Мы

от автора. О будущем писать немыслимо. О настоящем невозможно – отсутствует здоровая питательная среда. Что остаётся? Прошедшее. Не как упущенная возможность стать Человеком, но как мелкие события, оставившие следы на фотобумаге, ценность которых заключается в их интерпретации.



 

Плотная стена тумана находилась на самой границе ночи. За ней Большая Медведица, Сириус, Скорпион, Близнецы, Медведица Малая, Альдебаран, комета Галлея, энтропия.
Перед ней: росой блестящее утро, дорожка в саду, от которого остались одни пеньки. Слева укрытый скатертью стол Грабаря с люпинами и недопитым вином. Справа – длинная очередь в школу. Но не дети. И всё это (не дети, люпины, яблочные пеньки, начало дня) мутно. Температуры нет. Как нет и солнца, лишь его начальный свет.
Муть сгущается, стягиваясь к центру, обретая контуры и необходимый для человеческого тела объём. Объём становится бабушкой Лизой. О, милая! О сколько нам открытий чуждых!  Лицо бабушки Лизы (о, милая!) пока ещё просто пятно цвета семидесятилетней кожи.  Но по мере приближения, по мере ускорения семенящей походки, пятно обретает черты: румяные пухлые щёки, крупный нос, умилённые голубые глазки, улыбка, застрявшая в морщинах. А то бы смеялась. Грудным, влажным смехом. Бабушка Лиза умерла от мокроты. Страха по поводу бегущей покойницы нет, есть неприятное предчувствие. Вот скоро, вот сейчас…
Не добежав буквально метр, бабушка Лиза (голубой платочек, льняная панёва, сиреневая юбка до пят) замирает. «До пят» - буквально, с Фоминой и до Покрова бабушка ходила босой. Босой её и похоронили.
Бабушка суёт руку в юбку, в сиреневые складки, где должен находиться глубокий карман. Карман действительно глубок - в него рука бабушки Лизы поместилась почти по локоть.
- Щас… щас… -  шарит бабушка Лиза в сиреневых складках, - щас…
Доброе лицо её меняется – бледнеет, хмурится, становится недовольным, сосредоточенно злым. Улыбки нет, нос блестит от пота:
- Щас…
Она скалится, пугая жуткими зубами и нарастающей яростью.
- Щассс… щасс… - зловещим шёпотом.
Карман, если он существует, пуст.
Бабушка Лиза задирает юбку: синеватые кривые ноги с обвисшими коленями (так кажется, что обвисли - колени не обвисают, обвисает кожа), родимое пятно на левом, усохшем почти до кости бедре и… средоточие жути! Наклонно торчащая из седой кудели, из оси когда-то «симметрии», отполированная ладонями тёмная деревянная рукоятка.
Подобные рукоятки принадлежат колокольчикам. Такими вызывали слуг, начинали и заканчивали классы (уроки).
Бабушка Лиза хватается за рукоять и решительно, преодолевая гримасой неприятный момент («щас…»), колокольчик из себя выдирает. Побочный звук, юбка опадает как занавес.  Бабушка Лиза   становится ласковой, доброй, родной и не страшной. О, милая! Как мне тебя не достаёт! Только, умоляю, не целуй меня!
А вот целовать, как раз-таки, бабушка Лиза не собиралась. Она собиралась трезвонить:
- Дзинь-дзинь… дзинь-дзинь… дзинь-дзинь…
Быстрее, быстрее, громче, громче. Ещё громче, присоединив к громкости пронзительное дребезжанье.
Наташа открыла глаза и безошибочным движением заведённый на без пятнадцати шесть будильник успокоила, пришлёпнула. Дёрнула шнурок бра и, увидев волосатую мужскую руку (свою), превратилась в Илью Ильича.
Здесь в бодрствовании, Илья Ильич осознаёт себя Ильёй Ильичом. Но в сновидении, в сновидениях он, как личность разный.
К примеру.
 Он - живущая в деревенской местности, обуреваемая похотью Наташа: почтальон, начальник железнодорожной станции, безногий инвалид-попрошайка у магазина, другие. Отец вызывает у Наташи (стыдно! стыдно! господи, как стыдно!)  неподобающее дочерям возбуждение; отец крепок, моложав, кудряв. За обедом любит читать газеты, когда Наташа была маленькой, высоко её подбрасывал и мягко ловил своими сильными руками. Отец – младший сын бабушки Лизы.
Он (Илья Ильич) - лишённый сексуальных эмоций, но озадаченный собственной анатомией гермафродит Женя. Женя работает на обувной фабрике, вдевая в ботинки шнурки. «Крест-накрест».  Трудится Женя голым, в цеху кроме него никого нет.  Нет выхода, нет окон, груды ботинок, коробки со шнурками. И большое, во весь рост зеркало, от которого веет холодом. Когда Женя идёт за новой порцией ботинок (кладёт на шаткую тележку), то обязательно останавливается перед зеркалом. Кто я? Женя или Женя? Евгений или Евгения? Если прикрыть груди, то Евгений, если «низ», то Евгения. Женя ждёт письма, которое «всё объяснит». Зашнурованные ботинки Женя связывает парой (шнурками же), пары сортирует по размерам и раскладывает в холщовые мешки. Мешки помещаются в грузовой лифт. Когда места в лифте не остаётся, Женя нажимает кнопку, и лифт, скрипя и громыхая, уезжает вниз опорожняться. Лифт, мешки, гулкий цех, зеркало – символы. Но что они означают, Женя не знает, хотя подозревает.  Придёт письмо и «всё объяснит».
Он (Илья Ильич)- летающий на самолёте Коля. Самолёт не настоящий. Самолёт - часть движущейся по часовой стрелке карусели: сосны, будка с газированной водой, пруд с лодками, на той стороне ресторан, тир, «кривые» зеркала, мама у кассы, сосны… Колина мечта - в блестящий стёклами ресторан попасть. Там дают мороженое с сиропом, шоколадные конфеты, пугач и пистоны. Мороженое в вазочке, три шарика: шоколадное, ореховое, ванильное. Но не воняет (слово «вонять» Коля знает); сироп малиновый. Мама не разрешает! Мама следит за тем, чтобы Коля летал на самолёте, пока не вырастет. После каждого десятого круга Коля (умеет считать) проверяет, не вырос ли он: длину ног, длину вцепившихся в штурвал пальцев, скосив глаза, длину носа. Нет, пока не вырос. Будка с газированной водой, пруд с лодками, заветный ресторан, тир, «кривые» зеркала, мама у кассы, сосны… И радио на столбе: «Летят перелётные птицы…». Внезапно радио начинает звенеть, и Коля просыпается. Ему хочется мороженого, конфетку и писать.
После уборной Илья Ильич запирается в ванной.
Илья Ильич живёт один. Это предосторожность - запираться в ванной.  Перед выходом на улицу приложить ухо к двери – предосторожность. Выглядывать в окна только из-за занавесок – предосторожность. Каждое утро тщательно бриться (бритью подвергаются щеки, шея и брови) необходимо для нанесения грима. Грим тоже предосторожность.
«Илья Ильич», «Штольц», «Андрей Анатольевич», «Тамара Петровна», «Варвара Дмитриевна» - средство социальной идентификации, способ коммуникации, возможность внешнего существования. Внутри каждого (Ильи Ильича, Тамары Петровны…) безымянное разумное ядро, в имени не нуждающееся. Просто «я».
Разумное ядро имеет светимость. Или не имеет. Свет малой силы – латентные способности. Свет силы средней – талант. Свет яркий – гениальность.
Илья Ильич ярко светится.
Гениальность Илья Ильич заметил в себе ещё в школе.
Урок физики, закон Ома. Субботник, мытьё класса (Илье Ильичу досталось окно), пронзительное солнце. Направленный на макушку Ильи Ильича горячий апрельский луч, вызвавший резонанс световых частот. Вспышка, озарение, восторг. Пауза… И первая гениальная идея – вечный двигатель! Вакуумно-водяной (вода дистиллированная).  Человек талантливый легко представит графическую схему: прикреплённые к цепной (как у велосипеда) передаче вёдра (материал – целлулоид), подъём которых происходит за счёт вала с лопастями. Но не мельница, нет. Лопасти, вал и «звёздочка» (как у велосипеда) крепятся над общей массой воды. Верхнее ведро опрокидывается на лопасть, отчего вал вращается, и цепная передача поднимает следующее ведро.  В то время, как самое нижнее черпает новую порцию воды. И так непрерывно.  Хитрость («изюминка», «фокус», «заковырка») в высоте подъёма, в объёме общей массы воды, в диаметре сечения проводов (R минимальное).  Вал с лопастями – турбина, вырабатывающая электрический ток. Часть его идёт на восполнение потерь, вызванных силой трения, часть – потребителю.  Умножьте её на триста, на шестьсот и так далее… тысяч и можете освещать планету. Вечно и задарма.
Тетрадка с расчётами и чертежами хранится в чемодане. В чемодане и другие изобретения школьной поры. Чемодан спрятан в гараже Натальи Петровны.
После школы Илья Ильич в инженеры-механики не пошёл. Помог случай. Оплошность библиотекарши – Илья Ильич искал Галилея ««Избранные труды»), наткнулся на Ганнушкина. Открыл… Полистал… Унёс домой, углубился.
Нет, не оплошность. Знак, указатели пути!
Свечение гениальности имеет два спектра: мизантропный и филантропический. Илья Ильич (Ганнушкин, Павлов, Кащенко, Гуревич, Кандинский, Жислин) светится в спектре филантропическом, он - гений Добра! Без таких, как Илья Ильич и ему подобных, человечество давно бы прекратило своё существование. Себя уничтожив оружием или деградировав до обезьяньего состояния, до четверенек. 
Последние несколько лет Илья Ильич занимается природой человеческого страдания. После работы, ужина и приёма фепрозидина он сидит над микроскопом. Наблюдения и выводы заносятся в особый журнал. Теория - в толстые тетради.  Записи делаются секретным шифром, разгадать который не под силу никому. Во всяком случае, «им» не разгадать.
Комната, где Илья Ильич занят изысканиями, плотно занавешена не пропускающей свет фланелью. Снаружи кажется, что комната пуста. Хотя «они» по ночам не следят. Но на всякий случай -  бережёного Бог бережёт.
«Они» - это члены Организации. Организация многочисленна, иерархична, вездесуща. Управляет ею гений Зла. Зло бессмысленно, поэтому бессмысленно задаваться вопросами, какие цели Организация преследует. Но средства, средства (ха-ха-ха) Илье Ильичу прекрасно известны – выискивать и уничтожать гениальных людей. Выискивают и уничтожают исполнители низшей ступени. Изощрённые мастера слежки и конспирации, безжалостные и коварные убийцы.
Слежку за собой Илья Ильич заметил несколько лет назад. Но не дрогнул и вызов принял, посвятив неделю напряжённых раздумий разработке своей тактики. Суть её - «similis similis ». 
Илья Ильич изучает слёзы.
«Скажи мне, от чего ты плачешь, и я скажу тебе, от чего ты будешь радоваться!»  Этот афоризм (родился невольно) Илья Ильич вынес эпиграфом к своей работе. Он написан в незашифрованном виде. Как пощёчина «им».
Эпиграф сей не для красного словца, не дань традиции, он стимул, данная самому себе клятва - труд завершить!
«В том то и дело, дорогие коллеги. В том-то и дело, что говорить ничего не требуется! – улыбается Илья Ильич, мысленно делая будущий доклад в Академии наук. – Тем более, что некоторые - я имею в виду глухонемых, давших обет молчания, находящихся на грани мутизма - говорить не станут. И не надо. Слёзы нам расскажут лучше их обладателя!»
 Или «производителя»? Нет, лучше «обладателя».
«Слёзы нам расскажут лучше их обладателя. Ибо, коллеги…»
Доклад может занять несколько часов.
Илья Ильич занимается слезами. Их составом, напрямую зависящим от причин, слёзы вызвавших. Если на вскидку, без терминологии, на понятном любому профану языке, то причин не много.
1. Слёзы горя.
2. Слёзы, вызванные смехом (анекдот, кинокомедия, цирк, щекотка…).
3. Слёзы «неблагоприятных погодных условий» (сильный ветер, песчаная буря, задымлённая атмосфера)
4. Слёзы от сильной боли.
5. Слёзы фальшивые (актёрская игра, детский шантаж, способ уйти от ответа).
6. Слёзы вследствие глазных заболеваний. Сюда же можно отнести механическое повреждение роговицы и радужной оболочки.
Самые ценные слёзы горя.
Что даёт анализ крови, мочи, кала, спинномозговой жидкости и прочего? Он позволяет определить причины недуга. И, соответственно, способы его лечения.
Что людям даст анализ слёз по методе Ильи Ильича? Он даст ясную картину пережитых плачущим чувств. Картину развёрнутую, которую можно смело назвать «биографией души», хронометражем горя и счастья, начиная с рождения.  Включая психологический тип плачущего, его темперамент, характер.  Включая бытовые условия, родственные отношения, обстановку (интерьер, ландшафт). Включая рацион питания, пристрастие к табаку, алкоголю, наркотическим веществам. Включая предпочтения и неприязни. Включая ценнейшую информацию о наследственности.   
Знание «тотального состава» (термин Ильи Ильича) слёз бесценно. И может быть, и должно быть! использовано не только в медицине, но абсолютно во всех областях жизни.
Сбор слёз не сл0жен – промокнул глаза носовым платком и, пожалуйста! Но платок (иная хлопчатобумажная ткань), предназначенный для сбора материала, должен быть абсолютно стерильным. И плодотворно (в научно-исследовательском отношении) пользоваться им можно лишь в течение суток.
Поначалу Илья Ильич изучал слёзы собственные. Те, которые навернулись на кладбище у могилы матери и отчима. Слёзы после удачной застольной шутки – сангвиник-шурин рассмешит и мёртвого.  Слёзы, вызванные порывом зимнего (северо-западного) ветра на набережной. Затем Илья Ильич занялся слезами Варвары Дмитриевны и слезами тех, кто не стесняется при нём рыдать и плакать.
***
В половине седьмого утра из 16-й квартиры (две комнаты, первый этаж) выходит женщина с коляской для младенцев. Женщина понура, одета очень просто, немолода и некрасива.  Сегодня она в сером пальто, в закрывающем лоб шерстяном платке, в большого размера баретках на толстой подмётке – как никак, середина ноября.
Женщина живёт одна. Из чего можно сделать вывод, что ребёнок был зачат случайно: весёлая компания с преобладанием не требовательных в известном отношении мужчин; изнывающий от скуки дом отдыха; дающий переизбыток энергии легкомысленный и беспечный юг.
Может быть, оплодотворение было сделано намеренно, как говорится, «для себя», что оказалось ошибкой –  лицо немолодой, несимпатичной женщины хронически-печально.
Зовут несчастную Тамара Петровна. Тамара Петровна направляется в ясли.
Здорово Илья Ильич придумал, гениально! Стать для «них» Тамарой Петровной. Изображать мать-одиночку, толкающую плод случайной любви в ясли. Ай да молодчина! Вот вам!
Женскую одежду и обувь Илья Ильич приобрёл в комиссионных. Грим, фальшивые носы, брови и бороды – в магазине «Маска». По безналичному расчёту, согласно официальному запросу с печатью.
Спектакли разыгрываются Ильёй Ильичём для ищеек Организации. Одна из ищеек - дворник Василий. «Дворник Василий» такой же дворник, как Илья Ильич - Наталья Петровна. В метле Василия спрятаны передающая антенна и микрофон. Как только Василий Илью Ильича обнаружит, будет послан сигнал. И тогда «они» Илью Ильича схватят и уничтожат. Но «они» не схватят, Илья Ильич их переиграет, потому что в ищейки и соглядатаи Организация набирает людей примитивных и негибких мышлением, это слабое место Организации. «Социальные» роли ищеек: дворники, гардеробщики, контролёры в транспорте, вахтёры, швейцары в ресторанах.   Шпионят не обязательно мужчины: уборщицы, гардеробщицы, «бабушки на лавочке», почтальонши.
Начеку нужно быть постоянно – ускользнул от наблюдателей, но можешь угодить в лапы профессионалов более высокого уровня. Это «эксперты». Они определяют внутреннюю светимость по глазам. «Лучистые глаза» - их выражение. Найдя в толпе гения, эксперты незамедлительно связываются с Организацией. Для прикрепления «хвоста» или захвата.  Экспертами кишит общественный транспорт, места публичного отдыха, лектории и прочая. С виду они обычные люди. Выдать экспертов может брошь, другого цвета пуговица, пришитая к пальто, зонт в ясную погоду, крупный перстень на пальце. Пуговица, набалдашник трости, брошка, перстень, заколка на галстуке – передающие устройства новейшей конструкции.
Коляска у Тамары Петровны красного цвета. Считается, что красный – цвет девчоночий, синий – мальчишеский. Но её младенец бесполый. Это завернутая в одеяльце кукла. Личико куклы заботливо прикрыто уголком одеяла, проложенного пелёнкой. Если его откинуть («А ну стой! Покажи, кого везёшь!»), то вместо лица предстанет цигейка. Полоса коричневого меха, которой обмотана голова пластмассового дитяти. Сей трюк Илья Ильич выдумал для оторопи. Для паузы, вызванной недоумением и непродолжительным шоком. Пока взглянувший на ребёнка приходит в себя, Иль Ильич сможет скрыться.
Почти дойдя до яслей, Тамара Петровна сворачивает направо, к кооперативным гаражам. Пять минут ходу, и она открывает гараж под номером «4». Когда-то гараж был приобретён полковником артиллерии Ракитиным. Ракитин - отчим Ильи Ильича.  Славный человек, простой, но славный – усыновил, гаражик вот… Жаль, что не перенёс инфаркта. Но то, что не успел купить машину, - удача, благословение судьбы.  В гараже Тамара Петровна меняет серое пальто на коричневое, снимает платок, надевает искусственные каштановые букли, очки, шляпку и кожаные перчатки. Оставив в гараже коляску (но взяв портфель), Тамара Петровна, гараж покидает. Перестав быть Тамарой Петровной, став Катюшей.
Екатерина Сергеевна – учительница, или преподаватель ВУЗа. Преподаёт французский, строга, чувство юмора слабое, к мужчинам равнодушна, алкоголь не приемлет, мгновенно раздражается, когда ей говорят «ты» (даже если случайно или пожилые люди), без ума от Золя в оригинале. 
Закрыв гараж, Екатерина Сергеевна направляется к метро. Лицо бесстрастное, она «вся в себе», мысли её заняты предстоящим сегодня зачётом (контрольной, педсоветом).
Чтобы тебя не заметили «эксперты», в метро лучше всего читать. Обычно Екатерине Сергеевне уступают место, и она садится, чтобы углубиться в «L’Humanit;». Ехать Екатерине Сергеевне шесть станций. Без пересадок.
Без четверти восемь Екатерина Сергеевна оставляет метрополитен за спиной. Ровно в восемь она появляется у Ждановой. Жданова – находка! Или ещё оно благословение судьбы. Ждановой семьдесят шесть, начальная стадия болезни Пика, конфабуляция, сонливость, повышенное чувство голода. Вопреки прогрессирующему слабоумию Варвара Дмитриевна пока ещё в состоянии себя обслуживать – готовит, ходит в магазин, не зарастает грязью. Что будет дальше, и как Илья Ильич с этим справится, неизвестно. Но он обязательно справится.
Бабуля быстро утомляется, утомившись, мгновенно засыпает. Илья Ильич «пользует» её циннаризином и регулярными инъекциями витамина «В-6».
Варвара Дмитриевна считает Екатерину Петровну (Катюшу) своей племянницей. Комната Ждановой разделена перегородкой – одна часть её, вторая «Катюшина». В Катюшиной половине платяной шкаф, кровать, трюмо. В квартире ещё две комнаты. В одной влачит неприметное существование полуслепой Гришин, вторая опечатана. Почему, Илья Ильич никогда не выяснял.
- Пришла? Катюша? – прекращает храпеть Варвара Дмитриевна, когда Илья Ильич шумно входит в комнату. В квартиру он попадает самостоятельно, у него ключ.
- Доброе утро, тётушка.
- Проголодалась? – Варвара Дмитриева поднимается.
- Капельку.
- Устала?
- Немножко.
От чего Катюша устала, и где она была, Илье Ильичу совершенно неважно – Жданова знает. Также неважно, куда Катюша девается днём.  Почему она снова приходит (тихо, Варвару Дмитриевну не будя, сразу «прошмыгивая» к себе) и почему опять исчезает.
- И прекрасно! – Варвара Дмитриевна надевает халат. - Сейчас мы будем пить чай. Тебе как всегда?
- Да.
«Как всегда» означает два яйца вкрутую.
После чая Жданова ложится опять и через минуту начинает похрапывать. А Илья Ильич спешит за перегородку. Теперь уже полностью: костюм, рубашка, галстук, плащ, кепка, полуботинки (чешские). Также Илья Ильич меняет грим – переклеивает брови с тёмных на седые, добавляет седые усики и бородку клинышком. И, естественно, освобождается от парика.
Посетив уборную, Илья Ильич квартиру оставляет. С Гришиным не столкнулся, Гришин -«поздняя пташка».
Без четверти девять Илья Ильич появляется на работе. В вестибюле учреждения, к услугам которого лучше не прибегать. А вот Илье Ильичу легчает, он в  безопасности – здесь «они» его не схватят.
Миновав гардероб (привилегия сотрудников), он быстро поднимается на второй этаж и следует почти до конца коридора. По пути приветливо кивает тем, кто там сидит.
Зайдя в свой кабинет, Илья Ильич снимает верхнюю одежду и облачается в рабочую. Затем начинает готовиться к трудовому дню – вынимает из портфеля необходимые бумаги, протирает фланелькой очки.  Потом, приоткрыв форточку, он минутку стоит у окна, делая глубокие вдохи и выдохи.
Ровно в девять дверь кабинета приоткрывается, и высовывается Илья Ильич.
- Ну-с? Кто у нас сегодня первый? – ласково улыбаясь, спрашивает он (ласка! только ласка и терпение!). – Ага! Тогда милости прошу.
Учтиво пропустив посетителя, Илья Ильич дверь мягко закрывает. На двери висит приятная Илье Ильичу табличка: "врач-психиатр, к.м.н. Ракитин И.И."

Кстати, некоторым пациентам районного ПНД, направленным к Илье Ильичу, не понятно, что такое "к.м.н."?