Метро

Гроза разыгралась не на шутку – сквозь стеной идущий ливень то тут, то там раздавались её яростные вскрики. Окно большой комнаты тряслось, принимая на себя основной удар капель и флюиды грозовых разрядов. Треск в голове синхронно с разрядами молний бил в виски, не позволяя заснуть. Перевернувшись на другой бок, я в n-й раз принял решение, что больше ворочаться точно не буду. Но передумал уже через несколько мгновений. Откинувшись на спину, я открыл глаза и уставился в потолок. Отражения фар проезжающих мимо дома машин светлячками плыли по потолку. Наблюдая за их неспешным исчезновением в другом конце комнаты, я не обратил внимания на сонный голос, заглушаемый шумом грозы.
- Тоже не спишь? – наконец донеслось до меня.
Не поворачивая головы, я угукнул матери и продолжил созерцать перемещающиеся огоньки на потолке. Из-за ремонта в квартире, приходилось ночевать в одной комнате с мамой, что обернулось бессонными ночами и неожиданно возникшими головными болями. После нескольких минут молчания, мать вновь заговорила:
- Антон, можешь прекратить винить себя в этом – ты сделал всё, что мог. И ни в чём не виноват.
Зачем она опять заговорила? Неужели нельзя было просто промолчать и сделать вид, что все заснули и всё хорошо? Я заговорил сначала тихо, потом всё повышая голос:
- Я не могу прекратить винить себя. И знаешь почему? Потому что я мог сделать гораздо больше! Несоизмеримо больше! Всё было в моих руках и..и…
Меня прервал звук сирены с улицы, тоскливо оглашающий весь район об одной только ей известной опасности. Несколько мгновений я непонимающим взглядом смотрел на маму, затем быстро вскочил с постели и подбежал к окну. Гроза прекратилась так же неожиданно, как началась. Движение на дороге остановилось, люди выходили из машин и с непонимающим видом спрашивали у прохожих, в чём дело. Те лишь пожимали плечами и оглядывались по сторонам. Из магазина напротив торопливо выходили люди с тележками и пакетами. Окна в соседнем доме начали одно за другим загораться, а на балконы выползали полусонные москвичи.
- Что там? – спросил взволнованный голос из-за спины.
- Все вышли на улицу. Никто ничего не понимает. Неожиданно на фоне заунывной сирены раздался душераздирающий женский крик.
- Что происходит? – мать уже поднялась с кровати и накидывала халат.
- Люди на улице волнуются, - продолжал конспектировать я.- кто-то, похоже, упал в обморок… Там куда-то указывают… О, Боже!
Запутавшись в рукавах халата, родительница подскочила к окну, и в глазах её застыл ужас. На горизонте, только недавно чёрном, как смоль, красной кляксой растекалось зловещее марево. Где-то вдалеке прозвучали глухие раскатистые удары.
- Это со стороны центра… - почему-то шёпотом проговорила побледневшая мать.
Я, не обращая внимания на последние слова, продолжал наблюдать происходящее за окном. Улицы начали наводняться людьми, из соседнего подъезда выбежал мой школьный друг Васька Марков и, размахивая пакетами из «Перекрестка», побежал вдоль шоссе. За ним следом по мере своих возможностей быстрым шагом шли его родители, поддерживая старую бабушку. Этажом ниже разбилось стекло, и из него вылетело что-то чёрное и громоздкое. Крики доносились до окон 10-го этажа, перекрывая друг друга и сливаясь в один комок звуков.
- Вы это видели? Нет, вы это видели?
- Что там произошло?
- Бомбёжка?!..
- Это удары с воздуха, я вам говорю!
- Помогите! Человеку плохо!
- В укрытие. Скорее в укрытие!!!
- Мама-а!..
Переполох на улице завораживал и не давал оторваться от окна…
Твёрдая рука отца оторвала меня от окна и хлестанула пару раз по щекам.
- …Собирай вещи, слышишь?! Перестань стоять столбом!
Я, придя в себя, потянулся к рюкзаку и начал набивать его всем, что подвернулось под руку. В квартире уже царил хаос. Мать с отцом носились по комнате и запихивали самые ценные и нужные на их взгляд вещи в огромные «рыночные» сумки. Звуки с улицы полностью сбивали с толку, да и странно было наблюдать за родителями в таком состоянии. Запихнув в карман мобильный телефон, я подошёл к орудующему на кухне отцу и, дотронувшись до его локтя, тихо спросил:
- Пап… Нам объявили войну?
Бросив на меня быстрый взгляд, он уже хотел продолжить вытряхивать ящик с серебряными ложками в сумку, но вдруг остановился. Взял меня за руку. С улицы, перекрикивая какофонию звуков, доносился взволнованный голос из динамиков.
- Внимание всем! Только что поступило сообщение о ядерной атаке на Россию. Лучшим убежищем Москвы являются станции Московского Метрополитена. Собирайте вещи и немедленно двигайтесь к ближайшей станции метро! Там вас обеспечат всем необходимым для жизни и позволят переждать атаку. Еще раз повторяю…
Отец сорвался с места, таща меня за собой.
- Таня! Быстрее – у нас мало времени! Хватай, что успела, - бежим к метро!
Мама спешно последовала за ним. Выбежав на лестничную площадку, мы попали в огромное столпотворение. Соседи из сто сорок шестой с громадными чемоданами орали на соседей из сто сороковой, пытающихся протолкнуть коляску с ребёнком. Один ловкач, разогнавшись, перепрыгнул через предмет затора и устремился вниз по лестнице.
- Уберите чёртову коляску, - рычал всегда такой мирный и положительный добряк с пивным пузом дядя Володя. – она мешает пройти моей семье и верхним этажам!
- Подождите, сейчас спустим… Понимаете ли, мне очень тяжело тащить её несколько этажей… Если бы кто помог… - лепетала женщина невысокого роста. По-видимому, мать ребёнка, плачущего в коляске.
- Да убери ты эту коляску, возьми ребёнка на руки, чёрт тебя дери! – продолжал чертыхаться дядя Володя.
- Понимаете ли, в коляске находятся семейные ценности… Мы не можем… Оттолкнув лепечущую женщину, дядя Вова протянул руку к коляске и вытащил оттуда плачущий розовый комок. Все охнули. Не обращая внимания на реакцию окружающих, мужчина впихнул ребёнка онемевшей женщине в руки, а коляску, приподняв, швырнул в открытые двери сломавшегося лифта.

- Пошли, - буркнул он своей жене, держащей за руку двоих детей лет семи-десяти, и двинулся вниз по сравнительно освободившейся лестнице. - Но как же это…Что ж это… Люди!..
Кто-то сочувственно накинул на плечи женщины с ребёнком свою куртку, и уже через секунду о бедной маме все забыли.
- Вы спускаетесь или как? – сверху наседали какие-то новосёлы, которых я впервые видел.
- Да-да… Пойдем, Валера, давай же! – мать схватила отца за куртку и потащила вниз, - Антон, не отставай.
Проходя мимо женщины с ребёнком, отец неожиданно притормозил.
- Вам помочь?
Она лишь растеряно кивнула. Схватив свободной рукой ребёнка, папа улыбнулся женщине и жестом показал, чтобы она следовала за нами. Стараясь не отставать от родителей, я бежал по лестнице вниз мимо кричащих, ссорящихся, что-то волокущих людей, каждый из которых был с головой занят своим делом. Кто-то сетовал на весь этаж, как повезло его брату, который наверняка в это время ехал в метро с работы. Кто-то просил помощи у пробегающих мимо соседей. Кто-то просто в панике рвался к выходу. Наконец, преодолев первые этажи полупустого уже дома, мы оказались на улице. Крикнув «с дороги!», меня тут же чуть не сбил с ног пронесшийся мимо мужчина.
Я заметил, как что-то блеснуло у него в руке, но меня уже увлекала за собой мать. Удаляясь от дома, я услышал позади выстрелы, но не рискнул даже обернуться. Поток людей нёс меня вдоль шоссе, и я рисковал каждым неверным движением отстать от родителей. Боковым зрением я увидел, как ехавшая по шоссе иномарка сбила перебегавшего дорогу человека, и, даже не притормозив, помчалась дальше. Ощущение всеобщей паники охватило и меня. Сердце бешено билось в груди, отдавая в ушах; руки дрожали от волнения.
- Ну, вот мы и рядом, - облегчённо вздохнула мама.
Мы были неподалёку от торговых ларьков, окружавших нашу станцию метро. Я повернул голову и увидел отца с ребёнком на руках и бегущую рядом крохотную женщину.
- Еще немного, сынок, и мы в безопасности… Мы уже рядом, - без устали повторяла мать.
Подсвеченная красным неоном, буква М показалась мне светом над райской лестницей. Осмелев, я побежал быстрее, таща за собой родительницу.

А вот и они – знакомые стеклянные двери и виднеющиеся за ними кассы. Рядом с выходом из метро находилось множество людей, среди которых можно было разглядеть линию милиции. Сотрудники правопорядка пытались сдержать напор людей и дисциплинированно пропускать перепуганных москвичей, но это им слабо удавалось. Спустя мгновение, я понял почему. Кордон был явно «самодельный» и состоял из четырёх милиционеров, двух молоденьких солдат, двух каких-то людей в гражданском и крикливого мужчины в фуражке. Последний, видно, был здесь главным, судя по фуражке и поведению человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются.
- Давайте, поторапливайтесь! Осталось меньше двух минут до закрытия гермоворот! – его голос испугал и придал сил. Я вклинился в толпу и начал, работая локтями, пробираться к стеклянным дверям. Крики родителей за спиной только придавали сил и, оттолкнув в сторону какого-то мужчину в кожаной куртке, я остановился перед милиционером кордона.
- Товарищ милиционер, пропустите, пожалуйста, меня и маму с папой! – неожиданно для себя смелым голосом проговорил я, жестом указывая на них.
Мужчина в синей униформе строго посмотрел на меня, затем на обнимающую меня мать, и отошёл в сторону.
- Проходите мимо турникетов, они уже отключены. Спускайтесь вниз и ждите дальнейших указаний, – сухо проговорил он и вновь занял свой пост.

Я радостно тащил вперед маму, как вдруг услышал за спиной вскрик и почувствовал, как она остановилась на месте. Нетерпеливо обернувшись, я уже хотел поторопить родителей, как вдруг понял, в чём дело. Вместо отца нас сопровождал тот самый мужчина в кожаной куртке. А из-за стеклянных дверей, из-за налегавших друг на друга в ярости людей, сквозь заунывный вой сирены и раздающиеся где-то вдалеке хлопки, я увидел отца с крошечной женщиной и ребёнком на руках. Она лежала на асфальте и что-то говорила, протянув к его лицу свои руки. Он внимательно слушал, присев и взяв её руки в свои, как будто это помогало ему лучше слышать.
- Валера! Валера! Вале-ер!.. – в исступлении закричала мама и рванула к выходу. Её вовремя подхватил капрал в синей фуражке (а про себя я его прозвал именно так - Капрал) и, глянув на неё, крикнул прямо в лицо:
- Мать, тебе что – жить надоело?
Я был уже рядом и орал, обращаясь к Капралу, изо всех сил:
- Товарищ милиционер! Там наш папа! Он за дверью остался с женщиной и ребёнком! Его срочно нужно впустить! Вон он – его даже видно отсюда.
- Не могу, - пристально взглянув на меня, отчеканил Капрал, - по правилам, спустя шесть минут, мы должны закрыть гермоворота. Если вы сейчас же не спуститесь вниз, то вы рискуете нарушить эвакуацию мирных граждан по меньшей степени, а по большей - вынуждаете меня оставить всю вашу семью на поверхности или же применить оружие. Советую не вынуждать меня на крайние меры.
- Но вы не понимаете!.. Он же там – в десяти шагах от входа…
- Повторять не намерен, – рука Капрала угрожающе легла на кобуру. – Никольский! Убрать отсюда женщину с ребёнком! Немедленно. Подбежавший к Капралу солдатик сгрёб меня с матерью в охапку и потащил вниз по лестнице мимо почему-то неработающего эскалатора. Я брыкался изо всех сил, но объятия солдата оказались неожиданно крепкими. Мы уже подходили ко второму кордону, как я всё же умудрился исхитриться и вывернуться из объятий солдата.

- Стой!
Игнорируя несущиеся вслед крики, я понёсся против течения спускающихся вниз людей. Избежав встречи с Капралом, который уже начинал уводить своих людей, я приложил лоб к стеклянной боковой стенке станции.
- Где же ты… Ну где же…
Наконец, в толпе пытающихся пройти внутрь людей я разглядел знакомый силуэт, державший на руках ребёнка. Я кричал, я бесновался – только бы он услышал меня. Заметившие меня милиционеры уже что-то говорили Капралу, но я не обращал на них внимания.
- Отец! Оте-ец! Я тут, отец!
О чудо! Наши взгляды пересеклись и он, выбравшись из толпы, подбежал к стеклу с другой стороны.
- Сын… Я всегда буду рядом с тобой, слышишь!
- Папа…
- Ага, попался!
- Не трогайте его, сволочи! Антон, всё будет хорошо, Антон, слышишь?
- Па-ап!
- Я всегда буду рядом, Антон, всегда, слышишь! Всегда…
Я открыл рот, чтобы крикнуть что-то еще, что-то важное, но почувствовал сильный удар по затылку и, качнувшись, упал в чьи-то крепкие руки.

Слегка поднапрягся и написал-таки первую главу Нерасказанных Историй.

Пролог.

Глава 1.

Смерть. Пожалуй, одна из главных загадок человечества. Разные народы воспринимали её по-разному.
Ацтеки считали лучшей смертью гибель в бою. Душа бойца всегда найдёт покой в чертогах бога войны. При этом надо полагать, что смерти воины ацтеков не боялись и воспринимали её как награду за свои боевые навыки.
Индейцы племени Майя считали, что после смерти (причём не важно, каким образом умер человек) они попадут в ад, называемый Митнал. Наверное, никто не желал попадать в страну вечных мучений, поэтому индейцы этого племени, скорее всего, умирали неохотно.
Волею судьбы, люди, окружавшие меня на протяжении всей жизни, делились на «ацтеков», «майя» и «не определившихся». К последней категории относились люди, ищущие (зачастую, сами об этом не догадываясь) пресловутый «смысл жизни». Жили и умирали они по-разному – кто-то находил тот самый «смысл» и закрывал глаза со счастливой улыбкой на губах; кто-то, так и не найдя своей роли в окружающем хаосе, становился зол на весь мир или вовсе сходил с ума; а некоторые, так и не успев разобраться с этой тайной, жили и уходили из жизни с нетерпеливо-разочарованным выражением лица.
Слава Богу, моя мать нашла свой смысл жизни, прежде чем её покинуть. И сейчас спокойная улыбка на её посиневших губах говорила об этом.
- …Она была хорошим человеком, матерью, другом… - доносились до меня издалека слова священника, - И в трудную минуту любой из вас мог придти к ней за помощью. И получить её, ибо доброта переполняла её сердце…
Да, она решила, что целью жизни является помощь людям и воспитание сына. Бесспорно, Бог, в которого она так верила и заставляла верить меня, наградит её и даст какой-нибудь домик там, на небесах…
- Антон, ты ничего не хочешь сказать? – Раздался голос у меня над ухом. Священник пристально смотрел на меня в упор.
Деваться было некуда, хоть мне и хотелось сейчас побыть наедине самому с собой. Я отошёл от тела и оглянул беглым взглядом находящихся передо мной людей.
Надо отдать маме должное – разночинного люда на её похоронах собралось более чем достаточно. Тут были и толстые торговцы, и побитые жизнью нищие, и плачущие женщины всех возрастов, и подобающие своим матерям ревущие детишки, и вечно мокрые парни с водокачки, и только что пришедшие с поста дежурные станции во главе с моим другом Игорем, и даже кое-кто из начальства. Совсем не хотелось выливать душу всем этим людям, так что им хватит и нескольких красивых фраз.
- Всё, что сказал отец Георгий, правда. Моя мать действительно была хорошим, если не лучшим человеком на нашей станции. И нам всем будет трудно пережить эту потерю. Я, как и вы, скорблю по матери, так рано покинувшей нас. Но я уверен, что за добрые дела ей воздастся на небесах. Аминь.
- Аминь, – раздалось несколько встревоженных голосов, а чей-то детский недоумённо спросил «Мам, а что такое небеса?».
Я отошёл в сторону, рассеянно принимая соболезнования.
- Ты как – нормально? – это был Игорь.
- Да, держусь кое-как.
- Молодец. Прими и мои соболезнования. Твоя мать была отличным человеком. Мне очень жаль.
- Спасибо. Видно, ты заглянул не только, чтобы отдать дань моей матери? – улыбнувшись, грустно произнёс я.
- Тон, честное слово, в первую очередь я сюда пришёл как твой друг и друг твоей покойной мамы. Но ты, как всегда, прав. – Игорь потупился, - смена караула, сам понимаешь…
- Да и ладно, не хочу смотреть на очередной ритуальный костёр.
- Антон! Это же твоя мать! Хочешь, я Капрала обойду как-нибудь и на вторую смену вместо тебя пойду?
- Игорёк, спасибо огромное, но я понимаю, что такое две смены подряд. Потом и отдохну, и погорюю себе в удовольствие. Всё, побежал. – бросил через плечо я, направляясь в сторону туннеля.
Я знал, что Игорь разберётся с похоронами вместо меня, не смотря на протесты отца Георгия. Игорю я мог доверить самое дорогое.
Мысли о смерти не оставляли меня на протяжении всего Кладбищенского туннеля. Первое время здесь было настоящее кладбище – с крестами, похоронными венками, ухоженными заборчиками. Об этих временах напоминали лишь пара покосившихся обугленных крестов, да еле видные в тусклом свете эвакуационной лампы надписи на стенах: «КОСТЯ! ТЫ ВСЕГДА БУДЕШЬ В НАШИХ СЕРДЦАХ!», «ПОКОЙСЯ С МИРОМ, МАМА», «ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ВЕЛИЧАЙШИЙ ЧЕЛОВЕК НА СТАНЦИИ». Вскоре места всем желающим упокоиться с миром перестало хватать, да и ресурсов на полноценный гроб каждому покойнику станция не могла выделить. Теперь для каждого умершего устраивают похоронный костёр, и прах его развеивают у закрытых гермоворот.
Со времён Судного Дня, как его называла моя мать, я видел множество смертей. Люди погибали от истощения, от болезней, от несчастных случаев, мутантов, от руки других людей… Во время жизни на поверхности я видел смерть только на экране телевизора. Не сказать, чтобы моё сердце оставалось равнодушным к умершим людям и их семьям, но они погибали так далеко от меня, да и я не знал никого из них. Одним словом, мне было жаль, но ничего более. Когда наша жизнь перенеслась под землю, то крупным счётом ничего не изменилось – люди всё так же продолжали гибнуть из-за болезней, несчастных случаев, убийств. Ничего не изменилось, кроме одного – смерть стала ближе. Теперь она была повсюду, куда ни глянь. Сначала умерла толстая женщина с сумочкой – никто так и не узнал, как её звали. В метро её притащили на носилках два здоровых парня. Она была чем-то сильно больна, а доктора в суматохе так и не отыскали. Отмучавшись несколько часов кряду, она, тихо всхлипнув, умерла. Как оказалось позже, у неё был рак мозга на последней стадии.
Потом смерти пошли одна за другой, и, что самое для меня тогда страшное, умирали всё знакомые мне люди – сосед с первого этажа, одним из первых успевший добежать до метро, бывший школьный учитель, продавщица из ларька с мороженным… А теперь и моя мать. Последний родной человек на этом свете. Почему я не испытываю ровным счётом ничего? Почему не чувствую слёз на своих глазах, не испытываю желания броситься к окоченевшему телу и рыдать, пока не потеряю сознание? Может, дело в том, что смерть стала для меня настолько обыденным явлением, что даже потеря последнего родного человека воспринимается, как нечто естественное, само собой подразумеющееся?
Нет, быть того не может. Скоро состояние отупения пройдет и во мне снова проснётся человек. Совсем скоро…

- Эй, очнись, Антон! Долг зовёт!
Я резко поднял голову и с удивлением заметил, что уже вышел из туннеля, зашёл в оружейную и с тупым видом держу в руках только что выданный мне старый, потрёпанный временем «Калашников». Стоящий напротив меня мужчина в Бог весть откуда взявшейся ковбойской шляпе с ухмылкой на смуглом лице наблюдал, «как я впервые взял в руки оружие». На вид оружейнику было лет 37-40. Он относился к тому типу людей, которые, переступив определённый возрастной порог, перестают меняться внешне, оставаясь в таком заспиртованном состоянии еще много лет. Ростом он был достаточно высок, телосложение имел спортивное, но «груду мышц» из себя не представлял. Прямой нос и высокий лоб подчёркивали его волевой характер, а смотрящие исподлобья с усмешкой серые глаза говорили о вечном хорошем настроении, перерастающем иногда в фактически неконтролируемые приступы буйства, на что указывали огромные синяки на теле и лице его жены. Он мнил себя ковбоем из старого фильма, удивляя молодёжь, которая понятия не имеет о таких словах, как «кино», «вестерн» и «фильм с Клинтом Иствудом», которыми сыпал оружейник. Сам себя он называл Шерифом, а о настоящем имени его знал разве что начальник станции, в архивах которого хранились имена и фамилии большинства жителей.
- Сочувствую, Тоныч. Мать твоя была чудесной женщиной, – неожиданно перестав скалиться, произнёс Шериф.
- Спасибо на добром слове.
- Знаешь, я хоть и человек чёрствый и насмешливый, а маму твою жалею всей своей ковбойскою душой. – грустно усмехнувшись, неожиданно продолжил он, - одним светлейшим человеком на станции меньше стало. Жаль, очень жаль, чёрт меня дери!
- Еще раз спасибо, Шериф. Что-то ещё хочешь сказать или всё-таки отпустишь меня на заставу? – со сдержанным раздражением в голосе проговорил я.
- О, нет, сэр, что вы, сэр, не смею вас задерживать! – козырнув мне на прощание, Шериф было вернулся в оружейную, но остановился и кинул напоследок. – О твоем назначении услышишь лично от босса, парень.
Я замер в дверях и резко обернулся, сильно стукнув «Калашниковым» о наличник.
- Ты это о чём?
- Узнаешь скоро сам, - вновь заулыбался Шериф.
- О каком таком назначении, ты сказал, а?
- Я что-то говорил?
С ним возиться было бесполезно, и я, плюнув, направился в сторону платформы. На самой станции царила спокойная обстановка. Лампы эвакуационного света тускло освещали слоняющихся по станции жителей и тянущиеся вдоль путей двумя рядами палатки. Стены и потолок сильно облупились, но оно и не мудрено - кому какое дело до убранства собственного склепа? Наше последнее убежище для жизни всё же оставалось пригодным, не смотря на все испытания, выпавшие на долю его жителей. На рельсах соседнего туннеля меня уже ждали. Трое хмурых мужчин с автоматами наперевес о чём-то вполголоса переговаривались, но тотчас же замолчали при моём появлении.
- Ну что – всё в порядке? Готов? – пробасил один из них.
- Да, пошли. – я ловко спрыгнул со станции и напоследок оглянулся.
Надпись «Рязанский проспект», казалось, оставалась такой же, как и много лет назад, во времена быстрых поездов и яркой рекламы, которой так ловко обклеивали стены таджики и бедные школьники. Козырнув напоследок станции, я обернулся и пошёл со своими спутниками вглубь туннеля.

***

Уже через несколько шагов я пожалел о недавнем прыжке. Спина запротестовала, и колющая боль в нижней части позвоночника заставила меня остановиться.
- Эй, что там с тобой? – раздалось из-за спины.
- Да ничего страшного… Идём дальше.
Отдышавшись, я продолжил путь. Сто метров в потёмках до блокпоста я шёл молча, стараясь силой мысли унять боль в пояснице. Мои «конвоиры» наблюдения за моим ковылянием не вели, да и фонари включать без надобности нельзя – батарейки в дефиците, за каждую перед начальством идёт серьёзный отчёт, как и о боеприпасах и медикаментах.
Появившиеся отблески костра обозначили конец нашего маршрута. Вскоре стали слышны негромкие переговоры часовых и стук оружия.
- Стой, кто идёт?
- А кто может идти со стороны Рязанки, дурья твоя башка? Свои, конечно.
- Труп, ты что ли? – один из часовых приподнялся, не отпуская, впрочем, автомата.
- Тебе паспорт показать или что? – впереди идущий долговязый автоматчик вышел на свет костра.
- Фёдор Михайлович, смена пришла!
- Да и без тебя вижу, Гришка. Прошу, как говориться, если есть по Калашу.
Мерный свет костра осветил четыре силуэта, напомнивших древних мифических существ из учебника по Истории. Мотнув головой, дабы отогнать заигравшую фантазию, я подошёл ближе к гостеприимно потрескивающему костру.
Фёдор Михайлович – бригадир – пододвинулся на длинной деревяшке, служащей скамейкой, и мы вместе с Трупом уселись у костра. Двое, нас сопровождавшие, отошли чуть вперед и закурили у старенького Корд’а.

- Ну-с, Антон Валерьевич, примите мои соболезнования. Искренне жаль вашу матушку. Совсем один теперь остались. – бригадир сочувственно пожал мне руку и, вздохнув, подкинул в костёр деревяшек.
Фёдор Михайлович был человек среднего роста и самой обычной наружности, лет сорока восьми - пятидесяти, укутанный в перештопанную метростроевскую куртку, видавшую когда-то счастливые времена. За маниакальную страсть называть всех кроме Гришки (его племянника) по имени-отчеству и чин бригадира его самого звали только так и никак иначе – Фёдор Михайлович. Бригадира, между прочим, ему дали не просто так, а за знание местных перегонов, развилок и прочих тропинок Трои. Да и оружием он владел порядочно.
- Да, брат, ты это… Крепись теперь. – сказал спорящий с Трупом постовой, успокоившись и положив у ног оружие.
Это был Гришка – бригадирский племянник. Паренёк глуповатый и всегда держащийся своего дяди. Они с Трупом друг друга недолюбливали, хоть и никогда не признавались в этом. Труп, получивший такую кличку за мёртвенную бледность, клеймом припечатанную к его лицу то ли радиацией, то ли какой-то болезнью, казался человеком равнодушным ко всему и гнева, наверное, и не испытывал. Однако с Гришкой они давно чего-то не поделили. Отблагодарив всех сочувствующих постовых, я замолк и начал молча протирать табельный автомат. Боль в спине постепенно уходила.
Моё молчание отнюдь не смутило постовых, и они продолжили беседу.
- На чём там бишь я остановился?
- О кладбище история была, - подсказал Фёдору Михайловичу небритый бугай в спецовке, трещавшей у него в плечах.
- Ах да, история, ребята, презабавная. Кладбищенский туннель все знают? Конечно, все! Любой там был, наверное. Так мне Людмила Константинова – от меня через палатку живёт – рассказывала, что, мол, если пойти ровно в 12 ночи к Кладбищенскому туннелю, зажечь у гермоворот столько свеч, сколько лет было покойнику, с которым хочется поговорить, и вслух три раза произнести его имя, то явится дух мертвеца!
- Во заливает баба! – воскликнул, скрипуче смеясь, сидящий рядом лысый толстяк, пахнущий самогоном.
- Это ж где она столько свеч наберёт? А если я семидесятилетнего старца «призвать» захочу? – практично поинтересовался Труп.
- Да это только половина анекдота! Вы слушайте дальше, - бригадир жестом попросил слушателей умолкнуть и продолжил, - у Людмилы Константиновной-то муж умер чрезвычайно таинственным образом пару лет назад. Пришёл однажды после торговли с Кузьминок, а в руках бирюлька какая-то. Его жена и спрашивает: «это что, мол, такое, любезный супруг? Последние патроны на всякие финтифлюшки тратить изволили?». Мужа отчества не помню, но звали его Антон. Прямо как вас, Антон Валерьевич!
- Дальше, дальше! – загомонили слушатели.
- Ну, так вот. Антон ей говорит: «не финтифлюшки это, жена, а реликвия ценная. С её помощью я в состояние отчуждения попаду и по ту сторону жизни побываю!». Людмила Константиновна к таким этюдам мужа уж привыкла, поэтому лишь головой покачала. А Антон этим медальоном увлёкся чрезмерно! Стал медитировать, в состояние Нирваны попадать, сны о поверхности вещие видеть…
- Фёдор Михайлович, так какая здесь связь с туннелем Кладбищенским?
- Минуту внимания! Сейчас уже самое интересное начнётся. – бригадир с блеском в глазах продолжал сыпать словами, - Одним трагическим утром Антона нашли в постели мёртвым, прижимающим к груди медальон. Представляете?! Хотя абсолютно здоровый был человек, а о болезнях раньше только в книжках читал, да в фильмах смотрел! Врач сказал – остановка сердца. Так и сожгли его с этим медальоном.
Фёдор Михайлович перевёл дыхание и продолжил.
- Прожил Антон тридцать девять лет, если память мне не изменяет. Вдова слёз пролила – не меряно. Уж очень она мужа любила. И вот однажды наткнулась Людмила Константиновна на оккультные книжицы своего покойного супруга. Он чертовщиной всякой увлекался, к слову будет сказано. Вычитала в одной из книжек этих (а может и выдумала – тут уж не мудрено…) про вышесказанный способ призыва покойников. Как она изощрялась и на какие жертвы пошла ради свечек этих – одному чёрту известно. Но через месяц имелось на руках у вдовы тридцать девять свечей. Пришла она, ровно в полночь к гермоворотам кладбищенским. Вся дрожит, боится сама не знает чего. Приноровилась и поставила свечки в ряд, да давай их зажигать одна за другой. Осветила всю стенку, зажмурилась и как заголосит: «Антон, приди! Приди, Антон! Антон, я вызываю твой беспокойный дух!». Как только эхо поутихло, прислушалась вдова к тишине. Первые мгновения и впрямь не было ни звука, а потом что-то в темноте зашевелилось и бедная женщина с ужасом услышала мужской заспанный голос: «Дух у меня после несварения и впрямь беспокойный, да ты б, дура, поспать лучше дала». Тут бабы и след простыл. Как бежала – сама не помнит. Очнулась на станции дико вопящей что-то про «проблемы с желудком у мужа-призрака» и «проклятый медальон».
- Неужто действительно на призрака наткнулась? – подняв с пола челюсть, находящуюся там на протяжении всего рассказа, спросил Гришка.
Кто-то прыснул.
- Да имейте терпение до конца дослушать! – раздосадовано проговорил Фёдор Михайлович, - Представьте себе удивление безутешной женщины и ничего не понимающих жителей станции, когда следом за вдовой из туннеля, покачиваясь, как мертвец, вышел местный пьяница Василий… Не припомню отчества. – поморщился, заканчивая, бригадир.
- Вот так анекдот!
- Нагадала себе на нового муженька!
- Он, наверное, проговорил еле-еле что-нибудь, вроде «чего вылупились?» и упал спьяну.
Наблюдая за говорившими, я всё больше удивлялся человеческой тяге к хохмам. Не смотря даже на плачевное состояние всего человечества, мы всегда найдем над чем посмеяться…

Перегон, в котором мы находились, вёл от станции метро Рязанский Проспект до станции Выхино. В момент X гермоворота, перекрывавшие прогон на улице, закрылись не до конца из-за перебоя с электричеством, что дало шанс выжить некоторым жителям Выхино и окрестностей. Я с отвращением вспомнил эти времена. Ведь вслед за сравнительно здоровыми москвичами в пролом полезли облучённые. Оперативно построенный блокпост быстро решил эту проблему. Оказывается, люди в экстренной ситуации готовы уничтожать женщин и детей без малейших угрызений совести, ведь они «опасны для жизни», «всё равно скоро умрут» и, в конце концов, «это приказ!». Как только последний обожжённый человек пал от руки здорового с автоматом, проход в гермоворотах забаррикадировали. Как же мы тогда были наивны, таская старую мебель и тюбинги к светящемуся вдалеке проходу…

***

Неподалёку что-то громко щёлкнуло и раздался заунывный стон. Постовые тут же посерьезнели, небритый бугай потянулся к автомату.
- Уборщики! – не успело затихнуть эхо взволнованного крика, как тут же застучал тяжелый пулемёт.
Перекрикивая грохот «Кодра», туннель изрыгнул жуткий визг нескольких глоток. У меня по коже прошли мурашки.
- Все по местам! Антон, возьми крупнокалиберную – мне это всё очень не нравится. – крикнул мне в ухо Фёдор Михайлович и, передёргивая затвор автомата, кинулся к ближайшему укрытию.
Нюх не подвёл бригадира и на этот раз. Яркий луч загоревшегося прожектора успел лишь освятить несколько бросившихся врассыпную силуэтов. Пулемет, обработав опасный участок огнём, затих. Наступило напряжённое молчание. Приложившись к окуляру крупнокалиберной снайперской винтовки, я судорожно оглядывал туннель, освещённый мечущимся клочком света.
- Они просто так не уйдут, - шепнул мне на ухо Труп. – я б на месте бригадира уже подмогу со станции звал. – добавил он. В голосе его послышался испуг. Или мне показалось? Я хотел было спросить Трупа, почему они «просто так не уйдут?», как из темноты раздался яростный рёв, следом за которым, перелетая мешки с песком и притаившихся за ними часовых, пролетел огромный ящик. Я чудом успел откатиться в сторону, отделавшись лёгким ушибом. Деревянная махина разбилась, подняв столп пыли, заслонивший поле боя.
- Одна тварь слева! – говорившего тут же перебили три автоматных очереди.
- Ещё одна прямо по центру!
- На потолок! На потолок посвети!
- Из-за выступа справа выглядывает!
- Да их тут больше десятка!..
Крики перекрывали один другой в перерывах между стрёкотом автоматов и грохотом пулемётных очередей. Я одним прыжком преодолел расстояние до ближайшей насыпи и, вскинув винтовку, поглядел в прицел. Весь проход кишел диковинными созданиями, имеющими явно не дружелюбные намерения. Ростом они были около двух метров. Попадались и выше. Они имели четыре конечности, передвигаясь одинаково ловко как на двух, так и на четырёх. Головы, как таковой, существа были лишены, имея лишь незначительный вырост на уровне шеи. Каждая тварь была покрыта желтоватыми волдырями на серо-красной коже, отвратительно лопавшимися, когда в них попадали.
Расшвыривая попадающийся мусор, они, казалось, игнорировали ведущийся по ним огонь и целенаправленно приближались к брустверу. Двигаясь в основном по земле, они иногда забирались с чрезвычайной ловкостью на стены. Одно из существ, вскарабкавшись на потолок, взвыло и из распахнувшегося выроста вылетела красноватая жижа. Сразу же раздался захлебывающийся человеческий крик. Тварь на потолке изготовилась для прыжка, но осуществить его ей так и не удалось. Я несколько раз спустил курок и уборщик, издав вой, оборвавшийся хрипом, упал на землю, орошая всё вокруг отвратительной красной жижей.
Все на посту знают, что этим гадам нужно стрелять по волдырям и на уровне шеи, а лучше всего – из крупнокалиберного оружия. Иначе придётся ухлопать целую обойму. Пулемётная очередь разорвала в клочки двоих тварей, ползущих по стене, но один уборщик изловчился и прыгнул на лысого мужичка, только недавно хохотавшего над «глупой бабой». Вырост раскрылся, обнажая два ряда кривых длинных зубов, и мужичка накрыла массивная туша.
- Эта сука накрыла Семёна!
- Бригадир, вызывай подкрепление! Мы тут долго не протянем!..
Фёдор Михайлович, выпустив длинную очередь в убийцу Семёна, пробежал мимо меня к телефонному аппарату. Сквозь шум боя, я расслушал его пытающийся быть твёрдым голос:
- Срочн… требуется … У нас …тых! Быстрее, мы … не продержимся!
Я снял еще двоих, но поток уборщиков не останавливался, выплескивая новых тварей из горла туннеля.
Сухой щелчок. Обойма пуста. Я пошарил рядом, но патронов, как назло, поблизости не оказалось. Конечно! Ведь моя позиция осталась позади, там и боеприпасы…
Сделав несколько шагов назад, я увидел разбитый ящик и… тело Трупа. Ему не повезло, как мне, и ящик почти полностью упал на него. Схватив пару обойм, я подсел к Трупу и приложил руку к пульсу. Он был еще жив, хоть и потерял сознание.
- Антон! Где тебя чёрти носят?! – раздалось со стороны бруствера, и я, позабыв обо всём на свете, бросился на помощь нашим.
Пулемёт уже затих – громыхали только автоматные очереди. Заняв позицию, я оглядел в прицел поле боя и окаменел. Освещённый замершим лучом прожектора, стоял гигант. Кожа его была красноватой и в отвратительных волдырях, как и у уборщиков. Ростом он был выше трёх метров, кое-где покрыт шерстью и, что самое страшное, в одной из своих «рук» (если эту клешню можно так назвать) держал человеческий автомат. Другой рукой он удерживал у стенки стонущего пулемётчика – того самого небритого бугая в спецовке. Он весь как-то сдулся, обмяк и ровным счётом ничего не мог сделать удерживающему его монстру. Перекрестье прицела остановилось на вибрирующей шее гиганта. Я вдохнул и, выдохнув, несколько раз нажал на курок. Монстр взревел и буквально размозжил о стену пулемётчика. Собрав всю волю в кулак, я перезарядил дрожащими руками винтовку и вновь прицелился в огромную тварь. Гигантский уборщик, издав дикий вой, хлестанул по брустверу, разрушив почти до основания пулемётное гнездо и прибив в приступе ярости одного из своих. Я кинул взгляд на блокпост.
Повсюду валялись тела уборщиков и защитников станции. В нескольких шагах от меня лежал бригадир, со стоном перезаряжающий автомат. Я бросился к Фёдору Михайловичу, а у меня за спиной, круша остатки бруствера, бушевал приближающийся гигант…

Вторая глава Нерасказанных Историй.

Глава 2.

Удивительно тяжелый для своих лет, бригадир был достаточно силён здоровьем и до последнего бы не выпустил из рук автомат.
Я тащил его дальше от бруствера к потухшему в страхе костру. За спиной стрекотал «калаш» бригадира. Гигант почему-то на спешил преследовать обессилевших людей, поэтому главными преследователями являлись мелкие уборщики.
- Фёдор Михайлович, я… вас… тут не брошу, - пыхтя и отдуваясь, зачем-то бормотал я.
Рёв «Главаря» оглушал и без того оглохшие уши, сердце было готово выпрыгнуть из груди.
- Похоже, последний, - пустив длинную очередь, проговорил старик. – Авось повезёт, и этот нас не заметит…
Я поднял голову и присмотрелся, стараясь разглядеть окружавшие нас силуэты, но, похоже, бригадир оказался прав. Вокруг была лишь вязкая пустота, и только где-то у бруствера, затихая, хрипел невиданный до сих пор зверь.
Ну же, уходи, - сверлила мозг паническая мысль.
Сухой щелчок над ухом заставил посмотреть на бригадира. Тот чертыхнулся и, отбросив в сторону заклинивший Калашников, полез в карман за пистолетом. В нескольких шагах от нас, истекая кровью, полз уборщик. Он неожиданно остановился и издал хриплый стон. Прежде чем пасть твари открылась, в её тушу, противно хлюпая, вошли одна за другой пять пуль.
- Вот теперь последний, - удовлетворённо проговорил бригадир, но его перебил возросший нечеловеческий рык, а затем приближающийся грохот гигантских лап.
Я, вскричав что-то нечленораздельное, попытался поднять Фёдора Михайловича и оттащить подальше.
Сделав три шага, я охнул и повалился на землю. Боль в пояснице, терпевшая всё это время, дала о себе знать во всей силе. Острая игла пронзила низ позвоночника, отдаваясь во всём теле. Из-за боли невозможно было даже поднять ногу – её сразу же будто протыкало гигантской спицей, сковывая движения.
- Антон Валерьевич, что с ва… - донёсся до меня голос бригадира, но, не договорив, замолк.
Прямо над головой раздался жуткий вопль, отдаваясь во всём теле, приковывая к земле и так беспомощного человека. Я из последних сил приподнял голову. Гигант стоял, покачиваясь, прямо надо мной. Из уголков его скалящейся пасти текла мутная жидкость. Я попытался последовать примеру Фёдора Михайловича, воспользовавшись пистолетом, но карман был пуст. Да и какая разница? Неужели я смог бы одолеть монстра слабеньким «Стечкиным»? Оружием последней надежды?
Я в ужасе зажмурился, приготовившись услышать хруст собственных костей. Перед глазами пролетело детство, школьная пора, первая неудавшаяся любовь, спуск в метро, существование в подземном мире… А ведь я столько всего не успел сделать в этой жизни! Я не совершил великого подвига, не заработал состояния, не стал знаменитым. У меня не было и ребёнка, который бы лил слёзы у моего бездыханного тела. Да и тела-то не останется – эта тварь сожрёт, и не вспомнит никто... Хотя, какие могут быть подвиги в царстве вечного уныния? Здешних «героев» забывают уже спустя несколько трупов новых «героев»… К чёрту всё!
Я открыл глаза и с удивлением обнаружил, что до сих пор жив. В заложенных ушах раздавался комариный писк. Я попытался приподняться и, облокотившись на лежащее рядом тело, чуть привстал. Звон в ушах постепенно утихал, и моим глазам предстало удивительное зрелище. Туша монстра медленно заваливалась на бок, сползая по левой стенке туннеля. Вдоль правой стены, освещаемый неверным светом качающейся лампы, медленно шёл человек. Он был облачён в тяжелый противорадиационный костюм, а в руках держал диковинный автомат, поражающий своими габаритами. Держа оружие наготове, человек осторожно обходил вонявшую тушу. Мне показалась удивительным его возможность тихо передвигаться, неся на своих плечах помимо тяжеленного костюма, рюкзак, чем-то сильно набитый.
Монстр, однако, уже был лишен каких-либо признаков жизни, превратившись в гигантскую гору разящего красноватого мяса. Убедившись, что от предводителя уборщиков не исходит опасности, незнакомец медленно обошёл место схватки. Один из уборщиков еще был жив, оглашая глухим хрипом окрестности. Громыхнул выстрел. Всхлип. Тишина.
Удовлетворённо кивнув головой, человек сделал еще несколько шагов и остановился неподалёку от меня.
- Как это ты его? – я услышал свой хриплый голос и сразу же закашлялся.
Человек резко обернулся в мою сторону, не опуская автомата. Увидев двух лежащих людей, он опустил оружие и подошёл ближе, на ходу снимая противогаз.
Я, прокашлявшись, с интересом изучал своего спасителя. Отблески покачивающейся лампы осторожно лизали незнакомца, не давая детально разглядеть его лицо.
- Разрывными, как же еще. – хрипловатый баритон мужчины оказался неожиданно приятным, что окончательно разорвало тонкую нить недоверия у меня в душе.
- Там других не осталось? – осмелев, спросил я.
Незнакомец отрицательно покачал головой.
Вдруг что-то застонало и заворочалось рядом со мной. В голове свистящей пулей пронеслась мысль о бригадире.
- Марья Алексеевна, сегодня никаких клиентов… Всё…
Фёдор Михайлович, о котором я успел забыть, приоткрыл глаза и с удивлением ощупывал себя.
- Я еще жив?
- Да, Фёдор Михайлович, всё в порядке. Нам помог… Вот он, - я указал рукой на незнакомца «с разрывными».
Бригадир привстал, но тут же, застонав, повалился на землю.
- У него слизь на ноге. – проговорил незнакомец. – Пропиталась сквозь одежду, теперь разъедает кожу. Нужно его поскорее дотащить до станции. Ты как, парень, в порядке?
- Да, только… – я осёкся, - всё в порядке.
О больной спине не знал никто, кроме Игоря. Не хотелось расширять круг избранных. К тому же спина перестала болеть так же неожиданно, как и начала.
- Ну что ж, тогда придётся вам ковылять до станции вдвоём, а я тут подежурю. – незнакомец перекинул на плечо автомат и помог подняться Фёдору Михайловичу.
- Спасибо, молодой человек. Извините, не припоминаю вашего имени…
Бригадир подозрительно оглядывал мужчину с головы до ног.
- Да и не удивительно, я тут у вас редко появляюсь… - не успел незнакомец договорить, как вдали туннеля послышался грохот и крики приближающихся со станции людей.
- Что ж, а вот и погоня, - наш спаситель усмехнулся в полумрак и затих.
Действительно, через несколько мгновений к развороченному брустверу приблизились вооружённые люди во главе которых спешил Игорь.
- Тоныч!.. Что тут твориться? Миха как грохот в туннеле услышал… Так сразу к нам… Я только с похорон, людей соб… - Игорь, задыхаясь после бега, схватил меня за плечо и, не успев закончить тираду, перевёл взгляд на останки бруствера с махиной мертвого гиганта. Увиденное произвело на моего друга такое впечатление, что он замолк на полуслове.
- Ёшкин кот… - пробормотал он, не веря собственным глазам. – Что это за дрянь такая?
- Ихняя матка. – глухо проговорил мой спаситель.
Все с любопытством посмотрели на человека «с разрывными». Им ответил бесстрастный взгляд двух черных, как смоль, глаз.
Игорь посмотрел на незнакомца и присвистнул.
- Зарубежная с разрывными. – уважительно проговорил он.
- Французская. – уточнил мужчина, поправляя автомат.
- Где откопал? Сейчас и обычный Калаш в дефиците, а тут вон какая диковина…
- Есть места… - уклончиво ответил незнакомец и подошёл ближе. - Думаю, сейчас стоит укрепить бруствер, убрать мусор и расположить здесь ваших людей.
Оглянув ещё раз заваленный телами бруствер, он задержал взгляд на туше монстра. Его глаза на миг сверкнули, но тут же погасли. Или это мне только показалось?

Игорь, ничего не заметив, проговорил:
- Ты большую услугу нам оказал… Можешь идти с Антоном и выжившими к станции – на сегодня с них хватит.
Люди вокруг нас принялись за дело – боязливо обходя огромный труп монстра и незнакомца в тяжёлом костюме, новая смена приступала к починке бруствера.
Мы со сталкером помогли Фёдору Михайловичу подняться и заковыляли по направлению к станции.

***

По пути молчали. Изредка тишину разрывал стон старика и тихое шипение. Слизь медленно разъедала кожу, и без препаратов лечебки он мог лишиться ноги.
Незнакомец шёл молча, буквально неся на руках старого бригадира. Я плёлся сзади весь в раздумьях, изредка поглядывая на моего спасителя.
Кто он? Откуда взялся? Откуда у него противорадиационный костюм и такое редкое оружие? И почему, чёрт возьми, мне кажется, что я его где-то уже видел?
Незнакомец появился в моей жизни несколько минут назад, а голова уже разрывалась от связанных с ним вопросов.
В одном я был уверен точно – он друг. Он спас мне жизнь и уничтожил доселе невиданного монстра, остановив прорыв на Рязанку. Я вновь посмотрел на незнакомца, на этот раз с уважением. Он шёл широким шагом, освещая туннель сильным фонарём. Мне вдруг захотелось поблагодарить его от всей души и обнять на радостях, но я себя сдержал. Незнакомец не походил на любителя телячьих нежностей.
- Ну вот и пришли. – сталкер выключил фонарь и засунул его в рюкзак.
Свет аварийных ламп станции показался неожиданно ярким и слепящим до такой степени, что я поневоле зажмурился.
Пройдя десяток шагов, мы вышли на станцию, и я смог, наконец, детальнее разглядеть своего спасителя.
Он был довольно высок - на голову выше меня и Фёдора Михайловича. Под костюмом скрывалось сильное и выносливое тело, судя по тому, с какой легкостью он тащил бригадира и всё своё снаряжение. Его немного вытянутую голову шапкой покрывали чёрные слегка вьющиеся волосы. Виски были гладко выбриты. Глаза его в свете ламп казались еще чернее, чем в туннеле. Сам взгляд излучал силу и уверенность в себе, как у гордой птицы в одной из детских книжек. Довершал картину крупный нос и лоб, через которые змейкой проходил тонкий шрам.
Невольно залюбовавшись мужчиной, я споткнулся и чуть не упал со станции, на которой нас уже встречали врач и взволнованные жители.
- Вы врач? – холодно произнёс незнакомец, обращаясь к невысокому мужчине в рваном халате, на котором был намалёван красный крест.
Тот сдержанно кивнул незнакомцу.
- Тогда он полностью ваш. – мужчина передал врачу Фёдора Михайловича и сам забрался на станцию.
- Кто это? – шепнул доктор, принимая больного и подозрительно оглядывая незнакомца.
- Он помог сдержать напор мутантов в туннеле. Его зовут..эээ…
А действительно, как его зовут? Я вопросительно глянул на незнакомца.
- Живой. Меня зовут Живой. – бросил он, и, развернувшись, начал пробираться сквозь толпу зевак

Доктор быстро обработал рану бригадира и уже убирал лекарства в прихваченный с собой чемоданчик.
- Вам, Фёдор Михайлович, сейчас требуется покой. Вас отнесут к палатке.
Два парня подхватили бригадира и понесли вглубь станции, не обращая внимания на его протесты.
- Антон, иди за мной, у меня к тебе дело, - врач уже стоял напротив и пристально смотрел мне в глаза.
Михаил Денисович Шприхов или Шприц, как его называли дети, являлся одним из двух выживших врачей во всей Трое. Седина, коснувшаяся его волос еще во время катастрофы, сейчас покрыла всю голову, оставив лишь маленькую чёрную прядь. Из-под самодельных очков смотрели вечно чем-то недовольные серые глаза, а по лицу пробегали глубокие морщины.
Я согласно кивнул врачу и последовал за ним.
Когда доктор волновался или был чем-то сильно недоволен, то начинал нервно тереть лицо или поправлять всё еще густые седые волосы. На протяжении всего пути до его каморки, называемой всей станцией поликлиникой, Михаил Денисович почёсывал бровь и оборачивался в сторону кабинета управляющего станцией, куда направился Живой.
- Хм. Надо же… Живой. Хм… - бормотал он себе под нос, шагая вдоль рядов палаток.
Пытаясь не отставать от доктора, я случайно наткнулся на местного мастера на все руки Лёшку, который обхватил меня руками, стараясь не упасть, но тут же отстранился, буркнул что-то похожее на «извини» и побежал куда-то по своим делам. Я удивлённо глянул на его широкую удаляющуюся спину, и, пожав плечами, побежал за порядочно удалившимся врачом.
Наконец, миновав последнюю палатку, Михаил Денисович открыл дверь поликлиники и вошёл внутрь. Преодолев вестибюль и вяло буркнув «вольно» вскочившему дежурному, доктор вошёл в кабинет, пропустил меня и плотно притворил за нами дверь. Михаил Денисович уселся за большой деревянный стол и жестом указал на стул напротив. В комнате нас уже ждал отец Георгий. Что он тут делает, мелькнула и тут же потухла светлячком короткая мысль. Поприветствовав священника, я сел на предложенный доктором стул и в очередной раз оглядел убранство поликлиники.
Будучи единственным врачом на станции и имея за плечами обширный жизненный опыт, Михаил Денисович занимал на Рязанском Проспекте отнюдь не последнюю должность. Начальник водонапорной станции, советник по внутренним делам, ответственный за снабжение Рязанки пищей, доктор входил в небольшой круг лиц, управляющих крайней станцией Трои. Пользуясь положением, Михаил Денисович мог заказать отдельную комнатку с удобствами. Мягкий кожаный диван, набор крепких стульев, золотистый комод, шкаф – всё с поверхности и обработанное антирадом. Я задержал завистливый взгляд на оранжевых подушечках в углу дивана, и в очередной раз подумал, что надо было учиться делать уколы.
- Что ж, Антон, - заговорил доктор, заставив меня вздрогнуть и перевести взгляд на его морщинистое лицо. – прими еще раз мои соболезнования по поводу почившей матери. Но позвал я тебя не только из сочувствия, а так же и по делам. Об официозе ты еще успеешь поговорить с Владимиром Ильичом и прочими, - доктор неопределённо махнул рукой, - а о деле семейном спешу сообщить прямо сейчас. Минуточку.
Доктор, не обращая внимания на молчавшего священника, приподнялся и отошёл за стоящую в углу комнаты ширму. Интриговать он определённо умел!
Через минуту Михаил Денисович вышел из-за ширмы, держа в руках небольших размеров свёрток. Положив его передо мной, врач уселся в своё кресло напротив.
- Тебе, скорее всего, известно, что в мою должность входит передача семейных ценностей и прочего имущества потомкам и родственникам усопшего. Татьяна успела составить своего рода завещание пару месяцев назад. Так как в нём основные действующие лица - ты и отец Георгий, то я посчитал нужным никого больше не приглашать. Итак… - врач открыл один из ящиков стола и, порывшись, вытащил на свет слабой лампочки маленькую мятую бумажку.
- Итак, - продолжал он, - завещание покойной Татьяны, умершей такого-то дня, такого-то месяца, 2033 года звучит следующим образом:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Никогда бы не подумала, что буду писать эту записку, которая скоро станет завещанием… Но ничего не поделаешь – я чувствую себя всё хуже, и хуже. Никогда я хорошим здоровьем физическим не отличалась, а здесь, в подземельях, совсем исчахла. Чую я – скоро заберёт Господь мою душу, поэтому завещаю:
Своему сыну Антону свёрток с моим дневником и записками;
Отцу Георгию всё прочее, найденное им в нашей палатке. Кроме одной вещи – деревянной шкатулки с изображением ягнёнка (Господи! неужели я помню еще, как эти животные называются?!). Её завещаю я сжечь, утопить или каким угодно способом уничтожить.
Имуществом никаким я больше не владею и других желаний посмертных не имею. Слава Богу за всё. Аминь»
Закончив читать, Михаил Денисович положил на стол завещание, снял очки и усердно протёр их хорошо сохранившимся шёлковым носовым платком.
Я, наконец, перевёл взгляд с таинственного свёртка на бесстрастное лицо отца Георгия. Священник перекрестился, его губы шевелились. Видимо, про себя он читал молитву.
Доктор, натерев очки до блеска, водрузил их себе на нос и кашлянул, глядя на молчащих наследников.
- Я уважал покойную и готов выполнить её последнее желание. – проговорил вдруг священник и неожиданно встал со стула.
- Но, отец Георгий…
- Что-то еще?
- Да нет… - доктор, видно, был немного озадачен. – В общем, это всё…
- Что ж, полагаю, я могу идти?
- Да… Постойте – спохватился Михаил Денисович. – Шкатулка, о которой говорилось в завещании… Мы её так и не нашли…
- Я знаю, где искать.
Дверь за священником громко хлопнула, заставив подпрыгнуть графин с мутной жидкостью на столе.
Михаил Денисович поглядел несколько мгновений на закрытую дверь, будто ожидая возвращения священника, но, так и не дождавшись, медленно снял очки и ещё раз тщательно их протёр.
- Хм. – хмыкнул доктор и задумался о чём-то своём.
О моём присутствии он совсем забыл, полностью сосредоточив внимание на тонометре с треснутым дисплеем. Я привстал и взял в руки свёрток. Он был совсем не тяжелым, а внутри что-то шелестело.
Заметив движение, доктор вздрогнул, перевёл на меня взгляд, ещё раз хмыкнул и проговорил:
- Что ж, Антон, с личными проблемами мы разобрались, можешь смело забирать свёрток себе.
Вдруг задребезжал старый телефонный аппарат, и Михаил Денисович взял трубку.
- Шприхов у аппарата… Здесь… Уже идём. – бросив трубку, врач встал с кресла.
- А теперь, Антон, перейдём к делам официальным. Следуй за мной.
Крепко прижимая к груди своё наследство, я последовал за Михаилом Денисовичем. Понять, что мы движемся в сторону кабинета начальника станции, было несложно.
Прихожая. Дежурный. Вежливый стук в дверь. Полутёмная накуренная комната. Вот мы и на месте. Кабинет начальника хоть и был достаточно просторным, но от количества людей, набившихся в нём, нечем было дышать. Я скромно встал у дверей и обвёл непонимающим взглядом присутствующих. Вот так дела! В блёклом свете мигающей лампочки я разглядел почти весь управляющий состав Трои. Начальник Рязанки, стоящий во главе стола, обвёл присутствующих взглядом и приготовился говорить. Я чувствовал: что бы он ни сказал, это было очень важно; иначе что бы тут делать верхушке Текстилей и людям из Кузьминок?
- Начну без предисловий, так как сейчас каждая секунда на счету. – резко заговорил он. – Рязанский Проспект долго не протянет. А в ближайшее время падёт вся Троя. Мы с вами, господа, обречены.

Глава 3.

- Ни для кого не секрет, что мы до сих пор снабжены электричеством благодаря аварийному генератору. А электричество для нас это: пусть и слабый, но свет на станциях, работа противорадиационных фильтров и вентиляции, возможность сварки и починки оборудования… Одним словом – жизнь. – начальник станции загнул четыре пальца и, подумав, загнул пятый, сжав руку в кулак.
- Последствия поломки генератора все вы уже испытали на себе. Резервного тока от мельниц хватает лишь на слабый свет с перебоями. Люди задыхаются от недостатка воздуха, отравленного излучением.
- Но поломка уже должна быть исправлена – вернулся отряд разведчиков с поверхности! Детали для починки генератора у них. – начальник Текстильщиков – толстенький мужичок с залысиной – нетерпеливо перебил начальника Рязанки, бросив беглый взгляд на часы.
- Отряд разведчиков ходил за пищей и припасами, Игнатий Петрович. И они вернулись ни с чем.
- Но постойте, как же это… - Игнатий Петрович недоумённо уставился на начальника Рязанки, - Владимир Ильич, вы же поставили сроки починки генератора. Почему разведчики ходили не за деталями?
- Невозможно вдохнуть жизнь в умершего – вот почему, Петрович. – устало проговорил Владимир Ильич. – аварийный генератор уже никогда не заработает. За эти годы его запас энергии был полностью израсходован.
- Разведка с поверхности сообщила, – продолжал Владимир Ильич, не обращая внимания на поднявшийся в комнате шум. – Доступная нам территория полностью истощена. В магазинах, складах, жилых домах не осталось ни одной облучённой пачки чипсов и коробки патронов. Боеприпасов и запасов продовольствия, которыми располагает Рязанский Проспект в данный момент, при должной экономии хватит на месяц-полтора.
- А как же фермы?
- Можно расширить территорию сбора припасов!
- У нас еще ведь есть фактически неистощимые запасы крыс!..
Каждый в комнате пытался что-то сказать начальнику станции, но создавалось ощущение, что они обращались сами к себе. Споря и перебивая друг друга, люди, казалось, совсем забыли о замолкшем Владимире Ильиче.
- Хотите опровержения всех ваших теорий? – неожиданно громко сказал он, моментально переключая на себя внимание всех присутствующих. – Пожалуйста! Ни один нормальный человек не выйдёт за пределы окрестностей Трои. Почему? Выхино и ближайшее Подмосковье обработано бактериологическим. Туда даже мутанты соваться боятся. За текстилями многочисленные гнезда вурдалаков и строителей, по сравнению с которыми уборщики кажутся пушистыми котятами. Даже хорошо вооружённый отряд вряд ли вернётся из этих мест в полном составе. Если вообще вернётся. Это раз. – Владимир Ильич взглядом победителя обвёл окружающих его людей. – Фермы не способны прокормить всю станцию. На одних грибах и кое-где пойманных крысах мы долго не протянем, а без патронов не сможем сдерживать напирающих с юга и севера мутантов. Того электричества, что мы вырабатываем, не хватит для жизни даже на протяжении нескольких месяцев. Итак, кто-нибудь из вас еще питает надежды на дальнейшую счастливую жизнь Трои?
Ехидно сказав последнюю фразу, Владимир Ильич с интересом начал искать несогласных. По толпе прошёл небольшой шумок и все затихли. В этот момент в моей душе даже появилось чувство гордости за начальника станции. Владимир Ильич, втихомолку называемый старожилами Лениным, был сухощавым мужчиной лет пятидесяти-пятидесяти пяти. Пробившись в начальники почти сразу после катастрофы, он изо всех сил старался держать станцию в порядке и не выпускать из рук бразды правления. По иронии судьбы его профессия до войны была одной из самых пустяковых – продавец журналов, карт Москвы и прочей мелочи в поездах метро. И это при двух высших образованиях, которыми он жутко гордился! Обычно он зазывал своим сипловатым голосом покупателей во время перегона с Текстильщиков на Волгоградский Проспект. Но той ночью ему «повезло» остаться на нашей стороне. Фамилия его была Чемоданов.
- Ситуация действительно критическая. – серьёзно проговорил мужчина с красным лицом и неестественно серыми волосами, нарушая общее молчание.
- Что я и пытаюсь до тебя, Капрал, и до всех вас донести. – вновь проговорил уставшим голосом Чемоданов и опустился на табурет. – Теперь-то вы понимаете, как важно присутствие Аякса на собрании лично? А я ведь говорил… - Владимир Ильич обречённо махнул рукой и опять замолк.
- Хм. – начальник Текстилей задумчиво хмыкнул и посмотрел по сторонам.
- Если ты собрал нас всех здесь, то я думаю, что одной новостью о гибели всех жителей ты не обойдёшься. Предлагай свой план действий. – проговорил Капрал, не сводя взгляда с Чемоданова.
Чемоданов глянул на Капрала, процедил что-то сквозь зубы и заговорил:
- Да, господа, он прав. Для того чтобы в очередной раз крикнуть «мы все умрём» я бы вас всех собирать не стал. Надеюсь, мною сказанное будет передано Аяксу, - говоря это, Владимир Ильич косо посмотрел в сторону стоящих рядом со мной советников из Кузьминок. – раз уж он сам не соблаговолил явиться.
- Что касается плана действий, - продолжали Чемоданов, воодушевляясь и поднимаясь с табурета. – то он заключается в следующем.
Начальник Рязанки открыл большую папку, лежащую всё это время на столе, и достал оттуда целый ворох бумаг.
- Выхиновское депо. Там находится наше спасение. – Чемоданов положил сверху стопки листов один большой разноцветный, испещрённый координатными осями, нанесёнными в спешке надписями и грязными пятнами. – Хотя нет, начинать нужно не с этого… Поезд, недалеко ушедший от Текстилей, все помнят? Его весь разворовали, но технически он ещё способен двигаться. Конечно, его не сдвинуть с места просто так – ведь для этого нужно электричество… Вот, посмотрите, план поезда… Да, для этого нужно электричество, которое мы не в силах выработать. Но, господа, выход есть всегда! Слышали о такой штуке, как двигатель внутреннего сгорания? Для его работы не нужно многоваттового напряжения, а топливом может быть обычный бензин! А теперь посмотрите вот сюда. Да, это план депо… Вот здесь и здесь крестиками отмечены кладовые, в которых хранятся запчасти для поездов. Нет-нет, ты не туда смотришь, Петрович, вот же! Если мои подсчёты верны, там мы сможем найти всё необходимое для сборки двигателя… А вот здесь – план района. Оранжевые стойки с краниками – бензоколонки. Многие пострадали после бомбёжки, но в этой части…Да, которая обведена… Вот в этой части есть как минимум три уцелевших бензоколонки. Там мы найдём топливо. Нет, не перебивайте меня, дайте договорить!.. Итак, когда мы будем располагать двс-ом (двигателем внутреннего сгорания) и топливом, тогда и сможем поставить на ноги, образно выражаясь, поезд рядом с Текстильщиками. Спросите, зачем это нужно? Ежу понятно, что прорваться к Волгоградскому Проспекту без транспорта невозможно. Во-первых, радиация. Чем быстрее пробежим заражённый участок, тем больше шансов выжить. А во-вторых, окопавшиеся в низине уборщики. Там прямо на рельсах гнездовья – раздавим их к чёрту…
- Это бред какой-то! – не выдержал, наконец, один из «советников с Кузьминок».
- Рваться к закрытым гермоворотам? Флаг вам в руки! – загнусавил второй «советник».
Поднялся шум. Чемоданов пытался что-то объяснить «советникам», те его в свою очередь убеждали в обратном, остальные пытались что-то донести друг до друга, внося свою лепту в общий спор. Я был настолько удивлён услышанным, что просто потерял дар речи и переводил взгляд с одного спорщика на другого. К тому же, до меня никому не было дела. Не знаю, сколько бы я ещё так мог простоять и как долго бы начальство рвало друг на друга глотки, если бы в глубине комнаты не открылась дверь и из неё, потеснив нескольких удивлённых спорящих, вышел уже знакомый мне человек. Этот новый персонаж неожиданно оказался почти в самом центре комнаты. После его появления спор резко прекратился, а недавние спорящие все, как один, глядели на незнакомца.
- Господа, если кто-то ещё не в курсе, то спешу представить вам человека, благодаря которому все ваши вопросы отпадут сами собой. – у Владимира Ильича будто открылось новое дыхание, он воодушевлённо подошёл к новоприбывшему и, положив руку ему на плечо, торжественно проговорил, - Знакомьтесь – Живой.
Живой (а это был именно он) оглядел столпившихся вокруг людей и сдержанно кивнул.
Реакция была неоднозначная – гробовая тишина.
- Думаю, с каждым по отдельности нам познакомиться не удастся. – проговорил Живой и глянул на дверь. – Так что я лучше пойду.
- Постой-постой! – Владимир Ильич вцепился ему в плечо, - Куда же ты? Нужно рассказать подробнее о плане действий, – и, не давая Живому опомниться, Чемоданов потащил его к столу. – А действия наши выглядят следующим образом…
Начальник станции покопался в бумагах, которыми уже был завален весь стол.
- Начнём с самого начала. В первую очередь требуется разведотряд, который добудет запчасти для двигателя и топливо для него. Для успешного выполнения задания нужны: механик, медик, трое или четверо бойцов, снайпер и, конечно же, предводитель отряда. Кандидатуры я уже отобрал и некоторых из них вы можете видеть уже сейчас… Света, Игорь, Антон, подойдите сюда.
Услышав своё имя, я по инерции сделал несколько шагов вперёд и оказался в центре комнаты. Игорь был тоже здесь, сверля глазами миловидную девушку, замершую рядом со мной
- Не смотрите, что перед вами девушка, господа! Света является главным техником на станции. До войны закончила технический вуз, знает о поездах, машинах и их двигателях всё и даже немного больше. Игорь – один из лучших бойцов не только на станции, но и, пожалуй, на всей Трое. – Чемоданов указал на меня, - А это снайпер Антон. Хороший стрелок и пока единственный член отряда, который знаком с Живым. Ну и, собственно, предводителем отряда…
- Хватит. – Живой умудрился вырвать плечо из цепких рук Чемоданова, - я сюда не вам помогать пришёл и в ваших планах не учувствую.
- Но!.. Но ведь...
Живой направился к выходу. Всё вокруг всколыхнулось, давая ему беспрепятственно пройти к двери.
Через мгновение его уже не было в комнате.
- Ну и ну… - сказал кто-то.
Я посмотрел на Владимира Ильича. Он был в полной растерянности и лишь хлопал глазами вслед ушедшему.
- Владимир Ильич, послушайте, - из толпы вдруг вынырнул доктор и что-то быстро начал нашёптывать на ухо начальнику.
- Да, да, конечно… - Чемоданов конфузливо посмотрел на доктора, как бы говоря «ты, брат, не подумай ничего… у меня всё под контролем».
- Я так понимаю, часть вашего плана уже нуждается в замене, - ухмыльнувшись, проговорил один из «советников с Кузьминок».
- Всё в порядке, господа. Это ничего… С формировкой отряда вопрос ещё не до конца решён, а в остальном вы и так всё знаете.
- Подведя черту, ваш план заключается в следующем, - перебил Чемоданова краснолицый Капрал. – Собрав отряд добровольцев, проникнуть на территорию выхиновского депо и там с помощью механика найти детали для двигателя. Затем этот же отряд должен добыть с одной из уцелевших бензоколонок топливо. Двигатель устанавливается на поезд из застрявшего рядом с Текстильщиками туннеля, заправляется бензином и состав вывозит нас с более нежизнеспособной территории Трои. Так?
- Если в общих чертах, то да…
- Тогда у меня есть несколько вопросов. Что, если гермоворота на Волгоградском Проспекте закрыты (а я уверен, что они закрыты)? И как вы собираетесь обезопасить от радиации мирных жителей, которые поедут в поезде? Ведь противорадиационных костюмов на всех не хватит!
- Гермоворота на Волгоградском можно подорвать. Я всё рассчитал – грунтовки там не проходят, динамита для взрыва должно хватить. А людей укутать во что-нибудь и разместить поглубже в вагонах. Всех бойцов, на которых хватит костюмов, поставить на охрану поезда…
- Хорошо. Я доложу о нашем положении и вашем плане Аяксу. Отобранных вами людей пока можно не тормошить, а, наоборот, пусть отдохнут и наберутся сил. На этом всё. Ждите в ближайшую неделю решения совета.
Не говоря больше ни слова, Ястреб прошёл мимо меня к выходу из комнаты. За ним последовали «советники», а за ними и все остальные. Петрович – начальник Текстилей – пожал Чемоданову на прощание руку и, покривлявшись, исчез в дверном проёме.
- Вот тебе и рассказал план эвакуации…Ай! – вдруг вскликнул начальник Рязанки и, в спешке покидая кабинет, крикнул доктору, указывая на оставшихся, - Разберись!
В комнате остались только мы с Игорем, девушка Света и Шприхов.
- Что ж, молодые люди, вы, как основные действующие лица нашего плана были посвящены в него наравне с главами станций. Другим жителям разглашать то, что вы услышали в этой комнате, запрещается. В ближайшую неделю Игорь с Антоном снимаются с дежурств. Света, ты можешь продолжать вести ремонтные работы на станции.
Девушка фыркнула. Не обращая на это внимания, Шприц продолжил:
- Если вопросов нет, то всё. Ждём решения оттуда. – доктор указал пальцем на потолок.

***

- Нет, ты себе представляешь? Ты представляешь? – Игорь, наконец, дал волю захлестнувшим его эмоциям.
Мы стояли на краю станции и глядели вслед уходившей к Кузьминкам дрезине.
- Что? – не отводя взгляда от удалявшегося огонька, спросил я.
- Ты ещё спрашиваешь? Да сейчас столько всего произошло, что я даже не знаю с чего начать! Станция обречена, а мы с тобой будем спасать Трою… Да что там Трою? Мир! Как в детских комиксах про суперменов. – Игорь неожиданно рассмеялся, - Вперёд, к лучам восходящего солнца! Обгоняя ветер и собственный голос!
Я вздрогнул и посмотрел на друга.
- Откуда ты это взял?
- Да вспомнилось чего-то… В какой-то старой книжке давным-давно ещё вычитал. А что?
- Показалось знакомым…
- Наверное, одну и ту же книжку в детстве читали.
- Наверное.
Огонёк совсем исчез в темноте туннеля, оставив лишь небольшое фантомное пятнышко. Вскоре пропало и оно.
- Слушай, как тебе этот мужик?
- Который? Их там много было.
- Да Живой этот. – Игорь присел на край станции и взял в руку валявшийся рядом камешек. – он тебе вроде как жизнь спас, да и всей станции помог. А потом при всех отказался в спасательной операции участвовать. И вообще – ты видел, как на него все отреагировали? Будто призрака какого увидели или чёрта. Я его вообще впервые вижу.
- Я тоже. - отворачиваясь от туннеля, я подошёл к Игорю и сел рядом с другом.
- Откуда он взялся? Что там произошло на заставе? – с любопытством начал расспрашивать Игорь.
- Да я сам не разглядел ничего толком. Бросился оттаскивать бригадира, а тут спину прихватило.
- Антон!
- Это всё ерунда и не смотри так на меня. – я отвёл взгляд и продолжил. – Думал уже, что конец мне пришёл. Вся жизнь пронеслась перед глазами, а потом смотрю – стоит человек с той стороны бруствера, а рядом - труп здоровенного уборщика.
- То есть, ты хочешь сказать, что он со стороны гермоворот пришёл?
- Я ничего не хочу сказать, но если подумать, то и дураку становится ясно, что он с той стороны гермоворот пришёл – откуда ж ещё?!
- Что это с тобой? – удивлённо спросил Игорь, выпуская из рук камешек. Тот, гулко стукнув, отлетел от рельс в потёмки туннеля.
- Извини, погорячился…- я привстал. Игорь поднялся вслед за мной.
- Да ничего. Я тебя понимаю. Пережить смерть матери, а потом самому быть на волоске – и всё в один день… Иди отдохни лучше. Ведь завтра нужно готовиться спасать мир!
Я улыбнулся на прощание Игорьку, и, засунув руки в карманы, зашагал к своей палатке. Холод на станции стоял дикий. Отопления, как двадцать лет назад в уютной квартире, здесь не было и в помине. Костры не разожжёшь – вентиляционные системы не функционируют, а от дыма легко задохнуться.
Хорошо, что начальство выдавало жителям тёплые бушлаты и шерстяные одеяла. Иначе, мы бы тут все закоченели.
Левый карман оказался не таким пустым, как во время атаки матки уборщиков.
Впрочем, гор патронов и панацеи в нём так же не было. Подойдя к палатке, я выловил из кармана огрызок бумажки, свёрнутый пополам.
Развернув листок, я прочёл: «Сегодня ровно в полночь. Кладбищенский туннель. Будь один».
И всё. Без подписи, инициалов и подробностей. Я повертел листок в руках и изнеможённо рухнул на рваный спальный мешок, роняя из рук листок и большой шуршащий пакет. «Наследство… Совсем забыл».
Чертыхаясь, я выглянул из палатки и глянул на тусклые цифры электронных часов. Ровно девять. До таинственной встречи оставалось три часа. Идти или не идти?
Нырнув обратно в палатку, я зажёг керосиновую лампу и взял в руки приятно шуршащий пакет. В тусклом свете керосинки, я открыл его и извлёк пухлый альбом в твёрдой коричневой обложке. Не смотря на время, альбом хорошо сохранился, а на заглавной странице было выведено каллиграфическим маминым почерком: «Записки рабы Божьей Татьяны».
Что-то внутри меня затрепетало. Сердце непроизвольно сжалось в комок.
Я открыл первую страницу и начал читать.

Глава 4.

«Вот и наступил Конец Света. За нашу грешную и бесполезную жизнь мы получили сполна. Всё, что людям было дорого, остались там – на поверхности вместе с любимыми и друзьями, которые нас окружали. Теперь мы, подобно падшим ангелам, закопались под землю, и каждый дрожит за свою жизнь по одиночке.
Вчера я лишилась мужа, но благодарю Бога за то, что он оставил со мной того, ради кого я жила, - сына Антона…
Не могу подобрать подходящих слов для того, чтобы описать весь ужас людей, оказавшихся зарытыми живьём в аду метрополитена. Кто-то надеется выбраться на поверхность уже через несколько дней или недель, но все в глубине души понимают, что мы будем здесь существовать долго… Насколько хватит жизненного огонька.
Во время бомбёжки на Рязанском Проспекте царил хаос. В первые же минуты перестала работать мобильная связь. Все мобильные телефоны превратились в груду ненужного хлама. Люди вокруг в панике, у многих остались родные и близкие на поверхности. Двое мужчин попытались прорваться наверх к своим жёнам, но «охрана периметра» (они себя так называют) расстреляла их на месте. Боже, это было ужасно! Я пыталась держать Антона как можно ближе к себе. Эти… монстры из охраны периметра оглушили моего ребёнка! Они положили его на скамейку, бледного, окровавленного, без сознания… Господи, вспоминая это, моё сердце сжимается в комок, а на глазах появляются слёзы. Я подумала… Я подумала, что он уже вместе с отцом… Какое же было счастье узнать, что он жив!.. Слава Богу, Антон не видел гибели двух мужчин. Придя в себя, он ничего не сказал. Лишь повернул голову на бок и невидящим взглядом смотрел на мечущихся, словно в клетке, людей.
Наша охрана сдерживала толпу как могла. Не раз грохотала автоматная очередь, прежде чем люди начали успокаиваться. Постепенно ярость уступила место чувству гнетущего отчаяния. Спасшиеся разбрелись по уголкам станции и были слышны лишь тихие переговоры и горькие рыдания. Люди в форме – не охрана, другие – принесли откуда-то матрацы и несколько брезентовых палаток. У охраны я заметила новые, большие автоматы.
Ночевали беспокойно. Нам хоть и выдали один матрац на двоих (некоторым вообще пришлось ночевать на полу), но спать было просто невозможно. В голове царил бардак и ощущение отчаяния не оставляло меня в покое… Я разбита духовно и морально. Антон тоже не спал – я это чувствовала. По-моему, на станции в ту ночь не спал никто…
Утром, когда разбирала вещи, наткнулась на этот дневник. И зачем я его взяла? Одному Богу известно. Теперь вся моя новая жизнь, если её так еще можно назвать, будет написана здесь. Всё, слышу голос Антона – он проснулся. Заканчиваю…

Седьмой день после катастрофы.

Навалилась куча дел, поэтому до дневника добралась только сейчас. Настроение ужасное… Я до сих пор не могу забыть смерть Валеры. Его лицо перед моими глазами - такое весёлое и беззаботное, как после нашей свадьбы… Но я стараюсь не плакать при сыне. Сейчас нельзя плакать. Люди на станции копошатся, как муравьи. Света нет, горят лишь аварийные лампы. Очень страшно… Вытащили радиопередатчик, пытаются поймать сигналы других выживших. Сквозь помехи были слышны сигналы из бункера. Кажется, из какой-то «Зари». Один из работников метро сказал, что это настоящий рай для выживших после войны. Но «долететь» до него вряд ли получится – он расположен где-то рядом с Лубянкой. Надеюсь, хоть они переживут эту войну… За эту неделю съели всё, что захватили с собой во время бегства из дома. Нас теперь кормят какими-то древними запасами еды, припасами на случай «сигнала Атом». Видно, так наше правительство величало Армагеддон. Работники метро, а их оказалось несколько человек на нашей станции, говорят, что надолго запасов не хватит и нужна какая-то экспедиция. Я услышала краем уха их разговор с одним из охранников периметра. Он держится тут за главного, но многие недовольны – я вижу по их глазам… Охрана периметра проводила отбор среди мужчин. Теперь оружие появилось ещё у нескольких человек. Но их тут же отправили куда-то в туннель. Зачем – одному Богу известно… Каждый вечер молюсь иконке Богородицы. Помоги, Господи, сыну моему Антону и мне, рабе Твоей грешной, Татьяне!

День тринадцатый.

Они вернулись и принесли других. Экспедиция ходила несколько раз, чтобы вытащить найденных выживших. Один из разведчиков сошёл с ума. Сел и не двигается… Ни ест, ни пьёт и вообще не издаёт никаких признаков жизни. Во что же превратился наш мир там – наверху?
Я думала, что нам живётся плохо. Как я ошибалась! Те, кого принесли с поверхности, мало походили на людей. Полуживые, обмотанные лохмотьями существа мычали что-то нечленораздельное в моменты, когда приводили в себя, но тут же снова теряли сознание. Более-менее здоровых оказалось трое. Их вытащили из подземного перехода прямо рядом с нашим бывшим домом! Один из них, похоже, американский турист. Говорит мало и ни слова по-русски. Его сразу же невзлюбили. Одна старушка плюнула ему вслед, но он даже не обернулся. Господи, пощади его! Хоть и безгранична людская ненависть, но открой глаза этим людям! Ведь он такой же человек, как и мы!
Пришлось хлопотать последние несколько дней над ранеными. Антон стал таким отчуждённым за это время… Прямо у него на глазах умерла женщина в преклонном возрасте. Её чудом спасшийся сосед проговорил, что жить ей и так оставалось недолго. Но на Антона это произвело гигантское впечатление. Теперь он со мной почти не разговаривает, да и вижу я его только после отбоя. На вопрос где он пропадает, сын только отмалчивается и бормочет что-то бессвязное… Только бы с ним всё было хорошо! Надо срочно с ним поговорить, иначе Антон окончательно в себе замкнётся.

День четырнадцатый.

Сегодня ночью произошло ужасное. Кто-то зарезал весь руководящий состав! Утром обнаружили постового в луже крови, а палатка начальника охраны была буквально снесена. Из неё вынесли что-то в чёрных пакетах… Палатка с умалишённым оказалась пуста. Как ни искали – его нигде не нашли. Похоже, сумасшедший скрылся где-то в туннелях. Неужели он в одиночку убил десятерых вооружённых людей?! Этот бесноватый заслуживает смерти! Прости меня, Господи…

День семнадцатый.

Станция превращается в Содом. Володя собрал вокруг себя каких-то людей… Среди них мой бывший сокурсник Максим. Они ведут себя, как бандиты! Отбирают еду и личные вещи у людей, угрожая оружием… Я пыталась поговорить с Максимом, но он лишь отмахнулся. Тогда я пошла к Володе. Тот мне как-то лукаво улыбнулся и предложил пойти за ним. Но тут Антон взял меня за руку и утащил обратно к палатке. Володя пожал плечами досадливо мне вслед. Господи, спасибо тебе за сына! Он поумнее меня, дуры учёной!

День восемнадцатый.

Володя и его банда (по другому их уже не назвать) перешли последнюю черту. Убив одного из жителей станции, они изнасиловали его жену. Я понимаю, что больше это терпеть нельзя. Но что я могу? По слухам один человек собирает вокруг себя недовольных. Зовут его вроде Владимир… Владимир Ильич. Как Ленина.

Тот же день. Ночью.

Ленин вечером говорил с Володей. Это видела вся станция. Они встретились посередине платформы… За спиной у Ленина стояли почти все мужчины станции, кроме бандитов Володи, которые окружили своего лидера. Я чуть не умерла от ужаса, увидев Антона в толпе за спиной у Ленина!!! Меня не пропустили к нему, как я не пыталась прорваться! Мой сын мог погибнуть сегодня! Я уже готова была вцепиться в глаза не пускавшему меня мужику с выбитыми зубами, как раздался выстрел. Что было потом, я до сих пор не могу понять. Крики заполнили станцию. Я, словно в тумане, увидела кричащего Ленина, а потом из тёмных туннелей выбежали ещё люди. Они все что-то кричали, но вскоре их перебили автоматные очереди. Рука беззубого мужика медленно сползла вниз по моему плечу, а он сам, глупо улыбнувшись, свалился к моим ногам, заливая пол вокруг себя собственной кровью… Потом я кричала. А потом ничего не помню. Сейчас я лежу в палатке. Голова перевязана, Антон посапывает рядом. Он, наверное, хотел посидеть со мной всю ночь, но не выдержал, бедняжка, и заснул. Боже, он жив!
У этой стрельбы обязательно должна быть развязка. Но какая она?

День двадцатый.

Оказывается, у меня было лёгкое сотрясение и шок после увиденного. Врач сказал, что ничего страшного – скоро буду как огурчик. Да, у нас появился врач! Фамилия у него Шприхов. Он пришёл с Кузьминок. Там тоже кто-то выжил! Шприхов сказал, что волнения мне сейчас противопоказаны, поэтому о событиях позавчерашнего дня он расскажет позже.

День двадцать второй.

Теперь у нас появилось какое-то подобие полноценного управляющего состава. Владимир Ильич ещё два дня назад связался с Кузьминками. Они-то и помогли разобраться с бандой Володи. Сам же Володя и его подельники мертвы. Как я поняла, его убило чуть ли не первыми же выстрелами в тот вечер. Жаль его семью и детей… Хотя, они избавились от тирана… Половина его банды сразу же сдалась и была расстреляна народным судом. Нескольким человекам удалось сбежать. Теперь они слоняются где-то в перегоне между Рязанкой и Кузьминками… Как меня заверил Ленин, жить им ещё осталось немного. Как мне всё это не нравится! Кстати, теперь Владимир Ильич глава станции. То есть не глава, а начальник. У нас теперь появились и доктор, и священник, и даже несколько солдат! В Кузьминках и Текстильщиках тоже есть выжившие! Только о Текстильщиках Шприхов говорил как-то уклончиво… То есть, как он сказал, выжившие есть, но не до конца. Что он имел в виду? Бог его знает, да и мне как-то всё равно. Наконец-то Антон стал более разговорчивым. Он ухаживал за мной все эти дни и не отходил ни на шаг от моей постели. Если можно назвать постелью тот рваный матрац, на котором я теперь сплю.

День двадцать четвёртый.

С поверхности и из Кузьминок принесли несколько десятков палаток. Теперь свой дом есть у каждого.

Прошёл ровно месяц жизни под землёй.

Хоть мы и справились с бандитами, но от облучения и отсутствия солнечного света, люди болеют и чахнут на глазах. Трупов стало так много, что пришлось создать целое кладбище в одном из туннелей, ведущих к Выхино. Владимир Ильич вечно чем-то занят, дел по станции хватает. Каждый теперь что-то делает, даже мне – по профессии химику – нашли работу. Выращиваю овощи, стараюсь сделать их более приспособленными к жизни под землёй. Мне уже третью ночь снится один и тот же сон. Будто бы я иду по очень тёмному туннелю, а где-то впереди слабо-слабо горит свет… Я иду к свету, потому что больше идти некуда – дорога только одна. И тут всё вокруг начинает трястись, а стены сжиматься. Мне становится очень страшно, и я быстрее бегу к свету. Но он совсем не приближается, сколько бы я ни бежала. А коридор становится всё уже и уже, превращаясь в маленький лаз. Я ползу по нему на четвереньках, но вскоре мне не хватает пространства даже для этого. Я задыхаюсь, кричу, зову на помощь, но всё тщетно. Свет продолжает манить меня издалека. Стены сжимаются окончательно, и… Я в холодном поту просыпаюсь.

Прошло два месяца подземной жизни.

Сколько всего произошло за этот месяц! И одно событие удивительнее и страшнее другого! Начну с самого необычного: в метро на глубине нескольких метров в одном из туннелей нашли цветы. Как они смогли прорасти без лучей солнечного света? Что это за вид растительности такой? Я сама в недоумении. Чисто теоретически, такое невозможно. Под землёй может прорасти лишь мох, да кое-какие виды грибов. Но, как ни странно, такого рода цветов вообще не было ранее обнаружено на Земле… Сами бутоны цвета буровато-фиолетового, имеют очень тонкий иссиня-зеленый стебель. Листвы почти нет – только маленькие беловатые присоски вдоль стебля. Запах отсутствует, да и корней фактически нет. Цветы как бы присасываются к поверхности и пускают несколько миллиметровых корней. Размножаются очень быстро. Пока что на стадии исследования.
Меня очень пугают исчезновение людей в туннеле от Рязанки к Кузьминкам. Уже полторы недели нет нашей соседки с мужем. Ушли на торг и – с концами. Кроме них, как в реку канули, несколько мальчишек и двое постовых. Ленин собирает ударный отряд. Говорит, что всё будет хорошо, а матерям детей велит не волноваться. Конечно! Ему легко, а им-то какого? Не волноваться… Ленин настоящий трудоголик – о семье и женщинах, по-моему, вообще не думает. Ну да Бог с ним. Настоящая жуть творится в Текстильщиках! До меня слухи дошли, что там люди жалостливые попались, и закрытие гермоворот продлили минут на двадцать, чтобы больше выживших спасти. Среди спасённых оказались и заразившиеся лучевой болезнью. Когда до Текстилей добралась экспедиция из Кузьминок, то они пожалели, что туда сунулись. Вернулись только двое из десятерых человек. Один был тяжело ранен и скончался на следующий же день, а второй уверял, что собственными глазами видел вампиров. Видит Бог, я верю в потусторонние силы, но вампиров, оборотней и всей этой нечисти из фильмов ужасов не существует! Их просто не может существовать! Ведь это против Господней воли! Человек создан по образу и подобию Божьему, а вампиры, оставаясь людьми и независимо от своей воли, убивают людей и пьют их кровь. Господь такого просто не мог допустить! Но, судя по рассказам этого парня, «вампиры» выпивают людскую кровь и рвут людей на части… Боже, какой кошмар. Неужели грехи наши так велики, что достойны подобной кары?
Слава Богу, с Антоном всё в порядке. Он помогает мужчинам по каким-то делам на станции. Я в это всё не вмешиваюсь, но вижу, что он стал более… живым. Удивительно звучит это слово… Жи-вой…

Шестьдесят восьмой день под землёй.

В Кузьминках переполох. На станцию напали те существа из Текстильщиков. Как мне рассказывала тётя Глаша (старая женщина, в страхе решила перебраться на время к нам на Рязанку), сначала в туннеле раздался утробный стон, а потом один за одним повалили люди… Если их ещё можно было так назвать. Ободранные существа с полуоблезшей кожей и дикими глазами ворвались на станцию и начали крушить всё вокруг. Те, кто стоял у туннеля, были просто разорваны на куски. Тётя Глаша дальше наблюдать за всем этим не стала, а, прихватив свои вещи, что есть сил, побежала по туннелю к нам на Рязанку. Ленин, как увидел в ужасе бегущих кузьминцев, сразу узнал, в чём дело и, собрав мужчин, направился в сторону нашей центральной станции. Вечером они вернулись. Мы не досчитали троих.
Как сказал Ленин, это всё уже серьёзно, и Текстильщики нуждаются в зачистке. А пропавшие подождут…

День семидесятый.

Была сегодня на собрании в Кузьминках. Впервые за эти два месяца посетила наших соседей. У дальнего туннеля до сих пор видны следы крови – видно, не было времени отмыть… В целом станция, как станция – палатки получше наших разве что, да и людей побольше. Если скажу, что цель визита была мне не приятна, я ничего не скажу… Как одного из специалистов, меня позвали на исследование жителей Текстильщиков. Вернее, того, что от них осталось. Жуткое зрелище… Тётя Глаша напугала меня своим рассказом, но когда я увидела ЭТО наяву, чуть не упала в обморок. Во что может превратиться человек за грехи свои… Даже не хочу вспоминать, что было на совещании – когда дошло дело до вскрытия, я покинула кабинет.
В итоге решили, что эти существа – люди, каким-то образом «насильственно подсадившие себя на кровь, но сами в ней не нуждающиеся». Внутреннее строение было почти, как у обычного человека. Если не учитывать разрушающего действия радиации. Ленин с начальником Кузьминок Алексеем готовят разведгруппу. Алексей – человек-загадка. У кого только не спрашивала о нём, никто ничего не знает. Ох, как мне больно на это смотреть… Люди готовятся опять убивать людей. Сколько можно?

День семьдесят пятый.

Еле дорвалась до дневника. Новости поразительные. Разведчики вернулись в полном составе и сообщили, что Текстильщики пусты. Ни души. Куда делись эти существа? Никто не знает, но на всякий случай Ленин с Алексеем решили подождать несколько дней и устроили засаду на станции. Пока что тишина. Даже не знаю к добру ли это?..

День восьмидесятый.

Сегодня на нашей станции состоялась служба. Священника, которого к нам прислали, зовут отец Георгий. Очень приятный мужчина. Как священник, он мне понравился, да и голосом таким приятным поёт… У него жена на поверхности осталась, когда он в метро ехал. Очень сильный человек – почти не подаёт вида, хотя я и видела боль в его глазах. Исповедалась впервые за почти три месяца! Так легко на душе стало… Антона тоже заставила – он сопротивлялся, но в итоге побеседовал со священником. Видно, ещё до сих пор винит себя за ту девочку. Бедный… После беседы с отцом Георгием, Антон немного просветлел и глазки засветились… Как тогда, до войны, бывало, мы вместе с Валерой и Антошкой в кино вместе ходили. Он такой довольный выбегал из зала и делился с нами впечатлениями о просмотренном фильме. А мы с мужем улыбались, глядя на его улыбку…
Так взгрустнулось что-то… Мы с сыном ещё побеседовали о прошлой нашей жизни. Вспомнили какая учительница плохая у него в начальных классах была – меня не любила и на Антона кричала постоянно; как на лошадь он сел впервые – жутко боялся; как Валера его на машине ездить учил; какие сочинения Антошка писал… Вот даже записка его детская осталась, про счастье. Такой маленький был, а уже жизнь понимал. А теперь сама я жизнь эту не понимаю. Прости, Господи…»

Я перевёл взгляд с пометок матери на сложенный вчетверо листок бумаги. Неуверенными движениями я развернул пожелтевшую от времени бумажку. Это был вырванный из детской тетради в косую линейку листок. На развороте неуверенным детским почерком было выведено: «щасьте, это когда один чилавек встричает другого и они вместе радуються».
Глупая улыбка появилась у меня на лице, а в глазах что-то защипало. Рука положила записку обратно в дневник, глаза закрылись. В голове всё гудело от нахлынувших воспоминаний. Живописно описанные мамой детские годы чередовались с первыми мутными месяцами подземной жизни. Вот мы идём всей семьёй на премьеру только что вышедшего фильма с любимым маминым актёром, а вот дядя Володя, ехидно улыбаясь, зовёт мать вместе с собой. Вот я сижу ещё совсем маленький на крупе большой лошади. Все вокруг такие счастливые, а мне жутко страшно. Ведь лошадка сейчас встанет на дыбы и скинет Антошку на землю! А вот я вижу мёртвого «вампира» с Текстильщиков. Обычным страхом тогда не обошлось – меня всего вывернуло на изнанку. Вот я, наконец, пишу сочинение в школе, а рядом стоит строгая учительница. Я очень волнуюсь – ведь если будет много ошибок, Марина Феликсовна вызовет маму в школу и опять наругает и меня, и маму. А вот я исповедуюсь отцу Георгию. Он смотрит на меня добрыми грустными глазами, и очень внимательно слушает, кивая. Что он мне тогда говорил? Этого я уже не помню, но зато отлично помню, каким обновлённым я от него вышел к маме, после чего мы пошли обедать.
Почему-то захотелось встать и пройтись по станции. Я закрыл мамин дневник, потушил керосинку, и выбрался из палатки. На станции уже все спали, и я, стараясь не шуметь, пробрался к путям. Поток воспоминаний в голове превратился в целое море, и я начал смотреть по сторонам, чтобы хоть как-то отвлечься. Старые электронные часы светились в темноте квадратными цифрами. Было без пяти минут полночь, а в полночь я что-то должен был сделать… Ах да! Загадочная записка! «Идти» подумал я, и, спрыгнув на рельсы, направился вглубь туннеля.

Глава 5.

Тесный Кладбищенский туннель был уныл и мрачен, как и несколько часов назад. Вспомнился мамин сон, и мне даже показалось, что где-то далеко в конце туннеля замерла точка дневного света. Идти без фонаря было сущим наказанием. Раз от разу встречающиеся лампы освещали крошечные пятачки пространства, и туннель походил на растянутую гирлянду с выбитыми фонариками.
Чем дальше я заходил в Кладбищенский туннель, тем меньше мне нравилась эта затея. Спонтанно принятое несколько минут назад решение теперь казалось глупым ребячеством. И потянуло меня после всего пережитого на поиски новых приключений? Сейчас бы отлежаться в палатке и набраться сил, а я, как дурак, попёрся неведомо к кому, неведомо зачем…
Но… Что это?
Последний раз споткнувшись о рельсы, я остановился и прислушался. Либо мне показалось, либо по туннелю, отражаясь от глухих стен, на самом деле текла медленная грустная мелодия? Я сделал несколько шагов вперёд, ступая медленно и осторожно. Похоже, я сошёл с ума, но по туннелю и впрямь лилась музыка. Через секунду, я даже узнал инструмент, на котором играли. Это была губная гармошка. Ещё в детстве мама купила мне такую, думая, что она каким-то образом развивает дыхание и музыкальный слух ребёнка.
По коже медленно поползли мурашки. Кому могло прийти в голову ночью на кладбище играть на губной гармошке?! Не успел я вообразить новый вид мутантов с гармошками, как мелодия затихла.
- А ты опоздал.
Хриплый голос, раздавшийся из мглы туннеля, заставил подпрыгнуть от страха и неожиданности.
В трёх шагах от меня зажёгся фонарь, ослепляя и окончательно сбивая с толку.
Усмешка. Щелчок затвора.
- Лучше стой на месте. Одного лишнего движения тебе хватит, чтобы безвременно закончить свою жизнь.
Я растеряно кивнул и непроизвольно прикрыл глаза рукой. Свет фонаря лизнул подбородок и сосредоточился на груди. Убрав руки от лица, я постарался разглядеть сидящего напротив человека. Глаза только начали привыкать к темноте, как свет фонаря вновь взлетел к моему лицу. Пришлось зажмуриться.
- Так и знал, что ты придёшь. Самонадеянным фантазёром был, им же и остался. – голос усмехнулся, качнув луч фонаря.
Вот зачем меня сюда понесло? Из всех моих глупых поступков этот – самый идиотский! Дурак! Трижды дурак!
- Что… Тебе от меня надо?.. – я сам не узнал свой охрипший голос.
- Разговор. Всего лишь небольшой разговор.
Так. Нужно взять себя в руки. Это просто человек с автоматом. Пусть он и не очень дружелюбно настроен, но пока что явного желания меня убить не испытывает.
- Хорошо. О чём ты хочешь поговорить? – я с облегчением услышал свой привычный спокойный голос и вновь попытался разглядеть собеседника.
- О жизни, как это ни странно.
Луч света опустился, и я успел разглядеть бесформенную груду тряпья напротив себя.
- Слышал ли ты, - заговорила груда, опять упирая луч фонаря мне в глаза. – слышал ли ты о довоенном случае про сбой на электростанции?
- Скорее всего, не слышал или забыл. Так я напомню. – не давая мне открыть рта, незнакомец продолжил. – Пол-Москвы сидело целый день без тока. Метро еле-еле двигалось. Прямо в час-пик, представляешь? Толпы уставших разъярённых людей штурмуют волнами общественный транспорт, который, загрузившись до отказа, проезжает десять метров и останавливается… Паникой не назвать, но непорядок ещё тот. Правительство тогда сообщило, что всё это – последствия сбоя на электростанции.
Мой собеседник выжидающе замолчал. Нотки его тихого хрипловатого голоса показались мне подозрительно знакомыми.
- Во время этого происшествия моя мать как раз с работы возвращалась. – кивнул я, - поезда еле двигались, и она ехала домой почти два часа.
- Сбой на электростанции – это официальная версия, – луч фонаря кивнул как бы соглашаясь, - а по неофициальной, история с электричеством – не более чем государственный опыт. Люди сверху просто решили узнать: а что будет, если лишить человечков света?
Незнакомец замолчал. Я тоже не произносил ни звука. В наступившей тишине стук собственного сердца оглушительно громко отдавался в висках. Мне показалось, что человек с фонарём удовлетворённо кивает, слушая каждый удар у меня в груди. Не выдержав вязкой тишины, я спросил обрывающимся голосом:
- И к чему всё это?
Молчание. Два удара в груди. Четыре. Десять…
- К тому, Антон, что мы с тобой думаем, будто всё вокруг нас – результат ядерной войны. А кто знает, как всё было на самом деле? Может, мы с тобой участники эксперимента, а? Может где-нибудь в своих уютных домиках или бункерах сидят политики и наблюдают за нашей жизнью, делая пометки в журнале?
Голос собеседника взволнованно разносился по коридору, и я, наконец, понял, кому принадлежал этот хрипловатый тихий тенор. Только одному человеку пришло бы в голову назначить встречу в таком месте. Только одному человеку так сильно со мной хотелось поговорить. С пониманием ситуации пришло ощущение того, что дела мои плохи. И живым мне отсюда вряд ли выбраться…
- Труп… Это ты?
Опять тишина. Один удар сердца, второй…
- Я думал, ты погиб. Тот ящик разлетелся в щепки…
- Ящик – может быть. А я сижу здесь перед тобой. Прямо, как в истории Фёдора Михайловича. Ты в двенадцать часов на Кладбищенском туннеле. И я стою напротив тебя. Кто-то из нас живой, кто-то мёртвый. Разве что свеч не хватает…
- Хорошо. Ты живой, сидишь напротив меня с автоматом наперевес. Возникает только один вопрос: о чём ты хочешь со мной поговорить? Экспериментом ли является эта война? Не знаю! Теперь может быть опустишь автомат и уберёшь свет этого чёртового фонарика от моего лица?!
В порыве праведного гнева, я сделал шаг вперёд и замахал перед лицом руками, пытаясь убрать надоедливый луч света.
- Стой где стоишь! – в голосе Трупа засквозил испуг, но, видно, оружие в руках придало уверенности. – Я же тебя предупреждал, держись на расстоянии… Калаш со склада я не просто так прихватил.
Мысль об оружии в руках моего собеседника охладила пыл и заставила замереть на месте.
- Я знаю, зачем ты меня позвал. Из-за неё, да? – догадка, мучавшая меня последние несколько секунд была подтверждена молчаливой вознёй Трупа.
- Неужели… Ты выбрался из лазарета, ограбил склад, подкинул мне эту записку… Для того, чтобы убить человека ради какой-то девки?
- Это не какая-то девка! – вдруг взвизгнул Труп, с грохотом поднимаясь. – И ты должен был умереть ещё тогда! Мне бы не пришлось сейчас делать всё это!..
Он вдруг осёкся и замолчал. Было слышно его громкое нервное дыхание.
- Что ты хочешь этим сказать? – луч фонарика, наконец, ушёл гулять по моим плечам, давая взглянуть на человека, стоящего напротив. Силуэт его из-за контраста света и тьмы был почти невидим. Единственное, что я смог разглядеть – он еле держался на ногах, опираясь на какую-то палку.
- Ничего! То есть я хотел сказать… Я хотел сказать… Что ты её не достоин!
В голосе хозяина фонаря послышалась радость внезапно найденного ответа.
- Да-да, не достоин! – его голос становился всё твёрже. – Кто ты такой? Сын святоши, которая крутила шашни со священником. Инвалид, которому по слабости здоровья даже не доверяют тяжелое оружие! – каждое слово он выговаривал с явным удовольствием, смакуя ситуацию и звучно потрясая автоматом. – Да ты всегда был трусом! Ты побоялся даже сказать мне в лицо, что она с тобой… Я всё узнал от неё! Я… Я вообще не понимаю, что она в тебе нашла!
Под конец тирады голос Трупа сорвался, сменив ликование растерянным гневом.
- Труп… Я не узнаю тебя… - я ошарашено вглядывался в потёмки, тщетно пытаясь разглядеть собеседника. – До этого момента я вообще не думал, что ты способен так... себя вести. Я даже начинаю сомневаться, что передо мной действительно ты.
- Я! Ты видишь перед собой живого мертвеца, да!
- Как же меняются люди, лишившись счастья…
- А ты мне тут не сочувствуй! Сейчас я тебя жалеть должен, – голос Трупа вновь заликовал, – тебя никто здесь не найдёт, станешь всего лишь очередным пропавшим, хе-хе. – Труп негромко засмеялся. Я впервые слышал, как он смеётся. От этого смеха по коже забегали мурашки.
- Успокойся, Труп, приятель… Ты же не убийца. Подумай, что ты делаешь…
Нужно же что-то сказать?! Как-то унять этого сукиного сына, внушить ему доверие! А вот подпусти он меня поближе…
- Что я делаю? Пытаюсь быть счастливым человеком, вот что!
- Но ведь этого можно добиться и другими способами…
- Ты почему-то так не думал, развлекаясь с моей Жанной! Ты отобрал самое ценное в моей жизни, унизил, посмеялся надо мной! А теперь моя очередь.
- Но это же глупо и бессмысленно! Чего ты добьешься моей смертью?
- Я часто сидел здесь, размышляя о нас, людях вокруг, катастрофе, загнавшей людей сюда. И, знаешь, я понял две вещи. Первая – смысла нет ни в одном нашем поступке. Для вечности, жизни, смерти мы – ничто. Маленькие крупинки большого пляжа, которых швыряет туда-сюда прибоем. Мы думаем, что наши поступки наполнены смыслом, жизни важны, а от дел, нами совершённых, зависят жизни других. На самом же деле нас лишь приносит и уносит прибоем. Какой смысл в перемещении песчинки? – луч фонаря спустился к моим ногам, и я открыл рот, чтобы что-то ответить, но Труп не дал сказать ни слова. – Те, кто ещё способен думать, считают, что прибой – это Бог, судьба, рок, карма. У каждого он называется по-своему. Но что такое судьба? Какая-то материя, умно управляющая жизнью каждого человека. Любое действие судьбы правильно. Оно не оспаривается, считается, что «так и должно быть», а действие, противоположное решению судьбы, было бы неправильно. А что они подразумевают под словом «неправильно»? Что бы случилось, будь всё иначе? Если хороший человек вместе с женой не попали в аварию и не погибли, то кому бы они навредили? Его мать умерла с горя через месяц, оставив десятилетнего внука – совсем мальчишку – одного. Так и должно быть? Бессмысленное убийство миллионов людей – часть плана Бога? Тогда скажи, какой в этом смысл? Где благо, принесённое обществу, или чему бы там ни было? Можешь не говорить, я отвечу. – рассудительный голос Трупа на мгновение замолк, но тут же продолжил, - Блага нет, добра нет, смысла нет, судьба – не что иное, как набор случайностей, происходящий с каждым из нас. Она не заботится о нас, а, подобно прибою, метает из стороны в сторону. Кого-то уносит в далёкое мрачное море, кому-то позволяет понежиться под лучами солнца. В таком мире нужно успеть всё, пока не смыло волной. Следуя из этого, можно вывести вторую истину: живи, пока жив. И я не собираюсь умирать. Может быть потом, от старости, но не сейчас. – по движению силуэта я понял, что он вскидывает автомат. – Скажешь что-нибудь напоследок?
От былой нервозности Трупа не осталось и следа. Его голос был холоден и бесстрастен, как всегда.
У меня внутри всё похолодело. Неужели вот таков мой конец? От рук сумасшедшего влюблённого?
К горлу подкатил комок.
- Может быть, смысла действительно нет, - тихо заговорил я, – но во всех этих убийствах виноваты мы сами. Люди, живущие для себя. Думаешь, она сильно отличается? Убив меня, ты получишь её на несколько дней, месяцев… До тех пор, пока ей не надоест, и она не найдёт себе другого. Ты ей нужен на время, я ей нужен на время.
- Хватит. – голос Трупа дрогнул.
- Для неё даже помощь старику забраться на перрон – доброе дело – является удовлетворением собственных потребностей. – тихо продолжал я, не внимая внутреннему голосу, изо всех сил бившего тревогу.
- Нет! Молчать! – луч фонаря задрожал, остановившись у меня на груди.
- Ей плевать на твоё мнение и проблемы, если они не противоречат её духовному спокойствию.
- Я буду стрелять!
- Если хочешь – забирай её. Живите вместе. – я не удержался от усмешки.
- Пока жив ты, это невозможно.
Глухой щелчок курка показался мне громче выстрела. Я притронулся к груди и с удивлением обнаружил там расползающееся багровое пятно. Перевёл взгляд на Трупа.
- На твоём пляже она всегда будет центром Вселенной…
Сил стоять больше не было. Я попытался сделать шаг навстречу Трупу, но, пошатнувшись, рухнул, уткнувшись в мысок массивного сапога.

***

Смерть. Пожалуй, одна из главных загадок человечества. За годы подземной жизни я много думал о ней, но никогда бы не подумал, что моя смерть может быть такой глупой.
Было больно. Я лежал распростёртый на чёрной земле Кладбищенского туннеля и, надо признать, выглядело моё бездыханное тело ужасно. Кривая усмешка покрытого грязью лица внушала отвращение. Заштопанная на спине куртка и оборванные джинсы превращали неподвижное тело в закоченевший труп вонючего бродяги, на которого с жалостью смотрела мама двадцать пять лет назад. Я с негодованием отвернулся от созерцания собственного позора, как вдруг понял, что… вижу себя бездыханного со стороны. Вновь посмотрев на свое тело, я обнаружил, что оно по-прежнему лежит в туннеле. Я в недоумении вытянул правую руку вперёд. Пошевелил ею. Пальцы повиновались рефлексам и сжались в кулак. Труп не пошевелился. Повращал кистями обеих рук. Мёртвый Антон оставался мёртвым. А я – живой – стоял рядом и размахивал руками.
- Так ты ничего не добьешься. – спокойный голос раздался у меня в голове, заставляя вздрогнуть. – официально ты мёртв, и вряд ли кто-то тебе сейчас поможет.
- Кто это? – мне показалось, что я крикнул изо всех сил, но почему-то еле услышал звук собственного испуганного голоса. – Что происходит?
Не дожидаясь ответа, я завопил вновь.
- Эй, ты! Отвечай! Слышишь? Что со мной произошло? Где Труп?
- Сейчас за тобой придут люди со станции. Твой убийца исчез из палаты, а парень, давший тебе записку, не выдержал и сам рассказал об этом туннеле. – голос вновь раздался где-то внутри меня, и я начал судорожно оглядываться, пытаясь отыскать говорившего. – можешь не пытаться увидеть меня, сейчас всё произойдёт само.
Туннель вокруг вдруг начал наливаться красками. Различные оттенки черного и красного стали сливаться в причудливые узоры, освещая туннель и давая разглядеть действительно бегущих где-то вдалеке людей.
- Что… Что со мной? – я сам не разобрал звук собственного голоса, зато мой новый собеседник слышал его отлично.
- Твоё настоящее «я» покидает материальный мир. А я пытаюсь его остановить.
- Что мне делать? – только сейчас я понял, что все эмоции своего голоса ощущаю только я. Те отголоски, что слышат мои «призрачные» уши и новый собеседник, лишены чувств и раздаются с бесстрастным спокойствием.
- Ничего. Сейчас ты попадёшь в мой отправной пункт, главное не волнуйся. Эмоции только затрудняют процесс…
- Какой отправной пункт? Как это не волноваться, когда со мной происходит чёрт знает что?
- Это в твоих же интересах.
Разноцветные стены туннеля стали сжиматься, превращая коридор в небольшую комнату. Все краски слились в слепящий бело-оранжевый цвет.
- Зачем я отправился в этот дурацкий туннель, зачем?
Я в страхе зажмурился, а когда открыл глаза, то понял, что нахожусь в абсолютно пустой квадратной комнате. Уши заложило от непрекращающегося гула, глаза резал окружающий со всех сторон едкий оранжевый цвет.
- А вот и ты. Скорее, становись в центре и постарайся думать о самом прекрасном в своей жизни. – я почувствовал стоящего рядом с собой… человека?
- Кто это? Почему ты всё это делаешь? – я пытался разглядеть воздушные очертания своего собеседника, но бьющий со всех сторон едкий оранжевый свет не позволял рассмотреть существо напротив меня.
- Ты хочешь жить? Тогда не задавай лишних вопросов.
- Но почему я должен верить тебе?
- Потому что у тебя нет выбора. – растягивая слова, проговорил силуэт.
Я стоял в растерянности. Чёрт возьми, эта штука, кем бы он или она ни являлась, была права.
Я сделал два неуверенных шага и замер в центре комнаты.
- Это правильный выбор. Тебе ещё рано умирать.
Яркая вспышка осветила всё вокруг, и я провалился в неизвестность.

Написал новую главу уже полузабытого рассказа.

Глава 6.

Я стою посредине палаточного базара в оживленных Кузьминках. Мне двадцать девять лет, я счастлив, хоть и одинок. Игорь отошёл, обещая скорое знакомство с одной из лучших девушек Трои. И вот из толпы выходит мой улыбающийся друг, о чём-то оживлённо разговаривающий с бледноватым молодым парнем, державшим под руку Её.
Увидев её впервые, я подумал «Боже! Что в ней находят мужчины?». Длинные плохо причёсанные бежевые волосы с рыжеватым отливом скрывали маленькие, торчащие в разные стороны уши. Задорное личико не было лишено своеобразной привлекательности, но после первого взгляда назвать его симпатичным и уж тем более красивым у меня язык не поворачивался. Ровный нос мне показался чересчур ровным, по-гречески большим. Плоские щёки были покрыты бледными веснушками. Под землёй редкое явление. Одним словом, лицо её, равно как и фигура, меня ничем не зацепили, да и характер её показался мне слишком взбалмошным.
- Жанна, - сказала она, не подавая руки, и подарив мне холодный, колкий взгляд своих серых глаз.
Бледноватого парня рядом с ней все звали Трупом, он и сам так представился.

Я сижу рядом с Ней. В Кузьминках вечер, а со времени нашего с Жанной знакомства прошёл год. За это время моё мнение об этой девушке радикально поменялось. Она оказалась отличным собеседником, начитанным и умным человеком. Когда Жанна радовалась, у неё внутри вспыхивал огонёк, зажигающий хорошее настроение и в её собеседнике. Как дитя, она была искренна и добра, зажигая в окружающих искорки радости. Тот вечер не был исключением. Мы говорили обо всё хорошем, что осталось в нашей прошлой жизни, отгородившейся гермоворотами. Казалось, мы заранее договорились не упоминать об окружающей нас сейчас жизни, наложив негласное вето на тусклые туннели и мрачные станции метро.
Я смотрел в её светящиеся глаза, не отрываясь, и светился вместе с ними. Только дурак не догадается, что я влюбился, а влюблённые, как известно, мало чем отличаются от дураков.

Кузьминки превратились в мой второй дом, я проводил с Жанной всё больше времени. Она просто веселилась, а я мучился даже находясь с нею рядом.
Однажды, я признался ей в любви. Спокойно, без страха, сам того не ожидая. Настолько спокойно, что «Жанна, я тебя люблю» было заменено на менее пылкое «Я даже считаю, что в тебя влюблён». С детских лет боясь слова «люблю», я и здесь заменил его на более расплывчатое «влюблён». Уже не «нравишься», но ещё не «люблю». Растеряно опустив взгляд, Жанна ответила совсем не то, чего хотелось мне. Она живёт с Трупом, и они не просто друзья. Удивление, негодование, ярость, отчаяние…

Прошло две недели. Я изо всех сил пытался прогнать морок, не видеть Трупа, не жаждать Жанну. Наконец, я не выдержал, и вырвался в Кузьминки. Её было всё равно. Игриво улыбнувшись, она прямо сказала, что у меня тоже есть шанс. Все попытки, предпринятые после, ни к чему не приводили, я уже не хотел больше жить, как вдруг… Тумблер внутри меня громко щёлкнул. Чувства испарились, голос страсти, терзающий меня всё это время, вдруг замолк. Наваждение исчезло. В конце концов в подземном мирке, где собрались остатки человечества, нет места любви. Здесь все чувства уступали место инстинктам. Все, кроме одного. Страха.
Теперь я был свободен! Нет мелкой дрожи в ожидании новой встречи и глупой радости по утрам. Прощайте, наивные грёзы!
Я стал прежним человеком, но одно не давало мне покоя. Возможно, это глупо, но я чувствовал обиду за впустую потраченное время. Неужели всё было зря? Симпатия Жанны становилась вопросом принципа.

Она считает себя самым счастливым человеком в жизни? Докажем обратное. Допустим, Труп был далеко не так чист, каким его считала Жанна. Случайно обронённое в разговоре «а ты не знала?» и все его интрижки на стороне становились известны и ей. Вранье во спасение? Почему бы и нет, если спасение гарантируется хотя бы мне…

***

- Похоже, у него рука шевельнулась.
- Да-да, он приходит в себя!
- Антон! Ты меня слышишь, брат?
Я приоткрыл левый глаз. Из белого тумана вокруг меня медленно выплыло бледное пятно. Пятно расплывалось и пришлось приложить усилия, прежде чем я разглядел в нём овал женского лица. Я тут же зажмурился и вновь открыл уже оба глаза. Да, это была она. Героиня обрывчатых воспоминаний и главная виновница моей едва ли не потерянной жизни.
Жанна нежно провела рукой по моему лицу и, улыбнувшись всё той же лучистой улыбкой, промолвила:
- Я знала, что ты выживешь.
Я с трудом повернул набок голову и увидел стоящих рядом с Жанной Игоря и Шприхова. Игоря – радостно-уставшего. Шприхова – растерянно-задумчивого. Сам я находился, судя по обстановке, в нашей «больнице», соседствующей с поликлиникой. Окончательно привела в себя резкая боль во всём теле. Я застонал.
- Что с тобой, дорогой? – голос Жанны раздавался, словно из Преисподней.
- Ему требуется покой, - холодная рука Шприхова опустилась на мой лоб. – И так чудо, что выжил.
- Доктор, ему, судя по всему, сейчас не очень приятно…
Услышав неуместно-наивный комментарий Игоря, я хотел улыбнуться и поблагодарить его за столь глубокомысленный вывод, но получилось лишь промычать что-то нечленораздельное. О чём я сразу же пожалел – голова загудела так, будто внутри звенел колокол.
- Потерпи, сынок, сейчас всё пройдёт.
Я почувствовал легкий укол и через мгновение уже чувствовал, что сплю.
На этот раз мне не снилось ничего. Вязкая вакуумная чернота заволокла всё вокруг, поставив жирную точку на всех призрачных воспоминаниях прошлого.
Не знаю, сколько я пролежал в небытие, но когда я очнулся, палата была пуста. На этот раз глаза быстро привыкли к полумраку, окутывающему комнату, и я принялся разглядывать окружающий меня интерьер. Кроме скрипящей койки со своим неповоротливым пассажиром, пустоту комнаты пытались заполнить два ветхих стула и обшарпанный стол, заваленный медицинским оборудованием. Дверь в дальнем углу была чуть приоткрыта, и через небольшую щель пробивался слабый луч тусклого света.
Мои догадки подтвердились, я находился в одной из двух палат нашей больницы. На этой же постели несколько месяцев назад лежала и моя мать.
Боже мой, как это было давно!
Я поднял глаза вверх и уставился в потолок. Мысли замельтешили в голове комариным роем.
Ревность Трупа перешла границы жизни и смерти. Никогда бы не подумал, что этот бледный малый способен на такое. Стрельба по мутантам – пожалуйста! Но по своим…
За такое на Трое разговор короткий – нож в сердце или прогулка по поверхности. Без противогаза, естественно. Но поступок Трупа далеко не самое необычное, что произошло за тот роковой вечер. Ревность, побудившую его убить человека, ещё можно объяснить. А вот дальнейшие события полностью сбивают с толку. Перед глазами предстал тёмный туннель и моё тело в луже крови. А рядом я – живой и невредимый. Интересно было бы узнать, что всё это значило? Разговор с Богом? Силам свыше угодна моя никчёмная жизнь? Почему? Никогда не замечал в себе черт Мессии, Пророка или какого-то Великого Избранного.
Я улыбнулся сам себе. Да уж, неплохой Мессия с кривым позвоночником. Ход моих мыслей прервал тихий скрип двери. В комнату на цыпочках втиснулась грузная мужская фигура.
- Игорь? – спросил я скрипучим голосом и закашлялся.
Мужчина подошёл ближе и заговорил знакомым голосом:
- Дружище! Да ты снова заговорил. Нормально себя чувствуешь? Может врача позвать?
Я, откашливаясь, отчаянно замахал руками. Не знаю, что взбредёт в голову Шприцу, но я себя сносно чувствую и без новых порций обезболивающего. Ненавижу уколы.
Наконец, я откашлялся и, глянув на Игоря, пробормотал:
- Рассказывай.
Он пододвинул к себе ближайший стул и уселся рядом с кроватью.
- Смотря что ты хочешь услышать.
- Всё, что тут произошло, пока я был в отключке.
- Я думал, тебе будет интересно узнать, как ты тут очутился.
- С этим всё и так понятно. Услышали выстрелы, прибежали, дотащили до станции.
- Ну ты даёшь, приятель, - Игорь усмехнулся. – столько лет здесь живёшь и не знаешь, что шум из глубины Кладбищенского туннеля не слышен на станции. Тебе просто повезло, что Алёшка наш совестливым оказался. – Игорь поудобнее устроился на стуле. – Будит он меня, значит, ночью. Бледный, как смерть, трясётся от волнения и всё шепчет мне чего-то. Я спросонья разобрать ничего не могу, а он всё говорит-говорит… С грехом пополам проснулся я и слышу – Труп Антона убивает. Такая новость остатки сна окончательно согнала. Я вскочил, часовых в охапку и – к тебе. Вижу – в палатке, действительно, никого. Алёшка про Кладбищенский туннельвсё говорит. Я – туда. Когда тебя увидел – думал, всё, с концами. – Игорь запнулся, но тут же продолжил. – Однако, нет! Время всё лечит! К тому же такому засранцу, как ты, грех погибать молодым.
Я улыбнулся и вдруг почувствовал огромную благодарность к своему другу.
Я приподнял кисть.
- Спасибо тебе, друг.
Игорь смущённо пожал протянутую ему руку.
- Да я-то что… Мы с мужиками тебя до станции донесли, а дальше уже Шприца благодари. Он тебя все десять дней оживлял. И Жанна твоя торговать на станцию приезжала – к тебе заглядывала разок. И мужики заходили…
- Десять дней!.. А что там Жанна, говоришь?
- Да про Жанну что говорить… - Игорь замялся. – Приезжала с каким-то парнем торговать. Решила к тебе заглянуть. Парень тот родственник её… ТЫ не думай ничего. Лучше я тебе вот что скажу. – Игорь склонился надо мной и доверительно добавил. – Шприц сказал, тебе нервничать нельзя, но ты уже здоров, как бык… Короче, даже когда доктор тебя увидел, сказал, что ты обречён. Так что то, что ты сейчас здесь живой и говоришь со мной – не что иное, как…
- Чудо, – в дверях стоял Шприц. – Игорь, покиньте палату. Я вроде бы предупреждал, что больному противопоказаны серьёзные эмоциональные потрясения.
Бесшумность, с которой Шприц двигался по своей клинике, была сравнима разве что с бесшумностью передвижения его кошки Патриции.
Игорь обернулся на звук голоса.
- Да ладно вам, доктор, я себя уже отлично чувствую. – моей попытке смягчить сурового Шприца не суждено было увенчаться успехом.
- Даже слушать ничего не хочу. – видно, Шприц не собирался идти на компромиссы.
Игорь покорно встал со стула и направился к двери.
- Постой! – я привстал с кровати. – Мне здесь всё равно ещё долго лежать, не так ли, доктор?
- Минимум, пару дней.
Шприц открыл дверь и нетерпеливо поглядывал на Игоря.
- Хорошо. Игорёк, посмотри у меня в палатке. Там должен лежать дневник коричневого цвета. Принеси его в следующий раз.
Игорь кивнул и, наконец, выполнил свой долг перед Шприцем – быстро вышел из палаты, оставив нас с доктором вдвоём. Михаил Денисович удовлетворённо кивнул и подошёл ближе к моей кровати. Задав несколько сухих вопросов о моём самочувствии, доктор измерил давление и, пожелав спокойной ночи, ушёл.
Дверь за ним плотно притворилась, проглотив слабую полоску электрического света. Комната погрузилась в темноту.

Две с половиной недели возымели надо мной некоторое воздействие, и я написал целых две главы Нерасказанных Историй. Вторая - очень большая, но по-другому никак. Встречайте.

Глава 7.

Любовь. Когда-то ей посвящали стихи поэты, описывали свои духовные страдания герои романтической прозы, пылко совершали любовные признания кареглазым пассиям мачо из мексиканских сериалов. Казалось, любовь побеждает всё: мировую несправедливость, классовое неравенство, тёмное прошлое, мафию, закон, природные катаклизмы, плетущих сети хитрых негодяев, озлобленных родственников, конец света и даже саму смерть. Байка о единственной, большой и чистой, любви двадцатого века была так хорошо внедрена при помощи средств массовой информации, что разочаровавшиеся в этом страшном чувстве девушки и юноши обрывали свою недолгую жизнь на крышах городских высоток или же в горячих ваннах с красной пеной.
Всегда считал их дураками. Накидывать петлю на шею из-за потери личности, которую с сомнением можно назвать любимым или любимой, - разве не глупость, когда дана возможность жить дальше? Знали бы они, что потом каждая жизнь будет на счету…
Сам я с детства был приучен не попадать в эту притягательную ловушку. Вокруг меня рушились семьи одноклассников, папы изменяли мамам, а те в свою очередь бросали любимых мужей ради «другого дяди». Мои родители умудрились прожить в спокойной дружбе более пятнадцати лет, поражая скептически настроенных родственников и вызывая сильную зависть у развалившихся семей. То, что я видел между матерью и отцом каждый день, вряд ли походило на пылкую любовь сериалов и на улыбающееся счастье семей, рекламирующих зубные пасты. Просто два живущих вместе человека. Может быть, и они когда-то страдали сильными чувствами друг к другу, но о тех далёких временах мне ничего не известно.
Пройденная школа жизни научила точно одному – любовь, если она и существует, меня не касается.
И вот, в одном из своих странных проявлений меня до меня дотронулось это приторное чувство сгоревших в ядерной дымке романтиков двадцатого века. В самом неромантичном месте на Земле – мрачных подземельях метрополитена.
Мысли о Трупе, внезапном поступке Алёшки, собственной несостоявшейся смерти на следующий день снова отступили перед воспоминаниями о Жанне. Моя минутная влюблённость не принесла ничего хорошего.
Да и любила ли меня Жанна?
Одно-единственное посещение за десять дней было лишь случайностью. Жанна заглянула только потому, что ей было «по пути». Вот она – любовь! Во всей красе!
Игорь сидел тут не одну ночь – по его уставшему лицу сразу всё было видно. А она «заглядывала разок», да ещё и с «родственниками». Как я всё-таки был глуп!

***

Этот день был лишён каких бы то ни было событий. Я бы и не узнал, сколько прошло времени, если бы не навестившие меня знакомые со станции и Шприц, измеривший давление с набившими оскомину словами «всё будет хорошо». Пришедший буквально на несколько минут Игорь успел сказать несколько обнадёживающих фраз и, положив рядом с кроватью бежевый свёрток, поспешно удалился. Работы на Рязанке во время моей отключки прибавилось, но в тихой палате по-прежнему нечем было заняться. Поэтому я сразу же приступил к изучению записок матери.

«День сто первый.
Жизнь, если её таковой ещё можно назвать, постепенно налаживается. Вампиров и след простыл, так что теперь в Текстильщиках перевалочный пункт наших солдат. А солдатами считаются почти все спасшиеся мужчины! Не знаю, с кем они ещё собираются воевать, но курсу молодого бойца обучается даже Антон!
Кроме того, в Кузьминках открылись гермоворота и люди в очередной раз вышли на поверхность. Из ближайших уцелевших магазинов и домов вынесли всё, что смогли. Оружия стало заметно больше – видно, рядом с Кузьминками находились не только продуктовые магазины… И наконец-то в Гиблый туннель отправился сильный отряд во главе с Алексеем. Да, теперь у проклятого туннеля есть и своё название. Дай-то Бог, чтобы они поскорее вернулись и принесли добрые вести!
Но слухи слухами, а работать надо. Эти таинственные цветы не дают мне покоя вот уже две недели. Мы с Михаилом Денисовичем вовсю ведём их исследования. В растениях живёт уникальный ген, «выращенный» при помощи синтеза клеток плесени и какого-то неизвестного элемента. Каким-то образом они поглощают даже окружающую их радиацию. Поглощение происходит следующим образом…»
Дальше несколько страниц были испещрены химическими формулами с пояснениями, и я, не понимая ни капли написанного, сразу листнул до следующей записи

«День сто третий.
Так и знала, что тишина и спокойствие не продлятся долго. Пропал Алексей вместе с отрядом. Через сутки после их ухода, из глубины Гиблого туннеля к нам на Рязанку вышел только один человек.
На мальчике не было лица! Он весь дрожал и не мог произнести ни слова. Наш доктор, Михаил Денисович, сразу же отвёл его в палату. Окружившие паренька зеваки не решались задать ни единого вопроса – так бледен и немощен он был. Только на следующий день вся станция узнала, что произошло в проклятом туннеле. Пишу прямо с его слов.

Игорь (а именно так звали бедолагу) только научился стрелять, как его сразу же взяли в отряд Алексея. Их было пятнадцать человек – здоровые, крепкие ребята, вооружённые до зубов. Первые несколько десятков шагов они шли по туннелю довольно уверено. Ничего не предвещало беды, но все двигались осторожно, прислушиваясь к каждому звуку. Зловещая тишина давила на нервы, но ударная группа продолжала углубляться в туннель. Игорь шёл в середине отряда. Примерно на сотом метре послышался утробный стон, и в темноте что-то зашевелилось. Ребята только этого и ждали. Отряд быстро рассредоточился по приказу Алексея, и, как оказалось, не зря. Тишину разорвал громкий стон, и из темноты на них повалили мало похожие на людей монстры. Людоедов было много, но огнестрельное оружие действовало безотказно. Для Игоря это сражение превратилось в тир. Безоружные нелюди, не смотря на своё количественное преимущество и ярость, для вооружённого и подготовленного отряда были пушечным мясом. Сквозь стрёкот автоматов, он услышал приказ Алексея – отряду продвигаться вперёд. Через пару десятков шагов, израсходовав три рожка патронов, Игорь в очередной раз перезарядил автомат и готовился продолжать бой с неизвестно откуда взявшимися вампирами, но… Вокруг никого не было. Все людоеды либо были мертвы, либо куда-то сбежали. Однако исчезли не только они. В туннеле, судорожно светя по сторонам фонариком, стоял только Игорь. Ни Алексея, ни ударного отряда поблизости так же не оказалось. Парню стало страшно. Игорь завопил во всю глотку в попытке докричаться хоть до кого-нибудь, как вдруг услышал тихий всхлип. Всхлип раздался где-то рядом, и, сделав ещё шаг, Игорь чуть не споткнулся о тело одного из своих товарищей. Склонившись над человеком, парень увидел, что у бедняги было перерезано горло, и боец пытался хоть как-то остановить руками кровь. Силы его уже оставляли и, захлёбываясь кровью, он успел шепнуть лишь пару слов. «Это ловушка». В следующее мгновение боец был мёртв. Игорем овладело безумие. С дикими криками он побежал вперёд, стреляя во все стороны, пока не закончились патроны. На повороте он упал и с ужасом обнаружил распластанное тело Алексея. Голова лежала неподалёку. Игорь вскочил, и до его сознания дошло, что в этой безумной гонке он потерял автомат. Пока он шарил по карманам в поисках оружия последней надежды, кто-то бесшумно схватил его и приставил к горлу длинный нож. Игорь не успел и пикнуть, и даже понять, что произошло. Но, почувствовав на шее прикосновение холодного лезвия, уже был готов к смерти. Однако, рука незнакомца вместо того, чтобы сделать финальный взмах в жизни незадачливого бойца, продолжала просто прижимать нож к горлу Игоря. Представляю, что пережил бедняга в эти несколько мгновений!
Сквозь бешеный стук собственного сердца Игорь услышал короткую фразу. «Живи пока». Через секунду он стоял в Гиблом туннеле один, судорожно трогая шею и оглядываясь по сторонам. Потом он сорвался с места и ринулся вперед, не разбирая дороги. Последние несколько метров до Рязанского проспекта он преодолел, еле держась на ногах от усталости.

Вся станция встала на уши после этой истории. Родственники пропавших в туннеле людей буквально сходят с ума. Помоги им, Господи, преодолеть это испытание…
Но надо признаться, на меня рассказ тоже произвел большое впечатление. Пропавшие в Текстильщиках людоеды оказываются в Гиблом туннеле между Рязанкой и Кузьминками. Отряд бесшумно погибает, но не от рук монстров. Убийца (может, их было несколько?) почему-то оставляет в живых Игоря. Может быть, чтобы тот рассказал историю на станции и навсегда отпугнул её обитателей от этого места? Эти, и не только, вопросы задаю себе не одна я. По Рязанскому проспекту уже ходят байки о том, что с поверхности к нам проникли американские спецназовцы для зачистки метро от выживших. Только что видела Костю – ребёнка наших соседей – он с пеной у рта доказывал своим друзьям, что это всё неправда, и Алексей на самом деле жив, а Игорь – предатель, засланный… О, Боже… Засланный пришельцами с целью похитить несколько человек с Земли для их дальнейшего изучения. Одним словом, каждый имеет своё мнение по поводу произошедшего в Гиблом туннеле. Ленин сразу же собрал заседание. По соседнему с Гиблым туннелю было решено пустить людей в Кузьминки. Скоро они узнают о смерти своего начальника. Лучше бы не ходили они в этот проклятый туннель!

День сто десятый.
Байки после похода в Гиблый туннель множатся. За эту неделю в Кузьминках многое изменилось. Люди говорят, что там было поднято восстание, и началась война за власть. У нас же неделя прошла на удивление спокойно. Горе и страх, сковавшие было станцию, были быстро забыты при помощи Ленина. Этот человек ввёл сильную дисциплину и так быстро воспитал уважение к своему авторитету, что им можно восхищаться. Для добычи дополнительного электричества он начал строительство «грунтовых мельниц». Эти штуковины будут установлены в вырытых каналах рядом с протекающими неподалёку грунтовыми водами. За счет чего работает освещение и всё вокруг, я понятия не имею, но без этих мельниц многое из планов Ленина будет невозможно. Уже собирается очередная экспедиция на поверхность – идут за стабилизаторами и другими деталями, нужными для постройки мельниц. Без них подстанцию не соорудить…
Детей на Рязанке оградили от страшных событий недельной давности, и они спят спокойно. Мой Антон, похоже, ни о чём не догадывается. Он быстро сдружился с Игорем, и они проводят много времени вместе. Пусть Игорь и носитель страшной истории, но Антону так одиноко без друзей… А Игорь хороший парень, мне он сразу понравился.

День сто двадцать пятый.
Настал чуть ли не исторический день. Волнения в Кузьминках улеглись, и теперь это вроде как наша столица. Её начальника кличут Аяксом, а Рязанку, Кузьминки и Текстильщики – Троей. А ещё в Кладбищенский туннель привезли тридцать тел в чёрных мешках…Они не застали Новый Год, который усиленно праздновала новоиспечённая Троя (до чего же всё-таки дурацкое название!).
Откупорили две пыльные бутылки шампанского, которые усиленно прятал какой-то бедолага на другом конце станции. Потом в бой пошёл спирт – уж его-то местные умельцы сумели добыть и под землёй. Из кусков фитиля и арматуры получились самодельные бенгальские огни, а в Кузьминках для нас нашлась даже искусственная ёлка! В общем, праздник удался, не смотря на отсутствие Оливье и новогодней речи президента.
Я жутко устала и от работы, и от неожиданно свалившегося веселья. Очень надеюсь, что Антон скоро вернётся. Они с Игорем хотели идти праздновать в Кузьминки, и я отпустила ребят – пусть хоть как-то повеселятся в этом склепе…

День сто двадцать седьмой.
Отлично! Вот тебе и первое испытание дружбы! Так ведь и знала, что нельзя было их никуда пускать!
Антон вчера вернулся поздно ночью, когда я уже спала. Проснувшись, я решила его не трогать, но какого было моё удивление, когда я, вернувшись вечером в палатку, обнаружила его по-прежнему ворочавшимся в спальном мешке. За весь день он ни разу не встал! Оказалось, что ночью Игорь выпил лишнего, и Антон тащил его весь перегон от Кузьминок до Рязанки. Антон и так дюжинным здоровьем не отличается, а после этой эстакады он на утро не смог и пошевелиться – так сильно болел позвоночник. Идти к доктору он отказался, не смотря на все мои уговоры. Пришлось самой проверять его спину и выписывать рецепты.
Я далеко не врач и боюсь, что диагноз может оказаться неправильным, но, судя по всему, у Антона вывих позвонка. Пришёл Игорь. Узнав, что натворил, он сильно расстроился, но «извините» не излечит моего мальчика! Слава Богу, его дядя был костоправом, и Игорь кое-чего от него узнал. Друг Антона уверял, что ему нужно проколоть Мексидол, и в ближайшее время свести к минимуму нагрузки на позвоночник.
Ох, как мне всё это не нравится…»

Я отложил дневник в сторону, и устало протёр глаза. На последних прочитанных мною страницах почерк матери то метался в нервных припадках, то в спешке сваливал груды букв друг на друга, то еле плёлся, обрывая концовки слов и предложений. От этого хаотического танца зарябило в глазах, и я решил сделать перерыв.
Эх, мама, как же ты всегда была наивна! Историю Игоря я узнал в тот же день, что и вся станция, разве что о человеке с ножом слышал впервые. Да и об исследованиях подземных цветов я ничего не знал. Теперь я начал понимать, где постоянно пропадала мать в то время. Но почему она это от меня скрывала и что она вообще всем этим хотела сказать? Что-то подсказывало мне, что доставшийся по наследству дневник не просто подарок на память… Слишком всё официально и загадочно. Больше похоже на предупреждение, но, если это так, то от чего она меня хотела уберечь?

Последующие несколько страниц были посвящены лечению моей болезни и заметками, оставленными по поводу исследования подземных цветов. В тот период времени, пожалуй, единственное событие произошло на сто пятидесятый день:

«День сто пятидесятый.
Сегодня хотела провести исследования рекуррентной формы ростков в одной из отдалённых от станции комнат. Она находится ближе всего к поверхности, что позволяет лучше исследовать необычные свойства растений. Когда подходила к двери, услышала доносящийся изнутри шипящий шум. Очень удивилась, обнаружив там Джона – американца. При моём появлении он вздрогнул и быстро захлопнул какой-то чемоданчик. На вопрос, что он здесь делает, Джон на ломаном русском уверил меня, будто Ленин дал ему задание собрать детали для подстанции – «грунтовых мельниц». Джон действительно принимал участие в недавних вылазках за деталями, поэтому я ему поверила. Я и не знала, что он разбирается во всех этих железяках.»

Хм, в самом деле, странно. Джон Гленн – чудаковатый Турист, как его прозвали на станции, – переехал в Текстильщики, но я никогда не видел этого человека с паяльником в руках. За прошедшие годы он немного освоил русский язык, но и по сей день является молчаливым затворником. Однако это не мешает ему считаться одним из лучших бойцов в Трое. Задумчиво перевернув страницу, я хотел продолжить чтение, но тут дверь открылась, и в мою палату, мягко ступая, вошёл Шприц.
- Думаю, Антон, твоё заключение подошло к концу, – без обиняков начал он, - Нормально себя чувствуешь?
- Да, только ноги затекли.
- Ну-с, тогда проверим напоследок состояние твоей боеготовности.
Шприц осмотрел рану, измерил давление и температуру, и удовлетворённо кивнул головой.
- Молодой человек, в полном удивлении смею вас обрадовать: вы здоровы! Можешь одеваться и идти – тебя уже ждут. – Шприц похлопал меня по плечу и, бросив задумчивый взгляд на дневник у меня в руках, покинул палату.
Проводив его взглядом, я, кряхтя, приподнялся и сел в кровати. Оттянув рубашку, я обнаружил на груди маленький рубец – след выпущенной пули. Что ж, кто бы ты ни был, парень с того света, спасибо за небольшую отсрочку!
Размяв руки и ноги, я переоделся и, мечтая о душе, медленно вышел из палаты.

Метро. Нерасказанные Истории.

Глава 8.

- Приветствуем героя!
Я еще не успел удивиться, как со всех сторон обступили с поздравлениями знакомые и соседи. Первым мою скромную персону схватил Игорь, задушив в медвежьих объятиях. Тут же став добычей улыбающегося до ушей сталкера Санька, я, наверное, долго еще освобождал свою руку, если бы не донесшийся из толпы знакомый хрипловатый голос:
- Да отпустите вы его! Парень только оклемался.
Сразу же за голосом, возник и его обладатель. Ленин появился, словно вырос из под земли, огорошив меня ещё больше.
- Антон, рад видеть тебя живым и здоровым. Хорошо себя чувствуешь? Ничего не болит? Видишь хорошо?
- Да вот, Владимир Ильич, минуту назад думал, что у меня галлюцинации, увидев столько народу по случаю моего выздоровления. Все остальные органы, вроде, не протестуют.
- Отлично, боец, скоро ты и все твои органы сослужат нам хорошую службу. Готов вновь взять в руки оружие? – знакомый пристальный взгляд Ленина.
- Так точно, Владимир Ильич.
Начальник станции, взяв меня за плечо, быстро отвёл в сторону.
- У меня к тебе дело, солдат, – сразу же заговорил он. – Ты присутствовал на Совете Станций, поэтому считаю излишним вновь вводить тебя в курс дела. План, озвученный мною тогда, принят. Сейчас я хочу посмотреть, остались ли твои боевые навыки на прежнем уровне. Пройдём со мной, а друзья подождут пока на станции.
Я молча последовал за Лениным.
Издавна одну из прилегающих к станции подсобок, вследствие её больших размеров, отдали под стрельбище. Именно туда и повёл меня начальник станции. Тир представлял собой длинный, широкий коридор, заканчивающийся обвалом. Никто толком не мог сказать, что являлось причиной груды обвалившихся материалов, замыкающей туннель. Попытки раскопок ни к чему не привели – если по ту сторону что-то и есть, то это что-то закопано на славу.
Красные лампочки тускло освещали закиданный мусором и окурками пол и тянущиеся в никуда по стенам толстые трубы. Войдя в стрельбище, мы сразу же подошли к столику с лежащей на нём винтовкой. Ленин жестом указал на оружие и виднеющуюся вдалеке мишень, освещённую алым светом аварийной лампы. Приблизившись к столику, я удивлённо отметил, что рядом с винтовкой лежали боевые патроны. В тире только по особым праздникам разрешали стрелять из боевого оружия, почти всегда ограничиваясь пневматикой. Патронам находили гораздо более хозяйственное применение, нежели стрельба по мишеням.
Проверив и зарядив винтовку, я вскинул её на плечо и прицелился. Три манекена, замерев в самых причудливых позах, через несколько секунд были лишены своих пластиковых голов, огласив тир предсмертными хлопками.
Ленин проверил через оптику результаты моей стрельбы и удовлетворённо кивнул.
- Послезавтра с утра выходите на поверхность вместе с людьми из Текстильщиков. Подробности у Шерифа.
Хлопнув меня по плечу, начальник станции обернулся и быстро покинул помещение.
Ну и дела…

***

Толпа, созванная добряком-Игорем, быстро разбежалась по делам, оставив гудящую от поздравлений голову и измятые рукопожатиями конечности. Оказавшись, наконец, один, я поплёлся в переоборудованный под умывальню туалет метро.
Среди спасшихся оказались и сантехники, так что в кратчайшие сроки на станции была переоборудована и восстановлена система фильтрации и водоснабжения, заметно поизносившаяся за последние годы. Мне, однако, было всё равно, и я с удовольствием стоял под струйками воды, отливающей ржавчиной. После водных процедур я вышел на Рязанку и медленно двинулся в сторону оружейной Шерифа, смакуя блаженное состояние относительно чистого тела.
Палаточный городок, раскинувшийся на станции, заметно потрепался за время моего вынужденного заключения. Крайняя палатка, принадлежащая философствующему грибоводу Василию, сильно покосилась, а на левой стороне зияла большая рваная дыра. Я уже подумал, что хозяин бросил своё жилище, как вдруг раздалось бормотание и из рваного «окна» выглянуло щетинистое обвисшее лицо. Полный надежды взгляд красных от усталости глаз искал кого-то, но, увидев меня, Василий не сдержал разочарованного стона. Взяв себя в руки, он выдавил что-то похожее на «здравствуй, Антон» и исчез в палатке. Похоже, меня он хотел видеть далеко не в первую очередь. И все же через несколько мгновений в жилище грибовода послышалось копошение, и опять раздался колышущийся голос Василия.
- Антон, прости, пожалуйста, не видел ли ты Дашу случайно?
Я ответил отрицательно и из вежливости поинтересовался, что случилось. Василий, нервно заламывая руки, поведал, что его дочь совсем перестала уважать отца. Она и раньше считала его нищим, а из-за наступившего кризиса, ещё сильнее ударившего по карману, заявила, что жить вместе с ним ниже её достоинства и, закатив прощальный скандал, ушла. Грибовод чуть не со слезами на глазах просил, если я увижу его дочь, передать ей, что папа ждёт дома. Василий теперь подрабатывает на заставе и способен хорошо обеспечить единственную дочь. Обещав родителю исполнить его просьбу, я двинулся дальше.
Соседняя с Васильевой палатка явно была брошена. Из кучи мусора, словно скелет погибшего существа, торчали остатки каркаса. Здесь жил Дрю – постовой на заставе. На самом деле его звали Андрей, и кроме имени я о нём больше почти ничего не знал. В нашем обществе постовых он был новеньким, поэтому ему всегда доставалось самое плохое оружие и позиция в заставе на задках. Судя по всему, на этот раз автомат заклинил в самый неподходящий момент.
В двух палатках по соседству проживало целое семейство, и шум, царивший там, резко контрастировал с жилищем Василия и скелетом, оставшимся от места жительства Дрю.
Двое хозяев палаток, прогуливаясь одним дождливым вечером двадцать лет назад неподалёку от метро, даже не подозревали как им повезло с временем и местом. За эти годы они неплохо устроились, и их стараниями на станции регулярно звучал детский плач. Наплодив шестерых, эти ребята не собирались останавливаться, поставив цель, ни много, ни мало, возродить человеческую расу. Может не качеством, но уж точно количеством.
Перебегавший станцию мужичок чуть не снёс меня и, рассыпавшись в извинениях, тут же исчез в одной из шумных палаток. Отец семейства (а это был именно он) работал на Грунтовых Мельницах, и у него не было ни секунды свободного времени. Я всегда видел его занятым каким-либо делом, и часто задавался вопросом – спит ли он вообще? Его жена – ворчливая деловитая женщина с длинными бледно-рыжими волосами являлась не только матерью самого большого в Трое семейства, но и главным поваром Рязанки. Эта профессия как нельзя лучше подходила её порывистому, неспокойному характеру.
Пожалуй, эти двое были главными трудоголиками станции. Имея массу обязанностей, уследить за всеми своими детьми было фактически невозможно. Старший сын – Паша – судя по слухам, совсем отбился от рук. В свои восемнадцать он перепробовал, наверное, всю дурь, кочующую по Трое. Семейные ссоры по этому поводу громыхали с завидной регулярностью. Я с сочувствием посмотрел на многодетную мать семейства, с котелками спешащую к кухне, и тихо двинулся дальше.
Расположившаяся неподалёку от шумных палаток большой семьи, «Цирюльня», как её называли все на станции, принимала желающих постричься, судя по парочке с калашами наперевес у входа. Здесь жил единственный во всей Трое парикмахер со странной кличкой «Цирюльник». Ещё во время нападения людоедов с Текстильщиков, кто-то дал ему это древнерусское прозвище. И теперь оно за ним окончательно закрепилось. Цирюльника знали все, так как стричься к нему ходил весь управляющий состав трёх станций. А эти вооружённые ребята, скорее всего, охраняли именно одного из таких клиентов.
Вот уж на ком не отразились волнения последних недель!
Рядом с Цирюльней стояла брошенная палатка, а по соседству с ней выделялся на общем фоне выгоревший тряпичный ларёк. Здесь находилась резиденция рязанского торговца по кличке Барыш. Он же Барышников Игорь Константинович. Рабочий день у него уже начался, поэтому Барыш сидел на пожелтевшем от времени табурете и хмуро глядел из-под нависших седых бровей по сторонам в поисках покупателей. Их поблизости не наблюдалось, что заставляло торговца неумолимо выигрывать у самого себя в шахматы, разложенные на заваленном товаром столике.
Следующей достопримечательностью, приглянувшейся мне в длинном жилом ряду, была покрашенная в бледно-красно-алый оттенок палатка женщины по имени Любовь. Судьба сыграла с нею злую шутку – несколько лет назад от болезни погиб её муж и кормилец их небольшой семьи. С тех пор она была вынуждена использовать своё имя по прямому назначению – дарить любовь окружающим. Правда, не совсем искренне и вовсе не бескорыстно.
Время для клиентов сейчас было неудачное, и Люба сидела рядом с палаткой, заинтересованно читая какую-то книжку в мятой обложке.
- Привет, Антон! – неожиданно окликнула она меня.
Я обернулся в её сторону. Она отложила книжку и приветливо махнула рукой.
- Здравствуй. – я улыбнулся ей и отметил, что всё таки для своих тридцати семи и такого образа жизни, она выглядит очень даже ничего. – Что читаешь?
- Ой, француза одного. Колька с Текстильщиков, когда заглядывал, оставил. Сказал – о любви! – Люба с восторгом в глазах подняла книжку и глянула на обложку. – Мо… Мопассан. Красиво пишет человек!
- О, ну я таких и не знаю даже. – смущённо улыбаясь, проговорил я.
- Если хочешь, могу дать почитать. Ты заходи вечером – я уже прочту.
- Я бы с радостью, Люб, да мне к Шерифу сейчас, а потом вообще ни до чего будет. На поверхность скоро идём, партийное задание, сама понимаешь.
- А, понимаю… - Люба прикусила губу и с надеждой проговорила. – Но ты всё равно заходи! Вспомним, как в старые времена…
- Люб, ты прости, не сегодня.
Я махнул рукой и поспешил удалиться.
- Приходи, если передумаешь! – донеслось мне вслед.
Я лишь неопределённо кивнул головой, ускоряя шаг.
Не то, чтобы я никогда не пользовался услугами этой женщины, как раз наоборот. Но сегодня желания совсем не было. Расслабиться можно потом, а сейчас... Первым делом, как когда-то говорилось, самолёты.

Зайдя в логово Шерифа, я увидел десяток человек с оружием разного калибра, ведущих оживлённую беседу. Видно, пока я приводил себя в порядок и медленно плёлся по станции, на заставе произошла смена караула, и только что пришедшие оттуда бойцы устроили себе обеденный перерыв.
Повариха, отлив супа последнему в очереди бойцу, заметила меня и махнула черпаком.
- Давай, Антошка, тебе отъедаться надо!
Усевшись с миской супа и куском бурого хлеба на перевёрнутый ящик из-под патронов, я, внимательно слушая разговор, начал медленно опустошать свою тарелку.
Вынужденная экспедиция на поверхность здесь волновала всех. План Ленина, изрядно мною подзабытый, повторялся вновь и вновь, обрастая новыми деталями и подробностями. Шли толки об отряде, идущем на поверхность, поджидающих там опасностях и последствиях похода, неизменно начинаясь со слов «зато, если получится…». Моего скромного появления почти никто не заметил, и я, доев суп, ингредиенты которого для меня всегда оставались загадкой, направился по стеночке вглубь комнаты. Там за столиком невозмутимо восседал Шериф, прочищая ствол разобранного Пустынного Орла и неспешно отвечая на вопросы сидевших напротив бойцов.
- Здорова, Тоныч! – не поднимая головы, произнёс он. – Очухался, сукин сын?
- Как видишь, старикан.
- Эй, да я тебя всего на несколько лет старше. Выбирай выражения! – Шериф привстал и со смехом крепко пожал мою руку. – И всё же я рад тебя видеть, дружище. С начальством, смотрю, уже поговорил? Ко мне направили? Тогда слушай внимательно.
Он прочистил горло и, разгладив лежащую рядом карту, продолжил.
- Выходим послезавтра в шесть часов утра. Время самое удачное – ночные твари уже разбрелись по своим норам, а уборщики и вся дневная шваль ещё не вылезла на поверхность. Направляемся к Выхинскому депо сначала по рельсам. Далее гнездовья уборщиков, обходим их справа, двигаясь дворами через пятиэтажки. Потом придётся идти по рынку. Место самое опасное, согласен, но другого пути нет. А дальше депо и помеченные крестиками места с запчастями на карте – дело моё и техника. Загружаемся всем нужным и покидаем депо, двигаясь уже вот через этот район. – Шериф спокойно рассказывал, тыкая в разные места карты, обращая на себя внимание большинства находящихся в комнате бойцов. – В бензоколонках выкачиваем всё, что только можно. Скорее всего, придётся много пострелять, так как там полным-полно слизней. Обратно надо дотащить тонну оборудования и горючего, так что на задание идём налегке. Возвращаемся туда же, откуда пришли. Кодовое слово – Вепрь. На всё про всё у нас есть шестнадцать часов. Если не вернёмся засветло, то вообще вряд ли вернёмся. Если честно, меня уже жутко задолбало третий раз всё это рассказывать.
Последнюю фразу Шериф сказал скучающим голосом и нажал на спусковой крючок направленного в мою сторону Пустынного Орла. Я по инерции зажмурился, но раздался всего лишь пустой щелчок незаряженного пистолета.
- Расслабься, Тоныч, а то нервишки пошаливают. – ухмыльнулся Шериф.
- Отличная шуточка, шляпа на ножках. – с раздражением проговорил я и под смех окружающих скорчил рожу. – В следующий раз заправь его водой, чтоб совсем смешно было.
- Хорошо сказано, Тоныч, язык у тебя на месте! – воскликнул Шериф и уже серьёзнее добавил. – Тебе, в общем, всё понятно? А то, когда станет жарко, отвечать на вопросы времени уже не будет.
- Из кого состоит отряд, и какое оружие возьмём? Я слышал, Выхинское депо далеко не самое приветливое место.
- Ты почти всех знаешь. Игорь, Джон, Света, Консул, некий Цветной с Текстильщиков, Самурай и твой покорный слуга. Все, кроме девушки и Самурая, вооружаются по комплекту два. У этой парочки свои ятаган и стрелы…
- Чего?
- Не важно. Короче, комплект два я тебе завтра выдам. Ещё вопросы?
- Кто будет главным? И среди тобою названных я не знаю ни одного врача и даже ветеринара.
- Оба врача нужны на станциях. Вместо доктора пойдёт Консул с Кузьминок – глаза и руки Аякса. А подчиняться ты будешь мне, салага, так решило начальство.
- Странно, что не Консул.
- Да, они всё хотели его кандидатуру выбрать, но пришли к выводу, что район я всё равно знаю лучше и подготовлен не то, что этот красноносый.
- Ладно, поздравляю, вопросов больше нет.
Я козырнул Шерифу и стал пробираться к выходу. Теперь моё присутствие было всеми замечено, и мне почтительно уступали дорогу, хлопая по спине и желая удачи. Надеюсь, эта дама будет ко мне благосклонна.

***

Только после посещения качалки, я понял насколько атрофировались мышцы за время моего пребывания в больнице. Разводка гантель небольшого веса давалась с великим трудом. А поднимая железную палку арматурины, игравшую роль штанги, я чуть не надорвался. После физических нагрузок неожиданно сильно захотелось пойти в Кузьминки и проведать Жанну. Но далеко зайти не удалось: в тихом, соседствующем с Проклятым, туннеле меня остановил небольшой патруль. Приказ Аякса – бойцов, идущих на экспедицию, с Рязанки не выпускать. Пришлось тащиться обратно. Игорь до сих пор был в карауле. Не смотря на все приказы, он пошёл на заставу и всё ещё был на смене. Вечер не обещал ничего интересного, и я, вернувшись в свою палатку, уснул как убитый.

Я сижу в тёмной комнате, которую освещают лишь редкие свечи, разрозненно выхватывающие из мрака куски пространства. Передо мной книга, которую я спокойно читаю, не смотря на полумрак и совершенно незнакомый мне язык, на котором она написана. Эта книга даёт мне понять всё, не понимая при этом ничего. Я радуюсь – как же всё просто в этом сне! Во мне просыпается небольшой аппетит, и я отковыриваю ложкой небольшой кусочек мяса из хрустальной тарелки рядом со мной. Ммм… Мозг, пожалуй, заслужено считается изысканной пищей. Особенно, если он принадлежит человеку. Подлив в тарелку с мозгом кроваво-красного соуса, я тихо перелистывает страницу, но вдруг понимаю, что делаю. Этот сон мне чертовски неприятен. Я хочу проснуться! Открыть глаза! Открыть!

- Открыть! – я услышал наяву свой хриплый голос и действительно проснулся в тёплой палатке на Рязанском проспекте.
По лбу струйками стекает липкий пот, а из груди пытается вырваться сердце. Чёртов сон! Хрустальная тарелка с её содержимым предстала перед глазами, как наяву. Желудок не выдержал, и меня вывернуло прямо на семейную фотографию в рамочке. Хорошее начало дня, ничего не скажешь…
Хорошо, что в палатке всегда стояла нацеженная бутылка воды, которой я не преминул воспользоваться, оттирая переваренный шашлык. Это был всего лишь сон, плохой, мать его, сон…
Меня привёл в чувство знакомый голос снаружи палатки.
- Есть дома кто-нибудь?
Вытерев тряпкой остатки вчерашнего пиршества, я буркнул «входите».
Через секунду перед моими глазами предстал не кто иной, как «почтальон» Лёшка. Он конфузливо засуетился у входа и, наконец, сел в указанном мною месте.
- Какими судьбами, Алексей? Решил проверить результаты своей работы?
- Антох, ты прости меня, я сейчас в каталажке сидеть должен, да начальству руки нужны! Я ведь не знал, ни что в записке той было, ни чего Труп от тебя хотел. Меня друг попросил – я сделал.
- Черт с тобой, Лёшка, – устало проговорил я, зная, что всё им сказанное никак не проверить. – Ты зачем явился?
- Прощения попросить… И удачи пожелать.
- В смысле?
- Так ведь вся Троя на ушах ходит! О завтрашней экспедиции чего только не говорят.
- Все уже знают? Хотя, ничего удивительного…
- Да, ты же знаешь, как у нас сплетни быстро распространяются. К тому же, люди замечать стали, как положение на Трое стало меняться. Вон, вояки с Текстилей уже свою экспедицию собирают…
- А этого я не знал. Ну-ка поподробнее.
- Да, ты ж неделю провалялся… - Алёшка запнулся.
- Продолжай давай. – я уселся поудобнее.
- Короче, там-то первыми положение дел поняли. Продовольствия им поступать стало меньше, да и электричество сильно засбоило. Солдатики быстро что к чему сообразили, а, узнав об экспедиции, посчитали её самоубийственной. Сейчас там чуть ли не бунт назревает. Некоторые говорят, – Лёшка зачем-то понизил голос. – Что ребята с Текстилей собираются спасать свои шкуры сами. Пойдут через коллекторы в обход, а потом по поверхности прорываться будут. У них-то костюмов хватит…
- И много набралось желающих сгинуть в канализации?
- Чего не знаю – того не знаю. – Алёшка пожал плечами и хотел что-то добавить, как на станции раздался женский вопль. Видно, о творящемся сейчас снаружи, он тоже не догадывался.
Стоило выбраться из палатки, как нашим взорам предстала дикая картина. Рядом с многодетной семьёй жил парень по имени Рома. Сейчас он стоял рядом со своей палаткой, а напротив, потрясая кухонным ножом, сверкала глазами разъярённая мать большого семейства. Их обступило несколько человек, среди которых были и ревущие дети поварихи. Я бросился вперёд, но было уже поздно.
- …И тебе больше не жить! – исступлённо крикнула беснующаяся женщина и набросилась на Рому с ножом.
Когда подбежали мы с Алёшкой, Рома лежал на полу станции, истекая кровью. Повариха сидела рядом и рыдала. Нож лежал у её ног. Пнув оружие подальше, я подпрыгнул к Роме, проверяя пульс.
- Он жив! Помогите мне кто-нибудь. Позовите врача!
Я огляделся по сторонам и встретил несколько холодных, отсутствующих взглядов.
- Вы оглохли что ли? – я переводил взгляд с одного безразличного лица на другое.
- Сам виноват. – Барыш, выглянув из своего ларька, первым ответил мне. В его глазах читалось осуждение. Хоть какие-то эмоции!
- Чёрт возьми, что здесь произошло?
- Парень продал наркоту Паше. Паша умер от передоза. Матерняя любовь выплеснулась наружу. Вот и всё.
Только сейчас я заметил, что рядом с плачущей женщиной лежит тело её сына. Паша был сильно бледен, а на лице застыло выражение тревоги. Как будто он был чем-то обеспокоен. Мать сквозь всхлипы перебирала его волосы.
- Лёшка, сбегай за начальником станции. Быстро!
Я глянул вслед убегающему Лёшке, и вновь сел рядом с телом Ромы. Рана была не смертельная, но сильно кровоточила. Пришлось пожертвовать рукавом рубахи, чтобы хоть как-то остановить кровь.
- Зря ты над ним трясёшься. – голос Барыша раздавался с прежней бесстрастностью. – Эти героинщики ещё наверху достали, а здесь им вообще не место.
- Я далеко не мать Тереза, но звание человека у меня ещё никто не отнимал. – огрызнулся я.
Барыш пожал плечами и исчез в ларьке.
Кровь струилась не переставая. Рома был без сознания, и единственными звуками, нарушающими тишину, были всхлипы матери и окруживших её детей. Люди постепенно стали расходиться. Я уже сам хотел идти за помощью, как, наконец, прибежал Ленин с Лёшкой и Шприцом. Рому положили на импровизированные носилки, и я с Лёшкой под чутким руководством Шприца понесли раненного в поликлинику. Переложив парня с носилок на нары, мы покинули Шприца и его клиента. Как ни странно, но больных в поликлинике хватало. Почти все нары были заняты.
- Не знаю, как тебе, Антох, а мне этого ублюдка совсем не жалко. Получил по заслугам.
Я хотел было ответить на Лёшкины разглагольствования, как увидел спешащего мне навстречу Игоря. Махнув Лёхе рукой, я направился к другу.
- Здорово. У вас тут ЧП произошло, я смотрю.
- Мать почикала друга своего сына. А так всё в порядке.
- За что?
- Наркотой приторговывал недоброкачественной.
- Понятно. Жить будет?
- Да, рана, вроде, не смертельная.
Игорь глянул на станцию. Там копошился Ленин и несколько мужиков, переносивших тело Павла и удерживая его плачущую мать.
- Ленину работы в последнее время хватает. – задумчиво произнёс он и перевёл взгляд на меня. – Ты сам-то как? Видок так себе…
- Я-то в порядке, рубашку только жалко. – я с сожалением потряс остатками рукава.
- Это ничего страшного, тому парню больше досталось. – Игорь ободряюще улыбнулся. – Позавтракать способен или ты ещё не отошёл?
- Как ни странно, но от еды я бы не отказался. Не говори, только, о человеческих органах, хорошо?
- Как скажешь. – удивлённо покосился на меня Игорь.

***

- Игорёк, а ты в Бога веришь?
Недавние события и воспоминания о безразличие людей к истекающему кровью человеку смешались с виденным во сне, заставив отложить ложку от недоеденной похлёбки.
- Да во что тут только не поверишь… Мама твоя сильно верила. А я – так… Молюсь иногда кому-то, а кому – сам не знаю. Ты к чему спросил-то? – спустя секунду добавил он, принимаясь за еду.
- За последние две недели со мной столько всего произошло, что невольно задумаешься над смыслом жизни, Богом, высшей целью…
- Ничего себе! И что же такого случилось?
Я вкратце описал свой сон и смутно упомянул о светящейся комнате, оживившей меня после смертельного ранения. Игоря так заинтересовал рассказ, что на время он даже перестал есть.
- Да, дружище, странно это всё. Хотя, в иной раз чего только не приснится… Надо же – поедатель мозгов! – Игорь усмехнулся и, доев похлёбку, с блаженной улыбкой развалился на скрипучем стуле в столовой.
Дефицит с пищевыми запасами был на лицо. Порции для бойцов заметно уменьшились и ещё больше стали чем-то попахивать. Главного повара по понятным причинам сейчас не было на рабочем месте, и еду нам наложила молоденькая вертлявая девушка в посеревшем от времени колпаке.
- Меня в лоно церкви приняли ещё маленьким ребёнком, но, честно говоря, ходил я туда только из-за родителей. – неожиданно заговорил Игорь. – Точнее, дедушка водил иногда вместе с папой. Могу сказать, что церковь совсем ничему меня не научила.
- Да, ко всему этому человек должен прийти сам, а не насильственно. Кстати, не совсем люблю такое сочетание, как «принять в лоно церкви». Создаётся ощущение, будто ты церковь трахаешь.
Игорь хотел что-то возразить, но тут в столовую вошёл уставший Шприц и направился к вертлявой поварихе. Заметив его, я привстал со стула и спросил:
- Как там мой пациент?
Шприхов медленно обернулся.
- Рана не смертельная. В себя пришёл и всё бормотал, что ему есть хотелось, и за еду отдал валявшуюся у него дурь. Кстати, там ваши напарники пришли с Текстильщиков. Идите поздоровайтесь что ли…
- О, Антох, я слышал, там Самурай будет собственной персоной! Потопали!
Игорь быстро доел остатки похлёбки и вскочил, чуть не опрокинув стул. Я поднялся следом за ним, и вместе мы покинули полупустую столовую.

Вояк с Текстильщиков сложно было с кем-либо перепутать. Среди снующих по станции людей, они походили на небольшое освободительное войско, собравшее Альянс из нескольких государств – настолько разношерстная собралась компания.
Первым в глаза бросился американец. Джон Гленн, перебросив через плечо штурмовой карабин, замер, как истукан, и только блуждающий в поисках неизвестной цели взгляд бледно голубых глаз выдавал в нём признаки жизни и, если присмотреться, искры неутомимой мысли. На нём был обычный солдатский камуфляж, бронежилет, чёрные сапоги и откинутая за спину панама защитного цвета. К операции он подготовился основательно – помимо автомата за плечом, на поясе висела пистолетная кобура, нож и целый набор гранат. Были заметно, что он до сих пор не освоился в этом месте и держался обособленно от других. Его лицо хоть и носило следы многих лет под землёй, но всё ещё хранило неуловимым образом следы былой беспечной жизни. На подбородке его росла густая светлая борода, но, увидев такого в Москве, сразу догадаешься – турист.
Неподалёку от Джона стоял верзила по кличке Цветной. Будучи ниже американца почти на голову, этот человек был невероятно широк в плечах. Форма спецназа, рассчитанная на очень могучих людей, жала ему в плечах, и он собственноручно скроил себе синюю безрукавку, обнажающую его огромные ручищи. Бронежилет он не одел, но вооружён был, как и американец. Свою радужную кличку Цветной получил из-за глаз разного цвета: его правый глаз был зелёный, а левый отливал лазурной голубизной. Не смотря на обманчиво-позитивный окрас, в этом взгляде читалась угроза и постоянная настороженность. Сколько слухов ходило про эти глаза и их обладателя в Трое! Живя на поверхности, я ни разу не слышал о краповых беретах – совершенных машинах-убийцах, выкормленных правительством. За ними ходила слава лучших из лучших, а подготовку к службе в этих отрядах выдерживали только избранные. Здесь же, под землёй, не было ни правительства, ни начальства, и каждый боец невольно рассекречивался. Так произошло и с Цветным. К тому же, этот человек просто не представлял себе жизнь без войны и приказов, и сразу же ушёл на военную базу Текстильщиков использовать свои навыки там. Он был способен выполнить любой приказ, достигнуть любую поставленную цель и преодолеть все существующие препятствия. Увидев его здесь, я нисколько не удивился.
Разглядывая эту парочку, я не мог пропустить уже спешащего нам навстречу краснолицего Консула. «Ответственное лицо» из Кузьминок нисколько не изменилось со времени Совета Станций. Тонкие черты лица и умные глаза выдавали в нём скорее теоретика и стратега, чем практика и солдата. Его худощавая фигура, запакованная в камуфляж, быстро приблизилась к нам, и Консул резко пожал мне и Игорю руки. Он тут же начал по новой вводить нас в курс дела и, слушая его, я недоумённо подумал, какой чёрт придумал ему такую глупую кличку?
- …Шериф на месте, говорите? – отрывистый командный голос Консула заставил отмахнуться от пустяковых мыслей.
- Да, в оружейной, как обычно.
- Туда и направимся.
Консул махнул рукой, и американец вместе с Цветным двинулись за нами. Я открыл было рот, но тут из-за колонны вышел ещё один человек и бесшумно последовал в нашу сторону.
- Гляди, Тоныч, похоже, это он. – азартно шепнул мне Игорь, и я сам с интересом поглядел в сторону приближающегося силуэта.
Этого человека я видел впервые, но слышал больше, чем о Цветном и Джоне Гленне вместе взятых. И, похоже, кое-какие слухи всё же были справедливы. Например, тот, что он не признаёт огнестрельного оружия. У идущего человека не было ни автомата, ни повязки с гранатами, ни даже оружия последней надежды в кобуре на поясе. Да и кобуры у него не было, а роль пояса играла тонкая завязанная на талии верёвка. На нём была просторная посеревшая рубаха и спортивные штаны. На ногах простые потёртые кроссовки. Казалось, он почти ничем не отличается от обычного, хоть и чудаковатого, жителя станции, если бы не две маленькие детали. Во-первых, поперёк его груди поблёскивала тетива большого лука, а из-за спины виднелись оперенья стрел. Во-вторых, в руке он держал длинный, похожий на приплюснутую палку предмет, у основания испещрённый какими-то символами. Если не врали слухи, это была катана – холодное оружие настоящих воинов, коим и считал себя этот человек.
- Ким, не отставай. – буркнул Консул и пошёл по направлению к оружейной.
Да, это действительно был он. Не поднимая головы, Самурай ускорил шаг.

Продолжение 8-й главы.

Пока мы преодолевали недолгий путь в несколько десятков шагов, я не мог сдержать искушения и постоянно бросал взгляды в сторону нашего молчаливого спутника. Самурай оказался мужчиной высокого роста, выше любого из нас. Его чёрные, как уголь, волосы были сплетены в длинную косу, достающую до лопаток. Голова слегка вытянута, а орлиный нос, тонкие губы и пристальный взгляд карих глаз приводили в невольное благоговение. Он двигался быстро, и в то же время грациозно, как пантера из старого мультика о Маугли. Каким образом Аякс затащил его в спасательный отряд – одному Богу известно. Самурая многие считали чуть ли не вымыслом, сказкой для детишек на ночь – бесстрашный воин, странствующий по кишащим монстрами коллекторам и спасший не раз нашу северную заставу на Текстильщиках в момент, когда казалось, что всё кончено – разве не красивая история? Но всё же он существовал на самом деле и шёл сейчас рядом со мной, не глядя по сторонам.
В оружейной, кроме Шерифа и девушки-механика (то ли Лены, то ли Кати), никого не было. Приветствие с последующим знакомством прошло быстро и дало мне вспомнить, что девушку всё-таки зовут Света. Консул быстро представил своих бойцов, Шериф – своих, и мы уселись за очередной разбор полётов. Слушая поток уже знакомой мне информации, я тайком оглядел лица бойцов и заметил, что Игорь подсел к Свете отнюдь не случайно. Зная своего друга уже много лет, я сразу понял, что его с этой девушкой связывают не только дела.
И когда он только успевает? Хотя, Игорёк считался тем ещё ловеласом…
- Раз вопросов нет, то встречаемся в полшестого на входе в параллельный тоннель. – Шериф встал, оканчивая собрание. – Костюмы и оружие можете получить сейчас.

***

- Да бред это всё, я считаю. До Люблинской ветки экспедиция ходила – не вернулась. Связи с ними никакой нет. У Волгоградки в герма стучали, а в ответ ни звука… Я тебе говорю – по ту сторону метро, если кто-то и есть, то ему самому помощь нужна.
- Мало ли что с экспедицией произошло! А на Волгоградке нас услышать не могли, потому что тогда там никого не было, а сейчас есть.
- Сразу видно – бабья логика. Тогда – оно по-барабану, а сейчас-то всё лучше, как пить дать. Да нет подтверждения, что эти герма на Волгоградке кто-то вообще видел – та парочка врунов, что эти слухи распространяла, уже давно в могиле.
Поднявшийся между Цветным и Светой спор хоть как-то заполнял унылое молчание, царившее у костра. Люди вокруг возились с оружием, приводя его в идеальное боевое состояние. Свете, уже начавшей меня раздражать своими постоянными якобы невольными прикосновениями к Игорю, чистить было особо нечего, поэтому они и завела разговор о прекрасной жизни по ту сторону Волгоградского проспекта. На колкое замечание Цветного, который первым закончил приготовления и маялся от безделья, она в привычной манере фыркнула.
- Если ты считаешь, что в остальном метро ничего хорошего нет, то зачем идёшь с нами?
- Мне дали приказ. Моё дело – выполнять. – коротко ответил Цветной и ещё раз прошёлся точилом по длинному изогнутому ножу.
- И всё жэ, это йэдинствэнный выход. – неожиданно вмешался в разговор американец.
- Что верно, то верно. Жить-то где-то надо. – поддакнул ему Игорь.
Вновь наступило молчание. Я исподлобья посмотрел на Кима. Самурай, не произнеся за день ни звука, молча сидел и натачивал свой странный меч. Да-а, такого человека зауважаешь с первого взгляда, даже если он не скажет ни одного слова.
- И всё же представляете, как там может быть здорово! – вновь послышался голос Светы. – Может быть, там люди уже придумали, как с радиацией бороться? А мутантов этих в качестве ручных животных используют! А станции там какие красивые. Площадь Революции вся в статуях или Тургеневская! А на Библиотеке Имени Ленина у них скорее всего штаб находится.
- Ну, это уже фантазии… - неуверенно сказал Игорь. Девушка сверкнула на него глазами.
- По поводу Библиотеки девчушка дело говорит. – заступился за Свету Шериф. – Место для центра управление очень удачное. Лубянка бы ещё подошла – там и правительственные бункеры рядом. Но так гадать можно вечно – самим надо увидеть.
- Я вот в детстве в бункере Таганский был. – захотелось пофантазировать и мне. – Его во времена Холодной войны построили, а потом за ненадобностью рассекретили и превратили в музей. Каково там сейчас, интересно…
- Да никаково. Владельца не стало, насосы воду откачивать перестали, и затопило всё к ядрёной фене. – Цветной еще раз чиркнул по ножу.
- Ой, хватит тебе настроение людям портить! Хорошего чего-нибудь бы рассказал. Про вертолёт или про машины на Рязанском шоссе.
- Да чего там рассказывать – все знают…
- Я не знаю. – раздался тихий голос.
Сразу я не сообразил, что он принадлежал доселе молчавшему Самураю. На несколько мгновений все замолчали, уступая вставить своё слово треску костра. Цветной как-то странно посмотрел на Кима. Самурай поднял голову и спокойно ответил ему долгим пристальным взглядом.
- Тут рассказчик получше Цветного нужен. Ты уж извини, братишка, из первых рук-то лучше будет. – Шериф первым нарушил секундное молчание и хлопнул крапового берета по спине в знак примирения. Тот нервно кивнул и спрятал наточенный нож.
- А дело было одним хмурым зимним утром. Ходили мы с Мишкой Консулом за припасами на пищевой завод в сторону школы. – голос Шерифа сделался таинственным, и оружейник опять вошёл в образ неутомимого ковбоя. – По пути пришлось расправиться с десятком уборщиков, но таким воякам, как мы, эти падальщики были не опаснее кроликов. На заводе нас ожидала гора скарба и мы принялись забивать тюки. Пока мы работали, до меня донёслись откуда-то издали странные звуки. То ли вой, то ли какой-то стрёкот. Я сказал об этом звуке Консулу, но тот отмахнулся, попрекая меня в фантазёрстве. Но постепенно звук приближался, пока его не услышал и Консул. Надо отсюда выбираться по добру, по здорову, - скомандовал он, и мы, забив последнюю сумку, бросились к выходу. Когда мы уже почти покинули завод, вопль раздался совсем недалеко, и мы выбежали на улицу в тот самый момент, когда всё и произошло. С огромной скоростью в нашу сторону неслась летающая тварь. Я вскинул автомат, готовясь оказать ей тёплый приём, но меня опередила свистящая ракета, разорвавшая твари голову. Огромная туша сделала кульбит и рухнула на асфальт, орошая всё вокруг своей вонючей кровью. Слава Богу, мы были в противогазах, и ничего не чувствовали. Пока тварь дёргалась в конвульсиях, я чётко услышал стрёкот вертолёта. Постепенно он удалялся. Пока Консул приходил в себя, я попытался выбежать на ровную местность и разглядеть наших спасителей… Но мне не удалось этого сделать. Лишь где-то вдалеке чернела маленькая точка – возможно, это и был тот таинственный вертолёт, а может быть, мне просто показалось. Кто знает…
- Интересная истории. – одобрил рассказ Шерифа Самурай и задумчиво глянул в огонь.
- Хм. Не знал, Шериф, что ты там был. – осмелился вставить своё слово я.
- А его там и не было. – у меня из-за спины неожиданно раздался голос Консула. – Я в поход тогда с Гришкой Ястребом ходил. Ныне покойным. Но остальное старый брехун верно подметил.
- Да у тебя не иначе, как провал в памяти, Миха. – ухмыльнулся Шериф. – Ты ещё скажи, я в походе к подземным переходам не участвовал.
- Участвовал. Но вертолёт ты не видел и не слышал, потому что в экспедицию ту не ходил.
- Да был я там!
- Ладно, ребята, оставим этот спор. Нам до похода осталось несколько часов и нужно отоспаться.
- Хорошо. Спасибо за историю. Рассказано очень правдоподобно. – Самурай привстал и наклонил в знак благодарности голову. – Но вы упоминали две истории. Расскажете вторую?
- А это я тебе, когда вернёмся, расскажу – пообещал Консул и обратился ко всем. – Мы с дядей Шерифом ещё поспорим, а вам я желаю сладких снов, девочки и мальчики.
«Девочки и мальчики» медленно разбрелись по лежакам, а я направился к палатке Любы. Желания расслабиться напоследок ещё никто не отменял.

Станция всполошилась в самое, казалось бы, не подходящее время. Слухи оказались сильнее, чем я думал, и наш отряд провожали несколько десятков человек. На их угрюмых лицах сейчас как никогда читалась усталость, голод и неуверенность выжить в завтрашний день. Ленин пожал каждому из нас руку и, пожелав удачи, убежал на очередное совещание, выздоровевший, но всё ещё прихрамывающий бригадир Фёдор Михайлович желал «наискорейшего возвращения» и «благополучного исхода задания». Мы уже двинулись в туннель, оставляя позади оборванных обитателей Рязанки, как я почувствовал, что кто-то дёрнул меня за руку. Обернувшись, я с удивлением увидел перед собой отца Георгия. Его было сложно узнать – ряса сильно порвалась, борода спуталась, а на исцарапанном лице синел большой фингал. Я невольно вскрикнул.
- Помни, Антон… Последнее желание матери… Выполни последнее желание матери… - начал бормотать он мне, судорожно обнимая.
- Отец Георгий, почему вы в таком виде? Что…
Но не успел я договорить, как он отпрыгнул от меня, словно ужаленный.
- Вот он где!
Из толпы выбрались двое здоровяков и взяли священника под руки.
- Вам с нами, батюшка, пойдёмте-пойдёмте.
Священник не сопротивлялся, и его чёрная ряса быстро исчезла в удивлённой толпе. Я стоял и ошарашено глядел вслед отцу Георгию, как мне на плечо опустилась тяжелая рука в железной перчатке.
- Антон, не задерживай операцию. Идём!
Шериф нетерпеливо потянул меня за собой.

Метро. Нерасказанные Истории.

Глава 9.

Окрик постового вывел меня из состояния нервной задумчивости.
- Вепрь! – послышался бодрый голос шедшего впереди Шерифа.
Отряд поравнялся с бруствером и бледными в свете костра постовыми. Пароля Шериф мог и не говорить – здесь все были готовы к нашему появлению. Мы молча обменялись с ребятами крепкими рукопожатиями, и перелезли через груды мешков восстановленного бруствера.
«Цивилизация» осталась позади. Последняя граница была пройдена и отдалялась с каждым шагом.
- Возвращайтесь быстрее, мужики! – крикнул кто-то с заставы.
Я махнул напоследок рукой. Прощайте, ребята! Может быть, ещё увидимся.

Впереди показалась щель полузакрытых гермоворот – выход в другой мир, когда-то бывший моим. Здесь мне удалось побывать лишь несколько раз за двадцать лет, и сейчас я волновался так же, как и в первый. Через щель пока было сложно что-либо разглядеть, но до меня уже доносилось слабое завывание. Снаружи бушевал ветер.
До выхода оставалось совсем ничего, и я беспокойно поглядел на сумку с противогазом. Никогда не любил совать голову в этот душный мешок, но сегодня придется кайфовать в нём весь день.
- Приготовились, ребятки. – раздался голос Шерифа, и руки рефлекторно передвинули чёртову сумку на живот.
- Газы!
ГП-7 хоть и удобнее привычной «пятёрки», но ощущение «пакета на голове» осталось прежним. Не успел я выдохнуть, как раздался искажённый мембраной, но по-прежнему бодрый голос Шерифа:
- Проверка связи. Как слышно, прием?
- Слышно хорошо. – выдохнул я в прикреплённую к плечу рацию и подтянул лямку с болтающейся за спиной СВД.
Тут же раздалось ещё несколько голосов, оповещавших о хорошей слышимости.
- О’кей, ребятки, перекличка.
Сейчас балом правила дисциплина, и через рацию один за другим раздались семь голосов.
- Отлично, господа! Готовы попасть на настоящий Дикий Запад?
- Может, прекратишь эту чёртову оперу в противогазах, и мы начнем делать то, ради чего сюда пришли? – я узнал раздражённый голос Консула и усмехнулся.
- Чего-то подобного я и ожидал. Отряд, за мной!
Шериф повернулся спиной и, вскинув автомат, двинулся к гермоворотам. Остальные последовали за ним.
Чем ближе мы подходили к выходу на поверхность, тем сильнее становился шум ветра.
Гермоворота, по прихоти судьбы так и не закрывшиеся в тот роковой вечер 2013 года, приблизились настолько, что через щель виднелся кусок свинцового неба и выходящие из туннеля рельсы, стиснутые с двух сторон бетонными ограждениями. Угрожающе просвистел ветер, заставив пошатнуться идущего впереди Шерифа. Командир отряда, однако, тут же запрыгнул на один из валявшихся у входа бетонных блоков и исчез по ту сторону гермоворот.
- Ну и ветрище! – из рации раздался еле слышный голос Шерифа и его тут же заглушил шум ветра.
– Выходите, здесь ни души. – заглушая разбушевавшуюся стихию, прокричал Первый, и в проёме появилась широкая спина Цветного.
Когда очередь дошла до меня, я почувствовал хлопок по спине и увидел сбоку облачённого в улучшенный РЗК Игоря. В этих долбаных костюмах разобрать кто есть кто фактически невозможно, а в противогазах и чёрных очках все похожи на клонов.
Игорь показал большой палец и махнул рукой в сторону выхода. Жест был ободряющий, но я лишь рассеяно кивнул и, вскарабкавшись на кучу блоков, спрыгнул по ту сторону выхода.
Ветром меня сразу же прижало к махине гермоворот и, не смотря на противогаз, захватило дыхание. После безветренных туннелей метро, то, что творилось на улице, походило на настоящий ураган. Ветер дул со всех сторон, будто прогоняя незваных гостей обратно под землю.
- Ух, ё… - вырвалось у меня, но из-за свиста ветра мой возглас никто не услышал.
С непривычки покачиваясь, я подошёл к ожидавшему отряду, который уже занял оборону. По бокам стояли Джон и Цветной, держа на прицеле арку туннеля. Чуть дальше замер Самурай, положив руку на рукоять меча; рядом с ним вертелась Света. В голове отряда находились Шериф с Консулом, осматривая местность по разные стороны гусеницы рельс.
Рядом со мной приземлился Игорь.
- Все в сборе, приём.
- Понял. Здесь чисто. Двигаемся дальше.
Больше ни слова о ветре, насупившихся облаках и утреннем свете, бьющим в чёрные очки. Шериф вжился в другую роль.
Мы медленно продвигались вперёд, всё больше отдаляясь от распахнутого зёва гермоворот. Растрескавшиеся бетонные ограждения, возвышающиеся слева и справа от нити рельс, с каждым шагом уменьшались в высоте, пока не превратились в полутораметровые панели, обтянутые ветхими проводами и рваной колючей проволокой. Поверх скользили тонкие нити бледно-зелёных лиан. Железная дорога, словно древняя крепость, не сдавалась под натиском времени и окружившего её диковинного мира. Когда-то вдоль перегона тянулась жиденькая аллея, теперь превратившаяся в целый лес. Изредка сквозь кроны необычно больших деревьев виднелись крыши пятиэтажек и чудом устоявших высоток. Высоковольтные вышки, тянувшиеся вдоль железной дороги, по большей части устояли, и теперь ветер покачивал безжизненно свисавшие с них рваные провода. Отряд молча двигался по рельсам, и сквозь завывания ветра я слышал только своё ровное дыхание и потрескивание дозиметра.
Чтобы отличать бойцов друг от друга, на оранжевом костюме каждого, как и на каске, черной краской была намалёвана цифра от одного до восьми. Я носил счастливый седьмой номер, но не особо верил в удачу. Пресловутый «комплект два» включал АК, Стечкина и по пять обойм к каждому. У меня, как снайпера, «Калаш» заменяла старая винтовка Драгунова, для которой подходили патроны обычного 7,62-миллиметрового калибра. У Самурая и Светы вооружение действительно оказалось «неуставным». Девушка, с намалёванной на спине цифрой три, неумело держала в руках «укороченную» версию Калашникова, а Самурай по-прежнему шёл с катаной и луком. Поверх оранжевого костюма химзащиты с вшитыми резиновыми перчатками и сапогами, такое вооружение смотрелось нелепо, и в другое время вызвало бы усмешку, но сейчас за модой следить некому. Кроме нас вокруг не было ни души, и у меня невольно засосало под ложечкой.
Шериф поднял вверх руку с зажатым кулаком, и отряд остановился.
- Дальше идём по аллее. – послышалось по рации. – Здесь опасно.
Игорь сделал вид, будто убирается невидимой шваброй, я кивнул. Уборщики.
Перелазить через панели, окутанные колючей проволокой, сложнее всего пришлось неподготовленной Свете. Самурай с Цветным общими усилиями помогли ей перелезть через изгородь, следом за ними перемахнули мы с Игорем.
Сухая реплика по рации, и мы идём дальше.
В отличие от каменистого железнодорожного полотна, здесь вся почва была покрыта слабыми побегами травы и мха, в котором полностью утопала ступня резинового сапога. Вокруг поскрипывали под натиском ветра корчащиеся ветки деревьев с набухшими бутонами. «А ведь сейчас весна» подумал я и улыбнулся. Удачное время года для начала новой жизни, не так ли?
- Стоп, – послушалось по рации, и я замер рядом с огромным деревом, похожим на дуб. – Слышите?
Да, искажённый голос Шерифа (или Первого, судя по цифре на его костюме) я определённо слышал, но больше ничего не…
- Ветер как будто приутих.
- Да нет, я не об этом… Как будто храпит кто-то.
- Они там себе ночлежку устроили…
- …Метров за сто от нас.
- Так, идём к дороге. Не хочу играть роль будильника.
Пятый-Цветной, мягко ступая, повернул вправо. Мы с Игорем последовали за ним, продолжая прикрывать тыл. Ветер действительно утих, будто сдавшись выпроводить нас из своих краёв. А через дюжину шагов я услышал. Негромкий сопящий звук, похожий на храп. Несколько глоток издавали храпящие клокочущие звуки, изредка поскуливая.
Ага, у зверюшек весенняя спячка, и лучше не нарушать их беспокойный сон. Впереди виднелось полотно дороги с пробивающимся сквозь трещины мхом. В этот момент я явно услышал храп десятков, возможно, сотен голосов, сливающихся в один звук.
- Мощно… - послышалось со стороны Игоря, и мне не оставалось ничего другого, как с ним согласиться. Опушку мутировавшего леса обходили стороной и травоядные, судя по нетронутой зелени.
- А теперь тихо-онько за мной вон к той пятиэтажке.
Дойдя до указанного Первым здания, мы тихо последовали вдоль дороги. Постепенно храп стал отдаляться, пока окончательно не затих.
- Похоже, миновали. – разорвал наступившую тишину голос Цветного.
- Расслабляться не стоит, мы уже подходим к рынку…
- Всем быть на чеку. – перебил Консула голос Шерифа. В нём чувствовалось раздражение. Консул промолчал.
По левой стороне дороги виднелся небольшой двухэтажный дом лазурно-зелёного цвета. Следом за ним впритык стояли еще три домика, а дальше уже по правой стороне шёл длинный одноэтажный торговый ряд.
Где-то далеко раздался пронзительный нечеловеческий крик, и я по инерции пригнулся. Эхо прокатилось по улице и затихло.
- Всё в порядке. Далеко летел, не заметил. – послышался спокойный голос Шерифа. – Двигаемся дальше, только быстро и осторожно. Начинает светать.
Отряд ускорил движение. Миновав тихий торговый ряд, я вскользь глянул на гигантскую паутину, затянувшую арку небольшого прохода, и последовал за отрядом. Мы стояли вплотную к станции Выхино, жителям которой не повезло в одном – она находилась над землёй. Повсюду были разбросаны заржавевшие остовы автомобилей и маршруток, а посередине дороги перевернулся большой автобус. Колёса, стёкла и прочие составляющие техники были давно сняты, а то, что невозможно унести - оставлено ржаветь. Повсюду виднелись следы запустения; стояла зловещая тишина.
Шериф ничего не сказал и двинулся вдоль платформы, обходя покорёженные останки техники. Остальные последовали за ним. Мы миновали станцию и прошли вдоль рынка без единого выстрела. Шериф остановился рядом с небольшой будкой, на которой болталась грязно-синяя табличка:
ФИЛИАЛ
АВТОКОЛОННА № 1787
ДИСПЕТЧЕРСКИЙ
ПУНКТ
Ст. М. Выхино

- Половину пути прошли. – сказал он задумчиво и оглянулся по сторонам.
На мгновение мне показалось, что Шериф растерялся, но это чувство прошло так же быстро, как и появилось. Первый махнул рукой, и отряд молча двинулся за ним. Рынок и огибающее его шоссе мы прошли быстро, никого не встретив на пути. Я даже не знал, радоваться этому или нет. У входа в длинное четырёхэтажное здание мы вновь остановились. Надписи над входом не хватало нескольких букв, но смысл оставался ясен: ЗАВОД ПО РЕМОНТУ ЭЛЕКТРОПОДВИЖНОГО СОСТАВА. Двери были плотно закрыты, а стёкла большинства окон выбиты. Из некоторых свисали железные коробки, когда-то бывшие кондиционерами. На стене дома красовался криво нарисованный череп со скрещенными костями.
- Заходим.

***

Завод оказался тёмным мрачным помещением с множеством длинных коридоров, переходов и комнат. Многие оконные проёмы были завалены мусором, досками и прочим строительным хламом. От комнаты к комнате мы перемещались так осторожно, будто боялись разбудить великана. Чёрт, да может, так оно на самом деле и было.
Света действительно оказалась хорошим механиком и на заводе буквально заменила начальника отряда.
- А вот дальше нам сюда, судя по карте. Ускоритель уже нашли, а вот тут могут оказаться конденсаторы. – опять раздался её звонкий голос, и маленькая фигурка в РЗК двинулась к выходу из большого полутёмного зала со станками.
- Да стой ты, холера! – Шериф кинул ещё одну железку в портфель и, закинув его на плечо, поспешил за Светой, но та уже остановилась в дверном проёме.
- Слушай, я понимаю, что тебе…- начал было Шериф, но резко замолчал.
Я поднял голову от своего рюкзака, и заметил, что Света как-то странно качнулась, а Шериф отступил на шаг. А потом наш механик стала медленно падать на пол, неуклюже раскинув руки.
- Мать твою. – Шериф вскинул автомат. – Мать твою. – повторил он уже громче и в дверной проём, разбивая плитку и оглашая всё вокруг громким эхом, полетели пули.
Не успел монолог автомата подойти к концу, как что-то с силой швырнуло Шерифа вверх. Он перелетел через полкомнаты и с грохотом упал на пол, скрываясь за полуразвалившимся станком. В рации послышался тихий свист.
- Это ещё что за херня?
- Первый ранен, приём. Первый ранен.
- Вижу движение на двадцать градусов!
- Куда прёшь? В укрытие!
Воздух рядом с дверью заколебался, и на мгновение я увидел чей-то нечёткий силуэт. Через секунду он уже исчез в глубине помещения. Я поднялся и побежал к двери. Света лежала всего в нескольких шагах от меня, в тени ржавого станка. Вокруг неё начинало расползаться большое чёрное пятно. По рации раздавались какие-то голоса, как будто из другого мира слышались хлопки выстрелов.
Я опустился на колени рядом с ней. Она прижимала слабеющие руки к животу, из которого рекой текла кровь. Я стёр со стекла её противогаза чёрные капельки, но увидел лишь тусклый взгляд, бессмысленно смотрящий в потолок. Одна рука свалилась с живота, вторая продолжала покоиться на огромной сквозной ране. «Её как будто насадили на шампур» - успело пронестись в голове, как кто-то схватил меня сзади и потащил в сторону от тела.

***

- Она мертва. – зачем-то сказал я судорожно перезаряжавшему автомат Игорю. – Твоя Света. Наш механик. Мер…
- Это и потом можно было выяснить, дружище! – крикнул Игорь и, вслепую пальнув из-за ржавого станка, за которым мы укрылись, поднёс ближе к мембране рацию. – Кто-нибудь их видел? Прием, мать вашу!
- Не знаю, но я, похоже, одного ранил. – послышался сквозь грохот выстрелов чей-то неуверенный голос.
- Не тратьте зря патроны… Я разберусь…

Где-то рядом послышалось тихое урчание и я присоединился к остальным в отстреле невидимок. Вокруг творилось безумие. Игорь, как и я, стреляли на любое непонятное движение, посылая в молоко патрон за патроном. В оконный проём со всего размаха влетел Джон Гленн. Он бы вылетел на улицу, если б не доски, которыми была забита оконная рама. К нему, пригибаясь, поспешил Цветной, изрыгая проклятия и паля во все стороны. Воздух наполнился грохотом выстрелов, человеческими криками, треском ломающихся досок и воплями напавших на нас невидимых тварей.
Мимо пролетела стрела, разорвав воздух, и обдав брызгами стекло противогаза. Рядом кто-то дико взвыл, и я, будто сквозь помехи, увидел нечто высокое с иссиня-серой кожей и чёрными злобными глазами.
Долго не думая, я пустил в сторону незваного гостя три пули. Вой сменился тихим скулёжом, и тварь мешком рухнула у ржавого станка. Я сглотнул слюну, и хотел обойти станок, чтобы посмотреть, на убийцу Светы, но в последний момент передумал. Их тут было много.
Просвистело ещё несколько стрел. Раздались яростные вопли и жалобный скулёж.
- Отряд, берегите патроны… Это какие-то хамелеоны, сливаются с обстановкой… – сквозь стрельбу послышался голос Консула, и тут я увидел бегущего по центральному проходу Самурая. Колчан его был почти пуст, и он, на ходу выпустив последние две стрелы, отбросил в сторону лук, почти моментально вынул из ножен свой диковинный меч и прыгнул. Я впервые видел, чтобы человек прыгал так высоко. Казалось, на мгновение время остановилось, но он тут же приземлился, разрубая воздух и невидимую плоть. Во все стороны полетели брызги, и перед Самураем «проявились» две серые тушки… Когда-то бывшие одним живым организмом. Половинки, подёргиваясь, рухнули на пол, и я успел разглядеть, что эти существа имеют длинный хвост, четыре конечности, а длинное тело покрыто какой-то зеленоватой слизью и чешуёй. Кровь у них была красная.
Самурай смахнул с катаны кровь и замер. Несколько глоток раздало яростный рык, и воздух вокруг Самурая заколыхался.
- Хисасибури дэсу.
Он грациозно взмахнул катаной и нанёс скользящий удар влево, потом вправо. На пол упала серая конечность, напоминающая руку. Из кисти торчало длинное лезвие. Кто-то дико взвыл, и Самурай начал рисовать мечом в воздухе причудливые узоры. Рядом с рукой упало что-то овальное и, поливая пол кровью, рухнула ещё одна серая туша. На этот раз человеческие вопли сменились звериными, а пол вокруг Четвёртого усеяли отсечённые конечности и внутренности хамелеонов. Они изредка показывались, пытаясь обойти его сзади, но окружить себя Самурай не давал, как и добраться до своей плоти длинным штырям, торчащим из рук этих тварей, парируя атаки. Я зачарованно наблюдал за смертоносным танцем воина. Выстрелы почти полностью затихли. Постепенно затих и рёв, превратившись в предсмертное поскуливание. Вокруг Самурая в месиве валялось десять обрубленных серых тел. Он медленно вытер меч и убрал его обратно в ножны.

Если еще кто помнит мое Метро, то я, наконец, добрался до него и немного пофиксил последнюю девятую главу. И снова здрасти.

Метро. Нерасказанные Истории.

Глава 9.

Окрик постового вывел меня из состояния нервной задумчивости.
- Вепрь! – послышался бодрый голос шедшего впереди Шерифа.
Отряд поравнялся с бруствером и бледными в свете костра постовыми. Пароля Шериф мог и не говорить – здесь все были готовы к нашему появлению. Мы молча обменялись с ребятами крепкими рукопожатиями, и перелезли через груды мешков восстановленного бруствера.
«Цивилизация» осталась позади. Последняя граница была пройдена и отдалялась с каждым шагом.
- Возвращайтесь быстрее, мужики! – крикнул кто-то с заставы.
Я махнул напоследок рукой. Прощайте, ребята! Может быть, ещё увидимся.

Впереди показалась щель полузакрытых гермоворот – выход в другой мир, когда-то бывший моим. Здесь мне удалось побывать лишь несколько раз за двадцать лет, и сейчас я волновался так же, как и в первый. Через щель пока было сложно что-либо разглядеть, но до меня уже доносилось слабое завывание. Снаружи бушевал ветер.
До выхода оставалось совсем ничего, и я беспокойно поглядел на сумку с противогазом. Никогда не любил совать голову в этот душный мешок, но сегодня придется кайфовать в нём весь день.
- Приготовились, ребятки. – раздался голос Шерифа, и руки рефлекторно передвинули чёртову сумку на живот.
- Газы!
ГП-7 хоть и удобнее привычной «пятёрки», но ощущение «пакета на голове» осталось прежним. Не успел я выдохнуть, как раздался искажённый мембраной, но по-прежнему бодрый голос Шерифа:
- Проверка связи. Как слышно, прием?
- Слышно хорошо. – выдохнул я в прикреплённую к плечу рацию и подтянул лямку с болтающейся за спиной СВД.
Тут же раздалось ещё несколько голосов, оповещавших о хорошей слышимости.
- О’кей, ребятки, перекличка.
Сейчас балом правила дисциплина, и через рацию один за другим раздались семь голосов.
- Отлично, господа! Готовы попасть на настоящий Дикий Запад?
- Может, прекратишь эту чёртову оперу в противогазах, и мы начнем делать то, ради чего сюда пришли? – я узнал раздражённый голос Консула и усмехнулся.
- Чего-то подобного я и ожидал. Отряд, за мной!
Шериф повернулся спиной и, вскинув автомат, двинулся к гермоворотам. Остальные последовали за ним.
Чем ближе мы подходили к выходу на поверхность, тем сильнее становился шум ветра.
Гермоворота, по прихоти судьбы так и не закрывшиеся в тот роковой вечер 2013 года, приблизились настолько, что через щель виднелся кусок свинцового неба и выходящие из туннеля рельсы, стиснутые с двух сторон бетонными ограждениями. Угрожающе просвистел ветер, заставив пошатнуться идущего впереди Шерифа. Командир отряда, однако, тут же запрыгнул на один из валявшихся у входа бетонных блоков и исчез по ту сторону гермоворот.
- Ну и ветрище! – из рации раздался еле слышный голос Шерифа и его тут же заглушил шум ветра.
– Выходите, здесь ни души. – заглушая разбушевавшуюся стихию, прокричал Первый, и в проёме появилась широкая спина Цветного.
Когда очередь дошла до меня, я почувствовал хлопок по спине и увидел сбоку облачённого в улучшенный РЗК Игоря. В этих долбаных костюмах разобрать кто есть кто фактически невозможно, а в противогазах и чёрных очках все похожи на клонов.
Игорь показал большой палец и махнул рукой в сторону выхода. Жест был ободряющий, но я лишь рассеяно кивнул и, вскарабкавшись на кучу блоков, спрыгнул по ту сторону выхода.
Ветром меня сразу же прижало к махине гермоворот и, не смотря на противогаз, захватило дыхание. После безветренных туннелей метро, то, что творилось на улице, походило на настоящий ураган. Ветер дул со всех сторон, будто прогоняя незваных гостей обратно под землю.
- Ух, ё… - вырвалось у меня, но из-за свиста ветра мой возглас никто не услышал.
С непривычки покачиваясь, я подошёл к ожидавшему отряду, который уже занял оборону. По бокам стояли Джон и Цветной, держа на прицеле арку туннеля. Чуть дальше замер Самурай, положив руку на рукоять меча; рядом с ним вертелась Света. В голове отряда находились Шериф с Консулом, осматривая местность по разные стороны гусеницы рельс.
Рядом со мной приземлился Игорь.
- Все в сборе, приём.
- Понял. Здесь чисто. Двигаемся дальше.
Больше ни слова о ветре, насупившихся облаках и утреннем свете, бьющим в чёрные очки. Шериф вжился в другую роль.
Мы медленно продвигались вперёд, всё больше отдаляясь от распахнутого зёва гермоворот. Растрескавшиеся бетонные ограждения, возвышающиеся слева и справа от нити рельс, с каждым шагом уменьшались в высоте, пока не превратились в полутораметровые панели, обтянутые ветхими проводами и рваной колючей проволокой. Поверх скользили тонкие нити бледно-зелёных лиан. Железная дорога, словно древняя крепость, не сдавалась под натиском времени и окружившего её диковинного мира. Когда-то вдоль перегона тянулась жиденькая аллея, теперь превратившаяся в целый лес. Изредка сквозь кроны необычно больших деревьев виднелись крыши пятиэтажек и чудом устоявших высоток. Высоковольтные вышки, тянувшиеся вдоль железной дороги, по большей части устояли, и теперь ветер покачивал безжизненно свисавшие с них рваные провода. Отряд молча двигался по рельсам, и сквозь завывания ветра я слышал только своё ровное дыхание и потрескивание дозиметра.
Чтобы отличать бойцов друг от друга, на оранжевом костюме каждого, как и на каске, черной краской была намалёвана цифра от одного до восьми. Я носил счастливый седьмой номер, но не особо верил в удачу. Пресловутый «комплект два» включал АК, Стечкина и по пять обойм к каждому. У меня, как снайпера, «Калаш» заменяла старая винтовка Драгунова, для которой подходили патроны обычного 7,62-миллиметрового калибра. У Самурая и Светы вооружение действительно оказалось «неуставным». Девушка, с намалёванной на спине цифрой три, неумело держала в руках «укороченную» версию Калашникова, а Самурай по-прежнему шёл с катаной и луком. Поверх оранжевого костюма химзащиты с вшитыми резиновыми перчатками и сапогами, такое вооружение смотрелось нелепо, и в другое время вызвало бы усмешку, но сейчас за модой следить некому. Кроме нас вокруг не было ни души, и у меня невольно засосало под ложечкой.
Шериф поднял вверх руку с зажатым кулаком, и отряд остановился.
- Дальше идём по аллее. – послышалось по рации. – Здесь опасно.
Игорь сделал вид, будто убирается невидимой шваброй, я кивнул. Уборщики.
Перелазить через панели, окутанные колючей проволокой, сложнее всего пришлось неподготовленной Свете. Самурай с Цветным общими усилиями помогли ей перелезть через изгородь, следом за ними перемахнули мы с Игорем.
Сухая реплика по рации, и мы идём дальше.
В отличие от каменистого железнодорожного полотна, здесь вся почва была покрыта слабыми побегами травы и мха, в котором полностью утопала ступня резинового сапога. Вокруг поскрипывали под натиском ветра корчащиеся ветки деревьев с набухшими бутонами. «А ведь сейчас весна» подумал я и улыбнулся. Удачное время года для начала новой жизни, не так ли?
- Стоп, – послушалось по рации, и я замер рядом с огромным деревом, похожим на дуб. – Слышите?
Да, искажённый голос Шерифа (или Первого, судя по цифре на его костюме) я определённо слышал, но больше ничего не…
- Ветер как будто приутих.
- Да нет, я не об этом… Как будто храпит кто-то.
- Они там себе ночлежку устроили…
- …Метров за сто от нас.
- Так, идём к дороге. Не хочу играть роль будильника.
Пятый-Цветной, мягко ступая, повернул вправо. Мы с Игорем последовали за ним, продолжая прикрывать тыл. Ветер действительно утих, будто сдавшись выпроводить нас из своих краёв. А через дюжину шагов я услышал. Негромкий сопящий звук, похожий на храп. Несколько глоток издавали храпящие клокочущие звуки, изредка поскуливая.
Ага, у зверюшек весенняя спячка, и лучше не нарушать их беспокойный сон. Впереди виднелось полотно дороги с пробивающимся сквозь трещины мхом. В этот момент я явно услышал храп десятков, возможно, сотен голосов, сливающихся в один звук.
- Мощно… - послышалось со стороны Игоря, и мне не оставалось ничего другого, как с ним согласиться. Опушку мутировавшего леса обходили стороной и травоядные, судя по нетронутой зелени.
- А теперь тихо-онько за мной вон к той пятиэтажке.
Дойдя до указанного Первым здания, мы тихо последовали вдоль дороги. Постепенно храп стал отдаляться, пока окончательно не затих.
- Похоже, миновали. – разорвал наступившую тишину голос Цветного.
- Расслабляться не стоит, мы уже подходим к рынку…
- Всем быть на чеку. – перебил Консула голос Шерифа. В нём чувствовалось раздражение. Консул промолчал.
По левой стороне дороги виднелся небольшой двухэтажный дом лазурно-зелёного цвета. Следом за ним впритык стояли еще три домика, а дальше уже по правой стороне шёл длинный одноэтажный торговый ряд.
Где-то далеко раздался пронзительный нечеловеческий крик, и я по инерции пригнулся. Эхо прокатилось по улице и затихло.
- Всё в порядке. Далеко летел, не заметил. – послышался спокойный голос Шерифа. – Двигаемся дальше, только быстро и осторожно. Начинает светать.
Отряд ускорил движение. Миновав тихий торговый ряд, я вскользь глянул на гигантскую паутину, затянувшую арку небольшого прохода, и последовал за отрядом. Мы стояли вплотную к станции Выхино, жителям которой не повезло в одном – она находилась над землёй. Повсюду были разбросаны заржавевшие остовы автомобилей и маршруток, а посередине дороги перевернулся большой автобус. Колёса, стёкла и прочие составляющие техники были давно сняты, а то, что невозможно унести - оставлено ржаветь. Повсюду виднелись следы запустения; стояла зловещая тишина.
Шериф ничего не сказал и двинулся вдоль платформы, обходя покорёженные останки техники. Остальные последовали за ним. Мы миновали станцию и прошли вдоль рынка без единого выстрела. Шериф остановился рядом с небольшой будкой, на которой болталась грязно-синяя табличка:
ФИЛИАЛ
АВТОКОЛОННА № 1787
ДИСПЕТЧЕРСКИЙ
ПУНКТ
Ст. М. Выхино

- Половину пути прошли. – сказал он задумчиво и оглянулся по сторонам.
На мгновение мне показалось, что Шериф растерялся, но это чувство прошло так же быстро, как и появилось. Первый махнул рукой, и отряд молча двинулся за ним. Рынок и огибающее его шоссе мы прошли быстро, никого не встретив на пути. Я даже не знал, радоваться этому или нет. У входа в длинное четырёхэтажное здание мы вновь остановились. Надписи над входом не хватало нескольких букв, но смысл оставался ясен: ЗАВОД ПО РЕМОНТУ ЭЛЕКТРОПОДВИЖНОГО СОСТАВА. Двери были плотно закрыты, а стёкла большинства окон выбиты. Из некоторых свисали железные коробки, когда-то бывшие кондиционерами. На стене дома красовался криво нарисованный череп со скрещенными костями.
- Заходим.

***

Завод оказался тёмным мрачным помещением с множеством длинных коридоров, переходов и комнат. Многие оконные проёмы были завалены мусором, досками и прочим строительным хламом. От комнаты к комнате мы перемещались так осторожно, будто боялись разбудить великана. Чёрт, да может, так оно на самом деле и было.
Света действительно оказалась хорошим механиком и на заводе буквально заменила начальника отряда.
- А вот дальше нам сюда, судя по карте. Ускоритель уже нашли, а вот тут могут оказаться конденсаторы. – опять раздался её звонкий голос, и маленькая фигурка в РЗК двинулась к выходу из большого полутёмного зала со станками.
- Да стой ты, холера! – Шериф кинул ещё одну железку в портфель и, закинув его на плечо, поспешил за Светой, но та уже остановилась в дверном проёме.
- Слушай, я понимаю, что тебе…- начал было Шериф, но резко замолчал.
Я поднял голову от своего рюкзака, и заметил, что Света как-то странно качнулась, а Шериф отступил на шаг. А потом наш механик стала медленно падать на пол, неуклюже раскинув руки.
- Мать твою. – Шериф вскинул автомат. – Мать твою. – повторил он уже громче и в дверной проём, разбивая плитку и оглашая всё вокруг громким эхом, полетели пули.
Не успел монолог автомата подойти к концу, как что-то с силой швырнуло Шерифа вверх. Он перелетел через полкомнаты и с грохотом упал на пол, скрываясь за полуразвалившимся станком. В рации послышался тихий свист.
- Это ещё что за херня?
- Первый ранен, приём. Первый ранен.
- Вижу движение на двадцать градусов!
- Куда прёшь? В укрытие!
Воздух рядом с дверью заколебался, и на мгновение я увидел чей-то нечёткий силуэт. Через секунду он уже исчез в глубине помещения. Я поднялся и побежал к двери. Света лежала всего в нескольких шагах от меня, в тени ржавого станка. Вокруг неё начинало расползаться большое чёрное пятно. По рации раздавались какие-то голоса, как будто из другого мира слышались хлопки выстрелов.
Я опустился на колени рядом с ней. Она прижимала слабеющие руки к животу, из которого рекой текла кровь. Я стёр со стекла её противогаза чёрные капельки, но увидел лишь тусклый взгляд, бессмысленно смотрящий в потолок. Одна рука свалилась с живота, вторая продолжала покоиться на огромной сквозной ране. «Её как будто насадили на шампур» - успело пронестись в голове, как кто-то схватил меня сзади и потащил в сторону от тела.

***

- Она мертва. – зачем-то сказал я судорожно перезаряжавшему автомат Игорю. – Твоя Света. Наш механик. Мер…
- Это и потом можно было выяснить, дружище! – крикнул Игорь и, вслепую пальнув из-за ржавого станка, за которым мы укрылись, поднёс ближе к мембране рацию. – Кто-нибудь их видел? Прием, мать вашу!
- Не знаю, но я, похоже, одного ранил. – послышался сквозь грохот выстрелов чей-то неуверенный голос.
- Не тратьте зря патроны… Я разберусь…

Где-то рядом послышалось тихое урчание и я присоединился к остальным в отстреле невидимок. Вокруг творилось безумие. Игорь, как и я, стреляли на любое непонятное движение, посылая в молоко патрон за патроном. В оконный проём со всего размаха влетел Джон Гленн. Он бы вылетел на улицу, если б не доски, которыми была забита оконная рама. К нему, пригибаясь, поспешил Цветной, изрыгая проклятия и паля во все стороны. Воздух наполнился грохотом выстрелов, человеческими криками, треском ломающихся досок и воплями напавших на нас невидимых тварей.
Мимо пролетела стрела, разорвав воздух, и обдав брызгами стекло противогаза. Рядом кто-то дико взвыл, и я, будто сквозь помехи, увидел нечто высокое с иссиня-серой кожей и чёрными злобными глазами.
Долго не думая, я пустил в сторону незваного гостя три пули. Вой сменился тихим скулёжом, и тварь мешком рухнула у ржавого станка. Я сглотнул слюну, и хотел обойти станок, чтобы посмотреть, на убийцу Светы, но в последний момент передумал. Их тут было много.
Просвистело ещё несколько стрел. Раздались яростные вопли и жалобный скулёж.
- Отряд, берегите патроны… Это какие-то хамелеоны, сливаются с обстановкой… – сквозь стрельбу послышался голос Консула, и тут я увидел бегущего по центральному проходу Самурая. Колчан его был почти пуст, и он, на ходу выпустив последние две стрелы, отбросил в сторону лук, почти моментально вынул из ножен свой диковинный меч и прыгнул. Я впервые видел, чтобы человек прыгал так высоко. Казалось, на мгновение время остановилось, но он тут же приземлился, разрубая воздух и невидимую плоть. Во все стороны полетели брызги, и перед Самураем «проявились» две серые тушки… Когда-то бывшие одним живым организмом. Половинки, подёргиваясь, рухнули на пол, и я успел разглядеть, что эти существа имеют длинный хвост, четыре конечности, а длинное тело покрыто какой-то зеленоватой слизью и чешуёй. Кровь у них была красная.
Самурай смахнул с катаны кровь и замер. Несколько глоток раздало яростный рык, и воздух вокруг Самурая заколыхался.
- Хисасибури дэсу.
Он грациозно взмахнул катаной и нанёс скользящий удар влево, потом вправо. На пол упала серая конечность, напоминающая руку. Из кисти торчало длинное лезвие. Кто-то дико взвыл, и Самурай начал рисовать мечом в воздухе причудливые узоры. Рядом с рукой упало что-то овальное и, поливая пол кровью, рухнула ещё одна серая туша. На этот раз человеческие вопли сменились звериными, а пол вокруг Четвёртого усеяли отсечённые конечности и внутренности хамелеонов. Они изредка показывались, пытаясь обойти его сзади, но окружить себя Самурай не давал, как и добраться до своей плоти длинным штырям, торчащим из рук этих тварей, парируя атаки. Я зачарованно наблюдал за смертоносным танцем воина. Выстрелы почти полностью затихли. Постепенно затих и рёв, превратившись в предсмертное поскуливание. Вокруг Самурая в месиве валялось десять обрубленных серых тел. Он медленно вытер меч и убрал его обратно в ножны.

Если тут еще кто помнит мое Метро, то я, наконец, добрался до него и немного пофиксил последнюю девятуюю главу. И снова здрасти.

Глава 9.

Окрик постового вывел меня из состояния задумчивости.
- Вепрь! – послышался бодрый голос шедшего впереди Шерифа.
Отряд поравнялся с бруствером и бледными в свете костра постовыми. Пароля Шериф мог и не говорить – здесь все были готовы к нашему появлению. Мы молча обменялись с ребятами крепкими рукопожатиями, и перелезли через груды мешков восстановленного бруствера.
«Цивилизация» осталась позади. Последняя граница была пройдена и отдалялась с каждым шагом.
- Возвращайтесь быстрее, мужики! – крикнул кто-то с заставы.
Шериф обернулся и бравурно помахал рукой.

Впереди показалась щель полузакрытых гермоворот – выход на поверхность смахивал на самый обычный заброшенный туннель, обрубок которого, как челюсть боксёра, скалился выбитыми зубами. Здесь мне удалось побывать лишь несколько раз за двадцать лет, и постоянно от волнения дрожали руки. Сегодняшняя вылазка не была исключением. Через щель пока было сложно что-либо разглядеть, но слух уловил слабое завывание. Снаружи бушевал ветер.
До выхода оставалось совсем ничего, и я беспокойно поглядел на сумку с противогазом. Никогда не любил совать голову в этот душный мешок, но сегодня придется кайфовать в нём весь день.
- Приготовились, ребятки. – скомандовал Шериф, и руки рефлекторно передвинули чёртову сумку на живот.
- Газы!
ГП-7 хоть и удобнее привычной «пятёрки», но ощущение «пакета на голове» осталось прежним. Не успел я выдохнуть, как раздался искажённый мембраной, но по-прежнему бодрый голос Шерифа:
- Проверка связи. Как слышно, прием?
- Слышно хорошо. – откуда-то со стороны раздался мой голос, а руки сами подтянули лямку с болтающейся за спиной СВД.
Тут же раздалось ещё несколько голосов, оповещавших о хорошей слышимости.
- О’кей, ребятки, перекличка.
Сейчас балом правила дисциплина, и через рацию один за другим раздались семь голосов.
- Отлично, господа! Готовы попасть на настоящий Дикий Запад?
- Может, прекратишь эту чёртову оперу в противогазах, и мы начнем делать то, ради чего сюда пришли? – я узнал раздражённый голос Консула и улыбнулся.
- Чего-то подобного я и ожидал. Отряд, за мной!
Чем ближе мы подходили к выходу на поверхность, тем сильнее становился шум ветра.
Гермоворота, как это часто бывает в жизни, тем вечером 2013 года не раскрылись до конца. И сейчас через проклятую щель виднелся кусок свинцового неба и выходящие из туннеля рельсы, стиснутые с двух сторон бетонными ограждениями. Угрожающе просвистел ветер, заставив пошатнуться идущего впереди Шерифа. Командир отряда, однако, тут же ловко запрыгнул на один из валявшихся у входа бетонных блоков и исчез по ту сторону гермоворот.
- Ну и ветрище! – из рации раздался еле слышный голос Шерифа и его тут же заглушил шум ветра.
– Выходите, здесь ни души. – пытаясь перекричать разбушевавшуюся стихию, проорал Первый, и проём заслонила широкая спина Цветного.
Снаружи ветром меня сразу же прижало к махине гермоворот и, не смотря на противогаз, захватило дыхание. После безветренных туннелей метро, то, что творилось на улице, походило на настоящий ураган. Ветер дул со всех сторон, будто прогоняя незваных гостей обратно под землю.
Я ошалело открыл и закрыл рот, приходя в себя.
С непривычки покачиваясь, я подошёл к ожидавшему отряду, который уже занял оборону. По бокам стояли Джон и Цветной, держа на прицеле арку туннеля. Чуть дальше замер Самурай, положив руку на рукоять меча; рядом с ним вертелась Света. В голове отряда находились Шериф с Консулом, осматривая местность по разные стороны гусеницы рельс.
Рядом со мной приземлился Игорь.
- Все в сборе, приём.
- Понял. Здесь чисто. Двигаемся дальше.
Чтобы друг друга слышать, приходилось сильно повышать голос, от чего под маской противогаза к гулу ветра, отдающемуся в ушах стуку собственного сердца и тяжелому дыханию добавлялся еще и гулкий шум переговоров.
Мы медленно двинулись вперёд, всё больше отдаляясь от распахнутого зёва гермоворот. Растрескавшиеся бетонные ограждения, возвышающиеся слева и справа от нити рельс, с каждым шагом уменьшались в высоте, пока не превратились в полутораметровые панели, обтянутые ветхими проводами и рваной колючей проволокой. Поверх скользили тонкие нити бледно-зелёных лиан. Железная дорога, словно древняя крепость, не сдавалась под натиском времени и окружившего её диковинного мира. Когда-то вдоль перегона тянулась жиденькая аллея, теперь превратившаяся в целый лес. Изредка сквозь кроны необычно больших деревьев виднелись крыши пятиэтажек и чудом устоявших высоток. Высоковольтные вышки, тянувшиеся вдоль железной дороги, по большей части устояли, и теперь ветер покачивал безжизненно свисавшие с них рваные провода. Отряд молча двигался по рельсам, и сквозь завывания ветра я слышал только своё ровное дыхание и потрескивание дозиметра.
Чтобы отличать бойцов друг от друга, на оранжевом костюме каждого, как и на каске, черной краской была намалёвана цифра от одного до восьми. Я носил счастливый седьмой номер, но не особо верил в удачу. Пресловутый «комплект два» включал АК, Стечкина и по пять обойм к каждому. У меня, как снайпера, «Калаш» заменяла старая винтовка Драгунова, для которой подходили патроны обычного 7,62-миллиметрового калибра. У Самурая и Светы вооружение действительно оказалось «неуставным». Девушка, с намалёванной на спине цифрой три, неумело держала в руках «укороченную» версию Калашникова, а Самурай по-прежнему шёл с катаной и луком. Поверх оранжевого костюма химзащиты с вшитыми резиновыми перчатками и сапогами, такое вооружение смотрелось нелепо, и в другое время вызвало бы усмешку, но сейчас за модой следить некому. Кроме нас вокруг не было ни души, и у меня невольно засосало под ложечкой.
Шериф поднял вверх руку с зажатым кулаком, и отряд остановился. В нескольких шагах неуверенно замерла ржавая вагонетка. Никто не знал, кто и как её здесь бросили, но этот символ былых времен служил не только эксцентричным памятником истории, но и границей между Ними и Нами.
- Дальше идём по аллее. – послышалось по рации. – Здесь опасно.
Игорь сделал вид, будто убирается невидимой шваброй, я кивнул. Уборщики.
Перелазить через панели, окутанные колючей проволокой, сложнее всего пришлось неподготовленной Свете. Самурай с Цветным общими усилиями помогли ей перебраться через изгородь, следом за ними перемахнули мы с Игорем.
Сухая реплика по рации, и мы идём дальше.
В отличие от каменистого железнодорожного полотна, здесь вся почва была покрыта слабыми побегами травы и мха, в котором полностью утопала ступня резинового сапога. Вокруг поскрипывали под натиском ветра корчащиеся ветки деревьев с набухшими бутонами. «А ведь сейчас весна».
- Стоп, – послушалось по рации, и я замер рядом с огромным деревом, похожим на дуб. – Слышите?
Да, искажённый голос Шерифа (или Первого, судя по цифре на его костюме) я определённо слышал, но больше ничего не…
- Ветер как будто приутих.
- Да нет, я не об этом… Как будто храпит кто-то.
- Они там себе ночлежку устроили…
- …Метров за сто от нас.
- Так, идём к дороге. Не хочу играть роль будильника.
Пятый-Цветной, мягко ступая, повернул вправо. Мы с Игорем последовали за ним, продолжая прикрывать тыл. Ветер действительно утих, будто сдавшись выпроводить нас из своих краёв. А через дюжину шагов я услышал. Негромкий сопящий звук, похожий на храп. Несколько глоток издавали храпящие клокочущие звуки, изредка поскуливая.
Ага, у зверюшек весенняя спячка, и лучше не нарушать их беспокойный сон. Впереди виднелось полотно дороги с пробивающимся сквозь трещины мхом. В этот момент я явно услышал храп десятков, возможно, сотен голосов, сливающихся в один звук.
- Мощно… - послышалось со стороны Игоря, и мне не оставалось ничего другого, как с ним согласиться. Опушку мутировавшего леса обходили стороной и травоядные, судя по нетронутой зелени.
- Грохним по ним, а?
Азартное предложение Цветного совсем не понравилось Шерифу.
- Отставить. Тихо-онько за мной вон к той пятиэтажке.
Никто не возразил, и отряд осторожно стал выполнять приказ Первого. Дойдя до указанного здания, мы медленно последовали вдоль дороги. Постепенно храп стал отдаляться, пока окончательно не затих.
- Похоже, миновали. – разорвал наступившую тишину голос Цветного.
- Расслабляться не стоит, мы уже подходим к рынку…
- Всем быть на чеку. – перебил Консула голос Шерифа. В нём чувствовалось раздражение. Консул промолчал.
По левой стороне дороги виднелся небольшой двухэтажный дом лазурно-зелёного цвета. Следом за ним впритык стояли еще три домика, а дальше уже по правой стороне шёл длинный одноэтажный торговый ряд.
Где-то далеко раздался пронзительный нечеловеческий крик, и я по инерции пригнулся. Эхо прокатилось по улице и затихло.
- Всё в порядке. Далеко летел, не заметил. Двигаемся дальше, только быстро и осторожно. Начинает светать.
Отряд ускорил движение. Миновав тихий торговый ряд, я вскользь глянул на гигантскую паутину, затянувшую арку небольшого прохода, и последовал за отрядом. Мы стояли вплотную к станции Выхино, жителям которой не повезло в одном – она находилась над землёй. О последствиях красноречиво говорили заржавевшие остовы автомобилей, маршруток и распластавшийся, как огромный жук, корпус двухэтажного автобуса. Колёса, стёкла и прочие составляющие техники были давно сняты, а то, что невозможно унести - оставлено ржаветь. Стояла мертвая тишина. Нервная дрожь в руках только усилилась, и я попытался привести себя в порядок глубоким вдохом-выдохом. Так, спокойнее, ещё винтовка из рук вывалиться, как у трясущегося старикашки…
Мысли в голове пришли в порядок, рука крепче схватила карабин, но тишина была СЛИШКОМ странной для этих мест. Чем дальше мы двигались, тем больше я замечал волнение в голосах и движениях напарников. Подозрительное спокойствие удивляло не только меня. У входа в длинное четырёхэтажное здание мы вновь остановились. Надписи над входом не хватало нескольких букв, но смысл оставался ясен: ЗАВОД ПО РЕМОНТУ ЭЛЕКТРОПОДВИЖНОГО СОСТАВА. Двери плотно закрыты, а стёкла большинства окон выбиты. Из некоторых свисали железные коробки, когда-то бывшие кондиционерами. На стене красовался криво нарисованный череп со скрещенными костями.
- Заходим.

***

Завод оказался тёмным серым зданием с множеством длинных коридоров, переходов и одинаковых комнат-коробок. Многие оконные проёмы завалены мусором, досками и прочим строительным хламом. От комнаты к комнате мы перемещались так осторожно, будто боялись разбудить великана, но вскоре убедились, что завод необитаем. Света действительно оказалась хорошим механиком и на время буквально заменила начальника отряда. На одном из этажей мы разделились, чтобы ускорить поиски деталей, и Консул с Джоном и Цветным отправились в дальнее крыло, оставив нас в одной из клонированных комнат.
- А вот дальше нам сюда, судя по карте. Ускоритель уже нашли, а вот тут могут оказаться конденсаторы. – опять раздался звонкий голос Светы, и её маленькая фигурка двинулась к выходу из большого полутёмного зала со станками.
- Да стой ты, холера! – Шериф кинул ещё одну железку в портфель и, закинув его на плечо, поспешил за Светой, но та уже остановилась в дверном проёме.
- Слушай, я понимаю, что тебе…- начал было Шериф, но резко замолчал.
Я поднял голову от своего рюкзака, и заметил, что Света как-то странно качнулась, а Шериф отступил на шаг. А потом наш механик стала медленно падать на пол, неуклюже раскинув руки.
- Мать твою. – Шериф вскинул автомат. – Мать твою. – повторил он уже громче и в дверной проём, разбивая плитку и оглашая всё вокруг громким эхом, полетели пули.
Не успел монолог автомата подойти к концу, как что-то с силой швырнуло Шерифа вверх. Он перелетел через полкомнаты и с грохотом упал на пол, скрываясь за полуразвалившимся станком. В рации послышался тихий свист.
- Что у вас там происходит?
- Первый ранен, приём. Первый ранен!
Игорь быстрее сообразил, что там происходит и, вскинув автомат, сделал несколько одиночных выстрелов.
Воздух рядом с дверью заколебался, и на мгновение показался чей-то нечёткий силуэт. Через секунду он уже исчез в глубине помещения. Я поднялся и побежал к двери. Света лежала всего в нескольких шагах от меня, в тени ржавого станка. Вокруг неё начинало расползаться большое чёрное пятно. Рация разрывалась от звуков голосов и выстрелов.
- Они разделили нас, приём! Несколько тварей окру…
Я опустился на колени рядом с ней. Она прижимала слабеющие руки к животу, из которого рекой текла кровь. Я стёр со стекла её противогаза чёрные капельки, но увидел лишь тусклый взгляд, бессмысленно смотрящий в потолок. Одна рука свалилась с живота, вторая продолжала покоиться на огромной сквозной ране. «Её как будто насадили на шампур» - успело пронестись в голове, как кто-то схватил меня сзади и потащил в сторону от тела.

***

- Она мертва. – зачем-то сказал я судорожно перезаряжавшему автомат Игорю. – Света. Наш механик. Мер…
- Это и потом можно было выяснить, дружище! – крикнул Игорь и, вслепую пальнув из-за ржавого станка, за которым мы укрылись, поднёс ближе к мембране рацию. – Парни, что там у вас?
- Мутанты… Их ни хрена не видно, черт побери, зато они чертовски рады нас видеть!
- Они напали, стоило только разделиться. – я прикусил растрескавшуюся губу.

Мимо, разрывая воздух, пролетела стрела, заставив кого-то дико взвыть. В двух метрах от нашего укрытия, будто сквозь помехи, показалось нечто высокое с бледно-серой кожей и чёрными злобными глазами.
Палец сам спустил курок, и в оскаленную морду полетели три пули. Вой сменился тихим скулёжом, и тварь мешком рухнула у ржавого станка. Просвистело ещё несколько стрел, прежде чем из-за станка появился Самурай. Колчан его был почти пуст, и он, на ходу выпустив последние две стрелы, отбросил в сторону лук, быстро выдернул из ножен свой диковинный меч и с силой рассёк воздух. Его катана с чавкающим звуком рассекла тушу проявившегося монстра. Мутная кровь брызнула во все стороны, запятнав и защитный костюм воина.
Толкнув ногой безжизненное тело хамелеона, Самурай одновременно выдернул из него меч и тут же нанёс ещё один плавный удар в сторону. В потолок ударил бурый фонтанчик и обезглавленное тело второго монстра, дёрнувшись, медленно осело на пол. В шаге от меня раздался приглушённый звук, и я машинально глянул в ту сторону. Отсечённая голова мутанта лежала рядом, пытаясь пронзить насквозь застывшим взглядом стеклянных глаз.
Я дёрнулся назад, чуть не повалив сидевшего рядом Игоря.
- Твою мать! – гаркнул он, но на ногах устоял.
Я схватился за угол укрытия и вновь выглянул из-за станка.
Самурай стоял на прежнем месте. Пространство рядом с ним было залито бурой кровью монстров. К рассеченной туше первого мутанта и обезглавленному трупу второго добавился третий. Из его распоротого брюха на пол лезли кишки и шёл пар. Он тихо поскуливал, безуспешно пытаясь запихнуть внутренности обратно.
Воин не обращал на умирающего монстра никакого внимания; воздух рядом с ним накалился и был полон рычащих нечленораздельных звуков. То тут, то там проявлялись уродливые очертания новых обитателей завода – кольцо вокруг сталкера стремительно стягивалось. Самурай неожиданно сделал выпад, и на соседний станок брызнула кровь. Слух разрезал вой и в воздухе вновь мелькнула катана. Не достав мечом, Самурай с разворота стукнул невидимку кулаком. Послышался хруст и грохот – удар, похоже, нокаутировал мутанта, но тут же еще одна тварь материализовалась за спиной у сталкера.
Я хотел закричать, но изо рта вырвался лишь глухой хрип. Тварь в это время, изогнувшись, прыгнула на воина. Казалось, Самураю конец, но он, проворно нырнув в сторону, выставил катану за спину, и мутант налетел на острие, пробившее его насквозь. Хватая когтями воздух, тварь всё же царапнула спину воина и с хрипом замерла.
Слева от сталкера скрипнули доски. Там проявился и тут же исчез еще один мутант. Последний.
Уже не скрываясь, он загрохотал к выходу, попутно ловя пули в незащищённую спину. Игорь выбрался из укрытия и слал длинную очередь вслед беглецу. До двери добежать ему не удалось. Очередная пуля, хлюпнув, вошла в сероватую плоть, заходясь брызгами крови, и монстр, взмахнув лапами, упал на пол.

В это время я немного попарился и родил юбилейную главу.

Глава 10.

- Черт вас дери! Это... эти… Пипец какой-то!
Я, наконец, обрёл дар речи и вопил так громко, как позволяли связки.
Игорь выскочил из-за укрытия и побежал вглубь комнаты. Самурай рванулся в противоположную сторону – к двери. Мягко перепрыгивая через трупы, он уже добрался до порога, как вдруг что-то громыхнуло, и с потолка посыпалась штукатурка. Самурай замер, глянул на меня через плечо и выбежал из комнаты. Я понёсся за ним, стараясь не смотреть на безжизненное тело механика.
Нависшая тишина резко контрастировала с грохотом недавней перестрелки. Под ногами хрустело битое стекло и отстрелянные гильзы; половицы отчаянно скрипели.
Мне пришлось пробежать по длинному проходу второго этажа до огромной бреши в стене, за которой виднелась лестница. Сталкер забрался по обваливающимся ступенькам на один этаж вверх и исчез за углом. Он находился уже в соседнем крыле здания – оттуда раздался взрыв и как раз туда был отправлен Консул с Гленном и Цветным. Ноги понесли вслед за Самураем, и вскоре передо мной растянулся длинный мрачный коридор третьего этажа. В дальнем конце медленно оседала пыль вперемежку с дымом. Самурай бежал туда, и я ринулся за ним. В ухе протрещала рация, сообщая голосом Игоря, что Шериф жив. Хорошая вроде бы новость, но выплывшая из дымовой завесы картина оказалась более чем безрадостной.
Коридор обрывался, зияя рваной дырой в полу. Несущая стена рухнула вместе с пластом потолка, который диагонально перекрыл проход и исчез где-то в обломках нижнего этажа. Часть помещения справа обвалилась вниз. Видно, там и произошёл взрыв. Повсюду валялись раскромсанные станки, куски вырванного бетона и деревяшки паркета. А так же чьи-то обгоревшие останки. Самурай распрямился возле трупа и буркнул:
- Мутант.
- Да. Связка гранат оказалась единственным эффективным выходом.
Хриплый голос принадлежал Консулу, а его хозяин стоял неподалёку от дыры в полу, облокотившись о косяк двери. Противогаза на нём не было, зато всё лицо заливала кровь. Пепельно-серые волосы из-за неё стали чёрными и торчали во все стороны. В чёрных глазах горел неприятный огонёк. Следом за Консулом показались Цветной и Гленн. Вид у них был не лучше. Забрызганный бурой жидкостью Цветной с непробиваемым лицом вынимал из плеча впившиеся щепки. Гленн – единственный, на ком оставался противогаз, - прижимал левую руку-плеть к телу. Израненные, но живые. И вооружённые.
- Ха! - я улыбнулся и на радостях хлопнул американца по плечу.
Тот тихо застонал и покачнулся.
- Ну-ка, стой ровно. – Цветной щелчком послал в воздух последнюю щепку и вплотную подошёл к Джону. Гленн не успел понять, что происходит, как громила взял его левую руку и быстро дёрнул.
- А-а!
По этажу разнёсся крик, гулко отражаясь от стен, а Цветной отошёл от американца и, как ни в чём не бывало, принялся осматривать свой потрёпанный автомат. Джон пошевелил рукой уже свободнее и бросил взгляд – скорее всего ненавидящий – на спокойного спецназовца.
- Что там с Шерифом? – Консул как бы случайно встал между Цветным и американцем.
- Игорь, слышал вопрос? Как вы там?
Рация пошуршала и ответила:
- Шериф жив, но без сознания. Хорошо приложился, но кости, вроде, целы.
- Мы идём к вам. – сказал Консул и двинулся к лестнице.
Все пошли и поковыляли за ним, а в рации снова раздался голос Игоря:
- Мужики, кто-нибудь сталкивался с этими… хамелеонами раньше?
Повисла тишина, нарушаемая топотом тяжелых сапогов по скрипучему полу.

***

Мы уже спускались по лестнице, как послышался этот звук. Где-то далеко что-то тихо ухнуло.
- Слышал? – спросил я у плетущегося впереди американца.
- Что?
- Я слышал. – Цветной недовольно повел широкими плечами.
- О, опять! – тихий звук повторился, заставив американца напряжённо прислушаться.
- Давайте реще! Двигайте батонами! – прикрикнул Консул и сделал быстрый шаг вперед. Однако бойцов торопить не пришлось. Все уже чуть не бегом пустились вниз. Мы вышли на второй этаж главного здания, и я спокойно вздохнул: нам на встречу двигался Игорь, волоча на себе Шерифа. Консул направился было к ним, как вдруг раздался оглушительный скрежет, заставивший весь отряд рассредоточиться и ощериться автоматами. Скрежет почти сразу повторился, сопровождаемый грохотом и звоном.
- Пора сваливать, командир. – Цветной еле успел договорить, как его заглушил новый звук, от которого у меня пересохло во рту и захотелось заткнуть уши. Высокий, заунывный и одновременно яростный то ли вопль, то ли рык опустился на пару октав ниже, превратившись в низкий и глухой рёв. К горлу подступил комок, а штаны под костюмом, кажется, стали мокрее. Сразу же за кошмарным звуком послышалось быстрое уханье, сотрясавшее стены. Звук шагов. А чем еще это могло быть, чёрт подери?
- Валим! – теперь Цветной уже орал во всю силу своих могучих лёгких. С дыхалкой у него был полный порядок.
Консул махнул рукой и прижал ладонь внутренней стороной к полу, давая понять, чтоб все следовали за ним, пригнувшись. На его лице читался плохо скрытый испуг. Мы понеслись к Игорю и Шерифу вдоль обшарпанных стен, зияющих дырами и раскуроченными дверьми. Что-то снова громыхнуло и мне показалось, что всё здание покачнулось.
- Хватай Шерифа с другой стороны! – проорал мне на ухо Консул, оглушив еще больше.
Я подхватил еле волокущего ноги предводителя отряда и, обменявшись безумным взглядом с Игорем, потащил с ним вместе Шерифа вперед.
По центральному коридору мы еще кое-как поспевали за остальными, но когда дошли до лабиринта офисов, примыкающих к основной лестнице, начали сильно отставать. Всё это время снаружи слышались самые дикие звуки, а в незадачливый завод как будто кидали гигантские шары для боулинга. Стены и пол сотрясались, как и мои поджилки.
Игорь, кряхтя, пропихнул Шерифа в средних размеров комнату с чудом сохранившимся застеклённым окном как раз в тот момент, когда чудовищный вопль раздался совсем рядом, и за моей спиной что-то затрещало и развалилось. Я быстро обернулся, ожидая увидеть что угодно, но все равно от неожиданности замер.
Чья-то гигантская конечность пролезла в раскуроченную стену и, растопырив отростки, неумолимо приближалась ко мне. Покрытая волдырями бледная «рука» имела пять кривых «пальцев» с длинными чёрными «ногтями». Оцарапаться этой клешнёй хотелось в последнюю очередь. Инстинкт самосохранения подсказал одно: стреляй и беги. Не целясь, я стрельнул в ладонь высотой с человеческий рост, что не произвело на её обладателя никакого впечатления. Если бы одновременно ноги не внесли меня вслед за Игорем, то рукастый мутант позабавился бы маленьким солдатиком, как с игрушкой. Но огромные пальцы упёрлись в стенку, отодрали несколько кирпичей, и рука потянулась обратно.
Я оказался в очередном безликом офисе. Стоило переступить порог, как стекло со звоном разлетелось, и чей-то автомат захлебнулся очередью. Пытаясь перекричать оружие, стену сотряс новый удар. Сзади послушался грохот, и в комнату, из которой мы пришли, повалились куски блоков, а затем рухнул потолок. Путь назад был завален, а впереди шарила еще одна бледная рука.
- Гленн, Цветной, отвлеките его… Антон, Игорь, тащите Шерифа вдоль дальней стены к выходу! Самурай, как только ребята отойдут, руби клешню что есть силы! Реще-реще!
Я подхватил заваливающегося Шерифа. Впереди маячила полусорванная дверь в следующее помещение. Выход. А потом еще два этажа вниз. А дальше… Об этом думать совсем не хотелось. Нужно вытащить отсюда Шерифа и выжить самому, а об остальном позаботится Консул. Скрипнув зубами, я потащил здоровенного «ковбоя» вперед. Где-то в стороне Гленн и Цветной поливали ручищу огнём, вызывая раздражённый рык. Не думай о том, что рядом шарит чудовище, иди к выходу, к выходу…
Проклятье! Мы совсем забыли о Свете. Я открыл рот и тут же его закрыл. Ей всё равно уже ничем не помочь – долбанные счастливые времена остались позади, и правило «никого не оставлять» потеряло свою популярность.
Рука Шерифа сползла вниз и при каждом шаге стукала по спине. Господи, какой же он тяжелый! Игорь с другой стороны тяжело пыхтел – ему тоже приходилось нелегко.
- Давай, дружище, ещё чуток. – просипел он.
Вдруг раздался крик – человеческий. Его почти сразу заглушил ещё один – нечеловеческий. Здание сотряслась, и мы ввалились в дверной проём, окончательно снеся гнилую доску с петель. На этом падение не закончилось и пришлось сосчитать все ступеньки очередной лестницы.
Отбив всё что можно, я еле встал на ноги, как тут же в меня кто-то влетел сзади. Барахтаясь в людской массе, мне удалось отодвинуть налетевшего человека – им оказался американец – и приподняться. Медленно взобраться на несколько ступенек и выглянуть за дверь. По центру раскуроченного офиса Самурай одной рукой помогал встать с полу Консулу, а в другой держал окровавленную катану. Рядом, в луже слизи лежал бледный кусок плоти.
- Граната! – прогремел голос Цветного, и в разбитое окно полетел маленький черный предмет.
На улице рвануло, выбивая остатки стекол, и все снова попадали на пол. Очередной полёт вниз по лестнице получился не самым удачным – стекло противогаза треснуло, в живот впился приклад чьего-то автомата. Я закашлялся и почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Снова раздался кошмарный вопль, переросший в жуткий рёв. В нём слышались удивление, боль и ненависть. Кажется, теперь мы его очень сильно разозлили.
Захотелось отползти подальше и забиться в тёмный угол, но чьи-то крепкие руки резко дёрнули вверх и поставили на ноги. Как во сне, мимо проплыло суровое лицо Цветного, а за ним запыхавшееся – Джона Гленна.
- Рас… Рассредоточиться… Занять обо… ронительные позиции у окон…
Знакомый голос, кажется, Консула, уже не был таким уверенным и командным. Я, тупо глядя перед собой, направился к ближайшей дыре в стене и оторопел.
За окном, закрывая солнечный свет, над заводом нависло огромное бледно-жёлтое Нечто. Оно имело четыре конечности, но стояло на трёх. Четвертая была поджата, и из нее сочилась вязкая жидкость. На теле существа клочками росли волосы, но большая часть монстра оказалась лысой. Откуда-то сверху на меня уставились маленькие красноватые глазки, горящие бешеной злобой. Нечто издало еще один вопль, обнажив четыре ряда огромных грязно-жёлтых зубов, и с размаха опустило здоровую лапу на завод. Я заворожено смотрел, как лапа – или рука? – по дуге приближается к зданию и с грохотом выдирает кусок этажа. Второго этажа. На миг всё во мне застыло, а потом ударная волна снесла с ног, обдав щепками, кусками кирпичей и блоков.
Мир вокруг закружился; выстрелы, крики, треск, звон – все звуки смешались в кашу, сквозь которую прорывался лишь бешеный стук сердца.