ДОМ

В моей комнате темно и тихо.
Осторожно растворяю шторы.
Смотрю в окно.
Наверное, уже утро, но не более четырёх.
Звёзды начинают медленно угасать. 
Могло ли всё сложиться по-иному, спрашиваю себя в который раз.

Уже много лет ты спишь отдельно от меня в соседней комнате и дверь туда закрыта.
Ты спишь там, где была зачата наша девочка.
Спишь на той кровати, которую я купил для нас двоих, даже не зная как тебя зовут.
Я не знал тебя, но ждал всю жизнь и плакал во сне от того, что тебя пока рядом нет.
И вот, ты появилась в моей жизни.
Теперь мы вместе.

Снова вспоминаю  тот ноябрьский день начала девяностых.
В парке солнечно и прозрачно, а где-то рядом витает обещание непонятного счастья, которое неизбежно когда-нибудь должно ко мне прийти.
Земля густо осыпана большими жёлтыми листьями.
Они похожи на детский гербарий,
который я случайно нашёл в старой книжке через много лет.
Только они мягкие и ещё живые.
По этим листьям причудливо озираясь ходят несколько чёрных ворон.
В небе кружит одинокая белая чайка.

Мы небольшой мужской компанией сидим на берегу Волги. Смотрим на воду и пьём дешёвый портвейн из горлышка. Одна шоколадка на всех. Портвейн очень вкусный и радостный.
У нас его ещё много.
У меня нет своего дома, нет работы, нет денег, нет семьи, нет любви, и очень давно не было женщины.

За спиной у нас стоит эта элитная пятиэтажка. Мне тогда казалось, что там живут счастливые люди, у которых всё это есть. Я пью портвейн и много курю. Часто оглядываясь на пятиэтажку я думаю, - как, наверное,  хорошо, было бы жить  в этом доме и быть счастливым.

Постоянно перебивая друг-друга, мы говорим о литературе и поэзии, вспоминаем  нелепые армейские истории и случаи из университетской жизни, всякие праздники и пьянки. В итоге, каким-то странным образом, любые темы неизменно приводят нас  к женщинам. В карманах брюк у меня не густо, а пошарив в них по сторонам, я мог обнаружить лишь эрекцию. Она часто смущала меня своей внезапной откровенностью, а грудь сжимал космический вакуум, готовый с дикой силою вобрать в себя любовь всех женщин мира, которой мне всегда так не хватало.

Мы встретились летом в самом центре города.
Немного смутившись, я взял тебя за руку и повёл через дорогу словно ребёнка.
Мы пересекаем оживлённый проспект. 
Я верчу головой в разные стороны и тайком тебя разглядываю, пряча свой интерес за желание не попасть под колёса.

Мы пришли в ресторан на набережной, и присели за столик на улице.
Нам принесли  зелёный чай с травами, тебе какое-то эксклюзивное мороженое со свежими  фруктами, мне бокал красного вина.
Совсем небольшого роста и очень стройная, светлая футболка почти без рисунка.
Ты совсем не похожа на взрослую женщину,
скорее на юную девушку, которая выглядит чуть старше.
Ты сидишь напротив.
Когда наши глаза встречаются более чем на пару  секунд, я в смущении отвожу взгляд, и он невольно падает на твою маленькую грудь. Она кажется мне столь беззащитной, что хочется спрятать её в ладонях, чтобы ей стало тепло и уютно.

Проходя мимо своего дома, я приглашаю тебя «на чай», но ты вежливо отказываешься. Наверное, так и должны поступать порядочные девушки, но тогда это не произвело на меня никакого впечатления – ни хорошего, ни плохого.
Мороженое, несмотря на всю его эксклюзивность, в тот вечер ты так и не доела.

На втором свидании я пригласил тебя в кино. Встречаться там было как-то неловко: вроде, уже не дети. Я купил сувенирную бутылочку коньяка на пятьдесят граммов и выпил её по дороге.

Фильм оказался совсем не интересным, и мы в темноте пошли на выход.  Ты идёшь передо мной и нагибаешься, чтобы поправить босоножки. Я подхожу сзади, случайно упираюсь в твою попу, тоже нагибаюсь и беру твою грудь в ладони. Не понимаю, как это произошло. Мы долго смеёмся. Ты сразу становишься понятнее и ближе. В тот вечер в парке на лавочке мы целовались как школьники, а ночью я вновь держал твою грудь в ладонях и твои розовые соски касались того места где у меня пролегают линии судьбы и линии жизни.  На одной моей ладони они пересекаются, а на другой - нет.
Мы стали встречаться.

Прошло лето, и прошла осень.
Наступила зима.
Я часто держал тебя за руку.
Она всегда была холодная.
В тот день, после работы ты выглядела  уставшей и грустной.
Мы идём по вечернему парку. Снег отражает свет жёлтых фонарей, и от этого вокруг очень светло и торжественно.
Морозный воздух  уже дрожит от  запаха  мандаринов, и чудятся звуки новогодних петард и хлопушек.
Снегоуборочная машина сгребает на обочину большие пушистые сугробы чистого искрящегося снега.

Мне очень хочется сделать для тебя что-то необычное.
Незадолго до нашей встречи я прячу в сугробе волшебный сюрприз.
И вдруг, проходя мимо, я как Саи Баба из Ширди достаю из снега букет свежих роз, гроздья солнечного узбекского винограда и бутылку шампанского.
Ты смеёшься, громко целуешь меня в щёку, и твоя рука становится тёплой.
Этот фокус проделать я так и не решился…

Серое небо.
Октябрьское утро.
Я хожу вокруг здания роддома и постоянно  повторяю Его имя.
А что ещё мне остаётся делать.
«Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя Твоё…»
Не могу вспомнить, сколько прошло времени.
Наверное, так длится вечность.

Мы гуляли по набережной Волги.
Я держал тебя за руку.
Ты сказала, что врачи прогнозируют роды  с 23 по 26.
Но я, почему-то, твёрдо заявил, что это случится именно восемнадцатого.
Так и произошло.
Ты родила в субботу.
Вышла санитарка с маленьким листочком бумаги «3100, 51, жен». 
У нас родилась девочка.

Темно.
Мы в комнате одни.
Я сижу на диване.
На руках у меня спит наша спелёнатая дочь, а я боюсь пошевелиться  и даже вздохнуть. Ты устала и уснула в спальне.
Наша девочка спит у меня на руках, а я ни о чём не могу и не хочу думать.
Просто слушаю, как она дышит во сне, и долго смотрю в темноту.
Очень долго смотрю и ничего там не вижу.
А она дышит.
Я дышу вместе с ней.
И мне кажется.
Что  если  я перестану дышать
То и она тоже перестанет дышать.
Поэтому я стараюсь дышать ровно и глубоко.

Когда мы  пришли в ЗАГС у тебя в животе уже месяцев шесть жила наша девочка.
Мы поцеловались, и только после этого, не задавая лишних вопросов нас расписали.
Мы втроём пошли гулять по набережной Волги.
Я суматошно отмахивался от мошки и пытался запечатлеть этот день при помощи фотокамеры. Тогда и появилась эта первая фотография.

Мы попросили прохожего, и он нажал на кнопку.
Каждый год в этот день мы стали приходить в то же место и в той же одежде. Останавливали прохожих и делали фотографии с композицией максимально приближенной к оригиналу.

На остальных фотографиях наша девочка уже у тебя на руках.
Сейчас у нас на стене висит рамка,  в ней шесть фотографий.
Каждый год прибавлялось по одной.
Однажды, без всякой причины,  ты сказала, что больше никогда не пойдёшь в этом место делать фотографии. Услышав это, наша девочка долго рыдала лёжа на кровати лицом вниз. Было страшно…

Однажды, я возвращался домой и это произошло.
Я удивлённо смотрю на очертания своей пятиэтажки и словно пытаюсь вспомнить
какую-то из своих прошлых жизней, когда я был то ли счастливой бабочкой, то-ли  травинкой.

Смаргиваю нежданные слёзы и, вдруг, сквозь  влажные ресницы вижу преломляющиеся лучи ноябрьского солнца. Во рту появляется привкус портвейна, который ощущаешь лишь поутру, когда так сильно хочется пить. Вспоминаю тот ноябрьский день начала 90-х и осознаю, что я уже давно живу в своей квартире, в том  самом доме, где должны обитать счастливые люди. Теперь у меня есть свой дом, есть работа, есть семья, есть деньги, но по-прежнему, нет любви, и давно не было женщины.

Я еду в трамвае в незнакомом городе.
На остановках входят и выходят разные люди.
Изо всех окон светит яркое солнце.
Пассажиры весело и громко разговаривают, девушки смеются.
Кажется, что мы все движемся на встречу с каким-то неведомым чудом, с тем долгожданным счастьем, которое дети рисуют фломастерами в альбомах,
о котором  иногда снятся цветные сны.

Постепенно  салон трамвая пустеет и всё становится серым.
Надвигаются сумерки.
Трамвай останавливается в поле.
Водитель объявляет конечную остановку, выходит из кабины, идёт вслед уходящему солнцу и скрывается в высокой траве.
Я выхожу вслед за ним и вижу, что кольца для обратного пути нет.
Просто кончились рельсы.
Они зарылись в серый гравий, и ветер шевелит  упаковками от еды, обрывками бумаг и ветхими окурками, побелевшими от дождей.
Мне хочется домой, но я не знаю куда идти.
Холодно.

В моей комнате темно.
Осторожно растворяю шторы.
Наверное, уже утро, но не более четырёх.
Звёзды начинают медленно угасать. 

Могло ли всё сложиться по-другому, спрашиваю себя в который раз. 
Уже много лет ты спишь отдельно от меня в соседней комнате и дверь туда закрыта.
Ты спишь там, где была зачата наша девочка, и мы почти не разговариваем.

Птицы, чувствуя скорое появление Солнца, начинают тихо перекликаться.
В моём доме просыпаются люди.
В окнах появляется электрический свет.
Наступает новый день.
А я как в детстве опять с нетерпением жду весну.
Весной вслед за почками всегда распускаются листья.
Я люблю зелёные листья.
Потом появляется предчувствие лета.
Но я не хочу, чтобы оно начиналось.
Потому что я не люблю осень.
И осень, видимо, тоже не любит меня.