Балтийская сказка

Тёплый ветер кружил над набережной Зеленоградска, смешивая запах сосновой смолы, солёные брызги и сладкий аромат сирени. Балтийское море штормило, но волны разбивались о красные гранитные валуны, оставляя среди них янтарные искорки — словно подарки для тех, кто осмелится подойти ближе. 

Парень шёл по деревянному тротуару, который постепенно сужался, превращаясь в тропинку, ведущую на песчаную косу. Ветер трепал его волосы, а в ушах стоял гул прибоя — низкий, мощный, как дыхание спящего великана. 

В конце косы стоял крепкий домик, будто вросший в землю. Так строят только здесь — чтобы никакой шторм не смог его сдвинуть. На крыльце его ждала женщина. 

Белокурая. Глаза — как сама Балтика в ясный день: голубые, но с глубиной, в которой можно утонуть. На ней была традиционная одежда — что-то между крестьянским платьем и нарядом древней жрицы. Она могла быть и двадцатилетней, и шестидесятилетней — время над ней не властно. 

— Заходи, — сказала она, и её голос звучал как шелест волн о песок. 

Он вошёл. Внутри пахло дымом, тмином и чем-то неуловимо родным. Это был кафе-домик, уютный и тёплый, будто созданный для тех, кто устал от бурь. 

— Я хочу… Балтийский ужин, — сказал он. 

Она улыбнулась, и в этом мгновении он увидел всё: и янтарные закаты Куршской косы, и сосны, гнущиеся под напором ветра, и старые рыбацкие лодки, вытащенные на песок. 

Вскоре перед ним появились цеппелины — картофельные клёцки с мясом, дымящийся фляки с рубцом, серебристая сельдь в пряном маринаде, строганина из паламиды — холодная, острая, тающая во рту. И, конечно, кружка балтийского пенного — тёмного, с хлебным послевкусием. 

Он ел, а она смотрела на него, и в её взгляде было что-то древнее, чем сам этот берег. 

— Ты знаешь, кто я? — спросила она. 

Он отложил вилку, посмотрел в её голубые глаза и вдруг понял. 

Её груди — это дюны от Зеленоградска до Светлогорска. Её волосы — песчаные косы, уходящие в море. Её дыхание — это ветер, то ласковый, то яростный. 

— Ты — Балтика, — прошептал он. 

Она рассмеялась, и это звучало как прибой. 

— Я — её дух. Её сердце. И ты теперь мой. 

Он не испугался. Потому что уже любил этот край — его суровость и нежность, его шторма и тихие закаты. 

— Навсегда? — спросил он. 

— Навсегда, — ответила она. 

И когда он вышел из домика, море уже не штормило. Оно тихо шептало ему вслед, будто звало обратно. 

Но он знал — он вернётся. 

Потому что Балтика не отпускает тех, кто однажды прикоснулся к её душе.