Каникулы у бабушки

               
 Детство моё прошло при Союзе. Как и многие дети из СССР я проводил его у бабушек. Дедов у меня к тому времени уже не было, да и бабушка была одна, Клава,  папина мама. Но зато была ещё прабабушка Наташа, мамина бабушка. Вот к ним мы и ездили каждое лето. Мы тогда жили в Крыму, а бабушки жили на Кубани и чтобы добраться до них нужно было пересечь Керченский пролив на пароме. В одно из таких лет, мы и отправились на летние каникулы к нашим бабушкам.
 Мне очень нравилось плавать на пароме, когда наш автобус и другие автомобили загоняли на этот большой (как мне тогда казалось) железный корабль и я с верхней палубы, вцепившись в ограждение, наблюдал, как удаляется берег, на котором я только что стоял, вдыхая  морской воздух, пахнущий йодом. Паром не много покачивало, когда он плыл по волнам и было полное ощущение, что я плыву на корабле, а воображение добавляло сцены из пиратских романов. Над паромом всегда кружило множество чаек попрошаек, которые привыкли, что кто-нибудь обязательно будет кидать в воздух им кусочки хлеба. Эти чайки хохотуны словно насмехались над людьми, издавая заливистый крик, похожий на хохот. Я тоже их частенько кормил, предварительно выклянчив  у родителей краюху хлеба. Отламывая маленькие кусочки хлеба, я весело кидал их в небо, наблюдая, как пикируют за снедью эти морские птицы. А когда заканчивался хлеб, то с интересом наблюдал, как от борта парома расходятся волны и на их верхах создаётся пена. Это было завораживающее зрелище. А ещё иногда кто то кричал:
 – Смотрите, дельфин! – и все сразу устремляли свой взор в ту сторону, куда указывал сказавший это. Такое случалось редко, поэтому внимание всех было приковано к тому месту, где показывалась и исчезала в воде мокрая спина дельфина.
 Расстояние между берегов, которое изначально казалось большим, а противоположный берег виделся, как узкая полоска на горизонте, слегка волнистая от холмов, как то незаметно сокращалось и вот мы уже швартуемся к причалу. Незаметно пролетало время переправы на пароме и всегда было жаль, что оно так быстро заканчивалось.
 А на пристани не далеко от того места, куда причаливал паром сидели бабушки и продавали варёные, мелкие креветки. Они насыпали их в кулёчки скрученные из обычных газет, на подобие тех, в которых продавали семечки и я всегда просил отца купить мне кулёчек, так как очень эти креветки мне нравились. Мама и отец их почти не ели, а я с удовольствием их уплетал. Ел креветки я целиком, прям с хитином ибо чистить такую мелочь было не благодарным делом, да и не очень то этот панцирь на них ощущался. Он был тонким и не прочным, как будто плёнка. Но за то мяско и сок, который сохранялся под панцирем были такими вкусными!
 Дорога к бабушкам лежала через живописные станицы и хутора Краснодарского края. Помню вездесущую пыль, что поднималась от машин и автобусов и придорожную траву всю в пыли.
 Наконец то мы добирались до автостанции города Крымск и в её здании находили прохладу от знойного южного солнца. Само здание автостанции мне тогда казалось большим и высоким, а на одной из её стен было нарисовано огромное панно, где был изображён рейсовый автобус выезжающий из за поворота горного склона. И по моему были нарисованы даже пальмы, потому что помню, как я всякий раз удивлялся, видя эту картину, откуда тут пальмы? А художник, нарисовавший это панно, наверное изобразил пейзаж, возле города Сочи, где я тогда ещё не был.
 Дальше мы ехали на такси по дороге, где росли раскидистые тополя, называемые в народе – "белолистки". Они росли по обе стороны от дороги, которая, какой то участок была прямой, с пару километров и эти раскидистые деревья, так причудливо смыкали свои ветви в вышине, что казалось, что едешь в каком то туннеле. Особенно завораживало это зрелище, когда мы ездили по этой дороге ночью и свет от фар машины освещал полукруг из ветвей и листвы, а впереди по дороге был мрак и казалось, что мы въезжаем в какую то бездну. Это были не забываемые ощущения детства.
 И вот наконец то мы приезжали на место, где жили мои бабушки. А места эти были очень живописные. Небольшой посёлок расположился не далеко от подножья не высоких гор, покрытых лесом, а на равнине, вдоль протекавшей здесь реки, были поля. Тут  начинался Кавказский хребет. Когда то здесь было несколько хуторов, которые со временем срослись в одно поселение, но жители до сих пор называли отдельные его части хуторами. На въезде в поселение находилась Шепталка или хутор Шептальский, потом по центральной улице были Домики, Колодец, дальше Армянский, в бок уходила улица Труда, а с права были прежние хутора Грушёвая балка, Глинище, Гора. Прямо, в сторону гор были хутора ставшие улицами Заречная и Собачёвка.
 Одна моя бабушка, та что являлась мне прабабушкой, жила посреди этого поселения на центральной улице, которая тянулась вдоль речки, с причудливым названием Псыш. А вторая жила за речкой вместе со своим сыном и моим дядей Колей. Дядь Коля был в разводе, поэтому обитал в отцовском доме и помогал своей матери по хозяйству, моей бабушке Клавы. А ещё он работал плотником в совхозе.
  Останавливались мы обычно у прабабушки Натальи, а к бабушке Клаве частенько ходили, иногда по нескольку раз за день.
 Прабабушка Наташа была очень добрым человеком. Пережив голод, войну и разруху, она трепетно относилась к еде и считала своим долгом всех накормить. А так как в ту пору о которой я начал свой рассказ, я был единственным ребёнком в семье, то вся её вселенская забота и миссия спасения от недоедания, пережитого в войну, взвалилась на меня, в виде объекта по кормлению.
 Первые её слова, когда она меня увидела были:
– Какой худенький, – так она сказала, всплескивая руками. А надо сказать, что в тот год врач мне поставил диагноз – ожирение третьей степени. Но для бабушки Наташи (буду её так называть, потому что я её тогда и воспринимал, как бабушку, а не как прабабушку) я был худеньким.
 Бабушка Наташа держала тогда несколько кур, это я помню точно, но вот уток не помню. Несмотря на это она кормила меня жареной картошкой с жаренной же уткой. А аппетит у меня был не особый тогда, я больше "лисьлисьничал", как это называла моя мама и любил сладкое.
 Помню, как бабушка меня заинтересовала тем, то сказала, что если я съем всё, что лежит в тарелке, то увижу, что нарисовано на её дне. Я не знаю, сколько ещё детей в мире повелось на этот развод, но тогда я не догадался сдвинуть картошку с мясом утки в сторону и посмотреть рисунок на дне тарелки. И я съел почти всё, пока не разглядел на дне уточку. В общем не надо объяснять, что желание бабушки накормить правнука, тяготило меня все летние каникулы, которые я провёл в гостях у бабушек.
 Одно меня радовало там в плане еды, это бабушкины пироги. Это было вкусно. Очень! А наблюдать, как она приготавливала их, было ещё и интересно. Бабушка Наташа пекла свою сдобу в летнее время в не дома. Во дворе, стоял небольшой навес, под которым располагалась её летняя кухня. Там стояла уличная печка с трубой и небольшой стол. Здесь она творила чудеса кулинарии. Начиналось всё с разведения огня в печке и пока горел огонь, бабушка варила кашу для курей и поросёнка. Параллельно с этим она замешивала тесто на хлеб или пироги. А я крутился рядом и как заворожённый смотрел на все её действия. Нельзя сказать, что я не видел до этого, как готовиться пища, но в руках бабушки, да ещё на открытом воздухе с печкой, под её рассказы, это было волшебно. В печи раздавался треск горящих дров, на плите булькало варево в большой кастрюле для поросёнка, а бабушка колдовала с тестом и рассказывала мне различные истории из своей жизни. В миску с мукой отправлялась соль и дрожжи, разбивалось одно или два яйца и добавлялась вода или молоко, смотря что она готовила. После замешенное тесто накрывалось чистым полотенцем и оставлялось отдохнуть на какое то время. А пока тесто подходило, бабушка снимала с плиты свинячую кашу и начинала варить борщ или суп с лапшой. Ароматы стояли конечно вокруг слюноотделительные! Пока печь не прогорела, варился борщ или суп, а затем, когда в печке оставались уже угли, бабушка засовывала туда пирог или пирожки на противне, как в духовку и пекла. Вкуснее этих пирожков и пирогов я больше никогда не пробовал. Начинка была разная, но итог всегда один – вкуснотища. Кстати рядом с этой, так называемой летней кухней росло грушёвое дерево. Сорт был ранний, летний, поэтому мы лакомились грушами ещё летом, не дожидаясь осени. А плоды у груши были сладкие словно мёд. Бывало осы прилетят и давай покусывать плоды, а там где проткнут кожуру выделяется сок, сладкий сладкий. Вот из этой груши бабушка частенько пекла пироги. А ещё она её плоды разрезала пополам и подвяливала на солнце, а потом досушивала в той же самой печи, когда доставала из неё пироги, но печь ещё была тёплая. Сушка из груши получалась, как мармелад.
  И вот получалось так, что за один раз на печи готовилась каша для поросёнка и кур, борщ или суп, для нас, ещё она, что то могла пожарить на второе, потом испечь пирог и засушить "фрукту". Так, кстати бабушка и говорила на фрукты. А ещё она варила компоты, клубничный, малиновый, с вишней и другой "фруктой", смотря, что созревало в данное время или микс всего со всем. Или делала вареники. Кроме классических с картошкой и жаренным луком, она ещё приготавливала их с какой-нибудь "фруктой", с вишней или шелковицей, или клубникой. В саду у неё было не много деревьев, но как не странно всегда была, какая-нибудь ягода или "фрукта" в наличии. Помню росли ещё, кроме груши, три яблони. Одно дерево было осеннего сорта Джонатан (красное, пахучее) и второе дерево сорта Семиренко, поздний сорт и было ещё, какое то  летнее, то ли Белый налив, то ли полосатое какое то, точно не помню. В конце сада росла жёлтая черешня. Конечно был виноград на перголе, Лидия и Изабелла. Было много клубники и малины, которую бабушка ещё и продавала, а из лишней, варила пахучее варенье. Торговля не всегда была удачной, так как у всех росли и малина и клубника, но тем не менее, что то удавалось продать. Но думаю, что бабушка ходила на местный рынок не для этого.  Местный рынок был скорее всего местом для получения и обмена информации. Сюда стекались все новости и вести о происшествиях, которые происходили в этой местности. А так же создавались сплетни и байки деревенских жителей. Бабушка с некоторых пор жила одна, так как и её муж Андрей, и единственный сын Пётр, рано ушли из жизни. Поэтому бабушка коротала время на рынке в свободное от хозяйских дел время и то, это было, когда к ней не приезжали внучки в виде моей мамы или моих тётушек. Ну, а теперь и я.
 Соседкой у бабушки Наташи с одной стороны была баба Капа. Ну по крайней мере все её так называли. Это уже годы спустя я узнал, что её полное имя Капитолина. Вот они и сидели частенько вдвоём на лавочке перед калиткой во двор, вспоминая былые времена и обсуждая новости. А мою бабушку Наташу, баба Капа, называла Анисимовна. Так я узнал, что моего пра прадеда по материнской линии звали Анисий. Вот так они и сидели по вечерам на лавочке, а я качался на качелях, которые мне соорудил отец из верёвки и доски, подвесив её возле лавочки на ветку клёна, который рос перед калиткой во двор. Я качался, а бабушки говорили о своём. В общем так и продолжалось бы моё не затейливое пребывание у бабушки и дальше, если бы я не познакомился с соседским парнишкой Сашкой. Но это была уже другая история.