Глава11. Что такое национальность?

Они шли домой молча. Дети крепко держались за Фриду Моисеевну, но ей казалось, что это она держалась за детей. Её руки были холодные, как лёд, несмотря на тёплую, летнюю погоду. Внутри у Фриды всё дрожало, что можно было понять, но лицо её оставалось спокойным, она даже улыбалась. Только губы выдавали её внутреннюю дрожь: дрожала иногда нижняя губа и никак не хотела скрываться под деланной улыбкой пожилой женщины. Эта особенность была у Фриды всю жизнь: когда она переживала сильный стресс, страх или напряжение, что случалось и не раз,  с гибели любимых братьев, нижняя губа начинала непроизвольно подёргиваться. Это, как сказал ей доктор, «всегда связано с тонусом мышц лица, особенно когда человек старается сдерживать эмоции, такие как слезы, гнев или панику»
«Голубушка, попейте валерианочку, под язычок положите валидольчик и всё: дрожь, как рукой снимет!» - весело поставил диагноз седовласый немолодой доктор.
Впоследствии Фрида поняла, что дрожание нижней губы – это самая последняя видимая граница между спокойствием и срывом. Именно сейчас Фрида и была на грани такого срыва, что усугублялось страхом напугать детей ещё больше. На вопрос Феликса она отвечать не хотела и решила промолчать. И как, на самом деле, ответить семилетнему ребёнку, что такое «антисемитизм»? Фрида хотела оставить объяснение до лучших времён, но данный вопрос никак не хотел отпускать мальчика, поэтому Феликс повторил свой вопрос, когда они подошли к дому, немного переформулировав его.
- Фрида Моисеевна, почему они стали к нам приставать? Потому что вы – жидяра, а мы эти… как его… жидяровские внуки?

Фрида Моисеевна по собственному педагогическому опыту знала, что оставлять вопросы детей без ответов никак нельзя, даже такие сложные, как этот. Когда-то она прочитала в газете статью о великом педагоге современности, о Василии Александровиче Сухомлинском. Прекрасная статья в передовице рассказывала о простом директоре сельской школы, который посвятил свою жизнь воспитанию детей. Вот так просто: всю жизнь. И, что самым главным было в этой школе, так это уважение к личности ребенка, доверие, доброта и любовь. Ах, как многие педагоги современности, даже в её школе, боялись этого слова «любовь» по отношению к ученикам. «Мы не обязаны их любить! Мы обязаны их учить. Пусть их любят дома. Мы же должны взрастить достойного строителя коммунизма и будущего члена партии, Фрида Моисеевна!» - сказала ей директор школы, когда Фрида выступила на педсовете с докладом о Сухомлинском. А потом Фрида услышала, как за её спиной одна коллега, тот самый член той самой партии, куда ей в том самом 1970-м году вход был замурован, сказала другой коллеге:
«Ей что, больше всех надо?» На что тут же получила ответ:
«Ой, не обращай внимания – это её еврейские штучки! О каком уважении она говорит? К детям? Мы их не уважать должны, а научить!»

Но были и те, кто тайно подошёл и спросил, где можно почитать эту статью. Тираж давно был раскуплен, и отдельные экземпляры наверняка хранились в читальном зале городской библиотеке. Фрида дала бы интересующимся учителям почитать имеющуюся, но она распотрошила статью на цитаты, а цитаты вклеила в записную книжку. Так вот, эти слова Василия Сухомлинского она не только вклеила в блокнот, но и запомнила на всю жизнь: «Самый трудный и ответственный момент – это разговор с ребёнком, когда его душа потрясена. Молчание в такой момент равносильно предательству»…

- Феликс, дорогой, а давай мы этот разговор продолжим у меня дома, за молоком с булочкой. В двух словах не объяснишь, наспех тоже не хочется. Только ты обещай мне, что больше ты этот вопрос никому задавать не будешь. Это плохое слово и вопрос звучит очень плохо. Обещаешь?
- А вы точно расскажете на него ответ? – спросила молчавшая до этого Алька.
- Я попробую, – честно признала Фрида, что имеются трудности в объяснении даже для неё, педагога со стажем, умеющей и любящей объяснять детям разные вещи.
До прихода родителей оставалось полчаса времени, молоко было выпито, плюшки съедены. Дети уселись на диван, Фрида заняла своё почётное место в кресле, и замолчала. Молчали и Феликс с Алькой, понимая, что разговор предстоит очень непростой.
- Это слово, – произнесла Фрида Моисеевна медленно, – придумали очень плохие люди, чтобы унизить людей, имеющих другую национальность. И придумали они это ужасное слово, не для того, чтобы объяснить, и уж точно не для того, чтобы вот так, как мы с вами сесть и поговорить. Они придумали это слово, чтобы обидеть. Есть разные слова, которыми можно обидеть других людей. Вы знаете такие слова, но произносить их мы с вами не будем, безусловно. Это слово сказал очень нехороший человек. Он сказал это обо всей моей семье: о моей маме, умершей ещё задолго до войны, про моего отца, убитого бандитами, про моих братьев, которые… которые тоже погибли. Про всех тех, кто говорил на языке идиш, кто ел мацу,  кто верит в единого…
Фрида замолчала, забыв, что про Бога этим детям ничего говорить нельзя.
- В кого единого, Фрида Моисеевна?
- В единого… председателя верховного правительства, – схитрила Фрида Моисеевна, не назвав конкретно, какого правительства именно. – Это слово, мои дорогие, лепилось к людям моей национальности, как клеймо, или, как грязь. Для чего это делается? Для того, чтобы показать своё превосходство над другими людьми.
- Ну почему, скажите! Нас же учат в садике, что в Советском Союзе все люди равны: и белые, и те, кто с узкими глазками, и те, кто без ноги, например. И даже те, у кого кожа чернее ночи! – с гордостью произнесла Алька.
- Конечно, все равны, – сказала твёрдо Фрида Моисеевна и усмехнулась про себя. Уж она-то точно знала, что этот принцип, навязанный гражданам СССР, хоть и очень правильный, но, скорее, является пустышкой, фикцией. Для евреев – точно. «Хотя и «узкоглазые» и даже «чёрные» более в почёте, чем мы, евреи», – подумала про себя Фрида.
- А почему именно к Вашим родителям так несправедливо? Они были плохими людьми? - спросил любопытный Феликс.
- Да что ты, они были очень хорошими людьми. Просто есть такая штука, как национальность. Знаете, что это такое? – Задала вопрос Фрида и с улыбкой посмотрела на детей.
- Ну, нет, наверное, - произнесла Алька, посмотрев на Феликса. Тот пожал плечами.
- Хорошо… Как бы  вам это объяснить… Вот вы – русские. Вы это знаете, правда?
- Знаем, – опять с гордостью ответила Алька и посмотрела на Феликса.
- А помните, мы встретили молодую чудесную пару в парке, которые бросились нам на помощь? Так вот, Вадик Горский – он тоже русский, а Наташа Литвиненко, Наталка – украинка. А есть ещё белорусы, латыши, казахи и евреи. Я – еврейка. Это не значит, что я хуже или лучше других. Я – сама другая. И мы все разные…
Видя, что дети не совсем понимают, Фрида ненадолго задумалась, а потом произнесла:
- Я попробую по-другому. Жила была маленькая симпатичная Радуга. О, она была очень красивая и очень многоцветная. А всё потому, что её разукрасили в разные яркие цвета. И вот отправилась Радуга в путешествие, потому что она очень любила путешествовать! И вдруг она увидела очень жаркие степи, где живет такой прекрасный народ, Казахи!
- О, как мне эта страна напоминает мой красный цвет! – воскликнула Радуга. Он будет мне напоминать о казахах, об их народе, об обычаях, традициях…
Зелёная краска так пахла виноградом Армении, что радуга восхитилась:
- Ты, моя зелёная краска, будешь ассоциироваться с этим прекрасным народом, который не устаёт трудиться, возделывает землю и собирает прекрасный урожай винограда!- произнесла Радуга.
- А ты, жёлтая краска – Украина! Огромные поля, на которых выращивают колосья пшеницы, ржи, ячменя…  А  потом зёрна из этих колосков превращаются в наши булочки с корицей, хлеб и батон.
- О, какая прелесть! Синий цвет – ты будешь цветом России, потому что это страна, в которой так много чудесных рек, морей и озёр! А ещё есть в России васильковые и незабудковые и колокольчиковые поля – они тоже синего цвета! А ещё есть синее-синее небо… И прекрасная гжель. Гжель – это бело-синий расписной фарфор.
- А ты, бордовый, будешь напоминать мне о Грузии! Ты – краска, словно горсть тёмно-красного винограда, что прикрепилась к лозе. И, когда созреваешь, начинаешь петь! Грузины – это люди песни! Это люди гостеприимства! Это люди гор!
- Коричневый, мой дорогой цвет! Ты будешь цветом татар, цветом степного ветра, что несётся быстрее, чем конь! В этом цвете мелодия барабана, кожаного сапога кочевника и сладость татарского угощения «Чак-Чака».
- Оранжевый, дорогой мой цвет янтаря! Ты будешь ассоциироваться у меня с Литвой – родиной солнечного камня. Янтарь, мои дорогие, это хранитель древних литовских легенд! Когда-нибудь я вам их обязательно расскажу, одну так точно!
- Белый цвет – ты будешь цветом еврейского народа. Ты – как цвет свечки, которую зажигают каждую субботу. Ты – как древняя книга, написанная в пустыне. Эта книга рассказывает тысячи историй, которые передаются от деда к сыну, а потом и к внуку…
- О, я кажется поняла, что такое национальность! – воскликнула Радуга, обращаясь к Небу.
- Что же это, дитя моё?- спросило Небо.
- Национальность, – улыбнулась Яркая Радуга, сияя всеми своими красками, – это уникальный, единственный цвет в огромной картине мира! Мир очень разный, как и люди, живущие в нём… Но он очень красивый, дорогое Небо! Как и каждый народ – красив по-своему…
- Вот, каждый народ уникален, дети. И каждый человек достоин уважения. Ну, кроме плохих и очень плохих людей. Хотя, мои дорогие, плохое – сидит не в самом человеке, - закончила сказку Фрида Моисеевна и вытерла пот со лба красивым носовым платком.
- А в чём? – хором спросили дети.
- В его страхах, в его глупости, и уж как пить дать – в его зависимости от алкоголя… Плохое поселяется в человеке, как… как плесень.  Или как ржавчина, – продолжала Фрида.
- Ой, у папы топор ржавый весь в подвале лежит, – теперь с гордостью заявил Феликс.
- Ну и что! А у нас зато варенье с плесенью есть! – ответила Алька и показала Феликсу язык.
- Вот! Какой этот топор, дитя моё? – спросила Фрида.
- Ну, он такой весь неровный. Папа сказал, что его нужно выбросить – им рубить уже ничего нельзя, – ответил мальчик.
- И наше варенье мама выбросила в мусорку, потому что его тоже есть нельзя, - грустно сказала Алька. – А мне так жалко было… Я так люблю варенье!
- Вот! И человек такой должен быть на свалке. Или в колонии. Потому что он много вреда принести может.
- Вот это да! – восхитился Феликс. – А откуда вы всё это знаете про краски?
- Я очень любила смотреть телепередачу «Клуб путешественников», мои дорогие. Это сейчас у меня нет телевизора, потому что мой старенький «Рекорд» поломался, и сейчас я не могу смотреть с вами эту увлекательную передачу.
- А мои мама с папой тоже смотрят! Приходите к нам смотреть! Я буду вас звать, Фрида Мосевишна!
- И к нам можно! Папа тоже смотрит! Вы лучше к нам приходите, пожалуйста! – воскликнул Феликс и в этот момент в прихожей раздался звонок. Дети бросились открывать дверь родителям…

Продолжение: Глава 12. Волшебный лес: http://proza.ru/2025/05/13/1730