не нравится, - повторил мужчина, покосившись на свою собеседницу. - За этим столиком - за этим импровизированным местом приёма посетителей ты как на ладони, Александра, очень легкая мишень.
- Покушение может повториться, - грустно добавил Дмитрий и неуверенно заглянул в глаза молодой женщины, - может, все-таки двинешь в Москву… со мной…
- Нет! - Александра уверенно покачала головой, взгляд ее, так же, как и Дмитрия, блуждал по перспективе Нового города. - Покушение не повторится.
- Почему ты так уверена?
- Твой Колесников утверждает, что в Москве арестован чиновник Минздрава по фамилии Перегудов, к его делу приобщены фрагменты видеопослания Андрея Нестерова. Их оказалось вполне достаточно, даже при том, что самого Нестерова и Олега Петровича сотрудники ФСБ так не нашли. Мои показания - не в счёт, я же память потеряла….
Они помолчали.
- А Москву я… не люблю, - Александра старалась не смотреть на Дмитрия. Трудно расставаться с человеком, который тебе нравится, но расстаться нужно. Это понимание накрывало ее мутной волной последние недели и придавало горечи утреннему кофе в любимой Кофейне Нового города.
- Москву не любишь? - недоумевал Дмитрий. - Но как же? За четыре года в Москве ты сделала блестящую карьеру модели.
Александра усмехнулась.
- Может, это потому что, родиной для тебя стал Нью-Джерси?
- С названием этого города не связываются вообще никакие ассоциации.
- Н-да, и запросы в Штаты о твоём 8-летнем пребывании в этом городе и твоём муже ничего не дали. Странно все это.
- Потому что похоже не было никогда в Штатах никакой Александры Хенкман, бывшей русской модели, известной под фамилией Селезнева, и жены бизнесмена Стивена Хенкмена.
- Ты уверена? А куда тогда из Москвы 18 лет назад ты уехала и почему 10 лет назад оказалась в подмосковной больнице в коме? Вопросов больше, чем ответов, - развёл руками Дмитрий. - Колесников говорил, что и информация о твоей сестре Анне Селезневой странная. Лет 12 назад после смерти вашей бабушки она уехала из Новосибирской области в неизвестном направлении и… исчезла. Может, тебе стоит съездить в Новосибирск, посетить родные места?
Александра вновь уверенно покачала головой:
- Я никого там не узнаю.
- Ты так ничего и не вспомнила?
Александра была непроницаема, этот разговор, который в последнее время повторялся все чаще, ей был явно неприятен.
- Может, стоит активизировать поиски твоей сестры? Колесников предлагал объявить ее в розыск.
- Не стоит, - покачала головой Александра. - Одно я знаю абсолютно точно - сестры нет в живых уже много лет. А тебе уже пора выдвигаться в аэропорт.
- Александра… Саша… - взгляд мужчины был умоляющим, но женщина была непреклонна.
- Прости, - Александра опустила ниц глаза и резко отодвинула ладонь, к которой в последней надежде попытался прикоснуться Дмитрий. И с трудом выдавила. - Я в себе так и не разобралась, не пришла к равновесию, чтобы строить… новые отношения. А вот и мой новый посетитель.
На лестнице, идущей с первого этажа Кофейни, послышались торопливые шаги. Александра ловким движением придвинула к себе чёрный в красную крапинку блокнот, раскрыла его и принялась чёрным карандашом выводить: «История номер…». Дмитрию не осталось ничего, как быстро встать, почти трагически кивнуть прячущей от него глаза Александре и уступить место полному мужчине в сером плаще.
- Я Смирнов Алексей Николаевич, - представился вновь пришедший, - мне Андрей Петрович Колесников рекомендовал к вам обратиться.
- Присаживайтесь, - предложила Александра и с грустью отметила, как громко захлопнулась дверь за Дмитрием на первом этаже.
«Нам НУЖНО было расстаться», - в сотый раз повторила она себе, а в слух медленно произнесла:
- Что вас привело ко мне, Алексей Николаевич?
- Кража, - мужчина устало вздохнул, - да, кража. В квартире моей умершей матери. Квартира последние полгода после похорон пустует. Мы обнаружили погром только неделю назад, когда пришли снять показания счетчиков.
- Кража? И что же у вас украли? - деловито спросила Александра.
- Да в том-то и дело, что можно сказать, почти ничего. Все вверх дном перевернули, раскидали, наследили, у матери всегда порядок был идеальный, а тут… - Смирнов всплеснул руками. - Мы, конечно, полицию вызвали, а служивые нас, можно сказать, на смех подняли: мол, все цело - и серебряная посуда, и позолоченные подсвечники, и несколько картин известных художников, матери их поклонники в молодости дарили, и мебель, и даже компьютер, не такой уж старый, и телевизор-плазму, мы матери на 85-летие дарили… Все цело, зачем, мол, бучу поднимать. Дело заводить отказались, налетчиков искать тоже. Вот Колесников и рекомендовал к вам обратиться.
- Вас так расстроило, что кто-то потревожил квартиру вашей матери? - спросила Александра.
- Да не то что бы… - мужчина замялся, опустил голову, сжал руки в кулаки.
- Понимаете, - посмотрел он в глаза женщине. - Мы с женой и дочкой порядок, конечно, навели. Да вот только обнаружили, что одна вещь пропала - шкатулка деревянная. Там мать письма старые и бумаги какие-то хранила. Обидно стало, память матери пострадала. А потом я подумал: «Ну что ж теперь!» Мать никогда содержимое шкатулки мне не показывала. В детстве однажды такой нагоняй получил, когда попытался в шкатулку заглянуть. И сейчас после смерти матери все равно бы не решился содержимое прочитать.
Александра удивленно вскинула взгляд, солидный и далеко немолодой ее посетитель теперь очень смахивал на провинившегося школьника, только что получившего от строгой матери серьёзный выговор.
- Так что же вас волнует?
- Сны.
- Сны? - удивилась Александра.
- Да, сны, - вздохнул Смирнов. - Каждую ночь мне снится мать и злыми словами меня ругает, что я шкатулку ее не уберёг.
- А когда умирала, она просила вас беречь эти письма?
- В том-то и дело, что нет. Никогда ничего она о них мне не рассказывала. Кто ей их писал? Когда? Зачем? Однажды только, в детстве, когда подзатыльник звонкий давала, закричала громко, театрально: «Не смей трогать мои письма!» Тогда я и узнал, что хранится в красивой шкатулке шоколадного цвета. Теперь она так же во сне восклицает: «Не уберёг мои письма!» Жена говорит, это я по матери так скучаю, пустое все. Вот материны фотографии, Колесников сказал, вам нужно принести.
Мужчина выложил на стол из коричневого портфеля портрет дамы в резной деревянной раме и несколько позитивов на паспорту с ее же изображениями.
Александра посмотрела и, не сумев скрыть восторга, прошептала: «Красавица!»Рассматривала портреты долго, пристально минуты две, а затем уверенно заявила:
- Не пустое, совсем не пустое! Расскажите о своей матери. Она до самой старости играла на сцене?
- Да нет, что вы? Она учительницей была. Русский и литературу до старости преподавала в школе.
- Учительница? - не поверила Александра. - Вы же сами говорили о поклонниках, их подарках.
- Это по молодости, в молодости она артисткой была, а когда в этот город со мной, младенцем, в середине шестидесятых приехала, о сцене не помышляла уже. Сначала в ясли ради меня пошла работать, а потом в школу. На сцене я ее не видел никогда. Узнал, что она актрисой была, случайно, когда однажды подруга к матери из Москвы приезжала, мне рассказывала, как они в одном театре играли, как на гастроли ездили. Но мать ее даже ночевать не оставила.
- Любопытно, - заметила Александра, всматриваясь в бездонные глаза красавицы прошлого века. - И все же какая она была Евгения Петровна Смолянская?
- Да, ее так звали. Но я не называл мать по имени, - удивился посетитель Александры. Устремил взгляд на портрет матери и задумался.
- Загадочная была, - сказал после долгой паузы. - Замуж не выходила, кавалеров я около неё никогда не видел, близко к себе никого не подпускала - ни мужчин, ни подруг, ни коллег, ни учеников, которые ее очень уважали и изрядно побаивались. Со всеми отношения… хорошие, ровные, но больше деловые, чем доверительные. Да, что ученики, коллеги… я прожил с матерью больше 60-ти лет… но почти ничего о ней не знаю.
Смирнов тяжело, порывисто вздохнул, помолчал и, с трудом превозмогая уже привычную горечь потери, продолжил.
- Иногда, в юности, в ранней зрелости казалось даже, что она меня и никого вокруг не любит. Вся ее жизнь осталась где-то там, где ее уже нет, а нас в этой жизни и не было никогда. Этот мир далёкий, необыкновенный, яркий и хрустальный. Не сравнить с нашей серостью, обыденностью и скукой. Помню ее поражённый ужасом взгляд, когда признался матери, что решил идти учиться в Индустриальный техникум и когда принёс первую зарплату с завода. «Мой ли ты сын?» - словно кричали ее глаза.
- Что она рассказывала о жизни в Москве до вашего рождения?
- Никогда ничего не рассказывала…
- А что говорила о вашем отце?
- Никогда и ничего. Ни о нем, ни о каких-либо других родственниках.
Александра вновь почувствовала острую печаль и горечь в рассказе своего посетителя, и с ещё большим вниманием принялась разглядывать портреты его матери.
Как волна из прошлого загадочной дамы в ее сознании всколыхнулись непонятные образы: с пронзительным до боли, громким хрустальным звуком обрушилось наземь и разбилось вдребезги тяжёлое настенное зеркало. «Как сердце мое, мое сердце…», - прозвучали чьи-то слова.
- А зеркало, зеркало … тоже не уцелело после погрома квартиры вашей матери? - спросила Александра.
- Зеркало? - удивился Смирнов. - Зеркал не было в ее квартире. Мать не смотрела на свои отражения. Всю жизнь будто отторгала свою красоту, не любила страшно, когда комплименты об ее выдающейся внешности делали.
Александра в удивлении нахмурилась и вновь сосредоточилась на портрете Смолянской.
Лепестки красных роз устлали пол и закружили в яркой метели. Синяя шаль бережно укрыла плечи. И кто-то, волнуясь и страдая, яростно зашептал:
- … Белый саван, белых роз;Деревцо в цвету,;И лицо поднять от слез;Мне невмоготу…
- Офелия! - убеждённо воскликнула Александра, оторвавшись от портрета Евгении Петровны.
- Офелия? - не понял Смирнов.
- Ваша мать блистала в постановке «Гамлета». Очень талантливой, подающей большие надежды театральной актрисой была. Но что-то страшное с ней случилось… 60 лет назад.
- Я всегда это знал, всегда чувствовал, мать своё горе умело скрывала, но всю жизнь им только жила. Ну, что теперь… Ее жизнь закончилась, ничего уже не попишешь, нужно все забыть, правильно жена моя говорит, - Алексей Николаевич устало закрыл глаза.
- Да нет, ничего забывать не нужно, - ответила Александра. - Старые письма не случайно украли. История ещё не закончилась.
- Какая история?
- А вот это мы и должны выяснить! Я хотела бы завтра посетить квартиру вашей матери, Алексей Николаевич, вместе с вами и… вашей дочерью.
- С Аней? - удивился Смирнов. - Что и говорить, Аню мать больше всех нас любила. И похожа моя дочь на мать в молодости просто необыкновенно.
- А ещё именно сейчас Аня репетирует роль Офелии в студенческом театре.
- Откуда вы знаете? - вновь удивился Смирнов.
А Александру посетил образ девушки, бледной в волнении, в белом платье, с маленьким пластмассовым букетиком белых цветов.
Между тем их разговор перевал новый визитёр. В чёрных джинсах и кожаной коричневой куртке.
- Рад вас видеть, Александра! Здравствуйте, Алексей Николаевич! - приветствовал всех сотрудник городского отдела уголовного розыска Андрей Колесников.
Смирнов, попрощавшись с молодой женщиной и условившись о встрече завтра, торопливо собрал со стола портреты матери и, не обращая внимания на новое действующее лицо, удалился вниз по лестнице.
А Колесников, симпатичный мужчина средних лет, уверенно занял место напротив Александры.
- Вот ведь, обиделся! Очень важный человек в нашем городе. Главный конструктор КБ крупного завода, а мы дело о налёте в квартиру его покойной матери закрыли. Бумаги какие-то потерял! Ни ценности, ни деньги! Смешно!
- Совсем не смешно! - грустно возразила молодая женщина, а затем яростно воскликнула. - Этому человеку грозит смертельная опасность! Вы сегодня же должны установить за ним круглосуточное наблюдение!
- Ничего себе! - присвистнул от удивления Колесников.
- Вашей криминальной статистике не достаёт убийств?
- Достает и с избытком. Но вы уверены?
- Абсолютно! - Александра была непреклонна. - Не позволяйте ему ходить одному по городу. Звоните, куда следует, сейчас же.
- Ну, хорошо, хорошо.
Колесников энергично поднялся со стула, достал из кожаного кармана айфон, отвернулся и быстро начал давать кому-то указания.
А когда вернулся,заговорил озабоченно:
- И у меня к вам дело! Срочное! Очень!
И положил на стол фотографию.
- Александра склонилась над снимком, секунду напряженно вглядывалась, а затем решительно воскликнула:
- Едем!
Свидетельство о публикации №225051101690