Куда деться здоровому человеку

Юмористическая повесть

Весьма распространено ошибочное мнение, будто уголок мира, который мы способны обнять нашим умственным горизонтом, составляет весь мир.
История человечества, т. 1, Спб., 1904 г.
А жизнь прекрасна еще и потому, что можно путешествовать.
Н.М. Пржевальский, русский географ, исследователь.

От автора

Из всех прав, предоставленных нам Конституцией, самое безответственное – право на отдых. Действительно, любое из прав неумолимо предполагает обязанности его исполнения. Дано право трудиться – будь добр, трудись на совесть. Дано жилище – содержи его в порядке, не меньше раза в три года – ремонтируй. Заболел – получи бюллетень.
С отдыхом все сложней. И непонятней. Право отдыхать – святое право. А, вот, как будешь отдыхать -  с пользой для здоровья или совсем наоборот, – никого не  трогает. Случается на отдыхе человек не восстановил силы, последние загубил.  А на ковер к начальству его не вызовешь, по статье не уволишь - нет такой статьи ни в Уставе, ни в Трудовом кодексе.

Но даже когда человек не враг своему здоровью, ему не просто сообразить, куда же на отдых податься. Ведь в жизни как получается:  на то, что хочется – денег не хватает. На что денег набирается – не хочется.
Нет, и в этом сложном вопросе ясность иногда очевидна. К примеру, больному человеку – санаторий, на крайний случай -  дом отдыха. А если ты здоров, как бык? Сидеть «тэт на тэт»  с телевизором, время от времени меняя пустую бутылку на полную, с пивом?

Гражданин неопытный, но нетерпеливый и тут найдет ответ: на турбазу, мол. И будет кругом неправ. Во-первых, путевка на хорошую турбазу не меньше санаторной стоит. Во-вторых, не всякий добровольно согласится подставить свою спину под тяжелый рюкзак. Иной в субботу пробежит мелкой трусцой по магазинам с хозяйственной сумкой наперевес, и неделю нетрудоспособен – тело ломит,  ноги не ходят, руки плетьми висят. Разучился народ по-настоящему пешком ходить, когда и десять километров – не расстояние, волчком крутиться, чтобы себя согреть и накормить, в соседний подъезд норовит транспортом добраться!

Умные  люди и вовсе запутали дело со здоровьем. Академик Николай Амосов с полным медицинским авторитетом утверждал, что сегодня вообще неясно, что такое здоровье. Считается, что здоровье – это когда у человека нет болезни. Другие и вовсе считают здоровье как промежуток между болезнями. И выходит, уважаемые  граждане-товарищи, а ныне и вовсе,  господа, нездоровое положение складывается с нашим здоровьем.

Однако, нашелся человек, который не испугался разобраться в этом непростом вопросе  (явно по незнанию сути проблемы). И этот человек - герой нашей повести – Петр Иванович Квасов, или просто Петя Квасов, молодой еще. Решил.  Решился. Правда,  не совсем по своей воле.
Однако, не будем торопиться, а расскажем об этом подвиге. Понятное дело,  в силу своих способностей. Расскажем  подробно и, надеюсь, понятно даже управдомам и прапорщикам.  Короче, всем.

                - 1  -

Люди живут везде. Живут они и на турбазе «Горный воздух». Ровно
двадцать дней – таков срок путевки. И только с мая по октябрь – таков туристский сезон в этих краях.
Для ясности разъясним, что такое турбаза.
В нормальных  условиях нормальный человек платит деньги, порой, немалые, чтобы купленное пианино не тащить самому на тринадцатый этаж к себе в квартиру, хотя жена просит это сделать для экономии семейного бюджета, а теща категорически требует. На турбазе человек, независимо от пола, национальности и вероисповедания вносит сумму, довольно кругленькую, а груз, лишь немного уступающий по тяжести пианино, таскает на себе и еще обязан этому радоваться. Иначе говоря, исключительно лошадиная сила и воловье терпение превращают человека обыкновенного в туриста.

Кстати, о самом термине – турист.
Раньше, когда на карте мира белых пятен было много, а желающих их рассмотреть вблизи, мало, таких энтузиастов называли путешественниками. Сейчас положение круто изменилось: желающих поглазеть на белые пятна – пруд пруди, а белых пятен практически не осталось, любопытствующих из ранга путешественников разжаловали в туристы.  И можно смело утверждать, что турист – это разжалованный путешественник.
Но обо всем этом фельдшер прапорщик Петр Квасов из войсковой части, какой именно обязательно не скажем, не знал, даже.  Даже не догадывался: на турбазе он в первый раз, а от поездки его ни жена, ни тем более теща не отговаривали. Да-да, мои догадливые читатели, Петр Иванович Квасов был абсолютно холост, хотя в двадцать пять лет обзаводиться семьей разрешается даже без согласия родителей.

И все же, напомним,  на турбазе Петр оказался не по своей воле, в своем законном отпуске он выполнял поручение своего непосредственного командира, начальника  медицинской части, врача-терапевта  широчайшего профиля Заури Ивановича Габуния.
Свое решение в отношении своего исполнительного подчиненного товарищ Габуния сформулировал так:
- Я тебе, - сказал майор с акцентом на каждом слове, - конечно, мог и должен был дать путевку в желудочно-кишечный санаторий – у тебя явно намечается хронический гастрит. Но я ее отдал начальнику штаба подполковнику Иванову, хотя у него гастрита нет. Но служба у него ответственная и вредная – в любой момент возможна даже язва желудка.

Я вас, товарищ прапорщик, мог бы направить в санаторий для лечения нервных заболеваний – я вижу, как у вас дрожат руки, когда вы делаете укол, но ее я отдал начальнику политотдела подполковнику Дьячуку – за всех болеет человек, хотя ни за что не отвечает.
 Знаю, что у вас привычный вывих левой лодыжки, вы даже прихрамываете на правую ногу. И радон Цхалтубо вылечил бы этот недуг. Но я отдал эту путевку начальнику по физподготовке майору Полякову – на его работе голову можно свернуть.
Я знаю…
И тут Квасов нарушил субординацию, сказав, что и ему кое-что известно о трудностях, которые испытал товарищ майор с распределением путевок.
- Я знаю, товарищ майор, что вы  с женой и дочкой, с вашей мамой и бабушкой живете в однокомнатной квартире и стоите на улучшение. Но трехкомнатную квартиру отдали помощнику начальника политотдела по комсомолу старшему лейтенанту Подоляну. Я знаю…

Но теперь перебил прапорщика майор. Но ему это разрешается Дисциплинарным уставом Советской Армии.
- Я никогда не сомневался в вашей эрудиции, товарищ прапорщик. Вижу, задание вы понимаете с полуслова. Но напоследок обязан предупредить: я  не имею права давать вам  на время отпуска никаких заданий, но обстоятельства требуют немедленного решения – в части исключительно молодые люди, а куда их отправлять отдыхать при крайнем дефиците путевок, я не знаю, и великая медицина на этот случай мне ничего не подсказывает.

Габуния еще долго мог перечислять, чего он не должен поручать прапорщику Квасову, но непонятно почему-то решил поручить. Дело еще в том, что майор не только  говорил с акцентом, хотя и мыслил по-русски, он очень часто поступал в своей жизни по-грузински.
Но ведь, как справедливо заметил в свое время кто-то  из сатириконцев, лысина есть у каждого человека, только у некоторых она покрыта волосами. Короче, все мы с лысиной. Но это недостаток небольшой и вполне простительный. Потому – замолкаем: товарищ майор Габуния еще не все сказал.
 
- На конверте после фамилии Габуния не забывай  писать: лично в руки. Иначе, - Заури Иванович чиркнул себя по горлу, точно по границе, где начиналась бритая шея и начиналась волосатая грудь. – Иначе, всему плану конец – подошьют письма в дело входящих, и почтовик, подполковник Иванов, спрячет их в собственный сейф, к которому он никого не подпускает – секреты переписки бережет.
«Лично в руки» записал Квасов на второй, семнадцатой и тридцать пятой странице личного блокнота, как это делают на библиотечных книгах. И показал запись врачу-терапевту широчайшего профиля майору Габуния.

Тот одобрил предусмотрительность подчиненного, хорошо понимая, что и из блокнота, правда, в крайних случаях, но листки иногда вырывают.
- Повтори, дАрАгой, успокой сердце, что ты должен делать  на турбазе.
-  Прожить полный срок, по возможности, отдыхать, а возвратившись, своим видом, а также документально зафиксированными фактами доказать, что на турбазах можно отдыхать и даже излечиться от некоторых болезней, а не только в санаториях и домах отдыха.
- Ай, мАлАдец! – восхищенно ткнул Квасова в плечо кулаком товарищ майор. Это было одновременно и жестом прощания и пожеланием доброго пути.

- 2 –

Стройный, загорелый до цвета мулата в первом поколении майор неизвестного рода войск, в предельно отутюженной рубашке и брюках со стрелкой, на которую даже страшно было смотреть, стремительно приблизился к трибуне и, любовно оглядев сидящих в туристическом кабинете турбазы «Горный воздух», радостно улыбнулся. По этой улыбке было без слов ясно:  конкретно в эту минуту майору было хорошо.
- Гости! – восторженно воскликнул майор. – На нашей турбазе отдыхают люди со всех концов света, за исключением Австралии и Антарктиды – от Австралии до нас далеко, а в Антарктиде люди не живут.
И заулыбался еще радостней.

Это была приветственная, одновременно ознакомительная речь старшего инструктора турбазы «Горный воздух», традиционная и неизменная как силуэт Кавказских гор за окнами.
- Гости! – продолжал умиляться старший инструктор. – У нас, как в Греции, есть все: спальные корпуса с номерами «полулюкс» - для семейных. Для всех остальных  - номера на троих и удобствами в конце коридора. Есть прекрасный клуб, спортивные площадки, бассейн и даже кооперативное кафе «А у нас на горЕ».
Даю исчерпывающую справку: кафе вам ни к чему – кормят у нас хорошо. Ну если, как исключение,  – перед выходом в поход, для спаивания коллектива, можно посетить и кафе. Для тех, кому не сидится на месте – радиальные выходы. Это намного полезней кафе и деньги целей! Договорились?

Шутка понравилась не только самому докладчику, но и туристам, посмеялись вместе с ним. Это воодушевило оратора.
- Гости! Ходите, пожалуйста, везде с инструктором группы. Все маршруты без инструктора нам хорошо известны: в поселковом магазине водку приезжим  по нашей просьбе не продают. Приличным вином у местных жителей – не  разживетесь, они его сами любят. Продают не вино, а коктейль из вина, воды – для количества и табака – для крепости. Вам это надо?

Не ходите самостоятельно в горы. Для незнакомцев так камнепады, обвалы, осыпи, незапланированная встреча со скорпионом – водится в здешних краях  такой. Жалит больно, но не смертельно. Наиболее вероятная встреча с ним - в походе: существо общительное, ночное. К утру ищет для себя укрытие. Обувь, брошенная одежда, постель - очень  даже подходят для этого. Случайно придавил пришельца – защищаясь, обязательно жалит. 
Очень советую – ложишься в постель, осмотри внимательно. Встал – встряхни одежду, вытряхни обувь.

А вот змея…-
Инструктор высоко поднял банку с заспиртованной гадюкой.
- Эта может и смертельно!
Квасов хотел поинтересоваться, что же, мол, делать, если она встретится? Банку каждому не дадут. Да и всякая ли гадюка захочет в нее лезть.
Не спросил. Но в блокнот в кожаном переплете все аккуратно записал, и змею, почти в натуральную величину, зарисовал.
Инструктор замолчал, словно что-то вспоминая. Радостно и шумно  выдохнул – ничего не забыл. И воспарил голосом:
- Гости! После одиннадцати вечера в корпуса можно попасть только через мой кабинет! Договорились? Одна-две таких встречи и можем помахать друг другу ручкой.

И не вздумайте проявлять альпинистские способности: корпуса строились с учетом единственно возможного возвращения в номера – только через дверь.
Гости! Все понятно? Договорились?
Кажется, народ в группе подобрался не глупый – шутки инструктора поняли и остались серьезными, как и подобает умным людям.
Квасов с уважением посмотрел на мужественные лица будущих товарищей – никто из них не испугался, не запаниковал, не запросился домой, все мужественно решили – отдыхать.

- 3 –

Здоровенный парень, совсем молодой, но не бритый, с неухоженной бородой, обрадовав новостью, что он наш инструктор, начал неспешно повествовать о прелестях похода в горы.
- Ну, елкино, горы… Это альпийские луга. – И, надолго замолчав, словно вспоминая: - Ну, маков полно… - Снова долгое молчание. – Нарзанные источники попадаются… Ну, озера есть… Не такие, какие вы знаете. Это, елкино, горные…
И вдруг бородач, наткнувшись на внимательный взгляд Квасова и вовсе теряется.
- Ну, елкино! Что вы на меня так смотрите? Я не двоеженец, елкино, не злостный неплательщик алиментов, незамужний холостяк!

Петр засмущался.
- Простите! Это от телевизора – люблю смотреть телевизор, вот глаза и щурятся.
Заметим истины ради: эту привычку Петр Иванович Квасов приобрел еще на «гражданке». В армии, даже при большом желании, таких пороков не заимеешь по двум причинам: за час в день личного времени, когда этот самый телевизор и можно смотреть, глаз не испортишь. Если же кто-то изловчился смотреть «ящик не в личное время, вступает в права причина номер два – старшина! Даже, если на чемпионате мира по футболу наша сборная вот-вот забьет гол в ворота сборной Бразилии или Германии и прочих команд, чемпионов мира, телевизор будет выключен –НЕ  ПОЛОЖЕНО!

Петр, однако, на этом фразу не закончил: раз уж заговорил, решил выяснить волнующий вопрос дол конца.
- А здесь теле…
Инструктор горестно покачал головой, что могло означать лишь одно: «Пропащий вы человек! Смотреть телевизор, когда вокруг рай земной и столько соблазнов!»
Сдержался. Только мученически воскликнул:
- Ну, елкино, продолжаю… Ночуем в походе в палатках. Пищу готовим сами. А продукты….

Инструктор рассмеялся отчетливым и раздельным – «ха – ха – ха».
- Продукты на шесть дней хода  тащим на себе!
- Вы не ответили товарищу! – Это уже кто-то из задних рядов. – Теле…
- Ну, елкино! Я так не могу! Есть, конечно… Но… В общем, в семнадцать ноль-ноль, на летней киноплощадке, собрание группы, там обо всем поговорим!      
Все медленно поднялись с мест и по их задумчивому виду можно было смело предположить, что каждый желает наедине с сами собой обмыслить изложенную программу. Пусть не на двадцать положенных дней. Хотя бы на ближайшие дни – уж больно все загадочно складывалось.

- 4 -

Квасов вышел из клуба, как и все, еще не зная, куда податься в следующую минуту. У выхода его поджидал сосед по номеру.
- Через полчаса обед. – И вопросительно посмотрел на Петра. – Как отметим это событие местного значения.
- В каком смысле? – не понял Петр.
Широкое лицо соседа с челюстью боксера-неудачника выражало крайнюю степень удивления.
- Чего здесь непонятного,? - искренне удивился сосед. – Предлагается не ждать милостей от природы и начальства турбазы. Спуститься на сто пятьдесят метров крайне пересеченной местности к батоно Резо. Смею заметить: добрейшей души человек. Гостей принимает как своих близких родственников, лично наводил справки, убедился в этом два, а может быть, уже и три раза.
«Действительно, чего ж тут не понять?» – вздохнул Петр. И надолго задумался.

А задуматься было над чем.
Да, вынужден разочаровать читателя, а некоторых даже огорчить: прапорщик Петр Иванович Квасов был практически непьющим человеком. Ведь не считать за выпивку те  тридцать-сорок граммов, которые он выпивал по большим праздникам. И это, в общем-то простительный недостаток очень трудно было довести до сведения любого нормального мужика. В ответ на свое  раскаяние, ему приходилось выслушивать массу убийственных доводов, что такого просто не может быть в природе. Не пьют, мол, только язвенники. На свои деньги. На чужие и они даже очень позволяют. Не пьют телеграфные столбы – у них чашечки  книзу, не пьют филин и сова – ночью винные магазины закрыты… Ну и прочие очень даже известные всем доводы.

Уверен, любой читатель это список легко продолжит.
Петр хорошо помнит, когда небритый дядя у винного ларька высказал и вовсе философское заключение по поводу трезвенников: непьющий мужчина также подозрителен, как не лающая собака.
Стара истина: у дьявола арсенал на подлости всегда богаче добрых намерений ангела – ну, не пил Петр Иванович Квасов!!!

И тут он вспомнил о задании: он не запасся конвертами! На каждый день – по конверту. А в оставшееся время  до обеда он, как и обещал товарищу майору, смог бы написать на них адрес, фамилию и имя-отчество товарища майора со второй, семнадцатой   и тридцать пятой странички блокнота.
Петр решительно отказался идти с соседом в поселок. И не стал объяснять, почему. Сосед протяжно и громко вздохнул, а потом, зажав конфузливо рот, то ли закашлялся, то ли рассмеялся:
- Т-т-пф-пф!

- 5 –

Почта находилась на первом этаже спального корпуса. Но обед у связистов был раньше, чем у туристов – стеклянные створки на двери аккуратно затянуты белыми занавесками, на двери, чтоб уж точно не портили аппетит почтовикам, висячий замок.
Вздохнув, Квасов направился к себе в номер, на четвертый этаж. Снял с доски в коридоре ключ с подвешенной болванкой в виде груши самого крупного сорта, такие плоды  можно увидеть на ВДНХ или во сне. Распахнул дверь и замер от восторга –  номер распирало от солнечного света, кругом чистота, уют – отдыхай, Петя! 

«Соберусь с мыслями, намечу план действий, пока соседа нет»,- обрадовался Квасов. Плотно уселся за стол, раскрыл заветный блокнот – а в голове пусто.
Известно, когда человек решает только за себя – планов хватает на год, два. Некоторые ухитряются на всю тысячу лет вперед. Но решать за всех молодых и здоровых офицеров и прапорщиков  полка, которые по этим планам просто обязаны будут отдыхать на турбазе, ехать сюда с интересом, желанием – с такой задачей и Госплан не справится!
Но и Квасову не надо прибедняться, приехал на турбазу не с пустыми руками. На нескольких листах – фамилии, фамилии. Тех, кому санаторий – не отдых, а добровольное заключение, для молодого и здорового  - форменный уход от нормальной жизни.

И против каждой фамилии – почти секретная пометка: пловец, охотник, фотограф, обыкновенный лентяй, может злоупотребить, любит поесть и прочие конкретности.
Квасов с товарищем майором Габуния долго и упорно изучали вкусы и интересы молодых командиров. Выражаясь научно, провели углубленное социологическое исследование, используя самые современные научные методы – интервьюрирование, анкетирование, опрос, наблюдение.
В полковой медчасти, куда кто-то заглядывал по поводу обыкновенного ОРЗ (острого респираторного заболевания) - а чем еще может болеть молодой здоровый человек! Впрочем, может кое-чем и другим. Но, ввиду, малой вероятности этих заболеваний, оставим их пока в стороне. Наряду с привычным: «Что беспокоит?». Пайциентам можно было услышать странное, даже подозрительное:
- На что жалуемся?   

- Глотать больно, кашель мучает.
-  Ничего такого не кушали?  Ну, шашлычков парочку, десяточек отбивных котлет?
- В нашей столовой, шашлык? Нет, нет и нет! Исключительно меню холостяка:  утром – яичко и стакан чаю, в обед – щи суточные, макароны по-флотски и компот из сухофруктов, в ужин и вовсе – капустный шницель и стакан кипяченого молока! И то, если  в столовую первым попадешь! А мог бы – килограммчик колбасы за раз умять! Только, где ее взять?!
- Пишите, Петр Иванович. Потенциальная, но неосуществимая булемия! Может быть,  ружьишко имеете: ходили на охоту и простудились?

По-макиавеллиевски изощренно, тонко и продуманно действовали товарищ майор Габуния и прапорщик Квасов – сведения были надежные и исчерпывающие.
Петр задумчиво пробежал список с начала до конца и с конца до начала – план не складывался. Когда он эту несложную, хотя и важную операцию проделал двадцать, ну, может быть,  тридцать раз, дал знать о себе сосед. Грохнув  дверной ручкой о стену и выбросив, словно из пращи, ключ из скважины, упираясь о стойки дверного проема, так, наверное, ему было удобнее, он грозно спросил:
- Ты еще не на обеде? – Сосед покачнулся, наверное, от удивления. -  Мигом собирайся!

Палец Петра  остановился на фамилии прапорщика Бородавченко, с пометкой: «Может съесть барана». Записано со слов самого т. Бородавченко. Сказано на финише марш-броска на тридцать километров с полной выкладкой».
Квасов радостно хлопнул себя по лбу и убрал палец с фамилии Бородавченко, читать дальше не имело смысла – план созрел! Гениальный по своей простоте, но убийственно верный: перед каждым мероприятием, находить в списке того, кому оно подходит.  Если таковой находился, участвовать в мероприятии «от» и «до», выяснять подробности и тонкости.   Опять, научно выражаясь, проводить чистый эксперимент! И первое испытание  на сегодня – обед!

- 6 –

Огромный светлый зал с окнами вместо стен, белые скатерти и от света и чистоты на  душе празднично. А к празднику – Квасову подарок: соседа посадили за другой стол.
Кормили салатом из свежей капусты и гороховым супом, о котором Петр догадался еще при входе в столовую. Как ни странно, все вполне съедобно, даже вкусно.
Он быстро расправился и с закуской, и с первым. Второго не подавали. От нечего делать Петр жевал крепко посоленную черную корочку и рассматривал входящих в зал. Обычно хлебную корочку он съедал под конец трапезы.

Входили стремительно, многие с мокрыми волосами – после душа или успели где-то поплавать. Без пауз усаживались за стол, с ходу принимались за еду – довольно характерная черта здорового человека, которого аппетит не покидает даже во время сна. Некоторые подходили к старшей по залу – это новенькие. Их рассаживали по столам. Многих Петр узнавал – туристы из их группы номер тринадцать.

« Кого-то могут подсадить, – подумал Петр. – Накрыто только на одного».
Рассматривание входящих приобрело смысл: он пытался угадать, кого именно – одних он желал заполучить в соседи по столу, других, с легким сердцем провожал к другим столам.
В рамке входной двери, словно на киноэкране, появлялись мужчины и женщины, молодые парни и девушки, подростки и совсем пожилые люди, имя им всем – туристы. И вдруг…

Петр даже удивился такому эффекту, в зале появилась девушка. Именно одна девушка, хотя входила она не одна. Но в том-то и фокус, что Петр видел только ее одну, остальных непонятным образом его зрение исключало.
Высокая, худенькая, она удивительно легко вышагивала: не касаясь пяткой земли, сразу, и всего на мгновение наступала на носок -так ему кзалось. Не шла, парила в воздухе.
«Неужели за мой стол?» - скорее не пожелал, а испугался Петр.
 
И чудо совершилось: девушка медленно и грациозно подплывала все ближе и ближе к столику Петра. И вот она уже рядом. И, как это делают только женщины, не то спросила у Петра, не то сама себе утвердительно сказала: 
- Стол номер тринадцать. Здравствуйте! Меня зовут Тамарой. И мы, по-моему, из одной группы. Вы еще  телевизором интересовались.
Петр растерялся: «Встать и назвать свое имя? Но она уже села…
Какие у нее густые и черные волосы. И длинные… Сказать просто – Петя? Подумает, что моложусь, она такая юная. А глаза странные – крупные, с восточным разрезом. И ярко карие. Петр Иванович? Как-то официально. Да и не старик я!»

- Вы так и не сказали, как же вас зовут, - улыбнулась Тамара.
Кровь ударила Петру в лицо, рубашка прилипла к телу. Чужим хриплым голосом он вдруг отчеканил:
- Прапорщик Квасов! Петр Иванович.
- Так вот полностью вас и называть, - еще радостней заулыбалась Тамара.
Трудно сказать, как бы ответил Петр, но рядом появились новые персонажи – два здоровенных парня. Один черный могучий, с фигурой атлета. Другой то же не маленький, но грузный, с добрым и пухлым мальчишечьим лицом. Они подоспели как раз к моменту знакомства Петра и Тамары, мигом подключились к их разговору:
- А мы – редиски! То есть, нехорошие люди. Я – Леня, а  это – Саша или просто – Квадратик.

А как зовут нашу даму, мы не расслышали?
Атлет наклонился к Тамаре в ожидании ответа.
-  Тамара.
- Петя, - буркнул Квасов, хотя его имя, похоже, парней интересовало меньше.
- Царица, конечно, - не теряя любезного тона, прокомментировал Леня. – Оч-чень подходит. Оч-чень приятно.

И здоровяки плотно уселись за стол.
- между прочим, мы из тринадцатой группы! Ах, и вы тоже! Прекрасно и удивительно!
А кого мы будем кушать на обед, Саша? Ага, заячья капустка и горох. Что ж, голодный человек пищу себе не выбирает. Будем насыщаться горохом. Но не очень, чтобы чего не случилось. Да,  Саша?
Атлет довольный своей шуткой весело заржал.
- А Пете принесли баранчика. Не жаркое, не шашлык, всего-навсего ребрышко, но ведь баранчик! Может, нам сразу начать со второго, а горох оставим  в резерве? Как, Саша?

- Нас на все хватит!
И Квадратик глыбой навис над тарелкой.
Тамара ела интеллигентно, отламывая хлеб маленькими кусочками, ела тихо, как бы пугливо. Было приятно смотреть, как она ела. И просто смотреть было тоже  приятно. И Петр, хотя уже отобедал и съел традиционную черную корочку, отломил еще одну.
- Товарищ официант!
Атлет с важным видом подозвал разносчицу.
- Видите как товарищ, можно сказать с голода умирает, черной
корочкой насыщается? Нельзя ли принести добавочку. И нам с
Квадратиком за компанию.

Официантка не удивилась такой просьбе, добавку просят практически все, да не всем достается. Но если что-то осталось на кухне, почему бы и не дать.
Тамара отнеслась к просьбе Лени одобрительно – видно, сказалась общая слабость женщин: тает их сердце, когда мужчина ест много и с аппетитом.
А ели Леня и Квадратик знаменито. Петр тихо удивлялся их способности так кушать.
Атлет раскусывал за раз, решительно, как шашкой рубил все, что брал в рот: хлеб – хлеб, кость – кость.

Квадратик, казалось, вообще ничего не откусывал. Любой кусок ухитрялся  уютно уложить в рот, а потом, мощно, как прессом давил его, превращая за один ход челюстей  любую еду в труху: хлеб – хлеб, кость – кость.   
Петр хотел отказаться – ему вполне хватило обеда. Но посмотрел на Тамару – она только принялась за второе. И согласился.
Когда на столе перед ним оказалась тарелка с бараниной, Петр вспомнил: «Бородавченко грозился съесть целого барана! Интересно, сколько это порций?»
Даже по грубым расчетам получалось – много. И Петр заволновался: «Дадут ли столько?»

За рассуждениями и подсчетами незаметно исчезла и вторая за обед порция. Трудней  далась третья. На четвертой и вовсе стало плохо – официантку, видно, захватил азарт соревнования на поедание барашков, и она без просьб ребят подносила «снаряды».
Петя! – восторженно хлопнул атлет Петра по плечу. – Вижу, наш ты парень, редиска! Надо же, пятую порцию уминаешь. Нам с Квадратиком за тобой не угнаться, двух хватило! И по комплекции подходишь. Росточком на метр восемьдесят пять потянешь?

- Метр восемьдесят три, - уточнил Квасов. – Точность была одной из составляющих его характера.
- Все равно годится! Годится, Квадратик?
- Ну, если скушает еще парочку порций…
- Одолеешь, Петек? Уважь Квадратика.
Решительно вступилась Тамара.
- Не советую, ребята. Поберегите себя для ужина. Вроде, убедились сами: кормят здесь так, что к концу срока я к вам в компанию запишусь.
- Ура! – захлопал в ладоши Атлет. – Будет у нас редисочка! Но, по этому поводу, еще одну порцию, Петь? Товарищ официант!

«Будь что будет! – решил Петр. – Зато с полным правом можно сказать Бородавченко, что на турбазе он с голода не погибнет!»
Тамара оказалась чутким человеком: по глазам Петра поняла, что тому несладко.
- Помогите ему, ребята. Самому ему не встать.
Атлет расправил брюки под модным ремнем. Квадратик смахнул крошки с груди. Вдвоем они легко подхватили под руки Петра. Настолько легко, что не заметили лестничных пролетов в столовой, не меняя хвата под руки, шутя доставили Петра в его номер, на четвертый этаж.

- 7 -

Петр лежал на спине, искоса взглядывая в окно, в котором, словно в застывшем кадре телевизора, была одна и та же картинка: горы, горы, горы. Они легко мысленно продолжались в обе стороны окна:  по склонам - курчавые от леса, голые на вершинах, но все одинаково прозрачного фиолетового цвета под ярким солнцем.
Петр терпеливо дождался момента, когда дневное светило, то ли притомившись, то ли заблудившись где-то, скрылось, похоже, уже до завтра.
А горы, словно хамелеоны, из фиолетовых ненадолго стали синими, потом и вовсе полосатыми: по верху – блекло белыми, ниже – лазоревыми с переходом в синее, к основанию – густо темными.

На соседней койке храпел сосед. У Петра все перепуталось в голове: вроде только был обед, а сейчас - глубоко после ужина? Молчаливый вопрос остался без ответа, и Петру ничего не оставалось, как начать изучение соседа.
Его челюсть неудачливлого боксера которого важно покоилась на груди. Но выше челюсти, выше груди выпирал живот. При вдохе живот вздымался, за животом поднималась грудь с драгоценной челюстью посредине. При выдохе – падение в обратном порядке,резкий обвал с громким выдохом живота, груди, челюсти. И весь этот процесс  завораживающе повторялся с неумолимой последовательностью.

Казалось, что спящий кивает головой – соглашаясь, осуждая, подзывая к себе? Но этих красноречивых жестов никто не замечал, никто на них не реагировал, вот и приходилось их повторять.
Петр попытался перевернуться на бок – затекла спина. Но страшная разбитость во всем теле не позволила ему совершить эту простейшую манипуляцию. И ясно вспомнилась процедура лечения.
Он безропотно покорился заботам Лени-атлета и Квадратика, которые бережно уложив его в постель, застыли рядом с койкой в позе ожидания: «Что-то еще нужно?»

Петру безоговорочно  понравились эти веселые парни. Когда они рядом – хотелось быть остроумным, бесшабашно радостным. Но когда вот так решительно заворачивает живот, хорошее настроение исчезает, а все самые удачные шутки вылетают из головы.
Петр хотел просто поблагодарить ребят и поскорее остаться одному со своими животными проблемами. Но те явно кого-то поджидали. В какой-то момент в раме открытой настежь двери возникла воздушная фигурка Тамары.
«Ой, только не Тамара!» - испугался Квасов.
Боялся напрасно: Тамара исчезла, как и появилась, а на пороге появилась вполне земная женщина в белом медицинском халате.
 


- Сколько же вы скушали? – с явным интересом спросила докторша.
Леня с Квадратиком попытались прийти на помощь, но докторша решительным жестом выпроводила их из номера с просьбой плотнее прикрыть за собой дверь.
Странно, но как раз этого  Петр вспомнить никак не мог. И впервые обиделся на медицину в лице этой строгой усатой женщины. : «Какое, мол, имеет значение, сколько порций он съел? Болезнь очевидна, человеку плохо. А лечение – проще пареной репы!!»

Но усатая не унималась, может, тоже решала научные проблемы?
Пять съеденных порций представлялись отчетливо, именно тогда он пытался сообразить, сколько потребуется порций, чтобы получился целый баран. Задача осложнялась тем, что Квасов не знал,  сколько у барана ребер. А именно складывая ребрышки порций, можно было добраться до целого барана. Но даже при приблизительном подсчете, порций получалось много. В какой-то момент пришла гениальная мысль – перевести гарнир на мясо. Почему бы и нет, если даже сами мясники превращают в мясо обыкновенную туалетную бумагу, смело добавляя ее в колбасу, сосиски, другие мясные изделия.

Когда стало невмоготу, вспомнил о гороховом супе и капусте – их тоже – на мясо! Все равно предстояло съесть еще много порций. Пересчитал на мясо хлеб, соль, соус острый, две хлебные корочки. Тогда и заколебался, что сможет доказать Бородавченко,  который грозился съесть именно целого барана.
Видно, эта нерешительность и подкосила Квасова, ему стало дурно. Но сколько удалось съесть… Решил пойти на компромисс:
- Пишите: десять!
- Да вы что? – испугалась докторша. -  Больше двух порций я вам прописать не могу!

Теперь испугался Петр.
- Не надо второй порции! Дайте, пожалуйста, второй экземпляр диагноза.
Петр вспомнил о драгоценном документе и пошарил рукой по тумбочке, а нащупав справку, мысленно одобрил придирчивую эскулапку: «Молодец, доктор!»
Тихо радуясь, Петр внимательно разглядывал бумажку, на которой то ли по-грузински, то ли по-русски, не исключено, что и по-корякски, если такая письменность имеется, размашисто было что-то написано. Легко угадывалась цифра «10» и заключительный вывод, начертанный щадяще по-русски печатными буквами: «Может получать вторую порцию». Зато все рекомендации по-латински можно было и не читать, Петру и самому было известно какой раствор, куда и как вводить. А после того, что произошло с ним несколько часов назад, эти рекомендации запомнит на всю оставшуюся жизнь.

Сосед по номеру проснулся разом. Открытые настежь глаза, рот, отвисшая челюсть боксера-неудачника выражали единственное чувство – испуг, граничащий с отчаянием.
- На ужин не опоздали?
- Если быстро соберетесь, успеете, - обнадежил Петр.
- А ты как же? Надолго наелся?
- До завтра, по крайней мере, - не обиделся Петр.
- Ну, ну… А я – потопал: лучше переесть, чем недоспать! – радостно хрюкнул сосед и мигом исчез за дверью.

За окнами стемнело. Над горами появилась луна. Она не цеплялась за острые белые зубцы гор, не застревала в расселинах, хотя в каждой успевала хоть секундочку, но полежать.  И везде ей было хорошо и весело. Вот и сейчас она примостилась на очередной белом пике, как сказочный золотой петушок на спице.
Не спалось. Всем существом Петр ощущал внутри себя пустоту. Абсолютную пустоту. Сейчас он готов спорить даже с академиками, что такая существует в природе и знал, как ее достичь. Пустота приковывала к себе мысли, парализовала его волю.

Квасов пытался строить планы на ближайшие дни, а в голову лезли глупости: в образе безобидного зеленого кузнечика живо представлялся коварный скорпион, как резиновый шланг для полива, ползла бесконечная змея.
Чтобы избавиться от назойливых видений, Петр стал припоминать приятное в своей жизни. Самое ужасное – ничего не приходило на ум. Но он же не был несчастливым человеком. Тогда Квасов свернул на привычную, хранимую в самом заветном уголке памяти,   свою мечту.

Сколько Петр помнит себя, он всегда мечтал стать знаменитым врачом. Не просто мечтал, он был человеком действия. Порой поспешного, порой неловкого. Но ,  действия. Сидеть сложа руки сидеть не мог, не хотел, не умел. Хотя математика не была тем предметом, в котором он преуспел, но уравнение «11 + 6 + х» решил давно. Слагаемые уравнения расшифровывались просто: одиннадцать лет средней школы, шесть – институт, ну и неизвестно сколько, чтобы из простого врача превратиться в знаменитого. Но и без подсказки ясно – на это потребуется не один год.
 Не планировал он и два года армии, намеревался шагнуть сразу из медучилища в институт. Поэтому, для точности надо было бы к иксу добавить и небольшой игрек, -  армейские годы.Обнадеживало, что тратил он их не напрасно. Вот и сейчас… Он решал научную задачу, которая запросто могла превратиться в дело всей жизни -  сколько здоровых людей маются от мысли: как им продуктивно отдохнуть в отпуске? А тут он, с готовым решением, рецептом на месячное законное безделье.

Он поступил в медицинское училище, мудро рассудив, что оно станет надежным фундаментом для знаменитого медика. Заодно и в институт подготовится. Читал медицинские журналы, толстые специальные по медицине в таком количестве, что это заметили сокурсники и уважительно, а может быть, и не очень, называли его профессором.
Полученные в училище и из книг знания Квасов подтверждал практикой – учащиеся медучилища помогали медсестрам в ближайшей больнице. Дежурил не только за себя, но и за своих друзей, товарищей, знакомых и вовсе неизвестных ему людей. То есть, ходил в больничку  каждый день.

И все это по причине  ничем неприкрытого желания помочь любому и каждому, то есть того, без чего, считал Петр, не может быть медика. Настоящего медика, знаменитого и подавно. Но любые и каждые, похоже, были иного мнения на этот счет.
Друзья щеголяли в его модной рубашке и джинсах, приобретенных на деньги за дежурства, пропадали на танцплощадках, торчали в киношках, уверенные в том, что Петя отдежурит и за медбрата и за медсестру.

Преподаватели Петра Квасова уважали. И побаивались: заданный материал он всегда знал прекрасно, экзамены щелкал, как белка орешки. Но вот попадись ему  что-то неизвестное, хоть во время лекции или даже на экзамене – замучает преподавателя вопросами, выпотрошит его до состояния, когда тот в отчаянии готов прилюдно признаться, что не знает, не знал и не хочет знать того, о чем его спрашивает Квасов, не в меру любопытный учащийся.
Потом, о чем уже говорилось,  с Петром Квасовым случилось то, что случается со всеми практически здоровыми гражданами мужского пола, достигшими определенного возраста – его призвали в армию.

Ему потрясающе повезло: служить его направили по специальности, что, замечу со знанием армейских порядков, случается не всегда и, не часто, а исключительно редко, можно сказать, случайно.
И уж вовсе счастье на его голову –  он  попал под начало майора Габуния, ценившего знания,  даже у подчиненных, одобрявшего их самостоятельность.
Хотя товарищ майор Габуния по диплому  о высшем образовании терапевт, он не хуже невропатолога и даже психотерапевта-психиатра быстро разобрался в психологии своего нового помощника, фельдшера Квасова, доверив ему вести приемы больных. Правда, в своем присутствии. А такие болезни, как ангина, ОРЗ практически здоровых людей, какими в большинстве и были солдаты срочной службы, Квасов врачевал самостоятельно, умело и безбоязненно. Но и в сложных случаях майор Габуния, насколько позволяла обстановка, ставя диагноз и назначая лечение, делал пространные пояснения, зная, что смышленый подчиненный ловит каждое его слово. Можно смело сказать, что товарищ майор не показывал разницы между собой и Квасовым ни в возрасте, ни в образовании, ни в служебном положении.

Квасову это так понравилось, что когда минули два года службы, он, не колеблясь, остался на прежнем месте, сменив при помощи товарища майора и приобретенным практическим знаниям лычки младшего сержанта на  пригоршню звездочек прапорщика. Само собой разумеется, что институт был отложен на потом, мечта об известности и вовсе затерялась в тумане времени. Но это не означало, что он расстался со своей мечтой. Не таков Петр Квасов, чтобы испугаться каких-то шести лет учебы в институте! Нет, конечно.

 В юности, когда он решил поступить сначала в училище, а потом в институт, ему не терпелось скорее заняться делом. А здесь, в армии, он напал на крупную проблему, недвусмысленно грозившую перерасти в открытие. До института ли?
Долгое время,  леча практически здоровых людей,  другой на месте Квасова давно бы скис и занялся раскладыванием  пасьянса перед сном и после утреннего чая. Петр добросовестно служил и одновременно занимался наукой. И можно сказать, нашел кое-что.
Мы с некоторыми шероховатостями с точки зрения медицины, перескажем суть проблемы, обнаруженной Петром Ивановичем Квасовым.
Как известно, а если неизвестно, доводим до вашего сведения,  медицина занимается болезными, можно сказать, вынужденно ставшими таковыми не по своей воле - не хватает человеку  здоровья на всю его среднюю продолжительность жизни.

Еще проще говоря, если вы станете утверждать, что главная задача врачей состоит в наидольшем сохранении здоровья человека, отпущенного ему матушкой-природой, и в надежном ограждении этого здоровья от посягательств со стороны многочисленных коварных хвороб, то вам никто из медиков серьезно возражать не станет.
Путанно, громоздко – что значит не специалист! – но проблема сформулирована. Кстати, сформулирована не сегодня и даже не вчера. Весь фокус в том, как она решается. Не залезая в чужой огород, то есть за границы Родины, где все более-менее ясно: там никому ни до кого нет дела. Тем более до чьего-то здоровья. И в века глубоко заглядывать не станем, в жизнь волосатых предков, у них забот хватало помимо здоровья – что поесть, как остаться живым. Но у нас, в нашей стране, где все для блага ближнего, для счастья простого человека …

Гуманное общество тратит миллиардные средства, предпринимает могучие усилия, чтобы вернуть больного человека в строй здоровеньких сограждан. Не меньше уходит  того и другого, чтобы здоровые граждане и впредь оставались здоровыми. Для того и существуют поликлиники, профилактории и санатории и многое кое-что еще. Но в этом важном и серьезном деле есть одна закавыка, порой сводящая на нет все эти усилия – сам человек.
Казалось бы, чего тут не понять: машина прошла столько-то тысяч километров – пожалуйте в ремонт! Станок отработал энное количество часов – пожалуйте туда же. И это, заметьте, не зависит от чьего-то желания или дури, тем паче от желания самого станка или машины – инструкция! Все равно, что закон!
А как с человеком? Ежедневный отдых? Никто его не лишал. Отпуск? Только вернулся, а уже смотрит, когда следующий настанет, уже притомился, не приступая к работе! А все почему? Отдыхать люди не умеют!

 С больными мы разобрались – санаторий. Забота одна – чтобы отправили в какой надо, а не для душевнобольных. А вся остальная публика?  Скажете: для них – спорт, физкультура, после сидячей работы самое оно. Но оглянитесь на секунду. Кто бегает трусцой? Преимущественно те, кто здоровье благополучно уже потерял, а  теперь цепляется за его остатки. А если встретите бегущим молодого да здорового – так он бегает не за здорово живешь, а за результат – спортивный, денежный и всякий другой, если он имеется. Вот и получается по принципу одного моего знакомого: физкультура больному человеку вредна и даже опасна, а здоровому – ни к чему! Целая философия!

Научно-технический прогресс приковал человечество к стулу, крепко, надежно. Телевизор это рабство  доконал,возвел в закон. Сидим, товарищи! Надежно, крепко, постоянно! Даже в транспорте все места для детей и инвалидов исключительно здоровяками заняты. А наша начинка в виде печенки, селезенки, желудка и прочих более строгих внутренних органов приучены работать нормально, без перебоев и отказов, если человек куда-то, зачем-то, и просто так, без причин и приказа со стороны, бежит в среднем темпе. Бежит не на результат, а одного удовольствия ради. Примерно так бегал наш дальний босоногий предок, кроманьонец,  в поиске чего бы или  кого бы сегодня скушать на завтрак или на обед, на крайний случай, на ужин. А природа по консервативности или нерасторопности все оставила в нас без изменений.

Как мы и предупреждали, мы многие медицинские проблемы огрубляем, упрощаем до овечьего блеянья. Но суть стараемся сохранить.
Петр Иванович Квасов все эти проблемы понял правильно и на высоко научном уровне. В какой-то момент ему даже показалось, что открытие вот оно, рядом. А после него и до известности рукой подать. На всякий случай он поделился своими мыслями с товарищем майором.

Товарищ майор безоговорочно согласился с доводами товарища прапорщика. Но, как человек восточный, товарищ майор не удержался от красивого сравнения, торжественно заявив, что прапорщику Квасову Петру Ивановичу, можно смело подавать документы в институт, так как мечта Петра Ивановича  прорезалась наподобие молодого месяца и остается совсем недолго ждать, когда этот серпик превратился в полновесную луну, то есть в открытие.
И в подтверждение правдивости своих слов вызвался помогать Петру Ивановичу без права на соавторство и любого вознаграждения, за простое спасибо. И слово свое держал крепко: без помощи товарища майора Квасову никогда бы не заиметь такой подробной анкеты на офицеров и прапорщиков полка – особенности характера, привычки, увлечения, наконец, пороки.

Именно товарищ майор настоял на отправке Квасова на турбазу – проблема сформулирована,  нужны лишь опытные данные.
От таких приятных воспоминаний на желудке стало легче, Петр лежал улыбаясь, время от времени умиленным взглядом посматривая на заоконную картинку.
Она того стоила: луна посеребрила горы, сделав их легкими на вид, влекущими к себе. Петру впервые за годы службы захотелось забыть про строгий распорядок дня и, несмотря на отбой, выйти на улицу и идти, идти, не зная куда и не думая ни о чем. Он даже привстал в постели, но, охнув от слабости и неопределенности в животе, благоразумно занял безопасную позу – лежа на спине. И огорченно подумал, что пока достоверного способа исследования он не придумал. Ведь важно не только ублажить чью-то прихоть, исполнить чьи-то желания, надо  найти то общее, что испытывает при этом любой отпускник, ставящий себе целью сохранить на уровне свое драгоценное, а по возможности, укрепить его.

В принципе, и сегодняшний день  прожит не зря: получен фактический материал, зафиксированный на бумаге,  справке доктора. Нет, справка – важная вещь! Но что делать завтра? По плану группы – купание в бассейне.
«Бассейн! Это наверняка, многим понравится», - пришла обнадеживающая мысль.
Скажем сразу, в этом вопросе Петр Иванович Квасов немного лукавил перед собой. Не исключаем, что при виде бассейна душа многих придет в телячий восторг. Но только не у Петра Ивановича. Его душа большего количества воды, чем ее помещалось в обыкновенной ванне, крепко опасалась. И если случалось ему оказываться в воде, то исключительно  помимо его воли, тем более желания. При этом, заметим, что такой водой  были исключительно атмосферные осадки  в виде дождя, мокрого снега. Или обыкновенная лужа, в которой случалось застревал санитарный «газик». И Петр, торопя шофера,  – больные не могут ждать! – смело шагал в лужу, помогая вытаскивать машину.

И еще одна немаловажная деталь: под проливным дождем, по пояс в луже Петр Иванович оказывался, естественно, одетым по полной форме. Случалось, и в парадном обмундировании – здоровье людей того стоит! А вот в голом виде, обилие воды приводило Петра Ивановича в уныние. Живо представлялись тяжкие годы человечества во времена потопа, или еще более ранние времена, когда кроме воды на Земле ничего и не было, ну и прочие невеселые периоды жизни человечества. Короче, не будем заниматься водокрутством и лить воду попусту: Петр Иванович Квасов  не умел плавать. Совсем. Никак. Любым стилем и способом. Но не сворачивать же из-за такого пустяка  удачно начатый научный эксперимент?!

- 8 -

 Итак, через одну трубу вода вливается, через другую выливается. Таким представлялся  бассейн Петру Квасову еще с детства,со школьных времен. Оказавшись в  алюминиево-стеклянном сооружении, пустом и гулком, в настоящем бассейне, Петр с первого взгляда определил, что вливалось воды гораздо больше, чем выливалось:  громадная чаша бассейна, выложенная цветной керамической плиткой, почти до краев была заполнена зеленоватой, но вполне прозрачной водой.
Солнечные зайчики беззаботно резвились на водной глади, стенах и даже на потолке. И эти пальмы в бочках-кадках… Дерево - не дерево, цветок – не цветок. От всего этого антуража веяло обманом, рождало в душе состояние неустойчивости, зыбкости.

Распаренное тело быстро остывало, стало зябнуть. По инструкции пользования бассейном перед входом в воду положено было помыться с мылом и мочалкой. Квасов на совесть продраил тело. Даже попросил  принимавшего душ рядом потереть спину. Петр мерз, но по-прежнему  решительно не знал, что ему делать дальше. Не лезть же в воду!  Душу вывернет наизнанку от страха. А вы видели хоть раз пловца плавающего с душой наизнанку? Петру не приходилось. И стать первым таким пловцом тоже не хотелось.
Как метеор носился от стартовых тумбочек до противоположного края и обратно Леня-спортсмен. Голова полностью в воде. Не дышит, что ли? Отфыркиваясь, словно морж или кит малой величины,  неспешно  плавал Квадратик. На него, словно на айсберг, наталкивались другие пловцы, лиц которых Петр в первую минуту не мог различить. Но соседа по номеру определил сразу: тот продвигался на спине, видно, боялся замочить свою выдающуюся челюсть боксера-неудачника.

И тут Петр увидал Тамару. Она изящно плескалась, держась за пенопластовую гирлянду, разделявшую бассейн на дорожки.
«Инструкцией это запрещается», - мелькнуло в голове. Но развивать дальше мысль Петр не стал, очень хотелось понаблюдать за Тамарой. Она пыталась выучиться работать ногами. Но после двух-трех ударов о воду, она солдатиком погружалась в воду и так замирала, собираясь с силами.
Петр даже удивился? Как это Леня-спортсмен не увидел усилий Тамары выучиться плавать? И тот, словно подслушав его мысли, стал хватать Тамару за плечи, поддерживать ее под живот, показывая свободной рукой, как надо грести.
Как всякий не умеющий плавать Тамара цеплялась за руки, шею Лени, а со стороны казалось, что она пытается его обнять.

Петра вмиг охватило ознобом, он окончательно замерз. Высокий зал со стеклянными стенами, ненадежными и неестественными, как и пальмы в кадках, стал не просто неприятным, но даже враждебным. Он уже направился в раздевалку, замереть на месте заставил детский  истошный крик: «Мамочка! Смотри, как я тону!»
Петр не успел в ту минуту вспомнить, что детей до четырнадцати лет на турбазу не принимают, тем более не допускают в бассейн без присмотра взрослых, то есть, понять, что тонет не какой-то малыш, а вполне самостоятельный юноша, сработал инстинкт медика: Петр мигом оказался на краю бассейна, а еще мигом позже, он уже летел в бассейн вниз головой…

Сидя в кресле в окружении ребят из своей группы, которые дружно повыскакивали из воды, видя перед собой уже хорошо знакомое лицо усатой врачихи, Петр понял: мальчик просто пошутил. В лягушатнике, самом мелком месте бассейна, где воробью по колено, утонуть просто невозможно. Зато расколоть голову, если нырять так, как сделал он, – самое оно. Собственно, Петр  и добился бы такого результата, умей он нырять по-настоящему. Но он, как все проделывавшие такой трюк впервые в жизни, лишь плюхнулся животом, подняв столб брызг до самого потолка. И только легкие царапины на локтях и коленях, которые усатая врачиха старательно замазала зеленкой, свидетельствовали о свершенном. А голова ... Голова и все прочие части тела ничуть не пострадали .

Под сочувственными и восхищенными взглядами товарищей Петр тихо приходил в себя. Он уже не мерз, наоборот, от стыда все в нем горело, и он запросто сейчас опустился бы на дно,  в самом глубоком месте бассейна.
Удивительно, но никто не улыбался. Все были немного смущены и  не знали, что делать дальше. Виновник же переполоха, восьмилетний сын строгой врачихи, стоял насупленный и пристыженный.
Все были немного смущены и, также, как Петр,  не знали, что делать дальше. Выручил Леня-спортсмен.
- Петек! Ну,  ты даешь! Вот  тебе мое слово: будешь плавать, как чемпион! Научу, натренирую! А сейчас, айда на солнышко, здесь роскошный солярий! Все шумно ринулись в дверь в стеклянной стене бассейна.

- 9 -
Терраса солярия всего метра два над землей. Но вид с нее – чудесный: куда ни глянь – горы с белыми островерхими шапками. Бесконечные  горы  в обрамлении густой зелени. Поставь рамку, сфотографируй – и картина готова, много картин, бесчисленное множество картин.
Расхватывали полосатые шезлонги. Леня по-хозяйски сгреб сразу три – для себя, Тамары и Петра. Квадратику популярно объяснил:
- А тебе лежать, сидеть, бездействовать – вредно,  худеть надо.
Тот не обиделся. И правильно сделал: через минуту он уже возлежал на шезлонге,шезлонг нашелся и ему – Тамара  наотрез отказалась от шезлонга,  пристроившись на раскладном стульчике позади Петра.
Петр окаменел. Сидел, не шевелясь, всем существом ощущая присутствие Тамары сзади себя, ее легкие руки на спинке своего шезлонга, словно они лежали на его плечах.

- Плавать я тебя научу в два счета! – убеждал Петра Леня, блаженно потягиваясь и  приспосабливая себя солнечным лучам. – Главное, воды ты не боишься. Вот притопаем к морю  - мастерский норматив перекроешь!
- А Сашу? – поинтересовался Петр.
- А зачем Квадратика учить? – спокойно возразил Леня. – У него такое водоизмещение, что если вся группа сядет на него верхом, будет плавать, не утонет.
- Да, - согласился Петр. – Но по физике это означает не плавать, а всплывать. Саше надо научиться передвигаться по воде.
- Действительно, - согласился спортсмен. – Я тоже обратил внимание: Квадратик все время  на одном месте в воде торчит.
И укоризненно посмотрел на Сашу.

- Что ж, ты, Квадратик, законы нарушаешь?
- Я плавал. Проплыл туда и обратно, - лениво огрызнулся  Квадратик и блаженно закрыл глаза.
- Пятьдесят  метров за? За час занятий?!
Леня даже привстал от возмущения.
- Да это же, это… Петек! Сколько, по-твоему, этот дредноут должен проплывать за час?
Теперь ожил Квасов.

- Саша, ты ведь вроде летчик-истребитель?
- Вроде того, - промычал Квадратик, не открывая глаз.
- Леня, я не могу ответить сразу, сколько надо проплывать Квадратику, чтобы начать худеть в разумных границах. Мне понадобятся Сашины антропометрические данные – вес, рост, объем легких, ну и прочее.
- Петр, вы подходите к вопросу как настоящий врач, - уважительно заметила Тамара.
Петр смутился. Но промолчал.
- Слышал, Квадратик? Все выдашь Пете к завтрашнему обеду!
- Угу, - промычал Саша, но глаза не открыл, только медленно стер с верхней губы капельки пота.

- 10 –

Деревянные скамейки полукругом, с каждым рядом все выше и выше, деревянный помост  с навесом для экрана. Это и была - летняя киноплощадка, где и должно было состояться собрание группы.
- Подгребай к нам! – пригласил его Леня, расположившийся с Квадратиком, как и положено солидным людям, на последних рядах.
Петр молча присел с ребятами рядом на горячую от солнца лавочку и стал искоса разглядывать соседей, тех, с кем предстояло делить тяготы походной жизни на целых пять дней.
Сидели кучками, «столами». И в ожидании инструктора разговаривали вполголоса и, также как Петр, короткими  взглядами изучали товарищей по группе. Эти взгляды Петр ловил и на себе. Но на нем они не задерживались, его уже узнавали. И одни  с улыбкой, другие вполне серьезно, кивали ему в знак приветствия. И эта негромкость разговоров, и напряженные лица выдавали в собравшихся людей незнакомых друг с другом. Только Леня и Квадратик чувствовали себя, как дома: разделись до плавок, решили зря времени не терять, позагорать, громко хохотали каждому своему слову.

Квадратик водрузил на голову широкополую шляпу наподобие сомбреро и был похож на крепко упитанного мексиканца.
- Петя, после собрания заглянем в ресторанчик? – предложил он. – Говорят, настоящие бараньи шашлыки подают!
- Ни слова о шашлыках! – вскинулся Леня. – Не травмируй Петю, он теперь бараньего духа не выносит!  И тебе они не на пользу.
Мой вам добрый совет: раз и навсегда откажитесь от шашлыков. Но заказывать мы их будем – мой желудок все выдержит, а наша дружба под шашлычок станет еще крепче.
Леня даже живот погладил в предчувствии такого пиршества. И уже строгим тоном:
- А вообще, любители и жертвы шашлыков, приглашаю вас на волейбол – пора сигрываться. А то на туристской олимпиаде всем группам проиграем!

- От шашлыков не растолстеешь, - философски изрек Квадратик. – А вот от каши…Целых пять дней – каша, каша, каша, - горестно вздохнул Саша. – Это некоторые на спорте помешались: утром – физзарядка, после завтрака – два часа в бадминтон режется или с такими же психами, как сам, в футбол гоняет. На жаре, на солнцепеке – у-уфф! А вечером – волейбол или большой теннис и танцы после ужина в придачу! К рекорду готовимся?
- Были, были и рекорды, Сашок. Даже европейского уровня – чемпион Европы по  плаванию на спине! А сегодня, в мои тридцать  два – рекорд один нужен – ясная головка! Яснее, чем у ЭВМ, программу для которой сочинять приходится. А если у меня в мозгах туман, у нее, бедной и вовсе электронная голова кругом пойдет. А годами натруженные мышцы нагрузки просят.

Саша, видно, не ожидал такого серьезного поворота в обычном трепе и даже обиделся:
- Как будто одному тебе ясная головка нужна! Когда на сверхзвуковом вираж закладываешь – у самолета мотор, как часы должен работать, и твой – не моги допустить перебоев!
-  А я что говорю, Квадратик? Ударяй не только по шашлычкам да пузырьку с водочкой, а иногда и по мячику – полезней для здоровья и не накладно для кармана!
- Ему полезней плавать: расход калорий максимальный, и нервы успокаивает, - вставил Петр.
- Молодчик, Петек! Проконтролируй эволюцию Саши из Квадратика в человека!
И, вопрос имею: чем должна заниматься Тамарочка, Петек? Я срочно все заброшу и займусь тем же!

- 11 -
 
Неизвестно, чем закончился бы их разговор, но появился инструктор. Густая борода абрека, джинсы в обтяжку и свежая белая сорочка с подвернутыми руками. Выглядел инструктор собранным и легким. Той легкостью, которая отличает людей тренированных и сильных. И абрековская черная борода его ничуть не старила. Скорее наоборот: была хорошим контрастом смуглому румянцу щек и свежести кожи. И вся эта прелесть тянула на двадцать три, двадцать пять прожитых на Земле лет.
Взгляды туристов женского рода при виде такого сокровища враз потеплели. Пикантности ситуации добавило признание Виталика, так, оказывается, звали инструктора, что он в серьезном разводе, то ли оформленном, то ли в стадии оформления.
Вопросы решались исключительно важные. От них во многом зависело житье-бытье собравшихся в ближайшие дни.
Первым делом, предстояло выбрать старосту группы. А в подверстку к нему еще– завхоза, санинструктора, замполита, куда же в армии без него! 
Квасов удивился: завхоз, санинструктор – ясно: кто-то должен заботиться о еде и здоровье. Но староста и замполит? Строевые занятия и политинформации? К тому же,командиров и замполитов в армии не выбирают, их  назначают.

На турбазе их выбирали. Из простых туристов.
И, словно в отместку за его сомнения, Петра двинули в старосты. Высунулся, конечно, сосед по номеру. И даже обоснования нашел:
- Старостой должен быть человек, который может за присест съесть пуд соли – тогда любой из группы ему друг и брат. Чтоб в воде не тонул – иначе придется еще раз выборы проводить! И такого человека я знаю – Петр Иванович Квасов!
Все радостно заулыбались. Стать старостой им уже не грозило.
Так Петр заполучил должность, смысла которой не представлял. Видно, это сомнение отчетливо проявилось на лице и всей фигуре Петра, что это понял даже инструктор Виталик.

- Ну, елкино, чего вы боитесь, - попытался успокоить он Квасова. – Делать ничего не надо. Просто помогать мне и все дела. Главное, елкино, не затягивать с подготовкой к прощанию с турбазой – разучивайте хором песню…
- Какую? – не понял Петр.
- Ну, елкино, какую сами сочините.
Из-за этой занозы – «елкино» - в речи Виталика, Петр не понимал, о чем речь. А может быть и без «елкино», которое он решил не слышать, пропускать мимо ушей, Петр  ничего бы не понял. Но решил честно признаться: ни одной песни  он  в своей жизни не сочинил и на всякий случай осторожно поинтересовался:

- Кто должен сочинить песню? – И изучающим взглядом глянул на замполита Игоря, энергичное лицо которого в тот момент выражало полную непричастность к словам инструктора. Взглянул на Тамару, медика группы, ища в ней хотя бы сочувствия к своей судьбе. Но и она, похоже, еще не решила для себя,  кому сочувствовать и надо ли так поступать по отношению к таким мужественным людям, как покоритель гор, инструктор Виталик и целеустремленный армейский фельдшер Петр, камень по-древнееврейски. За компанию обозрел и завхоза, Квадратика, излучавшего всем свои существом полное благодушие и радость жизни.

Кстати, избрание  Квадратика – завхозом – прямые происки Лени-атлета.
- Самое сложное  в походе, - подводил базу под свое предложение Леня, - накормить Квадратика, то есть Сашу. Вручим же судьбу Саши в его собственные руки. Быть ему завхозом!
С этой железной логикой спорить никто не решился.
- Сами и сочините!

 Инструктор даже удивился непонятливости своего помощника. Но, увидев вскочившего, словно от укуса змеи,  Квасова, успокоил:
- Необязательно вы лично, все вместе с группой. На какой-нибудь  популярный мотивчик придумайте свои слова посмешнее – и все дела!
Беззаботно махнул рукой:
- Песня – это мура, сочините! Их и нужно всего две штуки: одна – походная, другая – для хора. А еще -  название группы, ее девиз, афоризмы там разные, один-два номера художественной самодеятельности. Плакаты надо поярче оформить – художника найти надо в группе. Краску и бумагу в магазине купите, когда за материалом для косынок и пилоток пойдете.

Ну всё это мура, за три дня управитесь. А теперь,  самое важное: отрепетируйте ответ хором на приветствие начальника турбазы. Когда он скажет:  «Здравствуйте, товарищи туристы!» Надо громко и четко, как на параде министру обороны отвечают, ответить: «Здравствуйте!» И все! Не «привет», не «здорово», а - «здрав-ствуй-те!»

Потренируетесь, доложите мне, я проверю.
Придумайте, что ответить группе, которая одновременно с вами по другому маршруту пойдет. Что-нибудь посмешней, позадиристей. Но главное – приветствие!
Инструктор задумчиво почесал бороду.
- Ну, вроде все… Да! Послезавтра – тренировочный поход на озеро. А сегодня, в 17.00 – соревнование  по волейболу. В команде могут быть и женщины, сборная команда. 

Виталик встал, поправил обшлага засученной рубашки – весь он излучал спокойствие и здоровое здоровье, а черные незамутненные пустяками жизни глаза – уверенность в правильности и справедливости всего происходящего на планете Земля.
- Меня не ищите, сбегаю к родственникам, они у меня поблизости, всего часика четыре попуткой. Завтра с утра – как штык, на турбазе. Ну, держите!
Поочередно он крепко пожал всему руководящему составу группы  руки.
- Я пойду? – не то спрашивая Петра, уже как старосту, не то спрашивая,  не то предупреждая, тихо сказала Тамара.
- И я тебе, наверняка, ни к чему! – поддержал Тамару до этого безучастно сидевший Квадратик.

Как и положено замполиту, ситуацию подытожил Игорь:
- Приехали отдыхать – надо отдыхать!
Петр остался сидеть один, в самом первом ряду перед пустым помостом. А за ним, словно свалившиеся на Петра хлопоты, полукружием, один над другим, громоздились ряды лавок, одинаково пустых и никому не нужных.

- 12 –

«Похоже, планы рушатся, не начав выполняться, - рассуждал Петр. – Что я сделал за два дня на турбазе? Отослал Заури Ивановичу письмо со справкой врача? И все? Сегодня еще одну отошлю……»
Как эта усатая женщина хорошо удивляется! – вспомнил он происшествие в бассейне. – Глаза огромные, ресницы как опахала… И плечами пожимает: «Зачем вам справка? Я и без справки вас вылечу? А глубину бассейна зачем указывать, вы ведь не тонули и не могли утонуть, даже если бы и захотели? А про вышку для прыжков в воду – вы ведь не с вышки упали в бассейн, а с бортика?»

Нужно все, уважаемый и симпатичный доктор! Это не просто документы, научные свидетельства! Хочешь сытым в отпуске быть – езжай на турбазу! Хочется купаться в бассейне на высоте восемьсот метров над уровнем моря – тот же адрес! Документально подтверждено! А воздух! Уникальный! Родниковый! Чистота горного плюс целебность морского – по ущельям ему свободный доступ!»
От этих мыслей Квасов даже повеселел. Но тут его взгляд наткнулся на блокнот,  лежащий рядом с ним на лавке. А в нем - аккуратные записи поручений инструктора Виталика.

И захотелось громко  и возмущенно закричать, вызвав лавины и камнепад в горах: «Но почему я! Я ведь не просто отдыхать приехал, у меня работа!»
И сам себе возразил:
- А приказ товарища майора? – «Отдыхать, как положено! Проблему надо изучить изнутри», - словно услышал он голос своего командира. -
Забыл, товарищ прапорщик Устав внутренней службы: «Военнослужащий не имеет права жаловаться на тяготы воинской службы».
Сказано отдыхать – выполняй приказание!"

Квасов решительно встал, твердо зная, что будет делать в следующую минуту.
Как меха  растянутой гармоники – бесконечные ступени лестниц. Куда ни пойди, надо или подниматься, или опускаться. Вниз – мехи сжимаются, зато в гору – каждую ступеньку успеваешь и рассмотреть, и даже сосчитать. На турбазе появилась даже новая мера расстояний – количество ступеней.  От корпуса до магазина «Военторг» - 356 ступеней. До клуба – 62. До столовой – на семнадцать меньше. До бассейна…

Впрочем, бассейн – единственное строение на одном уровне со спальным корпусом. Но при одном воспоминании о нем у Квасова кружится голова.
Солнце еще пыталось уверенно держаться в небе. Но нет-нет и цеплялось за гребенку дальних гор.  Жара не спадала: днем она накатывала от солнца, теперь, когда светило поумерило пыл, жарой исходила нагретая за день земля.
Петр с грустью посмотрел на свои плотные брюки и армейские ботинки и позавидовал приспособленным к местным условиям  других туристов – шорты, босоножки, на голове легкая шапочка , ну и, конечно, очки. В  таком обмундировании им жара нипочем!

Так… До поселка, говорят, полчаса ходу. Наверняка, в местном магазине есть все: и шорты, и соответствующая обувь. Заодно и материал для пилоток и косынок, бумагу, краски или цветные карандаши прикуплю…
Не поленился, забежал в номер – сменил брюки на тренировочные шаровары, а ботинки - на кеды. Не забыл и про шерстяные носки – жара жарой, а без них ни шагу: ступне мягче, ноги не потеют – так сказали еще на вступительной беседе, у него в блокноте все записано.
 
Дорога в поселок, прежде чем опускаться, резко устремлялась в гору. Мимо клуба, спортивных площадок, притулившихся на террасах, одна над другой: для баскетбола и одновременно мини-футбола, для тенниса, две волейбольные.
Ступени, ступени – лихо растянутые мехи!
На теннисной площадке солидные мужчины, явно не туристы, натренированными ударами ухали мячом, подолгу держа его в игре.

На волейбольной Петр без труда обнаружил и Леню, и Квадратика.  И даже замполита Игоря. Королем выглядел Леня – покрикивал на игроков, требовал, как ему выдавать пас на удар, бил хлестко – никто не мог принять мяч после его ударов. И пока мог видеть Петр площадку, мяч дважды после ударов Лени улетал за оградительную сетку.
На самой верхней  площадке устойчивым облаком держалась в воздухе пыль, сквозь которую неясно просматривались фигуры футболистов. Металлические  стойки баскетбольных щитов – ворота, гудели и стонали от ударов мяча.
«Есть где размяться, - отметил про себя Петр. – Надо записать».
Еще сотня ступеней и вот уже здание клуба демонстрирует черную гудроновую крышу, а все остальные строения турбазы сдвинулись, сгрудились, сбились в небольшое стадо неведомых животных. И охватывал их, сжимал в своих объятиях все это пространство, отнятое у него людьми, лес, без конца и края. Лес в синих долинах в глубоких впадинах, сплошной мохнатой зеленью по склонам гор, высокой и грозной стеной заслоняющий солнце.

Дорога уже не карабкается  бетонными ступенями  к небу. Почти, как на обыкновенной земле,  шнурком продергивалась между деревьями.
От неизвестных запахов леса у Петра слегка кружилась голова. КрУгом пошла, когда в нескольких метрах, прямо перед собой, он увидел Тамару, идущую ему навстречу.
Загадка психологии, темное пятно в теории этикета – что должен сказать, или сделать человек, встретив в тысячный раз за день другого? Товарища можно хлопнуть по плечу, обрадовать шуткой. А если этот человек тебе очень даже мало знаком? Тем более, если он – Тамара!

А она приближалась своей порхающей походкой, и ее тонкая фигурка от такой изящной ходьбы казалось вибрировала при каждом шаге.
Так и не придумав, как ему поступить, Петр вдруг отчетливо ощутил, как внутри него все его содержимое мягко и бесшумно рухнуло  вниз. И уже не Петр Иванович Квасов, а его пустая оболочка в синих тренировочных штанах, клетчатой ковбойке и добротных отечественных кедах весом каждая по килограмму, шагает по дорожке. Окажись в ту минуту перед Петром самый глубокий бассейн, река, океан, наконец, он без колебаний и сомнений предал бы свое бренное тело глубине, преисподней.
Когда между ним и Тамарой оставались считанные шаги, его величество счастливый случай распахнул спасительные крыла – с дерева с треском и гортанным звуком сорвалась и ринулась в чащу крупная птица.

- Ой! – вскрикнула Тамара и даже закрыла руками глаза..…
У Петра сами собой губы распустились в самую широкую улыбку, на которую были способны, ободряя, успокаивая, радуясь.
- А я, вот, решила прогуляться, - словно оправдываясь за испуг,  скорым говорком произнесла Тамара.
Ах, какая возможность зацепиться за фразу, развить, поближе познакомиться! «Как? Одна? Девушкам, да таким красивым, опасно появляться в лесу в одиночку. Я, мол, тоже очень люблю гулять и всегда готов составить вам компанию».

Но Петр оставался самим собой, конкретным и целеустремленным,  даже в таких сомнительных ситуациях.
- А я – в магазин.  Нужны шорты, босоножки – для себя, материя для косынок и пилоток, бумага, краски - для всех, - доложил он и на минуту замолк, припоминая, не забыл ли чего. Но все это выложил, продолжая широко улыбаться, хотя говорил серьезно.
- Ой! – снова вскрикнула Тамара, но уже весело и радостно. – Я с удовольствием помогу выбрать подходящую материю.
Внутри Петра внутренности снова пришли в движение, но теперь в обратном порядке – вверх, к верхушкам деревьев, к небу. Тело стало легким воздушным – оттолкнись ногой от земли и полетишь. Но очень скоро Петр убедился, что все его восемьдесят пять килограммов живого веса при нем.

Интересно, кто придумал присказку: «Ломать – не строить, спускаться – не в гору карабкаться». В смысле,  на ломку и на спуск - ни ума, ни усилий не требуется. Тысячу раз не прав умник! Спускаться оказалось намного тяжелей, чем взбираться по бесчисленным ступеням. И даже понятно почему.
Наши надежные ноги, натренированные ступенями многоэтажных зданий с испорченными лифтами, недоступными подножками автобусов и трамваев, ступенями служебной лестницы, совсем не приспособлены к затяжному спуску. Наверняка, испытавшие муки спуска родили искреннее сочувствие к тем, кто катится вниз.
Очень скоро мышцы икр и бедер  Петра трепыхались, как кусок студня на вилке, и ослабевшие, неуправляемые ноги несли его напрямую, перечеркивая все изгибы тропинки. Несли так, что утоптанность тропинки Петр скоро почувствовал не только пятками, упрятанными в надежные кеды, но и кое-чем менее защищенным.

 В один из таких моментов он уже было совсем  вошел во вкус, разогнался как матерый горнолыжник, но  насладиться скоростью не успел, встретил на пути дерево. Хорошо, что очень толстое. Это позволило  ему не промахнуться и встретить ствол ногами, а не каким-то другим местом неуправляемого тела. Уперся и успокоился.
- Вы, оказывается, совсем незнакомы с горами, - посочувствовала  подоспевшая Тамара. – Ноги надо ставить на полную ступню. И не срезайте путь, ведь люди до нас уже выбрали  самую удобную и безопасную дорогу. Ею и следуйте.

Петр был благодарен за совет, но буквально через мгновение  пожалел, что Тамара выложила не все секреты передвижения в горах: он снова, естественно, не по своей воле,  оказался сидящим. Но не на земле, пусть и утоптанной ногами туристов и не существующих в этих краях слонов. Сидел Петр на чем-то гораздо более твердом.
- Петр Иванович, - заохала Тамара, - Никогда не наступайте на корни деревьев, особенно в дождливую погоду! Поскользнетесь!
«Уже поскользнулся, - корчась от боли констатировал Петр. Но, гордо взмахнув рукой,  беззаботно изрек:

- Пустяки!
И совсем не быстро, и не без посторонней помощи поднялся с бугристого корня, нагло вылезшего из земли.
- Совсем не пустяки, - настаивала Тамара. – Горы шутить не любят.
На этот раз Петр не поверил Тамаре: судя по случившемуся с ним, горы совсем не против шуток…

-  13 –

Шорты имелись любых размеров и единственного, любимого Петром, защитного цвета. Это обрадовало Петра, но огорчило Тамару. С шортами все было ясно – надо брать. Также быстро разрешилась и  проблема с босоножками – их на прилавке и на складе не нашлось. И Петр по совету Тамары купил «вьетнамки», две резиновые выкройки, вполне пригодные как для хождения в любую погоду, так и для убийства мух, тараканов и прочей живности вплоть до животных более солидных размеров.

Бумага нашлась только оберточная, гофрированная. Зато глаза разбегались от обилия коробочек акварели. Но не было и намека на присутствие масляных красок.
- Не завозим. Нет спроса, - пояснил продавец. -  Настоящие художники приезжают со своими красками, а для начинающих и акварельные сгодятся.
Долго выбирали материал. Для косынок и пилоток шерсть, сукно, драп и даже кримплен не годились. Требовался ситец. Он имелся. Двух сортов. Одинаково унылого цвета, как бесконечная очередь за квасом в жаркий день.
Тамара настаивала на оранжевом, расписанном то ли петухами, то ли фазанами, но, вполне возможно,  и фигурками лохнесского чудовища.
Петр не возражал. Но так ангельски молчал, что Тамара никак не могла  решиться на покупку.

А в Петре восстало против живности, изображенной на материале, профессиональное чувство медика – он ясно видел эти замечательные рисунки, перескочившие с материи, на лбы и шеи ребят и девчонок. И его рука неуверенно тянулась к штуке ситца откровенно черного цвета в мелкий белый горошек, хорошо освоенный отечественной промышленностью для лиц женского пола возрастом лет за сто.

- 14 –

Они вышли из магазина, торжественно неся не только покупки, но и что-то такое в себе, хрупкое и невыразимо сладкое, чему не находили словесного выражения. Но если бы в ту минуту Тамара назвала Квасова  Петей, он не удивился бы. А назови он ее Томой, она не обиделась бы.
Шагая в приподнятом настрое в гору, Петр еще больше утвердился во мнении: спускаться труднее. Правда, когда тропинка довела  их до середины пути, а  ковбойка почему-то стала жать в области груди и активно сыреть на шее и подмышками, эта уверенность и вовсе казалась сомнительной.

Видно, и у Тамары не все было в порядке с одеждой: она прислонилась к дереву и долго, тщательно расправляла складки юбки, успевая при этом смахивать платочком  капли пота со лба и верхней губы.
Отчего-то смутившись, она отвернулась от Петра, покопалась в сумочке и бросила что-то себе в рот. А когда повернулась к нему лицом, по ее сосредоточенному виду Петр без труда определил причину ее смущения.
- Как же вы в поход пойдете? С вашим сердцем? Я, как медик,  прошу вас посоветоваться с врачом!

- Ах, вы еще и медик! – то ли осуждая, то ли удивляясь,  воскликнула Тамара. – Вот откуда у вас интерес  – антропометрические данные, частота пульса…
Кстати, зачем вам все это? А вдруг вы вражеский шпион и выведываете физическое состояние воинов Советской Армии?
В трудное положение своим вопросом поставила Петра Тамара. Дело в том, что больше всего в жизни Петр любил точность и ясность. Во всем. И отделаться отговоркой, тем более шуткой он категорически не мог. Можно стопроцентно считать эти чувства Петра наследственными. Их с детства прививали ему родители. Отец – слесарь-лекальщик, для которого точность была  не каким-то абстрактным понятием, а предметно ощущаемой вещью. И выражалась она в микронах и его долях. Матушка – активная общественница и бессменный член месткома фабрики детских игрушек. Для нее ясность человеческих судеб, их устремленность в светлое будущее были и задачей, и программой всей ее деятельности.

Ну не мог Квасов в этих условиях вырасти каким-то шутником-затейником, тем более обманщиком. Потому и выложил все, как было:
- Я хотел бы доказать, что турбаза – средство профилактики и отдыха для практически здорового человека. Именно доказать, что если здоровье у человека в порядке, он это и почувствует, а если надо, поправит его только на турбазе. А в мечтах – превратить турбазу в санаторий для здоровых людей. С большим штатом медицинских специалистов, кабинетами диагностики. Ну и, конечно, - отличные спортивные площадки, гимнастические залы, бассейны, финские бани, специальные устройства для тренировки летчиков, танкистов, подводников; вымеренные терренкуры, маршруты походов как медицинские процедуры; движущиеся дорожки для ходьбы и бега, велосипеды и устройства для гребли.

А строить турбазы – вот в таких красивых местах, как наша,где мы с вами находимся. Чтобы отдыхали не только тело, но и душа. А накопим опыта в лечении здоровых людей, не забудем и про больных – к традиционным лекарствам пропишем  доступный  им туризм.
Петр замолчал и смотрел на Тамару ожидающе, словно от ее ответа зависело быть или не быть исполненной его мечте.
А она стояла, прислонившись к дереву, молчаливая, смущенная, пораженная Петром, представшим перед ней в новом свете. Он был ей и до этих признаний  симпатичен: большой, нерешительный, какой-то по-детски наивный, смешной. И вдруг такие серьезные задумки, планы…

Первой ее мыслью было возразить, разочаровать этого взрослого, но не очень осведомленного в серьезной медицине  человека, сказав, что открытием здесь и не пахнет. Назвать пришедшие на память фамилии авторитетных специалистов, изучавших влияние горных восхождений на здоровье человека, защитивших докторские диссертации о воздействии туризма. С другой стороны: лечить здорового человека… Звучит свежо. А если копнуть глубже – военная медицина, о которой она и краем уха не слыхала…
И главная причина, почему не возразила, промолчала – Тамара была добрым человеком и ей было жалко обидеть Петра, и она предложила:
- Хотите я возьму под контроль Квадратика и его друга Лёню, вашего соседа по номеру, Геннадия Александровича, «Генсана», как он себя величает. Не знаю только, кто он летчик, танкист или вовсе штатский?

- Каким образом? – удивился Петр.
- У меня по части фантазий похуже, чем у некоторых. Но измерить давление, сосчитать пульс после бассейна, разных игр - легко.  Обещаю  не забыть рост, вес, объем легких, - хмыкнула в кулачок Тамара.
- Так они вас и послушали, - засомневался Петр.
-  Да найду подход, - махнула рукой Тамара.
Предложение Тамары понравилось Петру. А на душе тоскливо: что-то исчезло из очарования, которое незримо присутствовало при их пустяшном разговоре  по дороге в магазин, в споре о покупках, даже в затянувшемся молчании в начале обратного пути.

Шли молча. Каждый при своих мыслях. Тамара уже не порхала по тропинке, шла впереди Петра медленно, устало. Петр сосредоточенно вышагивал сзади. Беспокойство за здоровье Тамары    вернулось к Петру, когда они оказались на турбазе, и он, не скрывая волнения, спросил:
- Как решили с походом? Груз ведь тащить придется.
Тамара неожиданно обиделась:
- Мы ведь договорились! Молчим об этом хотя бы оставшиеся четыре дня – я не враг своему здоровью. Поживем – увидим!

- 15 -

Странное чувство испытывал Петр, неожиданно для себя став старостой. Он понимал, что староста группы – какой-никакой, но командир. А от командиров подчиненные стараются держаться на расстоянии. Его не просто сторонились, от него отскакивали – еще издали замечали и тут же мгновенно исчезали из поля зрения. Он в этом убедился, проведя эксперимент: вклинился в кучку спорщиков. Через секунду спор угас, а на месте спорщиков осталась лишь его скорбная фигура.
Даже сосед по номеру кардинально пересмотрел свое отношение к Квасову: он уже не приглашал Петра никуда, в номере появлялся преимущественно поближе к ночи. Днем заглядывал на минутку, всегда по неотложному делу и, обнаружив Петра, тут же исчезал.

Самое ужасное: с Тамарой установились непонятные деловые отношения. Она находила Петра сама и докладывала свои наблюдения. Именно докладывала, а не делилась этими наблюдениями.
Убедившись, что Петр все понял и претензий к ее докладу не имеет, она протягивала листок из тетради со словами: «Здесь все записано!» А Петр – «Остолоп!  Форменный остолоп!» – ругал он всякий раз себя после таких встреч.  Так, вот, он смущенно благодарил Тамару, не зная, что еще сказать, как завязать обыкновенный разговор, хотя заранее готовился к таким встречам, ждал их. И начинал придирчиво прочитывать записи Тамары.

Лучше бы он кричал петухом, ползал на четвереньках, ходил на голове, Тамаре было бы легче. Но не доверять ей, это больно задевало ее   профессиональную честь. Скоро свои записи Тамара протягивала молча и также молча удалялась. Даже не здоровались. Здоровались они в столовой, за завтраком.
Петр прекрасно понимал, что ведет себя глупо. Но как только оказывался рядом с Тамарой, наедине, его голова решительно отказывалась выдать самую малую мыслишку. Он тщательно дочитывал принесенные Тамарой бумажки да еще и заявлял: «Вроде, все правильно».

А чего, казалось бы, сомневаться! Квадратик и Генсан и еще многие ходили за Тамарой, как бычки на веревочке и готовы были на любые с ней эксперименты. Ходили не только в бассейн и по терренкуру, но и в кино и даже на танцы, что экспериментом совсем не предусматривалось. Странно, но об этих походах в Тамариных отчетах ни слова!
Петр многого ожидал от тренировочного похода на озеро – как никак все окажутся в сборе!

Все, действительно, были налицо. Пока шли к озеру. Но стоило чьей-либо ноге ступить на его берег, человек срывался с места и исчезал. В воде, в зарослях по его краям, неизвестно где вообще. Три часа Квасов провел в позе Аленушки, сестры Иванушки, в одиночестве, на берегу голубого великолепия, прозрачного, бездонного, в котором уютно уместились и высокое небо, и горы, и лес. Группа сбилась в кучу лишь перед отходом на турбазу.
- Ну, елкино, приветствие отрепетировали? – ошарашил вопросом неизвестно откуда появившийся радостный Виталик.

=- Да-а! – в разнобой откликнулась группа.
- НеНеужели не репетировали! Ни разу не собирались? – переполошился Виталикинструктор.
Петр молчал  и с грустью глядел на лодку, в которой Квадратик катал по озеру Тамару, а теперь неспешно направлялся к берегу.
Инструктор в отчаянии схватился за бороду.
- Два дня до выхода в поход, два дня! И ничего не готово!

- 16 -

Грусть, даже отчаяние навалились на Квасова не спроста  -  ему так нужна была помощь группы. Во всем. Тамарина прежде всего.
«Надо сочинить песню… Надо сочинить песню…»
Эту фразу Петр повторил, кажется, тысячу раз.
«Надо сочинить… Кстати, как это вообще делается: Виталик сказал, что надо взять известный мотив … Но кроме Гимна Советского Союза на ум ничего не приходило. Вообще-то мысль интересная: к гимну уже сочинили другие слова. Но это сделал тот же человек, который сочинил и прежний текст, опыт человек имеет.

Подходящих мыслей не приходило. «А надо посмешней, так просил инструктор», припомнил Петр.
Думы были тяжелые, как недавний подъем в гору.
«А я толком ничего еще не сделал!» – с отчаянием подумал Квасов.
И это уже была конструктивная мысль. Мысль, которая толкнула Петра на свой страх и риск начать действовать. Например, пошить пилотки и скроить косынки. Это же любой сможет!
Ножницы, вернее, ножнички, под рукой оказались только для стрижки ногтей.
Иголка, кажется, такие называют цыганскими, суровые нитки – для крепости, вот и все, что понадобилось Петру для массового производства головных уборов и косынок.
Он несколько раз чувствительно уколол пальцы, но что-то все же получалось, хотя Петр не был уверен, что это и есть именно то, что ему нужно.
Первое сшитое «что-то»  он примерил перед зеркалом. «Что-то» неуловимо, но при небольшом напряге фантазии вроде бы  напоминало пилотку. А, может быть, платочек. Впрочем, стоп – у фантазии пределов нет...
Собрались на опушке леса, в тени дубов и грабов. Последним приплелся Квадратик и, узнав, зачем собрались, недовольно буркнул:

- А за обедом не мог сказать, зачем я тебе понадобился?
Петр смутился, но честность и прямота – прежде всего:
- Да за обедом тебя и Тамару я и не помню, когда последний раз видел!
- Это точно, - согласился довольный Квадратик и заговорщически глянул на Тамару. Но та никак не отреагировала на Сашины слова, отвернулась в сторону, занятая своими мыслями.

Квадратик решил защищать свою непричастность до конца:
- Задача понятна, товарищ староста. Но имею вопрос: причем тут  продукты, за которые я отвечаю, заодно  и мой лысый дедушка? 
На этот раз Квасов последовал примеру Тамары и, начисто проигнорировав вопрос Квадратика, последовательно напомнил активистам, что за не полных три дня до похода надо сделать.
- Что здесь рассуждать, все это пустяки, глупости, - не сдавался Квадратик.
- Не помню, где я это прочитал, - вступился за Петра замполит Игорь, но только надо быть очень умным, чтобы понимать глупости. А если бы вы знали, как трудно бывает их сочинять.
Надо привлечь всю группу, мобилизовать…

Не буду выдавать автора этих слов, получится не рассказ, а научный труд.
Скажу лишь скромно: не мое. Но я с ним согласен. Скажу больше:  мне это нравится. Почему? Потому, что правдиво. Как в случае с марсксистско-ленинским учением: всепобеждающе, потому, что правдиво.
Впрочем, стоп! Не забегаю ли я во времени? Откуда такая смелость и прозорливость?
Группой собрались, как и три дня назад, на киноплощадке. Но как изменились ребята! Кругом смех, веселый разговор. Большинство голые по пояс, и их еще белые тела лишь местами стыдливо потемнели от загара.

Петр не поддался соблазну – был в рубашке, галстуке. Рассмотреть внимательней своих подчиненных мешали блики от их черных очков: у мужчин в мощной роговой оправе, девушек – кокетливо крупных, «лягушечек» или «блюдечек».
Не выдержал замполит Игорь, встал, ожидая тишины. Но говор и смех не стихали.
Петр мрачно молчал, а в его душе росла и ширилась обида на этих практически не знакомых ему людей, которые безжалостно оставили его в одиночку разгребать проблемы. И модные очки они надели, чтобы за их темными стеклами спрятаться от него, отгородиться от любых забот, которые только мешают им отдыхать.
Петр встал рядом с Игорем, предупредив вполголоса: «Я сам».

- Товарищи! – стараясь перекричать шум и гам, обратился Петр. – Прошу всех подойти ко мне и получить пилотки и косынки!
Шум стих, все недоуменно переглядывались, пожимали плечами. Стали подходить к Петру.
Что случилось буквально через минуту, описать трудно, но на дружный рев восторга и истерический смех прибежали со спортивных площадок и даже, кажется, из бассейна.
Все еще хохоча, на них махали руками: «Уходите! Не мешайте! У нас собрание группы!»

Те удивлялись, крутили пальцем у виска, но покорно удалялись по своим делам.
Строго говоря, ничего особенного не произошло. Петр и не заблуждался по части своих портновских талантов. Но здесь - сущая ерунда. С ней ли не справиться! Но, увидев дело своих рук  на головах ребят и девчонок, засомневался: действительно ли все так просто, как ему казалось?
Платочки – на шее, пилотки – на голове! И каждый хвастал перед другими своими обновками, тихо изумляясь: как можно из относительно одинаковых заготовок сотворить столько разнообразных головных уборов. У одного колпак, как у Буратино из «Золотого ключика», у  другого эспаньолка, у третьего казацкая кубанка, ну и пилотки, конечно, везунчикам.  И только крупные стежки белыми суровыми нитками через край выдавали железный факт – шиты они были одной, мужской бестрепетной рукой.

Генсану достался детский чепчик.  Он удачно вписался в него и к каждому приставал с сюсюканьем:
- Я узе пять дней без мамоцки! – намекая на оставленную дома молодую жену.
И в этой веселой и шумной неразберихе прозвучал  решительный женский голос:
- Да, что мы хуже других, что ли?
Рядом с Петром появилась черноволосая, с ясными карими глазами «хохлушечка» лет двадцати шести. Перекрывая смех и гвалт, она сочным контральто предложила:
- Рассаживайтесь! Сели? А теперь слушайте сюда: сознавайтесь, кто из вас поэты, художники, артисты?

Тут же, по собственному предложению, она была избрана на непредусмотренную штатным расписанием должность -  помощника старосты, его секретаря, его правую руку. И все эти полномочия – в одном лице, милом и румяном, Оксаны Рожченко, заведующей детским садом в одном из далеких северных гарнизонов.
Свое вмешательство не в свои дела Петру и Игорю она объяснила предельно просто:
люди на отдыхе – все равно, что дети, а с детьми я обращаться умею!
Уже через несколько минут все были «озадачены», все оказались при деле. Даже Генсан.

- Работать, я вижу, вы не умеете. Зато смешить у вас получается. Присоединяйтесь к старосте и ко мне и чтоб юмор бил ключом!
- Есть ключом! И все – по голове! – отрапортовал Генсан и его челюсть боксера-неудачника  задралась от гордости и рвения.

- 17 –

Петр, Игорь, Оксана и примкнувший к ним Генсан ходили из комнаты в комнату в жилом корпусе, наблюдали за кипевшей работой. А в номере Петра расположился штаб. Здесь трудились песенники: журналист, капитан Завьялов,  его сын-вундеркинд Евгений. И почти вся женская часть группы.
Искали подходящий мотив. И все это мило, по-девичьи. Уже спела каждая соло. Результат одинаковый: певшей мотив ну очень нравился, всем остальным – нет. Репертуар всех знаменитых и не очень известных певцов и певиц девчонки перетряхнули, как собственный гардероб перед походом на танцы. Они не зря были дочерьми или женами военных: спели хором «Не плачь, девчонка», «Соловей, соловей, пташечка» и все армейские строевые, начиная со времен Отечественной войны 1812 года, - мотив не отыскивался!

Девчонкам можно было посочувствовать: каждый день  турбазу покидали по две группы. А это означало потерю как минимум четырех шлягерных мотивов. Их группа номер тринадцать на турбазе почти четыре дня. Несложная арифметика - четырежды четыре…  И масса проблем в итоге: мотив должен быть у всех на слуху, но не повторять спетых ушедшими в поход.

Отец и сын Завьяловы отчаялись дождаться нужного мотива, а без них не сложишь песню, засели за шахматы. Петр сидел на кровати, в отчаянии качая головой. Оксана  подпевала всем по очереди. Игорь курил на балконе, вглядываясь в дымку гор, словно выискивая в ней нужный сигнал. Генсан был командирован смешить художников-плакатистов и серьезно помочь делу не мог. Но и без него было достаточно смешно: оказывается, даже для заурядного плагиата требовался талант.
И все же выручил Генсан: напоминая о себе,  он просунул в приоткрытую дверь свою выдающуюся челюсть и пропел: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес…»
Что тут началось!

 Все повскакали со своих мест, затащили Генсана в комнату, стали обнимать его, а кто-то из девчонок даже чмокнул его в щечку. И, в общем-то, поступили опрометчиво: свое дело Генсан уже сделал, принес мотив, который всеми был принят на «ура». Теперь Генсан мог только путаться под ногами со своим сюсюканьем, сколько дней он без «мамоцки».

Завьяловы срочно опрокинули шахматную доску и вооружились карандашами и бумагой, усевшись в разных углах комнаты – они не были Ильфом и Петровым и даже Рязановым и Брагинским, они творили исключительно в одиночку, то есть порознь.
Отец оказался шустрее сына. Все дружно навалились читать плод творчества профессионального журналиста, а прочитав, долго и дружно молчали.
Каллиграфическим, округленным почерком девочки-отличницы, но с большим количеством завитушек, что и делало этот почерк офицерским, был изложен  такой интим, на который только способен мужчина во цвете, то есть в 35 годков, отдыхающий без любимой жены, что девушки зарделись и отвели глазки в сторону. Правда, пара куплетов  глянулись:
 
Тропинка коварная, горная,
Все дальше уводит меня.
Луна, как матрасница юная
Лежит на вершине, маня.
Исчезла одышка,
Сердце волнуется,
Короче и спуск, и подъем.
Под грузом спина не сутулится,
Когда мы в походе вдвоем!
Последнее слово тут же было заменено на «идем», так как решительно не было известно, с кем намеревался идти Завьялов-старший. И как вовсе нереальное – вдвоем. Размечтался – в группе почти тридцать человек и все в куче!

Петру особенно понравилась строчка: «Под грузом спина не сутулится», и он надолго задумался: взять ее в качестве эпиграфа к какому-либо разделу своего научного труда или ко всему труду?
Ждали, что сотворит Завьялов-младший.
Как и положено юному дарованию он, в отличие от отца, изложил свой шедевр таким непонятным почерком, хуже пишут только врачи и более гениальные, чем Женя Завьялов, юные поэты.

Разбирали написанное, как кроссворд, с участием самого двенадцатилетнего творца.
Строчки совсем незначительно отличались от оригинала шлягера. Но и в них нашлось кое-что:
Колдуют вершины желанные,
Туристский пакуется груз,
Палатки хватай полотняные,
Бери рюкзаки и не трусь!
Боятся туристы, туристы волнуются:
«У нас рюкзаки тяжелы!»
        Но все пронесется, забудется,
        Нам лишь бы уйти от жары.

Срочно изготовили гибрид: из двух неудачных текстов, изготовили один, со знаком качества «так себе», который и пришелся всем по душе.
По этому поводу Генсан вместо победного туша, ни к селу, ни к городу, пропел: «Как хорошо быть генералом» - и...  И, конечно, снова влип в историю – и на этот мотив решено было сочинить походно-отходную, маршеподобную.
Слова с ходу придумал Завьялов-старший – он хоть всего капитан, но, похоже, ничуть не сомневался, что генералом, действительно, быть не так уж и плохо. И, памятуя, что от добра,  добра не ищут, последовал примеру сына: лишь незначительно испортил смешной текст итальянского шлягера.

- 18 –

Столы в ресторане с крышкой из толстой доски, стены здания – стеклянные, полы – плиточные. И в меню – шашлык на все случаи жизни. От сигаретного дыма и оглушительной музыки – тесно и, душно. Удивительно, но музыкальный гвалт, сотрясавший все здание,  рождали всего три инструмента - барабан, гитара и саксофон.
Танцевали на узкой свободной полоске перед столиками. Квасову танцевать не хотелось, он сидел уже третий танец подряд. Четвертый отсидеть не удалось: Оксана намертво вцепилась в  Квасова.

Сидящие за столами рассматривали во всех ракурсах танцующих, танцующие, насколько позволял танец, – сидящих.
Тамара сидела в углу в окружении неизменной троицы - Квадратика, Генсана и Лени. Они что-то ей говорили, стараясь перекричать музыку и жестикулируя руками, корча рожи.
Прямая,  строгая,   Тамара не очень вслушивалась в то, что ей говорили. Странно, но никто из оруженосцев даму сердца не приглашал на танец.

Петр твердо решил: следующий танец - с Тамарой.
Только уступать партнера по танцам в планы Оксаны не входило, она намертво держала Петра за рукав пиджака.  А танцы, к досаде вежливого Квасова,  так быстро следовали один за другим…
Петр несколько раз ловил на себе  удивленный, заинтересованный, задумчивый взгляд Тамары.

От пушечных ударов барабана ломило голову, галстук на шее затянулся мертвой петлей. По лицу Петра юркими ящерками заструился пот. Натанцевался!  Но выйти на свежий воздух без Оксаны, похоже, не удастся. Выйти вдвоем – возможны любые продолжения. И как на эти прогулки вдвоем с симпатичной, да нет, очаровательной девушкой, воспримет Тамара?

Извинился перед Оксаной, попытался провести ее до места за столиком. Не удалось! Ее тут же буквально выдернули из рук Петра. Теперь и Тамару пригласить невозможно – Оксана обидится.   Да и желание танцевать куда-то исчезло, а  жалость к себе, так знакомая всем с детства,  лизнула душу Квасова. Он мысленно прикрикнул на нее: мог и не приходить в это заведение, ведь в обычной жизни он и не помнил, был ли вообще когда-либо  в ресторане. И обреченно вздохнул: не мог отказаться. Сказали – традиция такая на турбазе: перед выходом в поход – прощальный вечер. И нигде-нибудь, только в ресторане. А группу, он  как староста бросать не имеет права ни в какой ситуации!


Совсем кисло на душе стало, когда вспомнил, что кроме Тамариных отчетов давно ничегошеньки не посылал Заури Ивановичу! В последний раз и вовсе обнаглел: даже не переписав, сунул в конверт принесенный Тамарой тетрадный листок.
А наука форменным образом стучалась ногой в дверь: обрати, мол, внимание. Он и обратил. Игорь, замполит, летчик, старший лейтенант. Вот уже два пилота, есть с чем сравнивать. А Леня – вообще феномен: ни минуты покоя! Бассейн, футбол, волейбол, теннис, длительные пешие походы. Хорошо хоть Тамару не привлекает к этим походам. Но и в одиночку на прогулки не ходит, отправляется – всегда с дамой, всегда с разной.

 
«Всего один свободный вечер, чтобы разобраться с планами исследований! – сокрушался Петр. – Планы, планы…»
Не хотелось Петру даже самому признаваться, что за последние дни они у него крепко изменились.

- 19 –

Вальс зазвучал впервые за вечер, крутили пластинку. Именно в тот момент, когда метрдотель начал баловаться со светом, то гася его, то включая, а официантки начисто потеряли интерес к посетителям, массово сгребая посуду со столов и смахивая крошки, не обращая внимания, куда мусор летит.
Петр даже испугался, что все уже закончилось, а он так и не решился пригласить Тамару на танец, не узнал у нее, идет ли она в поход.
Гремели отодвигаемые стулья. У выхода скапливалась толпа. Оркестранты зачехляли инструменты. И только одна «возлюбленная пара» под вальс ломалась в рок-эн-роле.

Петр не спешил, одиноко сидел за столом, ясно представляя, как долго будет лежать в постели без сна, с пустотой внутри и ощущением бездарности прошедшего дня. А надо отдохнуть, выспаться надо.
И тут случилось чудо. Оно предстало в образе Тамары, а он даже не заметил, ушла ли она. В длинном вечернем платье, нарядная, торжественная.
- Хоть вальс и не голубой и вот-вот закончится…  Но вы  ведь не откажете даме?

Она, видно, долго готовила эту фразу, не раз мысленно повторила ее про себя – приглашение  прозвучало торжественно, но произнесено звенящим голосом.
Ему бы отшутиться, шутка стесывает самые острые углы, выручает из самых нелепых положений. Но Квасова словно парализовало. Самое большое на что  его хватило: он смог лишь пожать плечами – почему, мол, нельзя. Можно и станцевать.
Петр вел Тамару широкими кругами. Она придерживала подол длинного платья, слегка оттягивая его в сторону. Петру так хотелось  думать, что это шикарное вечернее платье Тамара сшила специально для этого вечера, для этого единственного танца. И этот танец – любимый Петром вальс.

То запрокидывая, то томно склоняя голову в сторону, была Тамара легка, неощутима. И только холодные длинные ее пальцы в его руке, гибкая талия под его ладонью давали знать: она здесь, она рядом, и вместе с ним в плену чуда, имя которому – старинный вальс «Березка».   

Сиял свет, видно, метрдотель забыл им баловаться. Танцующая пара перестала ломаться в рок-эн-роле,  отрезвленно смотрели на Петра и Тамару. И даже в хмурых и презрительных лицах музыкантов промелькнуло что-то осмысленное, даже стыдливое, они прекратили возиться с инструментами, и, замерев, смотрели на летящую по опустевшему залу пару.
- Спасибо тебе, Петя, - сказала, а может быть, выдохнула Тамара, когда в репродукторе смолкли последние звуки вальса…
Неизвестно откуда вдруг появились Квадратик, Генсан,  другие ребята. Ухватили, утащили с восторженными возгласами Тамару.

- 20 –

Бывает слово и СЛОВО. Обидно и печально, что разницу между ними по глупости, черствости,  ненастроенности души на душевную волну собеседника, наконец, из-за глупой стеснительности мы в нужную, может быть, судьбоносную минуту, не различаем. Эта беда случилась и с Петром.
Ему бы упасть на колени перед Тамарой сразу после танца, просить ее неизвестно о чем, вцепиться железной хваткой бульдога в нее  и не отдавать ее никому – ни Квадратику, ни Генсану, ни целой толпе. А вместо этого, на ее трепетные слова благодарности: «Спасибо, Петя». Не Петр Иванович, не просто Петр, тем более не сказанное в шутку– товарищ староста.  Нет!  Пее-е-е-тя!  Вместо горячих, необычных, радостных слов, снова молчаливое пожатие  плеч: «Да, пожалуйста…»
Скажи он те необходимые слова, а они просто распирали его, вполне возможно, что Тамара сейчас была бы рядом с ним, поддерживаемая хранящей его рукой, и они вместе, не разжимая рук, легко перелетали бы через ступени, легко взмывали через целые лестничные пролеты к светлым как днем разрывам между кронами деревьев, к самому небу.

Не случилось! И виной тому только он сам.
Голоса, смех, песни, помноженные сумрачным эхом раздавались  совсем недалеко впереди. Но не было желания догнать ребят, влиться в их веселье.
Когда Генсан, проявляя деликатность, на цыпочках, чтобы не разбудить, крадучись пробирался к своей кровати, Петр еще не спал, хотя обычно засыпал мгновенно. Но даже тогда, когда Генсан с грохотом опрокинул  тумбочку, упал кулем на кровать, отозвавшейся звоном панцирной сетки, Петр сделал вид, что спит. А уснуть в эту ночь Петру не удалось.

Утром в голове Петра легко и просторно, словно и не мучился от бессонницы. Лишь подозрительный гуд. Так гудят высоковольтные провода, если оказываешься поблизости от них. Сейчас, похоже, их протянули аккурат через его голову. Легкость ощущалась и во всем теле. И в этой всеобщей пустоте совсем не нашлось места вчерашним страданиям и мыслям. Заботы последнего дня  жизни на турбазе навалились на старосту группы, И их   тяжесть многократно увеличивали его неопытность в хозяйственных делах  и абсолютное незнание туристской жизни.

- 21 –

Завьялов-младший оказался суровым реалистом, даже провидцем. Лозунг, использованный им в прощальной песне: «Палатки хватай полотняные!" оказался  на редкость злободневным – инструктор Виталик повторил его раз двести или триста, хотя песню еще не слышал, значит, и не мог выучить ее слова. Сначала ласково приглашающе, под конец сборов и своего терпения, откровенно угрожающе. Но пять или шесть палаток, туристских полотняных , весом каждая шесть килограммов пятьсот граммов, сиротливой кучкой лежали на полу никем не схваченные. Когда Виталику стало ясно, что их и не схватят, он прорычал:
- Всем построиться!

А когда после толкотни построились, прозвучало не менее грозное:
- Мужчины, три шага вперед, марш!
После чего, под ехидный смешок женской половины группы, инструктор обратился с интимным вопросом к каждому мужчине персонально:
- А у вас палатка есть?
Не дожидаясь, когда до него дойдет очередь и Виталик оценивающе взвесит в руках его рюкзак, Петр наклонился и взял один из свертков и стал неумело цеплять его к рюкзаку.

Палатка никак не пристраивалась.
На помощь подоспел Виталик.
- Петр Иванович! Постромки рюкзака рассчитаны только на одну палатку, она у вас уже есть. И рюкзачок у вас весит полцентнера. А положено – не больше тридцати кило, - назидательно произнес Витали и забрал обе палатки. – А вот у Геннадия Александровича…
- Генсан, с вашего разрешения! – с готовностью отозвался Генсан, явно подражая популярному персонажу Гашека, бравому солдату Швейку – выпучив глаза, прижав руки по швам.

- Ну, елкино, пусть Генсан, - хмыкнул в бороду Виталик. – Одну палатку приторочьте к рюкзаку, а то он у вас юношеский, всего на пару килограмм потянет.
- В самый раз для нас! – не выходя из образа, рявкнул в ответ Генсан. –
Только осмелюсь доложить: у всех рюкзак один, у меня их два – один за спиной, другой – во!
Генсан задрал клетчатую ковбойку и хлопнул себя по голому, даже на взгляд, внушительных размеров животу.

- Гы-ы-ы-гы, - деликатно хихикнул инструктор. – Один молоденький мальчишка лет 16-20-30-40, может боле, может мене – дело ваше, в поход собрался налегке?
Туристы даже и не подозревали, что слышат слова любимой песни инструктора Виталика со звучным названием «ёксель-моксель». Они узнают об этом позднее. И насладятся пением своего вожака много-много раз.  Сейчас же еще не настало время для песен Виталика, поэтому он ограничился одной строкой. Сейчас ему важно было объяснить, втолковать, чем для них являлся рюкзак.
- Ну, елкино, это, это все равно… , - горячился Виталик не находя подходящих слов. А вот такое с ним будет случаться часто.

- Продуктовый магазин, - предположил Генсан.
- Да, - согласился Виталик. И даже поморщился от умственного напряжения и досады. Но я не это хотел сказать.
- Игрушка! – хихикнул Квадратик.
- Во-во… - ухватился за подсказку инструктор. – Штанга для тяжелоатлета, мяч для футболиста, лошадь для наездника, - обрадовался Виталик. – Спортивный снаряд, - вскрикнул он, явно найдя, то,  что вспоминал. И всем присутствующим при этом не надо рассказывать,  как именно вскрикнул Архимед свое знаменитое "Эврика"!

Не все разделили радость открытия Виталика.
 Генсан грустно опустил свою знаменитую челюсть на грудь:
- Выходит, лошадь на мне поедет?
Надо, конечно, понимать иносказательный смысл слов Виталика, но по существу он был прав: рюкзак для туриста – настоящий спортивный снаряд. Только по весу этого снаряда у специалистов мильон  рекомендаций – для женщин, для мужчин, для тренированных и не очень, для походов по ровной местности и горных походов – все это разные рюкзаки! И только при правильно подобранном весе рюкзак позволит и дозировать нагрузку, и улучшить осанку, и даже посодействует увеличить объем легких. Но кого это может интересовать в ответственный день выхода в поход? Петра Квасова? Но и он до этих тонкостей дойдет намного позже. И не на турбазе, а в родном таежном гарнизоне.

А сегодня Виталик, подобрав подходящий вес спортивного снаряда Генсану, обратил взгляд незамутненных излишними познаниями глаз на Квасова, мученически поморщился:
- Ну, елкино, о чем вы думаете? Еще надо медкомиссию пройти, а вы еще даже рюкзак не уложили!
- Я уложил, - испугался Петр и, приподняв рюкзак за лямки, встряхнул его. В ответ – загремело и зацокало, как в сумке алкоголика, спешащего в магазин поутру.
- Надо все переложить!
- Петр покорно вытряхнул содержимое рюкзака на пол и стал заново засовывать в него все подряд – консервные банки, увесистые мешки с крупой и сахаром, свитер, кеды…

Виталик схватился за бороду и даже застонал, как при зубной боли.
- Дайте сюда!
Он силой отобрал рюкзак у Петра.
- Тяжелое надо на дно, полегче – наверх. Спальный мешок свернуть втрое и во всю высоту – к спине, чтоб мягче было.
Рюкзак должен упираться нижней частью в поясницу, тяжесть при этом распределяется равномерно. Вот так!

Инструктор удовлетворенно похлопал по уложенному рюкзаку.
- А теперь померяем  лямки.
- Может, я сам? – засмущался Петр.
- Конечно, сами. Прочувствуйте, как надо. Главное – не притягивать рюкзак плотно к плечам, пусть немного отстает и как бы сидит на пояснице.
- Все хорошо? Все поняли? Пойдемте поможем другим.
Очень ловко сидел рюкзак на Оксане – в меру нагруженный и все же плоский, с наглухо застегнутыми клапанами. Будто не было в нем железных банок, буханок хлеба, а только пуховые подушки. Видно было сразу, что -  Оксана не впервые отправлялась в поход.

Тамара тоже справилась с задачей неплохо – Виталик одобрил укладку рюкзака. Но, похоже, эта работа потребовала от Тамары усилий:  на лице бисеринки пота и совсем крупные капли над верхней губой.
Петр, взвешивая, поднял ее рюкзак, заранее уверенный, что он намного тяжелей, чем у других девочек группы.
- Совсем легкий! – упреждая вывод Петра– беззаботно   заметила Тамара и отобрала рюкзак у Петра.

- Легкий, тяжелый…  Посмотрим, что вы скажете на маршруте!
И Виталик выдал свое «гы- -  гы –- гы». Но сделал это деликатно и вкрадчиво, как и полагается в разговоре с женщинами.
Рекорд по весу побил рюкзак Квадратика. Даже Виталик уважительно покачал головой. А Квадратик лишь снисходительно хмыкнул: мол, могём и побольше.
Но Виталик сурово потребовал привести рюкзак в норму.
Саша, явно делая одолжение, взялся за углы рюкзака. Загремело железо, наперегонки покатились в разные стороны банки тушенки и сгущенного молока, а что-то тяжелое и громоздкое цокнуло о цементный пол. Брызнули искры в разные стороны.

Виталик заливался детским искренним смехом: на полу лежал огромный булыжник.
- Это-то зачем? В горах этого добра хватает!
Виталик кулаком вытирал искренние слезы смеха младенца. Квадратик добродушно улыбался. А,глазами кого-то придирчиво выискивал. 
Петр тоже поискал взглядом Леню-атлета, но не обнаружил его. Но
 Леня объявился сам, войдя с улицы в складской ангар:
- Велено передать: всем на медосмотр!

«Тамара! – оборвалось сердце у Петра. – Тамара!»
Все ринулись к  дверям, разом забыв про вещи.
- Вот так всегда! – философски изрек Виталик. – А инструктор со старостой подбирай!
И, тяжко вздохнув, стал таскать рюкзаки, аккуратно складывая их в угол.
- Поплотнее укладывайте, Петр Иванович. А то придет другая группа экипироваться – ищи, где свое, где чужое!
- Тамару не видели? – накинулся Петр на сидевшего у двери медкабинета соседа по номеру.

- Там! – повел тот челюстью  себе за спину.
«Опоздал!» - потерянно подумал Петр. И, еще ничего не решив, постучал в белую дверь.
- У нас женщины! – угрожающе и возмущенно прошипела медсестра в щель целомудренно приоткрытой двери кабинета.
- А он староста! – пояснил ситуацию Генсан.
- Причем тут староста! – возмутилась медсестра. – Совесть надо иметь!
И зло прихлопнула дверь, дважды крутнув  ключом в скважине.
- Садись, Петя, - умиротворяюще предложил Генсан. – Меня тоже не пустили. Я им: "Я уже семь дней без мамоцки и свободно могу сойти за ангела, хотя толстый и без крылышек!" Возмущаются: "Это нас не касается!" А кого касается? Вроде врачи, в мужской психике обязаны разбираться! Не вникают! Не идут навстречу!

Челюсть Генсана обреченно замерла на груди.
У Петра тоже не возникло желания разрешать проблему тоскующего супруга, с третьей попытки обретшего свой идеал и вытуренного этим идеалом за тыщи километров с ультимативным наказом: "Не похудеешь - не возвращайся!"
О причине своего появления на турбазе Генсан успел поведать всем и не единожды. Квасову не меньше тысячи раз. На что Петр резонно заметил: "Надо было вместе ехать, вот бы и не скучал".

Генсан всплеснул руками.
- Мамоцку брать невозможно! Она на всё способна! Меня, например, взяла в мужья. Я у нее вроде приемного сына - все по закону: муж, жена. Но по ее закону. Теперь вот ультиматум: не похудею - на порог не пустит. Я, говорит, не волюнтаристка, невозможного не требую: знаю, что ликвидировать разрыв в возрасте  - восемнадцать лет и три месяца - хорошо хоть дни не посчитала! - не в твоих силах. Но килограммчиков тридцать сбавить, для тебя сущий пустяк: парочку обедов пропустишь и все дела.
И вручила мне путевку на турбазу с наказом: в дом войдешь только через весы!

Ты мне вот что скажи, Петя. Откуда этот самый вес берется? Ем много? Не факт, ротным был, ел раза в три больше, аппетит волчий был. Пушинкой над землей летал! Сел в кресло начальника военкомата, ем без аппетита, не больше других, на ночь не кушаю, а вес растет! Как будто счетчик внутри меня включили: тик-тик - восемьдесят! Тик-тик - сто и более! И вот уже сто двадцать кэ гэ! А вдруг еще не вечер?
Я бы еще потерпел, а мамоцке тяжело - она это вес и видит и, простите за натурализм, на себе чувствует - попробуй прокорми эти килограммы! А обуви сколько изнашивается? На службу в новых ботинках, со службы - на стоптанных каблуках!

Петр задумался: туризм хорошо снимает нервно-психическое утомление. А вот вес... Два-три килограмма для Генсана не выход из положения. А сколько таких Генсанов в войсках служит! Не сосчитать! Чуть ли не каждый третий. Съедят ли эти килограммы рюкзак и крутые горы? Вопрос. Нет у медицины ответа и научных рекомендаций!
- Ну а здесь, что-то делаете, чтобы похудеть?

- Все от меня зависящее: в бассейн не хожу, в радиальные походы - тем более, к волейбольной площадке близко не подхожу, футбол и другие суетливые игры на дух не переношу! И представь себе: полнею и полнею. А ведь я три раза в день совершаю спуск и подъем: погребок дедушки Резо - турбаза, погребок - турбаза! А еще - кино, прогулки с Тамарочкой - она копия моей мамоцки, такая же "изячная". Можно сказать, собственным примером толкает на похудение - вот оказывается каким может быть человек,  если он следит за собой.  А я не люблю за собой следить, достаточно, что за мной следят и призывники, и начальство - все следят.

"Генсан в своем репертуаре, - вздохнул Квасов. - Это надолго. А как там Тамара? Ничьих голосов не слышно, значит, сейчас выйдет".
Хотя Петр ожидал ее появления, Тамара выпорхнула  из кабинета неожиданно. И сразу увидела Петра. И сразу заговорила, словно продолжала разговор.
- Товарищ староста, все в порядке: врач выслушала меня и согласилась с моим решением.
- Ты все рассказала?
- Все, все. Даже биографию.
И, лукаво взглянув на озадаченного Петра, решительно заявила: - Ну, я пошла.

И вот уже вкрадчивый стук ее босоножек впечатывается в стерильную тишину коридора.
Он еще не решил, что делать дальше как на него налетела Оксана.
- Петя! Ты знаешь, что ледник - не сахар, что турист вынослив, а матрасник изворотлив? Уверена, что не знаешь, эти афоризмы мы только что придумали. Для плакатов годятся?
Оксана как всегда излучала энергию, радость и готовность к немедленному действию.

- Генсан, Квадратик и Леня-спортсмен на прощальном концерте хотят исполнять танец маленьких лебедей. Генсан, ты не отказываешься, ведь?
- О чем речь! Готов один за троих исполнить.
- Ну, вот, видишь! Пачки я им уже сшила. Косынки, пилотки девочки перешили, смотрятся ничего. Короче, товарищ староста, готовы шагать в горы: вслед за вами, с рюкзаками!
- А матрасники, это кто? - никак не мог придти в себя Петр.
- Кто в горы не идет, остается на турбазе, на матрасе! - пояснила Оксана.

- Матрасник! Звучит гордо, - отозвался Генсан. - А как им стать, не посоветуешь? - поинтересовался Генсан.
- И не мечтай! - махнула рукой Оксана. - Без тебя - ни шагу.
- Ну если так, - заулыбался довольный Генсан.
- А если человек заболел, а если...
- Петя! Не будь занудой, нам одного Генсана достаточно.
Генсан не обиделся, только махнул рукой: конченный, мол, я человек.
- Ты права. Спасибо, Оксана, - сдался Квасов.
- Спасибо и все?

Оксана шутливо подставила щеку. Но, видно, усомнившись в догадливости и решительности старосты, привстала на цыпочки и звонко чмокнула Петра в подбородок.
- Желаю удачно пройти медиков, они что-то персонально интересовались тобой.
И вот уже после Оксаны инверсионный след, а на пороге кабинета озадаченный и явно разочарованный Генсан.
- Петя, и это называется врач - по всем статьям признала годным к походам любой категории.  Говорит: "Решительно настаиваю -  поход,  поход!"
Доводы Генсана против дальних и даже ближних путешествий Петр хорошо знал, поэтому направился в кабинет.

- Как себя чувствуем? Булемия не беспокоит? Ссадины затянулись?
Усатое лицо врачихи - само участие и добродушие. Но занятый своими мыслями Петр плохо вникает в проблемы врачихи, он никак не может придумать, как удобней выспросить о Тамаре.
- Я, как староста... В порядке подготовки к походу...
- Молодой человек! - прерывает его врачиха. - Не надо дипломатии: если вы о девушке только что побывавшей у нас - она будущий врач, все нам рассказала, так сказать, посоветовалась с коллегами. Вам нужны результаты осмотра?
- В общем, если можно...

- Отчего ж, нельзя... Только на многое не рассчитывайте: давление, пульс, общее состояние - вот, пожалуй, и все. Мы больше полагаемся на сознательность: кто болен, сам скажет. Анализы, электрокардиограмма, другие углубленные исследования - все в будущем. А пока... Кстати, вы не сказали, как сами себя чувствуете?
- Я что? Я староста - хоть сейчас в поход и надолго.
- Ну и прекрасно, товарищ староста. А материалы занесет Зиночка, - врачиха кивнул в сторону медсестры. - Ваш адрес нам хорошо известен.

-  22-

Ночь перед походом Петр спал плохо: было душно, снились тревожные сны. Ему пригрезилось будто на тумбочке рядом с кроватью, в рамке на подставке - живой портрет Заури Ивановича Габуния. И смотрит тот портрет неотрывно прямо ему в лицо. Петр заворочается от духоты,Заури Иванович успокаивающе кивает головой: "Спи, товарищ прапорщик Квасов. Пока что спи!" И снова замрет, жалостливо глядя на любимого подчиненного.
Петр несколько раз просыпался в испуге, но лежал не двигаясь и не раскрывая глаз - вдруг и правда портрет рядом! А вкрадчивый голос Заури Ивановича продолжал звучать в ушах и его даже не забивал навзрыд храпящий Генсан.

Встал Петр с тяжелой головой, но твердым решением делать все продуманно, не торопясь, чтобы ничего не забыть, не упустить. А беспокоиться было о чем: вчера, сразу после врачебного осмотра, Петр решил посмотреть, как группа готовится к походу. И, о ужас! У одного не нашлось шерстяных носков и обувать туристские ботинки он намеревался на босу ногу, у другого нет свитера, и он твердо знает, что жить ему осталось до первой ночевки - замерзнет, застынет, превратится в льдышку, третий не успел сдать книгу в библиотеку, так как давно ее потерял, не начав читать...

Проблемы, проблемы, проблемищи... А ведь еще предстояло писать плакаты, окончательно укладывать рюкзаки, репетировать песни, другие номера художественной самодеятельности, а главное, и об этом еще раз ( не в тысячный ли?!) напомнил инструктор Виталик, надо научиться отвечать на приветствие начальника турбазы. Рабочий день Виталика уже закончился и все заботы по подготовке к походу свалились на старосту. У него что-то спрашивали, о чем-то просили, что-то требовали, о чем-то умоляли, за что-то угрожали. С ним согласовывали, утрясали вопросы, жали руки, хлопали по плечам, спине и другим частям тела. В результате он забыл поужинать, сдал собственные книги в библиотеку, лег спать в туристских ботинках, штормовке и штормовых походных штанах.

Поступать продуманно и размеренно удалось не сразу: пошел умываться - мыло в рюкзаке, кинулся за зубной щеткой - тоже в рюкзаке, решил побриться и за бритвой надо лезть туда же! А закон подлости не дремлет: все нужное - на самом дне и обязательно  по разным углам. Но не все так плохо: научился укладывать вещи - тренировка, однако!
Но вот личные хлопоты позади: в полной туристской экипировке, в панаме с двенадцатью дырочками в тулье ( всё по уставу!) Квасов шагал на завтрак. Не забыл заглянуть в почтовые ячейки - вещь обязательная не только для санаториев и домов отдыха, но и для турбаз. И не зря: целых три письма и все от товарища майора Габуния, ответы на все письма Квасова.

Первое письмо воодушевило Петра, обласкало теплом одобрения, даже восхищения. Его находчивостью, его энергией. Письмо нацеливало на будущие подвиги и свершения. И заканчивалось оно точной датой и временем написания с точностью до секунды и словами восхищения: "Ай, мАлАдец!"
Второе полностью одобряло правильность избранного пути исследования, перечисляло его несомненные успехи, снова благодарило, поощряло, восхищалось.
Зато третье письмо...  В нем всего одна фраза: "Ай - я - я - я - я - яй! Нэ хорошо!"
От этого законного и, прямо скажем,  заслуженного упрека Петр даже взгрустнул. Заури Иванович упрекал Петра за долгое молчание, за то, что тот мало собрал научного материала и - о, ужас! - поставил на вид, что Петр много времени тратит зря!

- 23 -

Оксана оказалась права: туристы - те же дети. Повыше ростом, помощнее в плечах и весе, с более обширными желаниями и обязанностями. Иначе чем объяснить, что суровый работник военкомата, от одного взгляда которого стынет кровь призывника и его родителей, первоклассный летчик-истребитель, к тому же еще и кандидат наук, специалист по новейшим ЭВМ, высказывают желание танцевать танец маленьких лебедей в пачках, сшитых из списанных турбазовских простыней?! А газетчик-журналист, прошедший не только огни и воды армейских учений, бравший интервью у прославленных полководцев и военачальников, которого коробит не только не точно выбранное слово, но всего лишь неверно поставленная запятая, поет хором вместе с сыном наспех сочиненную песенку! Где такое можно увидеть и услышать, и не удивиться? Только и исключительно на турбазе!

А зрители... Серьезные, на все пуговицы мундиров застегнутые, люди, из которых даже Райкину с Михаилом Жванецким, тем более Петросяну со всей своей компанией, улыбку не высечь, сейчас исходят искренним смехом от пустяшной шутки! И причиной тому опять-таки турбаза. Может быть такими людей делают неиссякаемое солнце, вольные горы со всех сторон, снизу и сверху, и, конечно, целебный воздух. который и не вдыхаешь вовсе, а наполняешься им всем телом. А у каждого еще как неприкосновенный запас, как ожидаемый сюрприз - пустынные горные тропы, ночевки в палатке, вход в которую занавесит ковер неба со звездами в кулак, костер с золотыми, стреляющими искрами, шутки и песни под гитару... Собственно, о чем это я? У каждого турбаза разная. В этом легко убедиться, побывав там. И в этом быстро, а главное очень наглядно убедился санинструктор прапорщик Петр Иванович Квасов.

На вершины жизни  прямых дорог нет - это аксиома известная всем. Тем более их нет на горных вершинах. Но в этом  убеждаешься, отправившись в поход. Сначала на машине, чтобы оказаться у подножия горы или немножко взгромоздившись на нее. Грузовая машина, приспособленная для перевозки людей, лихой бородатый шофер из местных жителей, для которого  горы привычная среда обитания и которому подвластны любые подъемы и спуски и полный кузов орущих людей вперемешку с рюкзаками, людей воспринимающих эти спуски и подъемы совсем иначе, чем шофер. Приплюснутые друг к другу не только боками и спинами, но и всеми другими частями тела, они изо всех сил стараются петь. И временами у них это получается, но во всех их песнях дружнее и складнее получается не припев, а возглас "аа-а-а-а-а!" и "Ой, мамочки!"

Взревывает вместе с поющими мотор, как на батуте подпрыгивают в кузове туристы, словно норовя спрыгнуть прямо в ревущую горную речку, в которой пены больше, чем воды или воспарить над бездной пропасти. И все же машина неуклонно продвигается по маршруту.
Квасов как староста последним вскарабкался на машину, когда в ней ни сидеть, ни стоять и даже держаться было не за что. И все же он сидел, правда, неизвестно на чем или на ком и, удивительное дело, не падал - опять-таки неизвестно кто придерживал его рукой, а для надежности, привалив   ногу Петра тяжелым словно гранитный валун рюкзаком. Не остался безучастным к своей судьбе и сам Петр - оставшейся свободной ногой и обеими руками сразу он упирался во что-то то ли железное, то ли деревянное, не исключено, что во что-то одушевленное - временами этот упор становился зыбким, неосновательным, сам ищущий опоры. Но Петр ехал и даже о чем-то даже рассуждал про себя.

Порассуждать было о чем: данные медосмотра многих членов группы аккуратно переписаны в тетрадь в кожаном переплете, отчеты Тамары - тоже. И если пока еще ничего толком не прояснилось, то кое-что уже наклюнулось. Но Петр пока не радовался, тем более не торжествовал. Была еще проблема не менее важная, чем отчет - Тамара, там где-то среди туристов и рюкзаков.
Может быть в иные разы лихач за рулем на своем звере-автомобиле запросто заскакивал на Эльбрус или пик пониже за льдом для коктейля начальнику турбазы. Сегодня езда ему быстро наскучила и, по мнению туристов, вывалил он их на дорогу, едва миновав КПП турбазы. Но вслух никто не выразил своего мнения, никто не обиделся на шофера. Вывались из машины, как сидели - вперемешку с рюкзаками. И каждый стал отыскивать свой, родимый. И только Генсан не торопился встретиться со своим заплечным другим. И в поход, похоже, не торопился, не видя ничего в этой затее хорошего. Ища сочувствия и участия громко предложил:
- А не перекусить ли нам? Умирать, так сытым!

Рядом с Генсаном вмиг нарисовался Квадратик, всем своим видом выражая полное согласие с глашатаем. Отреагировал и инструктор  Виталик, приказав и Генсану, и Квадратику немедленно сдать ему сухую колбасу, а взамен предложил и тому, и другому по две увесистых банки свиной тушенки, а всех остальных  вооружиться своими рюкзаками и приготовиться к движению.
Как ни странно, но Генсан проделал эту нехитрую операцию раньше других.
- Имею вопрос, друзья и товарищи, - не унимался Генсан. - В каком месте корпуса шире мужчина? Правильно, Квадратик, в плечах! А женщина? Смотри ж ты, и это он знает! Но все это не про туристов! Он и она шире всего в рюкзаке!
Сравнили и убедились: прав Генсан. Это обстоятельство никого не вдохновило, но как-то успокоило, и первый шаг у всех получился уверенным и легким, хотя рюкзак пытался его сделать и короче, и не таким свободным. А впереди - целый маршрут. И невольно тянет на  рассуждения и философские отступления.
 
Все в мире начинается с первого шага. Туристский маршрут - не исключение. И что особенно всех обрадовало и слегка воодушевило: дорога шла не в гору, а совсем наоборот, кидалась очертя голову вниз. Вслед за инструктором кинулись вниз и туристы. Замыкающий - само собой разумеется, староста, то есть,  Петр Иванович Квасов.
Бодро прошагав несколько метров, Петр вдруг обнаружил решительный разлад в намерениях ног и рюкзака - ноги хотели шагать, толстячок , примостившийся на спине, желал  катиться под гору -  пытался покинуть спину то с одной, то с другой стороны. Петр решительно пресек попытки рюкзака. Но тут и ноги заявили о себе: так сгибались в коленях, что со стороны казалось, что группа намеревается плясать украинского гопака.
 
Не все удержались от искуса немедленно пуститься в пляс. Вот и Генсан... Так глубоко присел, что коснулся пятой точкой земли, а еще через секунду подкосил идущего Квадратика. Тот Леню-спортсмена, Леня сразу  нескольких впереди шагавших, и вскоре уже человек десять ощущали землю не только ногами. И если бы не дуб встретившийся на пути, неизвестно сколько бы продолжался этот рискованный спуск. Дуб оказался, как и положено настоящему дубу, крепким, туристы тоже оказались не из фарфора сделанными. А все вместе закончилось разъяснением Виталика:

- На спуске работает совсем другая группа мышц, чем при обычной ходьбе. Так что будьте осторожны при спусках.
Туристы молча восприняли слова Виталика, хотя многим хотелось выкрикнуть ему, особенно получившим синяки и царапины: "Предупреждать надо!"
Икарийские игры Генсана со своим рюкзаком оставили Петра вполне спокойным, а вот Тамара... С ней перекинуться даже словом и не удалось.
Спуску казалось не было конца. Кружил голову тяжелый запах мускусного червя. Кустарник, упругий и враждебный, норовил зацепиться за что угодно. И всю дорогу туристов надежно прикрывала сплошная крыша из деревьев.

Дышалось тяжело. Ветер не продувал эти заросли. Но всему приходит конец, в какой-то момент дорога переломилась и начался щадящий тягун в гору. Тревожным взглядом Петр выискивал Тамару в цепочке идущих. Временами ему казалось, что он видит ее порхающую походку, но тут же группа скрывалась за очередным поворотом и видны лишь два-три рюкзака впереди идущих. Скоро Петр и их не видел, сосредоточившись исключительно на пятках идущего перед ним.  Миниатюрный размер туристских ботинок, церемонно выискивающих куда сделать следующий шаг, явно принадлежали кому-то из женской половины группы. Все остальное - штормовка и брюки, безликий холм на спине с болтающейся кружкой, панама на голове - могли запросто принадлежать и мужчине и женщине на равных основаниях. Но скоро эти интимные детали туристского снаряжения перестали интересовать Петра, он старательно сосредоточился исключительно на пятках впереди идущего и на собственном дыхании, которое, не в пример шагу Петра, стал учащаться и учащаться, становясь с каждым шагом короче и прерывистей.

С пятки на носок, с пятки на носок. И ни в коем случае не наступать на корни деревьев. Петр хорошо помнил, что происходит, если наступить. Повторения не хотелось.
В какой  момент вперед ишагавшие ботиночки замерли на месте - Люда, студентка-треьекурсница, дочь офицера. Это все, что он знал как староста об этой не по возрасту молчаливой девушке.
Неужели тоже какая-то хвороба, и Петр сняв рюкзак, стал нащупывать пакет с лекарствами.
- Нет, нет, никаких лекарств, - засмущалась Людочка. - Просто слегка выдохлась. Сейчас - пару вдохов-выдохов и в путь.

- Может, переложим что-нибудь в мой рюкзак?
- Ну что вы, Петр Иванович! Хочешь быть красивой - терпи: нарядов столько, чтобы на каждом привале - в новом. Вот рюкзак и потяжелел. А вам и без меня груза прибавится,-- улыбнулась Люда и указала на ведро, сиротливо прижавшееся к тропе.
Это было не просто ведро, а ведро с маслом. А чтобы масло не  растопилось, в ведро была налита вода.
Понимая серьезность такого груза, Виталик долго ломал голову, кому тащить это сокровище. Сообща сговорились - по очереди. Получалось, что очередь дошла до него, замыкающего. И тащить его придется по крайней мере до привала, оставлять не кому.. Квасов обреченно взялся за дужку.

Но тропа, явно соревнуясь в щедрости со скатертью- самобранкой, принялась удивлять Петра буквально на каждом шагу. Сначала он обнаружил ничейную банку тушенки, потом аккуратную кучку картошки, потом не один, а сразу два топора - тоже ингредиент, из которого при случае можно сварить сказочный суп. Вскоре тропа явно перещеголяла волшебную скатерку - продукты и даже вещи туристов стали попадаться на каждом шагу. К привалу Квасов еле добрался обвешанный снаряжением и продуктами словно рождественский Дед-Мороз подарками.
Привал... Староста о нём узнаёт последним. И аккурат в момент, когда раздается зычная команда инструктора: "Приготовиться к движению!" Этой командой встретил первый его привал. Но команду исполнить не удалось: увидев Петра, с ног до головы обвешанного вещами и продуктами, Виталик разразился долгим неудержным смехом, в чем группа его дружно поддержала.

Вволю насмеявшись, Виталик приступил к торжественно процедуре вручения найденных вещей их законным владельцам. От сувениров никто не отказывался, хотя и тяжело вздыхал. Но никто не признал своих вещей. Ведро с маслом, как совершенно очевидно, ничейное перекочевало в голову колонны. Петру строго-настрого приказано: оставленных вещей не брать, а на привале  за недостачу взыщем по всей строгости товарищеского коллективизма. К оставленному ведру не притрагиваться - староста не обязан тащить его у него хватает забот кроме ведра.
Когда имущественный передел был закончен, а туристы смирились с мыслью, что пора двинуться и дальше, раздался заполошный крик Генсана:

А овёс-то мы забыли на турбазе!
Все охотно принялись рассуждать, зачем им этот овёс понадобится и даже сбросили рюкзаки, Виталик вмиг разрешил проблему забытого овса:
- Макаронов, елкино, хватит и останется!
Однако Генсана такое  заявление явно не устроило.
- А вот у меня оч-чень полезная книжечка "Полезные советы воину", которая запрещает отправляться в поход без этой зерновой культуры.
Теперь засомневался даже и всезнающий инструктор.
- Медведей кормить, ёлкино, что ли?
- Не угадали, уважаемый товарищ инструктор! Зачитываю главное! - приободрился Генсан. - "Некоторые воины сушат обувь на сильно нагретых печах, вблизи пламени костров и т.п. Это пагубно сказывается на качестве кожи - от высокой температуры она быстро приходит в негодность.

Хорошо просушивается  обувь, если насыпать в нее нагретый сухой песок или овёс".
Песка я здесь не обнаружил, - продолжал рассуждать Генсан, - значит, без овса нам не обойтись.
- Точно! - поддержал Генсана Леня-спортсмен. - В "Советском спорте" за подписью "Николаев", я недавно читал то же самое, слово в слово. Как же теперь без овса?
Назревала научная дискуссия, которую инструктор Виталик явно не был намерен устраивать, о чем и заявил решительно и недвусмысленно:
- Геннадию Александровичу на привалах разговаривать запрещаю, только когда остановимся на ночёвку и то под моим контролем. А теперь: рюкзаки на плечи и вперёд, нас ждут не дождутся вершины.

Тамару Петр видел лишь мельком. Она по очереди брала руку Генсана, Лёни, Игоря - измеряла частоту пульса. И Петр был уверен: пульс у всех них был явно повышенный, особенно тогда, когда Тамара брала их руку в свою.
"Заботиться о других, вполне здоровых, о себе не думает!" - с отчаянием подумал он, и с большим трудом подавил желание немедленно измерить тот же пульс у самой Тамары, наверняка, одышка замучила и сердце бьется как овечий хвост - тысячу ударов в минуту. Но пока решался, группа двинулась в путь.

Лес по-прежнему чувствовал себя хозяином, испытывал путешественников вывертами и крутизной тропы. Миновали три ручья, которые инструктор Виталик упорно именовал речками. Но для речки воды  даже на взгляд было маловато. Ручьи очевидно тоже сердились и хотели, чтобы их считали речками. Но, похоже, речками они становились в проливные дожди да во время обильного таяния снегов, весной. Сейчас же они выглядели одинаково - рассерженными, нервными. Каждый камень на их пути у ручьев рождал озлобление - вода шипела и бурлила, брызгая пеной. И все же вброд переходить никто видно не решался, через ручьи были перекинуты бревна, а вдоль бревен - натянутые веревки. 

Сердитых Петр не любил и не понимал. Может быть поэтому, когда он оказался на самой середине мостка, от вида струящейся воды голову слегка  закружилась, и руки инстинктивно крепче хватали за веревку. Гораздо крепче, чем требовалось для того, чтобы сохранять равновесие.
Напомнил о себе рюкзак - кидался то влево, то вправо по пояснице. Видно ему хотелось искупаться, и немедленно. Температура воды градусов в шесть его не смущала.
Виталик лично наблюдал за переправой группы, подал руку Петру, видно увидел не очень уверенную его поступь.

Когда наконец тропе надоело бездумно катиться под гору, она, никого не предупреждая, лихо потянулась вверх. Рюкзак от такой ее выходки вмиг обнаглел: он развалился на пояснице, а лямками словно взнуздал - давил, резал, опрокидывал назад. В его бездонной утробе что-то гремело, перекатывалось, собиралось в кучку. Появились острые выступы, которые больно упирались в ребра. Его приходилось бережно поддерживать под дно, нежно, но настойчиво,  двумя большими пальцами  оттягивать от натруженных плеч за лямки.

Помогало мало. Скинуть бы его с плеч, забросить в кусты и да еще презрительно плюнуть ему вслед!
Невозможно. Рюкзак на долгих пять дней похода и дом, и столовая, и универсальный магазин!
- Все! Дальше ни шагу!
На обочине, привалившись рюкзаком к огромному камню,  сидел Генсан.
- Что-то случилось, Геннадий Александрович?
- Случилось, случилось, Петёк, - обреченно отвечал Генсан - Сорок семь - возраст для трупа неподходящий. А если я сейчас поднимусь, отправлюсь догонять группу, труп будет иметься в наличии. И учти: сто двадцать на тридцать - это по четыре килограмма дополнительного груза на брата. А если кусочком и вовсе никому не под силу. Усекаешь ситуацию, Петёк? Возвращаться на турбазу надо пока не очень далеко ушли. Дальше для меня дороги нет!

- Ну, хотите я половину вашего груза возьму!
- Я не враг тебе, добрый самаритянин.
- Геннадий Александрович, волю в кулак и вперёд! У моря я с вами даже к местному дедушке Резо пойду. Обещаю.
- Чувствую, отходил свое Генсан в "Голубой Дунай"!
И знаменитая челюсть боксера-неудачника горестно упала на грудь Генсана.
- Что же мне делать с вами? - вслух рассуждал Квасов.
- Сам не придумаю, - сочувственно отозвался Генсан. - Ты начальство, ты и соображай.

Помолчали.
- Может вертолет вызовешь, а?
- Только в экстренных случаях. И с согласия службы спасения, - вздохнул Петр.
- А когда целый начальник военкомата погибает, это рядовой случай?
Наклёвывалась философская беседа, в которой Генсану равных нет.
И вдруг Петра осенило: неприкосновенный запас, который ему вручил на хранение Виталик.

- А воблы дам, пойдёте?
Генсан заинтересованно сощурил глаза.
- Одной мало!
- Две! - решительно махнул рукой Квасов.
- Четыре!
- Две!
- Четыре!
- Хорошо, - уступил Квасов. - Три...
- Чур, на выбор! - бодро вскочил на ноги Генсан.
Они кинулись догонять группу. Два рыбьих хвоста торчали из заднего кармана штормовых брюк Генсана. Третьей рыбиной он с размаха ударял по каждому встречному дереву. К емкому горному воздуху, перебивая его, настойчиво примешивался ни с чем несравнимый запах вяленой воблы.

- 24 -

Когда Петр появился на поляне, группа уже сидела, а инструктор Виталик даже лежал в сторонке и пел, без гитары, без всякого сопровождения и даже без мотива:
С деревьев листья облетели, ёксель-моксель,
Пришла осенняя пора.
Робят всех в армию забрали,
Настала очередь, моя, главаря!
Было в песне Виталика столько личного, выстраданного - не хочешь, а заслушаешься. Замер и Петр, глядя непонятно каким взглядом на поюще-орущего, а может быть, декламирующего инструктора. Тот тоже заметил Петра и без перехода от пения перешел на неудержимый детский смех. А насмеявшись вволю, легко вспорхнул с земли.

- Так... Опять масло у вас. Топоры и пустые ведра тоже. И даже чей-то рюкзак. Разберемся, но позже.
- Не знакомьтесь, мальчики, с девочками до похода - два рюкзака тащить придется! - поучаще изрек Генсан.
И тут все увидели настоящего Виталика, толкового инструктора и организатора.
- Мужчины! Пять человек ставить палатки. Для всех! Времени - десять минут! Быстро, быстро - дым от костра крутит, муравьи попрятались - к непогоде! А в горах она приходит в минуты. Дежурные за водой - это вниз метров пятьдесят. Продукты в палатку завхоза. Завхозу палатку ставить первому - продукты должны быть целы в любую погоду! Всем остальным - за сучьями, для приготовления пищи их понадобится много. Да и ночью можно погреться у костра, ночи в горах прохладные даже летом.

- Я за сучьями? - Генсан жалостливо смотрел на Виталика.
- А что тут неясного? - удивилмя Виталик. - Только с корнем деревья не дергайте, здесь ведь заказник!
Петр отдал рюкзак Люде - все-таки дошла и ничего страшного не произошло.
Счастливый Генсан крутнулся на месте и, громко охнув, присел от боли - натер ногу.
Петр поискал глазами Тамару - надо бы перевязать. Та снова замеряла пульс у ребят и что-то черкала в бумажку. И в душе Петра умиление и радость: "Тамара-а..."

- У меня есть аптечка, - упокоил инструктор Петра. И уже к Генсану: - Что у вас, ёлкино, стряслось? Потертость? Ботинки надо тщательней подбирать. Тесные, а может быть давно ногти не стригли? Каблуки должны быть не стоптанные, не искривлены. Носки нужны мягкие, без заплаток и узлов. Меняйте их чаще, рваные и с рубцами не годятся.
- Все проще, товарищ инструктор, горестно поджал губы Генсан. - Центнер с гаком! Вот ноги и страдают.
Петр обработал ранку, аккуратно, даже с изяществом забинтовал.
- С такими способностями тебе в медики подаваться надо, - заулыбался довольный Генсан, притопывая забинтованной ногой.  Теперь и за сучьями можно отправляться.

- Я и есть медик, санинструктор...
Сказал и осекся. Но, похоже, Генсан его слов не слышал, похоже, он вообще кроме своих ничьих слов не слышит.
- Где устал - там и сядь! - посоветовал Генсан зычным голосом Квадратику.
- Сядь, сядь, - запоминало мудрость эхо.
А Квадратику и, действительно, прогулка с рюкзаком по пересеченной местности на пользу не пошла - побледнел, заметно осунулся. Поднять запросто может и танк, а выносливости маловато.
  Но тут снова на сцене возник Генсан. Руками разводит, а сказать ничего не может.
- Валерьяночки пару таблеток? - участливо поинтересовался Квасов.
- Успокойтесь, - Виталик положил руку на плечо испуганного Генсана.
- Там, там... - залепетал Генсан.

- Ну, кто там? Крокодил, бегемот? - успокаивал инструктор Генсана.
- Медведь! - ткнул рукой Генсан в ту сторону, откуда только что прибежал. - Я тяну сучок - не поддается, я сильней тяну - ни на сантиметр не вытягивается. Глянул - на нем медведь стоит.
- Живой? - засмеялся Виталик.
- Живой, - сказал перепуганный Генсан.
- Но ты его не обидел? - счастливо загыгакал Виталик. И объяснил: - медведи наведываются на места стоянок туристов. Отбросами полакомиться. А сейчас ежевики полно - лакомился, наверное, ягодой, если даже не обратил внимание, что из под него сук тянут. Но вы туда пока не ходите, сучьев везде хватает.
- А можно я никуда не пойду, - поинтересовался Генсан.

- Можно и не ходить, дров уже хватит. А сидеть на месте - это у вас лучше всего получается, - подвел итог инструктор.
Но тех, кто слышал историю с медведем испугались не на шутку:
- А что же теперь нам делать? А вдруг он заявится прямо сюда?
- Местные медведи действительно не очень боятся людей. Но увидят их и уходят. На всякий случай - у меня с собой ружье, отпугнем - медведи записаны в "Красную книгу". Убивать их нельзя.  Так что, все нормально. Скажите другим, что Генсан пошутил. А то перепугаются, особенно женщины. Договорились?

- Я-то скажу... А медведь шуток не   понимает...
- Ну если не поймет, выйдете ему навстречу - Леня-спортсмен, Квадратик и вы - враз поймет.
Аппетит сохранили Оксана, Леня-спортсмен, да Завьялов-младший. Он хоть и тащил почти взрослый рюкзак, выглядел на удивление свежим, бойким. В награду за выносливость Виталик распорядился наградить героя персональной банкой сгущенки, которую молодое дарование тут же и умял с горбушкой черного хлеба, не забыв скушать и положенный ужин. Он один смеялся рассказу Генсана, как тот тащил из-под медведя сук, а медведь сопротивлялся.
- Будешь в голове команды по перетягиванию каната, - сказал по этому поводу Леня-спортсмен, наведываясь за третьей добавкой. "Туристы все лихой народ, туристу море по колено, турист всегда поесть готов, пусть даже сварено полено!" - объяснил он свои притязания на добавку.

Оправдываться надобности не было: все остальные ели с неохотой, молча расположившись у костра.
Сохли выстиранные носки, сушились в ряд выстроившиеся ботинки, совсем не жалея, что в них не засыпали овса или песка. Дежурным предстояла нелегкая работа - в каждой миске горкой обозначалась не съеденная каша. Впору было приглашать на ужин медведя.

Появился замполит Игорь с гитарой. Заговорщически подмигнув Оксане, запел:
Слышались разбойный крик и хохот,
То туристы шли на водопой.
А ты мою протертую штормовочку
Зашивала каменной иглой.
Я люблю тебя, моя вершина,
До тебя добраться не спешу,
И болят у всех туристов спины,
Я, быть может, вовсе не дойду.
Но, а коль паду я на средине,
Закопайте глубже вы меня
И тогда, прошу я вас, родные,
В море покупайтесь за меня.

- Подбирайте нас на каждом километре! - ожил Генсан.
Грустная и не очень складная песня приободрила народ, вселила уверенность, что за него никому купаться не придется, сам дойдет. Тихим призраком появилась Тамара, присела рядом с Петром. Но поговорить не удалось: Леня-спортсмен, бережно поддерживая друга, повел его в палатку.
Вспорхнула с места Тамара, прижимая к груди аптечку, с которой не расставалась. Не зная еще зачем, направился за ней и Петр.
- Захвати кружку с кипяченой водой, таблетку запить, - шепнула Тамара, обернувшись.

Леня помог другу забраться в спальник и оставил его на попечение медиков. Но вот больной уложен, таблетка принята - "Обыкновенная усталость", успокоила Тамара.
Они свободны, но идти к костру не спешат, присели рядом с палаткой.
Вздыхая устраивался в спальной мешке Квадратик, Петр и Тамара сидели молча рядом. Она - тихая и покорная, он - с громко колотящимся сердцем, стук которого того и гляди повторит эхо. Тамарина холодная рука в его жаркой ладони.
- Как шла?
- Сначала тяжеловато. Потом втянулась.

И говорить вроде не о чем. Но как приятно молчать.
Огонь костра кидается на теснящую его темноту. Но она не отступает, в ее владении все кругом. Лишь верхушки деревьев на фоне гор подсвечены неизвестно каким светом. Четко вырисовываются ветви, словно вырезаны из жести.
Сколько длилось очарование? Минуту, две, секунды? Тамара резко выдернула руку из руки Петра и обиженно зашагала к костру. И Петру не надо объяснять, на что она обиделась: он не просто держал ее за руку, считал пульс и даже до сих пор смотрит на светящийся циферблат часов "Командирские".
Горько усмехнувшись, побрел на огонек и Петр.
   
То ли все успели отдохнуть, придти в себя, то ли сказочная природа ночных гор с ярко горящим в ночи костром вселила в каждого бодрости и свежести - никто не ушел спать. Сполохами раздавался смех, не стихали шутки и в центре внимания, конечно, Генсан. В его исполнении звучал, наверняка, не первый анекдот столетней давности.
- Товарищ прапорщик,а крокодилы летают? - спрашивает солдат командира взвода.
- Пощупайте лоб, не раскалился? - ласково советует взводный любознательному.

- А товарищ капитан, командир роты, сказал, что летают!
- Ну, может быть, отдельные экземпляры... Но оч-чень низенько.
И хотя Квасов слышит этот анекдот в тысячный раз и считает эту шутку очевидной глупостью, смеется со всеми вместе легко и радостно. Сел рядом с Оксаной. И мгновенно попал в переплет:
- Товарищи, товарищи, прошу внимания! Шутки шутками, а у меня вопрос серьезный! Мы совсем не знаем свое руководство, хотя вот оно, рядом. Все наши девушки успели полюбить нашего старосту за рыцарство, справедливость и совсем не знают, как к нему относиться. А вопрос простой: женат он или холостой? Петя! Минута откровения: как со штампом в удостоверении личности?

Генсан не хотел упускать инициативу, поднял руку, требуя внимания.
- Неверно формулируешь вопрос! Можно сто раз жениться оптом и в розницу и ни одного штампа не иметь. Ты вот на какой вопрос ответь мне, Петро: что означает эмблема на твоих петличках - змея и чаша?
"Болтун несчастный! - пугается Квасов. - Теперь всей затее конец!" Но ответил спокойно:
- Мудрость и чашу исцеления!
-  Холостой, товарищи женщины! Как есть холостой! - И для убедительности даже перекрестился. - Да, ведь, он хоть немножечко женат, без запинки ответил бы: - Это теща кушает мороженое пломбир!

Когда смех стих, Оксана в тон Генсану воскликнула:
- Я первая на прием к врачу, прапорщику Квасову - душа болит!
- Петр Иванович, - подал голос молчавший инструктор Виталик. - Как врач и староста объясните людям, что ночью надо спать. Даже в походе. Завтра, нет, уже сегодня, в шесть подъем,  Сообщите, кто на завтра дежурный. Дежурным получить продукты у завхоза. Завхоз приболел? Староста выдаст. Костёр загасить. На сегодня всё, братцы!

- Виталя! Одно-единственное стихотворение в заключение, - умоляющим тоном попросил Завьялов-старший.
- Ну если одно и только свое.
- Одно, одно, но не свое, Олега Дмитриева.
На горы глядите утром,
Прищурясь из-под руки, -
Да будет желанье мудрым
И помыслы высоки!
Туда душой воспаряйте,
Где горная высь светла,
И с нею соизмеряйте
И помыслы, и дела.
Почувствуйте: нет предела
Таланту, уму, рукам -
И делайте ваше дело,
Бросая вызов векам!
Пусть в море взор вперяют
Уставшие от труда,
Пусть их умиротворяет
Недвижимая вода.
Берите в это мгновенье
От глади темной, морской
Все счастье отдохновенья,
Задумчивость и покой
Дышите легко и ровно
В предчувствии новых дел -
Сейчас не спешите - словно
Бессмертие ваш удел!
А моря рядом не будет,
Так, может быть, есть река?
Поблизости гор не будет -
Так в небе есть облака!
Чтоб краткие наши годы
Не суетно шли, не зря, -
Глядите утром на горы,
А вечером - на моря!

Похлопали. Помолчали. Подвел итог опять-таки Генсан:
- Короче, как выразился  местный философ в заведении дедушки Резо: "Вершины хороши не для праздников, а для обозрения местности!"
Петр прекрасно понимал: надо, надо разрулить дурацкий конфликт с Тамарой. Но времени не было. А когда он с Генсаном оказались в своей палатке, спать хотелось до ужаса. "Спать, спать немедленно!" Не мешало даже ворчанье Генсана, устраивающегося в спальнике.
- Залезть-то я залезу, а вытаскивать кто будет? На моделей спальники шили, что ли? Придется  вспарывать, чтобы достать меня. На каждую ночь - по спальному мешку! А я один захватил. Вот и умные люди, которые спальники шьют, правильно считают: таким, как я - душ "Шарко" и море в неограниченном количестве, а не посылать их в какие-то горы! Подсказали бы моей мамоцке эти мудрости,,, Уже неделю без мамоцки...

Петр  был с солидарен с решительной супругой Генсана - только горы могут его исправить, расстаться с лишними килограммами. И никакого душа "Шарко" и моря. Впрочем, моря всем хватит.
С афоризма Генсан и начал свой трудовой день в роли дежурного:
- Не умеешь просыпаться, спи дальше!
Но такой роскоши Петр ему не дал. Собственно, как и другим дежурным. Только и исключительно благодаря такой его решительности  завтрак был приготовлен вовремя.

- 25 -

- А я, молоденький мальчишка,лет 16 - 20 - 30 - 40, может боле, може мене - дело ваше! - на фронт австрийский собралси. Босиком! - напевал инструктор Виталик, лежа под раскидистой пихтой. Похоже, любимая песня служила сигналом выхода в путь.
- Группа готова к выходу! - доложил Квасов. Не сдержался: - Почти готова.
- Что значит почти? - не понял инструктор.
- Минуту назад все были в сборе. А сейчас одного нет.
- И кого именно? 
Квасов пожал плечами.

- Ничего себе готова, ёлкино! - мгновенно вскочил Виталик. - Нет одного и неизвестно кого! - И решительно скомандовал: - Группа, построиться с рюкзаками!
Гремя кружками и котелками стали цепочкой.
- Был у меня, ёлкино, один самостоятельный... Отбился от группы - через два дня спасатели нашли еле живого! - не унимался Виталик.
- Нам рассказывали про него, - возник Генсан. - Он потерялся и у каждой следующей группы спрашивал: "Мулдагалиев, не в вашей группе?" Он даже номер своей группы забыл, а с чужой идти отказывался. Так и заблудился, бедняга.
И, не дожидаясь, когда смолкнет смех, громко проскандировал: "Турист! Если ты потерялся в горах, встречайся в ГУМе у фонтана!"

- Вот что я вам скажу, - посерьёзнел инструктор. - Без моего разрешения или старосты не отходите далеко от группы, чтоб вас не видно и не слышно было, остерегайтесь травянистых склонов, особенно после дождя. Поднимаясь по таким склонам, а нам идти в гору, одну ступню ставьте по ходу движения, другую носком вниз. Камней со склонов не бросать, живые камни, ну, неустойчивые,  не трогать - лавины редко, но случаются... Ну, все в сборе или еще нет?
- Петр Иванович, - шепнула подошедшая Оксана. - Тамарочке плохо. Она, вон за тем деревом стоит.
-  Тамара... - только и смог произнести Петр и кинулся туда, куда указала Оксана.
- Запишите еще одну истину в результаты ваших исследований, - Тамара стояла прислонившись спиной к сосне. - На турбазу надо посылать тоже только по назначению врача, как в санаторий. А это, - она протянула несколько вчетверо сложенных листочков, - состояние моих пациентов после дневного перехода. Всё! Я в полном порядке!

- Виталий! Как староста и санинструктор прошу перераспределить груз в зависимости от самочувствия каждого!Некоторые данные имеются.
- Рюкзаки на землю! Немного задержимся, потом нагоним, - приказал инструктор.
Тамара, Квадратик, Людмила несли только свои вещи и шли сразу за Виталиком, в голове группы. Полегчал рюкзак и у Генсана. Зато стал поувестистей у Лени-спортсмена, Оксаны, Завьяловых, отца и сына, ну и, конечно, у инструктора Виталика. Старосту догружать не стали, хотя он активно тащил каждую вещь себе, учли его сверхнагрузку в первый день перехода. Но не этому обрадовался Петр. На этом переходе, на тропе, уже не было оставленного ведра с маслом, не было топоров, не встречалась и картошка - группа на глазах превращалась в коллектив.

Без приключений дошли до привала. Без уговоров и приказов поставили палатки, натаскали сучьев. Генсан снова напросился в дежурные - от лагеря он отказывался отойти хоть на шаг. И все его дежурство свелось к тому, что он по очереди уговаривал других дежурных варить манную кашу. А когда те согласились,  Генсан вприпрыжку сбегал к своему рюкзаку и притащил увесистый мешочек с   крупой.
Каши получилось целое ведро. Но когда группа дружно расселась на ужин, от каши все отказались, все хотели есть вермишель с тушенкой. И первый с миской за вермишелью - Генсан.
- Да я ж ее, манненькую, терпеть не могу!
- Вермишель получите, если завтра понесете ведро с кашей, - поставил условие Виталик.

Генсан задумался, постукивая алюминиевой ложкой по алюминиевой миске. 
- Но только одно ведро, - решил поторговаться Генсан.
- Неправильно это, - не соглашался Виталик. - Дежурные выполняли вашу просьбу, манку есть никто не хотел. Выходит, каша целиком ваша и вам ее и нести.

- Ладно! - не устоял Генсан. - Но вермишели - полную миску и помиски добавки!
- Согласны? - обратился Виталик к группе.
- Дать ему две миски, а то и все три! - разрешила великодушно группа.
- Решим так, - предложил Виталик. Будем считать, что Геннадий Александрович с кашей пошутил. Но неудачно? Тогда и я признаюсь: и я пошутил - завтра никуда не идем, дневка! Надеюсь, за день с кашей расправимся.

- Ура! - обрадовались туристы.
Оксана успела переодеться - яркий свитерок, свежие шерстяные носки, вместо тяжелых туристских ботинок кеды - не Оксана, а образец хозяйственности и опыта. А голос у Оксаны - от Бога, звонкий, трепещущий. Он легко выделялся из общего хора. А запас песен у Оксаны - целая толстая тетрадь. Подпевал даже инструктор Виталик, на время отложив свою коронную "Ексель-моксель".

Зачем архипелаги открывать?
Не лучше ли улечься на кровать?
Зачем лететь к Венере иль к Луне?
Не лучше ли увидеть их в кине.
Зачем у океана щупать дно?
В любом тазу заметнее оно!
Да все затем, что иначе Земля
Осталась бы на уровне нуля,
И человек, не посчитавший звезд,
Не встал бы с четверенек в полный рост!

Петр по очереди подходил к каждому - пульс, дыхание или какие-либо жалобы. И все охотно подавали руку, а Оксана - сразу обе. И Тамара протянула свою легкую и, как всегда, ледяную руку.
Сосчитать пульс у Тамары долго не удавалось: к стуку ее сердца примешивался стук собственного мотора, работавшего в ту минуту явно ненормально.
Днёвка... По всем законам походной жизни - отдых путнику. Но у них по плану - поход на ледник и по ходу движения - посещение  горного озера. Вроде бы за два дня перехода притомились, подустали, а некоторые и вовсе расклеились. Но  - ни одного желающего позагорать в лагере. Исключая, конечно, дежурных - им загорать, хочешь-не хочешь, а придется. Пока другие будут любоваться красотами гор. Поход без рюкзаков, налегке.

- Куда же без него, милого! - убивается Генсан. - Я же к нему привык. Потом: идешь на день, запасайся едой на все три. А мы  - по жалкому бутерброду на брата!
Миновали речку. Она мельче уже встреченных раньше и не намного шире, но Петр безоговорочно признал за ней право так называться: вытекает из озера, переливаясь с уступа на уступ, стремится дальше, бежит. Говорят, к самому морю. А вот и само озеро. Глубина - сразу от берега, дна достанешь. Но каждый камешек на дне виден. Нещадно печет горное солнце, а не искупаться - вода всего шесть градусов.

- Сфотографируй на память! - просит Леня-спортсмен Завьялова-старшего. И, не тратя минут на решение, прыгает в ледяную воду. Прыгнул быстро, выскочил еще быстрее.
- Сс-сфотографировал?
- Зайди еще разок, по грудь, вон там помельче.
Леня уже не так лихо ступает в воду.
- Глубже, глубже! Кадр должен быть натуральным, а не постановочным.
Леня на минуту задерживается на выступающем пятачке, и тут же скрывается с головой - у-уух!

Массаж делали всей группой. И кутали во всё, что под руку попало.
- Может и мне искупаться? - задается риторическим вопросом Генсан. - Вот мамоцка удивится, я ведь даже под горячий душ не всегда решаюсь встать, боюсь простудиться. Мне подавай сауну, девяносто градусов, не меньше. Тогда - согреюсь, не простужусь. А тут - всего шесть градусов!  А на фото лицо Лени так перекарежено - то ли Лёня, а может быть кто-то другой. Геннадий Александрович, к примеру. И снят не в профиль, природного рюкзака незаметно. Леня! - обращается Генсан к укутанному спортсмену. - Фото подари. Только не надписывай!
Поднялись и на ледник. Взобрались и разочаровались: действительно, как и писали на плакатах - не сахар. И даже не лед,а серый, мокрый снег. Но такой обман совсем не разочаровывает восторженную Оксану, которая, упав на колени, искренно провозглашает всему миру:
- Хорошо-то как, Боже!

Похоже, в этом убеждались не только их группа - Завьялом-младший где-то отыскал кусок фанеры и вот уже лихо мчится вниз по склону.
- Вот так бы до самого моря! - мечтательно комментирует спуск Генсан.
Катились кто на чём. Большинство - на ногах.
Возвращались в лагерь совсем другим путем: высокие травы в ярких алых пятнах - маки! Альпийские маки. И совсем неожиданно - обыкновенный бойкий ручеек. Оказывается, совсем и не обыкновенный: вместо воды - нарзан! Вода в ручье бурлит, пузырится и никому не удается выпить кружку залпом - горло щиплет! Петру всегда казалось, что эту минеральную воду чуть ли не изготавливают на заводе - пичкают химикатами, газируют... А здесь наглядное свидетельство - все готовит природа! Разливай по бутылкам и во все края Земли, всем желающим вези!

И замирает душа от чуда, великого таинства и величия природы.
Видно, не у одного Петра возникли такие мысли: вечером, сидя у костра, у большинства  просветленные лица. И даже поют вполголоса, не желая приглушить деловитое журчание   реки в ущелье,  нарушить молчание гор, ловя  холодное дыхание неблизкого ледника. И в душах рождается что-то необычайно возвышенное, незабываемое, что ребята  назовут проще и понятней - памятью о горах.
- Наверное, это и есть настоящий отдых, когда забываешь про все на свете, - тихо говорит Завьялов-старший сидящему рядом Петру и  не ждет от него ответа, твердо уверенный: так оно и есть на самом деле.

- 26 -

- Хорошая группа подобралась, Петр Иванович, - как-то даже жалостливо говорит Виталий. - А инструктор ей достался так себе. Не на комплимент напрашиваюсь, анализирую. Вот послушайте что должен сделать настоящий инструктор:
- превратить самых разных, случайно собравшихся на маршруте людей в дружную туристскую группу, то есть быть психологом и педагогом;
- предвидеть опасность, уйти от нее, не растеряться, если она обрушится внезапно в виде наводнения, камнепада, мороза метели, лавины - быть опытным путешественником;

- знать возможно больше не только о реках, перевалах и вершинах по ходу маршрута, но и о всем крае, его экономике и культуре, достижениях и проблемах, прошлом и будущем - быть экскурсоводом;
- уметь необходимую помощь заболевшим, разбираться хоть немного в лекарствах - быть походным врачом;
- подсказать, как из тушенки, сгущенки, круп в сочетании с "подножным кормом" - травами, грибами, ягодами - сварить что-то вкусное - быть поваром;
- иметь достаточно физических сил, закалку, мужество  и волю - быть спортсменом;
- довольствоваться более, чем скромной зарплатой и не очень престижной профессией - быть бескорыстным человеком...
- Квасов не согласился с Вмталиком: по-моему, у вас все эти качества есть: группа, сами сказали, получилась, больным помогли и поставили в строй, каждый ручей, а не только речку - знаете, каждый шаг на тропе - помните...

- Да я же вырос здесь, все детство прошло в горах! Лечить не пришлось - свои врачи нашлись, лучше Оксаны хоть расстарайся каши не сваришь, опасностей не предвидится...
- А медведи? Генсана чуть не задрал! Может, и сейчас где-то поблизости бродит.
- Их всего-то здесь на счет! - заступился за медведей Виталик. - Да и напади он на Геннадия Александровича - еще неизвестно кому больше досталось бы! - радостно загыгыкал инструктор. - Мы, абызы, веками жили в этих краях. Хочется, чтобы все, кто сюда приехал, полюбили горы, как мы их любим. Согласен, профессия не очень престижная и совсем не денежная - жена тоже группы водит, на одну зарплату не прожить. А зимой и вовсе в город приходится подаваться на работы.

 Кручу баранку такси, а жена, она ведь гречанка, в магазине продавцом работает. Хотел в автомобильно-дорожный вуз поступать. Поехал экзамены сдавать... Вернулся...
На нашей турбазе есть инструктор, да вы, наверняка, его встречали... Ему за семьдесят, а он с группой идет в горы - никак не может налюбоваться на природу, говорит, глазами туристов привычные горы как бы заново видит. Мы его именем в день юбилея один из водопадов назвали - навсегда останется на маршруте великий инструктор!

Ладно, со мной все ясно. Вас-то как угораздило в армию?
- Призвали. К моменту призыва был фельдшером. Фельдшером и назначили. Готовлюсь поступать в вуз, на заочный - не хочется свой медпункт покидать.
- В тайге не скучно? В тайгу хорошо с женой ехать, а вы, я слышал, парнишка не женатый.
- На медведице? Говорят, умный в горы не пойдет. В тайгу - тем более: от цивилизации, городских удобств и развлечений?
- Ну зачем же так сурово. Хотя бы вот на Оксане. Наверное, на ужин звать идет.

Подошла Оксана, сияющая, как надвое разрезанный арбуз.
- Петя, Виталик! Все ждут медосмотра и ужина. Ужин уже готов, а милый санинструктор где-то запропастился. Только, чур, медосмотр начнешь с меня. Сердце выслушивать будешь или пульсом ограничимся?
- Пульс повышенный, - удивился Квасов.
- Дурачок! - хмыкает Оксана. - А еще врач!   
И, выдернув руку, бежит к костру.
- Присмотрись, приглянись к Оксане - на край света поедет, если полюбит. А ее даже медведи полюбят - светлый человек! - уговаривает Виталик, отряхивая штормовые штаны.

А у Петра - молоточками в висках: Тамара, Тамара...
В костер подбросили крупных чурок. Ведра с остатками ужина сдвинули к краю рогулек - всегда найдется любитель еще раз поужинать, а ведро с чаем - в центре! Не бывает костра без чая вволю!
"А Тамара чая не дождалась, ушла в палатку. Не отпускает болезнь, значит" - вздыхает Квасов. Но отлучиться не может, ему на покой, когда последний гуляка умиротворится.

- Товарищи! А у меня афоризм - сам придумал, сам и выстрадал. Лично!
Усмехнулись, ожидая "шедевра".
- От семейной ссоры лекарство - горы!
Не засмеялись. Но от критики воздержались: похоже на правду.
- А звезды какие! - мечтательно произнесла Оксана, запрокинув голову и глядя в небо. - И крупные, наверное, оттого, что мы ближе к ним.
Незаметно, крадучись, как и вечерний туман под одежду, в души заползала грусть, и овладевала настроением,  прочно, по-хозяйски. Но грусть светлая, ценимая людьми, воспринимаемая ими как самая большая радость. Но и с такой Оксана не могла смириться.

- Да, что ж это мы раскисли! - не унималась она. - Прошли трудными тропами, покорили грозный ледник, живы, невредимы, практически все здоровы и не веселимся! Непорядок! А завтра - всего дневной переход, а там - на машины и к морю! Вдумайтесь, представьте!
"Действительно, здоровы, - согласился с Оксаной Петр. - Пришел в себя Квадратик - много ли надо здоровому парню для отдыха! На удивление прекрасно выглядит Людочка. Даже, вон, нарядилась к вечернему костру - самое модное платье надела, "сафари", говорит... Сидит, как роза среди штормовок и свитеров! А Игорь глаз с нее не сводит: похоже, серьезно парня задело...
Здоровы, но не все. Тамара... "

Стараясь не привлекать к себе внимания, Петр встал и крадучись нырнул в темноту, словно в воду нырнул. Уже в нескольких шагах от костра чувствовалась вечерняя сырость, прохлада, а темнота после света - непроницаемой.  Шел, как с закрытыми глазами, нащупывая ногой землю. И все же зацепил растяжку. Глухо хлопнуло полотно палатки.
- Кто там? - скорее с любопытством, чем с испугом в голосе спросила Тамара.
- Я,- сдавленно и хрипло отозвался Петр, не решившись назваться по имени.
- Кто я? - уже тревожно переспросила Тамара.
- Я, - повторил Квасов, так и не назвавшись.
На этот раз Тамара узнала его.
- Заходи в палатку.

Став на колени, он заполз в теплоту палатки, шаря рукой, где присесть. Натолкнулся на лежащую, укутанную в спальник Тамару. А в следющую минуту ее захоложенные пальцы столкнулись с его ищущей рукой. Натыкаясь на какие-то вещи, стукаясь головой о тугой тент палатки, он наконцец уселся на свободное место.
Молчали. Она не интересовалась, зачем пришел Петр, он не спешил расспрашивать о здоровье, хотя ради этого и пришел.
Тамара высвободила и вторую руку, и вот холодок ее пальцев чувствует щека Петра, его волосы...

- Подвела я старосту, расклеилась... А он, бедненький, и подбадривает, и за других вещи тащит, и лечить успевает... - как маленькому наговаривает Тамара.
Как ни странно, ее шутливая нежность, эти успокаивающие поглаживания превращают его на миг в маленького и беспомощного. И не было в ту минуту ближе, дороже человека, чем она, измотанная трудной дорогой и побитая болезнью.  Ради нее он готов был сейчас, не мешкая, пробежать маршрут с начала и до конца с двумя-тремя, нет, десятью рюкзаками!

- Ой! Кто у нас в гостях?
Влетевшая в палатку Оксана натолкнулась на Петра. Образовалась куча-мала.
Вот, решил навестить больную, - оправдывался Петр, пытаясь выползти наружу.
- Петя? Петенька... Наконец-то и к нам заглянуло красное солнышко. И крепко ухватила Петра за руку. Но тут же и выпустила ее.
И без подходов и переходов решительно заявила:
- Учти, Томка. Обидишь Петеньку - на север с собой увезу, ты меня знаешь! Ночь у нас длинная, муторная - самое время наукой заниматься. А рядом - помощник, нянька, а то и любящая жена. Поедешь, Петь?

- Только со всей группой, что не обидно никому не было!
- Ой,ой! Что туризм с людьми делает: Петя шутить научился. Еще один поход и станешь петь, правда, Петь? - скаламбурила Оксана.
И снова без паузы, уже серьезным тоном:
- Как дела научные? Не ругай Тамару - я любые секреты вызнаю. Помогли рюкзачки ребятам?
- Все опосредованно, фактов маловато...
- Какие тебе еще нужны факты: Квадратик поёт, Генсан козликом прыгает - похудел на десять килограммов! О Лене-спортсмене и говорить нечего - ему любая нагрузка на пользу идет: повел девчонок светлячков ловить и блуждающий огонь искать. Говорят, в этих краях имеется в наличии и такой - ни с того, ни с сего - из земли фосфорическое пламя столбом! Страх Божий!

Ладно, рюкзак за плечами, пеший ход по пересеченной местности - не всем на пользу. А воздух! Им медицинские подушки наполняй и здоровым людям на день рождения, чтоб дышалось полной грудью! Все запахи Земли в нем!
Я считаю, так и запиши, на турбазу надо посылать не поодиночке, а взводами, ротами! И прямо в поход! В горы, на ледник, на горные озера. Вместо марш-бросков. А чтобы отдых совсем стал приятным, для людей в погонах сделать его бесплатным, как санаторий для больных.
Как, Томочка, поддерживаешь?
- А вот больным на турбазе - не место, - только и вздохнула Тамара.
- Это ты сейчас недужишь, с непривычки. Отдохнешь, придешь в себя, погреешься у моря, тысячу раз турбазу с благодарностью вспомнишь. А на следующий год, снова прикатишь сюда.

- Может быть, ты и права. Но попрошусь на маршрут полегче.
- Правильно! - поддержал ее Петр. - И здоровым надо выбирать маршруты по состоянию здоровья на сегодня. И в зависимости от профессии: летчикам - одно, подводнику - другое... А для этого нужны научные обоснования, рекомендации.
- Ох, возьмусь я за тебя, товарищ староста, всерьез: так и жизнь пропустить можно. Но не сегодня. Скегодня - спать, спать. Нас ждет море.
Чмокнула Петра в щеку и вытолкала из палатки.
Шумел у костра неугомонный Генсан. Кто-то еще пытался напевать...
Словно ласкаясь, терлись ветки пихты о тент палатки. А щеки, руки вспоминали другие прикосновения - пугливых, холодных пальцев Тамары..   

- 27 -

  Море... Бесконечное, необъятное, в солнечных бликах. До того ярких, что невозможно, не жмурясь, на него смотреть... Но сначала надо сдать имущество, которого по закону подлости обязательно должно не хватать. Самой малости, вилки или ложки - не найти, не отыскать. Но эта проза жизни решается, и начинается праздник: секущие горячие струи душа, сытный обед в столовой, белые скользкие от крахмала простыни. И оценить все эти чудеса может лишь тот, кто не одну ночь коротал в поле, лесу, горах, укладываясь на ночь в свитере, в спальнике, на голой земле, подкладывая под голову жесткий рюкзак!

Но вот лихой военный грузовичок увозит в горы палатки, штормовки - всю нехитрую амуницию, что помогала в походе. И все с тоской смотрят ему вслед.
Прощай инструктор Виталик! Забудь свою пошлую ёксель-моксель, ведь ты нормальный, влюбленный в свою профессию человек. Так будь утешителем взрослым людям, бестрепетно вручающим тебе свои судьбы на длинные дни похода. Дни неприспособленности и растерянности перед трудностями и, конечно, радости и удивления от встречи с природой, вроде бы до конца известной и понятной, но, оказывается, и известной не до конца, и временами совсем непонятной и оттого особенно радостной и желанной.

И туристы уже, вроде, и не туристы, а обыкновенные отдыхающие, ждущие вечернего кино и танцев... Ан, нет! Туристские хлопоты не кончились: впереди туристский слет, спортивные соревнования, заключительный концерт художественной самодеятельности.
Так правильно рассуждал прапорщик Петр Иванович Квасов, провожая грузовичок с вещами, прощаясь с Виталиком,ставшим для Петра, наверняка, и для многих других, почти родным человеком. И совсем забыл про бесценные документы, врученные Тамарой - подробные медицинские данные, добытые в походе Тамарой, полученные у врача...

- Петенька, ты наверх или вниз, к морю, многие кинулись туда.
Квасов очнулся от забытья. Оксана... Конечно, она. Везде, всегда. Но человек хороший. В привычной своей одежде, а не в безразмерной  туристской одежде Оксана выглядела стройнее, юной и незнакомой. Только румянец во всю щеку да смеющиеся карие глаза от прежней Оксаны.
Ему хотя и не к морю, но надо было вниз, в канцелярию турбазы. Направляясь в канцелярию, он даже не задумался, что в грязных кедах, несвежем свитере и тренировочных брюках  заявляться не совсем прилично. А повстречавшись с Оксаной, такой нарядной, такой свежей вконец застыдился.

- Да я по делам, - неуверенно стал отнекиваться Петр.
- Значит, нам по пути! - засмеялась Оксана, подхватив Петра под руку. _ надо решить, как нам жить дальше - куда бежать, что тащить, надо ли вычерпывать море или оставить его в покое.
- Ну, если не спешишь...
Ситуация резко изменилась, таперь каждого приходилось искать. Правда, было железное место встречи - пляж. Но не все разом будут там появляться. Да и будут ли кучковаться или разбредутся по пляжу - днем с огнем не сыщешь.

Группу разбросали по разным корпусам. В новомм, современном. Для Руководству группы и семейным парам - отдельные номера, с душем и персональным туалетом. И уж вовсе роскошь - балкон, с которого великолепно смотрелось море и далекие горы в сиреневой дымке. Дотошные туристы быстро подсчитали, что от уровня моря до корпуса - тысяча двести пятьдесят ступеней. До всех остальных корпусов, естественно, больше. Петра тоже разместили в этом же корпусе, но с видом на внутренние постройки и с более скромными условиями - с удобствами на этаже. А в соседях - снова Генсан. Видно должность военкома на всех действовала магически.

Войдя в двухэтажное здание канцелярии Квасов остановился в раздумье: и дела надо завершать, и почту глянуть надо - неделю не заглядывал.
- Держи!- Оксана сунула Петру несколько конвертов.
"Метеор! Молния! Сразу сообразила, что мне нужно".
Последнее обстоятельство тянуло на серьезные выводы и даже жизненные планы. Только не время для рассуждений, надо действовать.

- А Габуния - мужчина или женщина?
- Причем тут мужчина - женщина? Габуния - это товарищ майор!
- А майор, мужчина или ...
- На, вот, прочти - станет все понятно!
Квасов протянул сдвоенный листок из школьной тетради с одной-единственной фразой:
- Ай - я - я - я - я - я - яй! Нэ хорошо!
Оксана сочувственно хмыкнула:
- За что он тебя так, Петенька?
- Отчетов не шлю, неделю молчу! А человек переживает, он же не знает, что я был в горах.

- Петенька! Срочно сажусь за отчеты! Мне не привыкать: в детском саду я больше времени провожу над отчетами, чем с детьми. А ругать нашего старосту не позволю даже самому товарищу майору Габуния!
- Спасибо! Ты настоящий друг. Но с отчетами сам справлюсь. А тебе поручаю отыскать Генсана, уже куда-то скрылся, Канат сегодня тянуть надо, без него не обойдемся. И самодеятельность готовить пора, свяжись с Игорем.
- Есть! - лихо откозыряла Оксана. - А живу я, между прочим, в молодежном корпусе, в 521 комнате, вместе с Тамарой и Людочкой. Теперь-то ты уже не забудешь, где меня искать.

- Кажется, я уже никого из группы не забуду, - серьезно ответил Петр.
- Прибыл по вашему приказанию!
На пороге комнаты стоял Генсан. И даже не держался по привычке за косяк двери. Улыбающийся, даже цветущий.
- Может ты против моего соседства по номеру? Могу поменяться с кем прикажешь. Только учти: привык я к тебе, Петя.
- Не теми проблемами озабочен, Геннадий Александрович. Канат тянуть надо! А без тебя - не справимся. А вечером готов выполнить свое обещание: вместе в "Голубой Дунай" пойдем.

- Не моги так говорить! Зря, что ли, Генсан страдал? Пятнадцать килограммов - не шутка даже для статридцатикилограммового шутника! Как приказывала мамоцка. У Генсана есть и воля, и самолюбие. И не алкоголик я. Просто не знал, как убить свободное время. Леня-спортсмен обещал научить меня плавать. Кстати, тебя и Тамару - тоже.

И Петру стыдно за свои слова перед этим вполне серьезным взрослым человеком.
- Ну, плавать я умею. А с канатом мне без вас не обойтись. Вот где пригодились бы потерянные килограммы.
- А сила? Ты забыл о силе, Петя! И о воле. А бывший ротный командир Геннадий Александрович Пухов еще не разучился выполнять приказы, точно и в срок - канат будет на нашей стороне!

- Ну а я в тренеры подамся! Узнал тонкость в таком простом виде спорте - первый, его еще называют столбом, должен стоять вкопанным, чтоб бульдозером не сдвинуть. А первый - это вы, Геннадий Александрович!
- Есть стоять, как вкопанный! - гордо вскинул челюсть Генсан.
Всем известно: перетягивание каната - не самое интеллектуальное занятие. Но и в это простом как чих действе имеются свои секреты и даже тактика ведения борьбы. Доки по части перетягивания считают, что главная задача - сдержать первый порыв соперника. Сдержать и по возможности максимально его измотать. А когда соперник выдохнется, захочет перевести дух - бери его голыми руками: подналечь и ... победа!

Генсан, Квадратик, Леня-спортсмен - ребята на подбор. И другие им подстать, ведь даже Петру с его пятью пудами веса и приличным ростом, места в команде не нашлось. И хотя у соперника, наверняка, свои богатыри найдутся, Петр был уверен в победе. Поэтому он с легким сердцем покинул ристалище борцов на канате, направился к площадке игры в бадминтон, игре не очень понятной Петру, но очков за победу в этом виде соревнований были ничуть не меньше, чем за перетягивание каната.
Шла парная игра. От их группы - отец и сын Завьяловы. Похоже они были не только в жизни дружны, но и на площадке, выигрывали очко за очком, парируя  самые коварные удары соперников. Петр откровенно залюбовался игрой семейной пары. И ему так захотелось оказаться на месте Завьялова-старшего, чтобы рядом был Квасов-младший.
Помечтать не удалось, досмотреть игру тоже. Прибежало чуть ли ни полгруппы - крик, шум, гам и ничего не ясно. Наконец, выясняется: что-то с Генсаном.
Сначала все шло, как и было задумано и обговорено с Генсаном: соперник лихо дернул, но могучий Генсан не просто не уступил ни миллиметра территории, но даже не шелохнулся, четко выполняя наказ: стоять, как вкопанный, чтобы бульдозером не сдвинуть. Соперник посуетился и притих обессиленный. Тут бы его с криком, с гиком и на свою сторону. Не получилось! Генсан продолжал стоять как вкопанный.

- Мы ему: Геннадий Александрович, сдвинься маленько! - пулеметом трещали девчонки. - А он не слышит и не видит никого. Истукан истуканом с острова Пасхи! Оксана даже на колени перед ним встала. А он глазами косит и с передыхом изрекает: "Приказ старосты: стоять..."
Зрители с ума посходили, кричат от удовольствия. Судья свисток потерял от волнения.
Кто-то из находчивых да догадливых подсказал судье: пусть обе команды на одну сторону перейдут, может, что-то получится.

Судья настолько растерялся, что и на такую глупость согласился. Но только все напрасно: Генсан застыл скалой.
- Вот мы и побежали за вами: прикажите сдвинуться.
Может быть, и не совсем так все происходило, как рассказывали девчонки, но когда все вместе прибежали к месту соревнований, Генсану лично вручали приз за победу в перетягивании каната. Но очки по справедливости засчитали всей команде.
Усталый, но страшно гордый собой, победитель пожелал произнести ответную речь. Разрешили.
Генсан был немногословен:
- Вот как надо выполнять приказания начальника.
Петр только развел руками: ни добавить, ни прибавить.

Соревнования по всем видам пришлось отложить на завтра - все зрители пришли взглянуть на человека-гору. Некоторые даже предлагали триумфатору свой обед. Но победитель, как истинный чемпион, был скромен и великодушен: ото всех обедов отказался. Зато пожелал, не теряя времени, научиться плавать. И Леня-спортсмен предстал перед чемпионом, как лист перед травой, сам бывший чемпион Европы по плаванию на спине Леня уважал чемпионов. Не забыл и о своем обещании научить плавать Петра и Тамару.Объяснял толково, понятно - уже через несколько минут и Тамара, и Петр весело и безбоязненно высекали соленые брызги, правда, пока на мелководье, не доплывая даже до буйков. А вот Генсан...

Он махал руками с таким старанием, что на собравшихся  зрителей повеяло легким бризом, хотя солнце пекло и какой день температура ниже тридцати не опускалась.
- Классно! - не сдерживал эмоций Леня. - До Турции доплывешь.
Но Генсан был к себе придирчив и беспощаден, махал руками еще старательней.
- Ты повнимательней посмотри, укажи на ошибки!
- Да классно, Геннадий Александрович, гребёте! У чемпионов Европы гребок слабее, - умоляюще лепетал Леня, конфузливо озираясь на собравшихся зрителей.
- А дыхание... С дыханием как?
- Полный порядок. Как у хорошего насоса.

Ситуацию можно было бы разрешить просто: за руки, за ноги и - в воду, так у нас принято учиьть плавать. Но это же Генсан. По
этому ни у кого - ни тренера, ни зрителей такого и в голову не пришло.
Как всегда ситуацию разрешил сам Генсан:
- Ну и замечательно, - перестал махать он руками и вытер руки о плавки.
- Ну теперь-то уж,  в море? - мученически простонал Леня.
- Ни в коем случае, - не соглашаясь  покрутил   своей знаменитой челюстью Генсан. - Там ведь и утонуть можно. Надо ли пояснять, что Генсан учился плавать, распластавшись на песке.

Группе добавили еще несколько очков - за незапланированный, но мастерски исполненный Генсаном номер художественной самодеятельности под названием "Сухопутный пловец". Генсан явно претендовал на звание самого  успешного добытчика победных баллов!  Но этим оказалось дело не кончилось: уже на концерте художественного творчества Генсан снова отличился, окончательно склонив на сторону родной группы сердца зрителей и неподкупного жюри: неизвестно где отыскал шестиметровый щит, на котором белой краской по красному фону полуметровыми буквами было начертано: "Туризм - это здоровье, отдых, знания". На фоне такого правильного лозунга группа  и выступала.

Трудней было после выступления - щит невозможно было сдвинуть с места. И у всех вертелся на языке один и тот же вопрос: как удалось эту махину притащить к сцене? Но стоило всем отвернуться от сооружения, щит исчез также внезапно, как и появился. Исчез вместе с Генсаном - отсутствие постоянно действующего во всех событиях лица обнаружили быстро и массово. Беспокоились не за судьбу  веселого и находчивого Генсана, а за судьбу щита - он мог и не вернуться к его владельцу, а оказаться, например, на местном рынке и поменять своего хозяина на выгодных для кое-кого  условиях. Но это обстоятельство не испортило атмосферы всеобщего ликования и восторга победителей. Восторга, который закончился праздничным обедом.

Вместо эпилога

Всему приходит конец. У доброго дела он наступает раньше, чем всем хочется. Увозит поезд в Курск Тамару. Ждет автобуса в аэропорт Оксана. А через несколько часов окунется в духоту купе славный парень, санинструктор, прапорщик Петр Иванович Квасов. И судьба словно предусмотрела, что его отъезд один из самых последних, вся группа до этого разъедится. Но пока провожающих еще достаточно много, есть кому вздыхать и махать на прощание ручкой. И впервые за минувшие двадцать дней группа становится свидетельницей слабости своего непотопляемого в самом глубоком бассейне, неустрашимого даже при свидетельстве о бродячих медведях, выносливого по несколько рюкзаков старосты.

- Стойте, братцы! - в отчаянии восклицает он. - Неужели это все?!
- Нет, конечно, Петенька, - успокаивает мудрая Оксана. - На следующий год, в это же самое время...
Но, похоже, в это она и сама не верит. А вот память, воспоминания,завязавшаяся дружба - останутся живы.
-  Я буду тебе писать. Часто, часто... Каждый день, - шепчет Тамара тянущемуся к ней Петру, выглядывая из тамбура вагона.
Но своего обещания не сдержала. Да в этом, собственно, и отпала необходимость - всем остальным членам группы они писали письма вместе. Своему приезду Тамара нашла убедительное оправдание: научная работа еще не закончена, некоторые вопросы приходится выяснять в письмах. А она в курсе этой работы и сможет помочь уже слушателю заочного отделения Военно-медицинской академии прапорщику Петру Ивановичу Квасову. Да и на работу её приглашал не кто иной как сам начальник медпункта товарищ майор Габуния Заури Иванович, который, как и положено настоящему командиру, был в полном курсе любых дел своих подчиненных.

Особенно обрадовало всех троих письмо Людочки:
"Чувствую себя отлично. Лечащий врач в недоумении по поводу моего сказочного выздоровления. Но ведь выздоровела! И это может подтвердить Игорь, он свидетель того, в каком я состоянии приехала на турбазу и в каком нахожусь сейчас".
Надо ли говорить, что письма практически здоровых других членов группы были еще оптимистчнее Людочкиного. И в том была неумолимая закономерность пребывания в этом благословенном месте, называемого незаслуженн скромно - турбаза.