Сом
Немцы, когда отступали, в конце 43-го года понимали, что самое узкое место перейти (перепрыгнуть мигом) реку Титва вброд, это плотина. Суть этого гидротехнического сооружения и состояла в том, чтобы аккумулировать воды реки и использовать их напор по назначению, приводить в действие мельничные жернова. С одной стороны, не попадем в мельницу, так саму плотину разрушим, задержим, помешаем, хоть на какое то время продвижению наших войск. А «по мелочам» размениваться им было не свойственно. Не так- то просто, в какую- то избушку, да еще ночью, с такой высоты попасть. Налетели ночные бомбардировщики, взрывы гремели, земля в 5 –ти километрах от нашей, ближайшей деревни Медведово, дрожала. Сколько их было всего, сейчас сказать трудно, потому что те из них, которые упали в воду, ни каких видимых следов после себя не оставили. Вода поглотила всю силу взрыва.
Остальные же три, даже сейчас, спустя 80-т лет со дня окончательной победы, до сих пор, как молчаливое напоминание «живут» и по сей день, в образовавшихся прудах от их воронок. И были такой, сверх сильной мощности, что последствия их падения, по сути своей выполнили поставленную перед самолетами задачу. Первая бомба упала в 100 метрах от самой мельницы, левей и чуть вдали от плотины, не нанеся ей практически ни какого вреда. Вторая бомба упала в 20-ти метрах от мельницы, снеся ее напрочь, ни чего от нее не осталось, вызвав прорыв большой массы сдерживаемой плотиной воды и завершив окончательное разрушение этого, так нужного в те времена, для всех окружающих деревень, сооружения. Третья угодила в 150-ти метрах правей и за плотиной, образовав огромный, пруд. Вот и стали с тех пор звать эти места, простым и емким названием, прорва.
Надо признать, не было больше попыток после войны восстановить, реанимировать или вновь соорудить, что то подобное в этом месте впредь. Были еще и ветряные мельницы в округе, но они большую часть простаивали, то ветра подходящего нет, то внутри там, что то не так. Водяная же мельница работает всегда. Даже так нужный мост, имевший стратегическое значение для двух близлежащих деревень, ни кто не удосужился предложить построить, соорудить. Так и осталась сама насыпь, узкое ущелье, с пеньками торчащими порой из воды, в сухое лето, в глубине которого шумела вода. Прорва, она и есть прорва, всегда думалось всем, кто место сие в детстве или будучи уже в возрасте, посещал.
Два образовавшихся пруда, один спереди, левей, другой значительно сзади, правей, уже за рекой, в 150 метрах от самой деревни, верней хутора, который и назывался Нижнево, так мы его и звали, по ранешним временам, до переименования, потом стало - Нижнее, не давали покоя, как они могли там, оказаться? Река была территориальной границей между двумя административными районами и дальний пруд, по не писанным законам был как бы уже не наш, а другой деревни. Ни кто их не копал, не рыл и сами по себе ну ни как не могли они образоваться. Не многие знали историю своего края, но только не мы, у коих родители помнили, как это все было.
Трудно сказать, добились ли немцы основной поставленной им задачи сдержать, набирающее обороты наступление наших, то ли преследовали свою цель, разрушать, отступая, все мало-мальски имеющее стратегическое значение для нас, но наступление наших войск, несколько задержалось. Обопнулись они на сутки, за рекой, по буграм, там и весь фронт стоял. Не получилось сходу, захватить, живую еще и не сожжённую немцами, на 70-т верст в округе, старейшую из всей округи деревню, насчитывающую в летописях церковно-славянских возраст, даже более древний, чем упоминаемый во всех старинных книгах город Стародуб.
Отец рассказывал, когда во времена «диктатуры пролетариата» ломали Православную церковь в нашей, достаточно большой деревне, якобы уцелела церковная летопись, в которую он, учась в ЦПШ, мельком заглядывал. Во времена нашествия иноверцев на Русь, а места наши были сплошь тогда все покрытые лесом, глушь дремучая, а жили в ней 5-ть беглых семей, бежавших и скрывавшихся от крепостного права. Разведали они, что те табором встали, охраны ни какой, подходи и бери их голыми руками, сами, так сказать, в руки просились. Ох, запамятовал я, за давностью лет, а отец поминал. Тут то рассудилось всем, давай нападем на них, учиним погром, места то все свои, знакомые, разбежимся потом, а перед царем батюшкой, нам это зачтется. Перестанем мол, жить в постоянном страхе. Решили, сделали. Разбой учинили не малый. И вышла им потом, от самого царя милость, который и узнав, в какой это дремучей местности произошло, повелел с тех пор, называть это беглое поселение Медведово, даровав всем беглым крепостным со чадами и домочадцами вольную. Может и было раньше название «Медведево», не знаю, не уточнял, но в моем детстве уже было Медведово.
Пруды, достаточно глубокие, чтоб ныряя «достать глубину», вытащив из воды выныривая в кисти держа зажатой, комочек ила. Долго не давали они нам покоя. Один из них, который был ближе к самой разрушенной взрывом мельнице, был чуть меньше, но вода в ней всегда была ледяная. Другой, ближе к хутору, на другой стороне реки, находился за насыпью, на лугу. Этот в летнюю пору достаточно прогревался, как в стоячем озере, да расположен был ближе к хутору, в пойме реки. Весной оба этих пруда, были частично подтопленными вешней водой, в разлив. Первый пруд, на нашей стороне, т.е. на правом берегу реки, даже в моем детстве не один раз осушался привозной, мощной водокачкой, которая использовалась для полива пастбища для скота. Главный инженер колхоза, прослышав, какие тут сомы «водятся» закрывал на эти «нарушения» не по делу и пользуемой техники глаза, приезжал только к шапочному разбору, когда уже вычерпывали рыбу бреднем. До конца его конечно же «вычерпать» нам не удавалось, бьющие снизу ключи мешали, но в оставшейся ледяной воде уже можно было зачерпнуть бреднем что не единожды мы и делали вместе со взрослыми мужиками. Рыба в ней была, в основном карась и линь, другой не было, да и мало ее было в этом пруду. Даже утки и те не любили в нем поселяться чтобы выводить потомство, хотя и заросший он был по-вдоль берега камышом. Видимо ледяная всегда вода, не очень то способствовала их комфорту.
В другом же, побольше, который был на лугу, на противоположной стороне, рыбы было гораздо больше. Щуки, караси, лини. Но всего его охватить бреднем, не было возможности, не хватало размаха, да и глубина не позволяла. Только по краям и зачерпнешь. Да и рыбачили мы в нем не часто, потому что он как бы уже территориально был не наш. И вот в один из таких дней нашей «рыбалки», подошел к нам дедок, весь согбенный, чуть ли не до земли и рассказал нам такую историю, в которую и поверить трудно, и опровергнуть нельзя.
СОМ ГРОМИЛА
Как он поселился в этом пруду, ни кто не знает. То ли весной заплыл в разлив, «подростком», то ли утки принесли икринки на своих лапках, но запомнился всем он на хуторе уже достаточно взрослым, большим.
Первыми его обнаружили бабы. Придут к вечеру белье полоскать на сходни, сами по коленки в воде, делают свое дело и не замечают рядом вдруг, откуда ни возьмись, приплывшее бревно, топляк, на самом дне. Придут другой раз, ни какого бревна. Потом снова появляется, стоит только начать им свою работу. Уже и мужьям своим говорили, да и не один раз: что то там есть. А те отшучиваются, попритчилось вам, вот и несете всякую чушь.
Пробовали мужики караулить на сходнях, когда баб не было, пристально всматриваясь в глубь пруда. Ни какого бревна, нет даже намека.
Ближе к середине лета стали пропадать гусята из выводков домашних гусей. Гуси то на лугу пасутся, беспризорные, на виду у всего хутора, кто тронет? Да и сами хозяева выводка, агрессивные в это время и храбрые до нельзя гусаки, любому хищнику отпор дадут, грудью защищая своих птенчиков. Однако же пропадали. Стали всем хутором пристальней за ними присматривать. Днем все дружно пасутся, ближе к вечеру, все дружно, гуськом, своей стаей тянутся к этому пруду, поплескаться, да и водички попить. И только выплывут они на середину этого пруда, вдруг волны, как от дельфина, всплеск и два-три гусенка нету. В ужасе все гуси, гогоча и возмущаясь, но своей шкурой чувствуя опасность, рвут к берегу и ковыляют прочь, скорее к своему дому.
На следующий вечер история повторяется. То ли гуси такие бестолковые, то ли память у них короткая. Тут- то мужики и вспомнили, не зря им бабы говорили про всплывающее «бревно». Стали бояться теперь ходить, белье полоскать. Ребятишки перестали в этом пруду купаться, а больше и не где, хоть и река рядом, но летом мелкая, омутов по близости нету.
Думали, гадали, как совладать с этим громилой, да и кто это еще может быть, кроме сома? Какую то сеть ставить пробовали, утром найти ее не могут. Или вся в клочьях, или вообще в камышах, возле самого берега находили. Была бы щука, давно попалась бы.
И надо сказать, за всю мою рыбацкую историю, когда был еще разрешен лицензионный лов сетями на Иваньковском водохранилище, в верховьях Волги, ни разу не было такого случая, чтобы в рыболовную обычную сеть попался сом. Башка у него тупая и больше всего туловища, поэтому и не ловится, как вся обыкновенная рыба. Лишь только в рамочные, браконьерские сети, которые довелось мне наблюдать как то, ставили с самого парома, он ловился. Да и то, на самом русле. Вы как тут сети ставите, спрашиваю у Толика (Митрофанов), тут же Тверской трал по ночам ходит. Он уже больше тут не ходит. Как так, каждую ночь слышу. А мы его предупредили, тут телега тракторная утопла зимой, груженая кирпичами. Он не поверил, да как «поймал» ее однажды, всю ночь стоял, ругань неслась, аж в самом городе слышно было. Весь свой трал изорвал в клочья. И теперь, как только подходит к Осиновке, поднимает его и опускает только в Корчеве. Да, подумалось мне, по всей видимости не без вашего участия она тут утопла. Но спрашивать не стал.
Лишь однажды было, ищем с братом, вечером сеть кошкой, 50х50 ячея, крупней не разрешали, поставленную вчера, нету! А бирки привязывать к ней, опуская бутылку, нельзя. Снимут, частенько такое бывало. Заставляли только бирку на самой сети крепить, с номером лицензии, для рыбнадзора. Так что искали всегда кошкой. Темнеть стало. Нет сетки. Потом уже решили не как всегда, вдоль берега, а поперек течению искать, на «всякий случай». И тут чепок, зацеп, есть! Но как она могла тут оказаться, может чужая? Тянем вдвоем, появятся поплавки, поймем. А она тяжело так идет, трещит вся, словно за бревно какое зацепилась. Появились поплавки, наша. А дальше не идет, тянет что то вглубь. В коленках дрожь, в груди колотье, неужели опять «малый», милицию вызывать придется… тут бы хоть как то ее вырвать, как ни как, 50 метров, ручной работы, кормилица. Шлюпка в наклон, бортом воду черпать стала, метров 30-ть вытянули кое- как, не обращая даже внимания на сидящую в ней рыбу, сеть вертикально идет, стали какие то рывки появляться с потягом, вот- вот, что тут, под самой шлюпкой, покажется. И вдруг треск такой, как рвется верхняя одежда зацепившись за ржавый гвоздь. Шлюпка падает на ровный киль, бурун волн под ногами и остаток сетки нашей идет дальше безо всякого сопротивления, как всегда. Братишка: что это было? Утром говорю, будем распутывать, поймем.
Стали утром распутывать, дошли до этого места, середина сетки закручена в бараний рог и «усы» метра два. Распутали мы их, а там дыра, человек пролезет. Сом то он сам по себе ленивый, ищет поживу себе, где полегче, вот и лезет в чужие сетки, рванет того же судака, вместе с ячеями, потом начинает крутить, пытаясь вырвать его «с мясом», да потащит куда ни то, от сюда подальше. Это какую же силу надо иметь, чтоб развернуть 50 метров сетки, с грузами на концах и утащить ее чуть ли не к самому берегу, пытаясь зацепить ее за какую корягу, чтоб вырвать свою добычу. Сколько он мог весить и какого был размера, трудно сказать, но на мой взгляд, судя как он сопротивлялся, пуда два точно имел.
Вот и собрались мы все, старики, продолжает дедок, стали гадать, как совладать с этим разбойником. Оставить все как есть, махнув на него рукой, так к осени от приплода гусей совсем ни чего не останется, не можно дальше такой разбой терпеть. Рыбаков «сомятников» то у нас в те времена не было, да и сейчас нет, редкая это рыба в нашей реке. Так что опыта ни кто не имел, предлагали все, что ни можно. Половину этих предложений пришлось попробовать, все бесполезно. Наконец решили испытать последнее, народное средство. Сварили ведерный чугунок крутой каши, да и бросили весь этот жаром пылающий ком с лодки, прямо вглубь. А он возьми и проглоти ее. Что тут началось. Бушевал он бушевал, народ, кто с топором, кто с вилами, на берегу собрался, да и мы в лодках кружим с острогами. А он то выпрыгнет из воды, то вновь погрузится, пока не выкинулся на мель, тут то мы на него навалились все скопом, добили. Три взрослых мужика на нем верха сидели, вот как. Весов у нас ни у кого таких не нашлось, чтоб его взвесить. Разделали мы его, поделили на всех и разошлись. Остальное собаки да вороны доели. Один он и был там, думаем, потому что гуси с тех пор пропадать у нас перестали.
Слушали мы, мальчишки, этого дедка раскрыв рты, даже рыбалку свою забросили с опаской поглядывая на чуть посеревшие волны у камыша: а вдруг там еще один такой громила «поселился», утащит нас в свое подводное царство вместе с нашим бреднем. Потом под видом, что вдруг захолодало и мы совсем замерзли, быстренько засобирались домой.
На этой неправдоподобной истории, можно было бы и точку поставить, но рассказ сей был бы не полным. Лишь с годами приходит понимание, что на охоте и рыбалке не так важна удача, как умение. А сома поймать мне уж очень хотелось, вспоминая свое детство и я конкретно нацелился на крупную рыбу. Опыта не было, от слова «совсем», но со временем осуществилась и эта мечта.
P.S. продолжение следует.
Свидетельство о публикации №225051201606