Клятва скитальца

В сумерках старого Исфахана, среди узких улочек древнего города, я сидел в чайхане с облупившимися стенами, на которых едва угадывались фрески времен Сефевидов. Напротив меня расположился уставший путник с обветренным морщинистым лицом. Он не притрагивался к своему чаю, вместо этого вертя в руках потертый медальон на серебряной цепочке.

– Видите этот медальон? – спросил он, заметив мой взгляд. – В нем нет портрета, но есть клятва, написанная мною сорок лет назад.

Он раскрыл медальон и позволил мне прочесть строки, выгравированные внутри тонким, изящным почерком:

Пери, пери, позор мне,
Если я увижу земную жену,
И с нею пребуду удовлетворенным,
Или перестану вздыхать и тосковать по тебе. (1)

Когда я поднял глаза, выражение его лица изменилось – взгляд устремился куда-то вдаль, за стены чайханы, за пределы Исфахана, словно через пространство и время.

– Мне было девятнадцать, – начал он тихо, – когда я увидел её на берегу Каспийского моря. Закат окрашивал воду в цвета расплавленного золота, и она стояла по щиколотку в волнах, с крыльями, сотканными из вечернего света.

– Вы видели настоящую пери? – спросил я, не в силах скрыть скептицизм.

Он улыбнулся, не обидевшись на мой тон.

– Каждый видит пери по-своему. Для одних она – лишь персонаж сказок, для других – метафора недостижимой красоты. Для меня она была реальнее всего, что я встречал до и после.

Он сделал глоток остывшего чая и продолжил:

– Она не говорила со мной, лишь смотрела глазами цвета горного неба. А потом развернулась и пошла в море, с каждым шагом уходя всё глубже, пока волны не сомкнулись над её головой. Я бросился следом, но нашел лишь пустую воду и перламутровую раковину на песке.

Старик осторожно закрыл медальон и спрятал его под одежду, ближе к сердцу.

– С того дня я отправился на поиски. Объездил весь Персидский залив, исходил берега Каспия, взбирался на вершины Эльбурса и спускался в долины Шираза. Я искал ее в отражениях озер и в миражах пустынь. Миновали весны и зимы, десятилетия сменяли друг друга, а я всё искал.

– И вы ни разу не нарушили своей клятвы? – спросил я, кивая на медальон у его сердца.

Морщины вокруг его глаз собрались в подобие улыбки.

– Были те, кто пытался заставить меня забыть. Дочь купца из Шираза, чьи глаза напоминали звёзды в безлунную ночь. Танцовщица из Бухары, двигавшаяся словно языки пламени. Вдова с побережья, голос которой звучал как песня южного ветра. Но каждый раз, когда я был готов нарушить клятву, я чувствовал на своей коже соленый бриз Каспия и видел перед собой её глаза.

Он замолчал, разглядывая узоры на ковре под нашими ногами, словно в них скрывалась карта его странствий.

– Теперь я стар, – продолжил он наконец. – Моя борода белее снегов Демавенда, а спина согнута годами поисков. Но иногда, в предрассветный час, когда мир балансирует между ночью и днем, я чувствую её присутствие – легкое как крыло мотылька прикосновение к моему лбу, едва уловимый аромат жасмина и моря.

– Вы сожалеете? – спросил я, глядя на его узловатые пальцы, сжимающие чашку.

– О чем? О том, что не выбрал земную жену, дом с садом и детей, играющих под гранатовыми деревьями? – Он покачал головой. – Жизнь в погоне за видением может показаться пустой тратой времени. Но я прошел через горы и пустыни, видел рассветы над святынями и закаты над руинами древних городов. Я слышал песни, которых больше никто не поет, и читал стихи, написанные на языках, которые давно мертвы.

Он поднял глаза, и в них я увидел не угасший огонь юности:

– И в каждом прекрасном мгновении, в каждом чуде этого мира я видел отблеск её красоты. Каждый шаг моего странствия был шагом к ней, даже если я никогда не достигну цели в этой жизни.

Над Исфаханом сгущались сумерки. Звучал вечерний азан, призывая верующих к молитве. Мы вышли из чайханы на узкую улочку, и старик остановился, глядя на первые звезды, проступающие на темнеющем небе.

– Говорят, пери обитают между землей и небесами, – сказал он тихо. – Может быть, скоро я присоединюсь к ней там, на границе миров.

Он повернулся, чтобы попрощаться, и в последних лучах солнца мне показалось, что позади него мелькнула тень крыльев – должно быть, игра света на старых кирпичных стенах.

– Пери, пери, позор мне, если я перестану тосковать по тебе, – прошептал он в вечерний воздух, и его слова словно растворились в наступающей темноте.

Когда я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на странника, улица позади меня была пуста, лишь аромат жасмина и соли висел в воздухе, принесенный ветром неизвестно откуда.

_______________

 (1) Persian Tales, translated by D.L.R. Lorimer and E.O. Lorimer and illustrated by Hilda Roberts, 1919.