Ступень к успеху. Часть 14

Я сидела в кабинете директора, окруженная вниманием инспектора по делам несовершеннолетних, моей мамы, Анны Андреевны, школьного психолога, и, собственно, самим директором. Их взгляды были полны осуждения, как будто я была особо опасным преступником. Я молчала, опустив глаза, в ожидании завершения этого неприятного спектакля, который казался мне не чем иным, как публичной казнью.
– Может, оставим в покое девочку? Видно же, как ей плохо, – вмешалась Анна Андреевна, словно лучик света в этой мрачной обстановке.
– Факт остается фактом: Иванчикова нарушила закон о «Комендантском часе», находясь на улице после двадцати трех часов без сопровождения официальных представителей, – язвительно ответила инспектор, женщина лет пятидесяти пяти, с резкими чертами лица, явно озлобленная своей жизнью и, похоже, не имеющая ни капли жалости.
– Я ручаюсь, Маша – хорошая девочка, и ничего плохого она не сделала! – продолжила моя классная руководительница, но ее слова только усилили напряжение в кабинете.
– Анна Андреевна, давайте успокоимся, – прервал ее директор, уставший от этой затянувшейся перепалки. Обратившись к инспектору, он спросил: «Что будет дальше с Машей?»
Тот вечер с субботы на воскресенье стал для меня настоящим испытанием, которое, как мне кажется, я запомню на всю жизнь. Расставание с Димой и «посиделки» с Крабом в отделении полиции…
В полицейском участке позвонили моей маме, и она примчалась через двадцать минут с моими документами, явно расстроенная и взволнованная. Когда выяснилось, что мне нет восемнадцати лет, как заверял Краб полицейским, я тут же начала его выгораживать, утверждая, что сама солгала о своем возрасте. Вскоре в отделении появилась женщина-психолог и инспектор по делам несовершеннолетних. Их строгость наполняла комнату, и я ощущала себя как на допросе. Краб, не имея оснований для задержания, был отпущен, но оставался в отделении до последнего, поддерживая меня своим присутствием. Меня же заставили сдать анализы на содержание алкоголя и наркотиков в крови. Я знала, что «чиста», поэтому без особых сомнений согласилась. В итоге меня предупредили, что будут запрашивать характеристику из школы, и по результатам проверки решат, ставить ли меня на учет или нет. Маме же выписали штраф за неисполнение своих обязанностей.
После всех этих процедур мы вышли на улицу, и сначала молча шли домой. Но в квартире начался тотальный разнос. Мама кричала на меня, обвиняя в том, что я постоянно вру, а затем вдруг начинала сердиться на себя, упрекая, что в свое время не уделила мне должного внимания, и теперь я такая «гулящая». Я молча выслушивала это, и лишь после ее слов об обвинении себя, не сдержалась и тихо ответила:
– Да, мама! Возможно, если бы ты уделяла мне чуточку больше внимания, я не искала бы поддержки в чужих людях!
После этих слов я развернулась и ушла в свою комнату, но там не нашла покоя. Следующим нотации мне читал Костя.
– Что вы меня сейчас воспитываете? Раньше надо было! – произнесла я, чувствуя, как гнев накаляется внутри. Косте не осталось что сказать, и он вышел.
Я злилась на себя и на маму, и в то же время мне было стыдно за то, что подставила ее. В голове крутились мысли о том, как легко я могла бы избежать всего этого, если бы только мы были ближе друг к другу.
В понедельник вся школа трепалась о том, что меня забирали в отделение полиции. Как это часто бывает, слухи распускались самые разнообразные: от употребления алкогольных напитков на улице до обвинений в занятии проституцией. Я сидела на уроке и наблюдала, как одноклассники оглядываются на меня, шепчутся за спиной и перешептываются, словно я была главным героем какого-то скандального сериала. Сердце колотилось в груди, и мне хотелось сбежать с уроков, но впереди меня ожидала беседа в кабинете директора, от которой не уйдешь.
Анна Андреевна до последнего отстаивала меня, что, в конечном итоге, убедило инспектора не ставить меня на учет – при условии, что меня не поймают за нарушением какого-либо закона. Я чувствовала, что ее поддержка – это единственное, что меня сдерживает от полного падения.
Когда мы вышли из кабинета, я поблагодарила Анну Андреевну за ее защиту и начала собираться на следующий урок. Но тут мама произнесла свои суровые слова:
– Маша, мне больше не нужны такие проблемы! С этого дня ты под домашним арестом! Анна Андреевна будет докладывать мне о твоем присутствии на уроках, а потом я или Костя отвозим тебя к бабушке, и ты у нее будешь заниматься домашними заданиями! После работы Костя забирает тебя домой. Хватит этих ночных гулянок! Нагулялась уже!
Я почувствовала, как внутри меня закипает гнев.
– Может, не стоит так радикально...? – вмешалась в разговор с осторожностью Анна Андреевна, пытаясь смягчить ситуацию.  – Маша в последнее время улучшила свои отметки.
Это было, мягко говоря, не совсем правдой.
– Сил моих больше нет! Если Маша не понимает по-хорошему, будет по-плохому, значит!
– А то что? В детдом сдашь? – выпалила я, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
– Прекрати! Иди на уроки! – резко ответила мама и ушла, оставив меня в растерянности.
– Маша, не переживай, все образуется! – приобняв меня, сказала Анна Андреевна, пытаясь хоть как-то поддержать. Я ей ничего не ответила.

***
До осенних каникул я ходила в школу и обратно под строгим контролем. В тот момент я не просто чувствовала себя униженной, а ощущала себя опасным преступником. Родители следили за каждым моим шагом, каждое мое движение находилось под их пристальным вниманием. Они контролировали, с кем я общаюсь и как провожу время после уроков. Я мечтала сбежать от этого безумия, но у меня не было такой возможности.
За хорошие оценки в школе мне давали небольшое снисхождение – я могла использовать телефон без ограничений, и, соответственно, все мое общение сводилось к переписке. Это было моим единственным утешением.
Когда я находилась у бабушки, она постоянно находила поводы для нотаций. Каждый раз, когда я приходила к ней, я знала, что меня ждет «физическое наказание» – она заставляла меня выполнять домашние дела, учила хозяйству. Я не испытывала от этого никакого восторга, ведь ее метод обучения сводился к постоянной критике и обзывательствам: она называла меня «непутевой» и «безнадежной». Раньше квартира бабушки была моим уединением от всего мира, местом, где я могла расслабиться и отключиться от реальности. Теперь же это стало моей ссылкой, где я чувствовала себя как в клетке.
За две недели учебы до каникул я общалась лишь с Крабом и Катей. Они знали о моей ситуации, но ничем не могли помочь. Переписка с Катей сводилась к взаимным жалобам: она делилась своими проблемами о том, что не с кем пойти в клуб, парни из приложения знакомств не оправдывают ожиданий и все в таком духе, а я делилась своим опытом «заключением под стражу» и тотальным контролем. С Крабом разговоры были более сдержанными, деловыми. Мы просто спрашивали друг у друга, как дела, хотя я знала, что ему тоже непросто, и не хотела его нагружать своим положением. Катя предлагала действовать решительно относительно Краба, но я просто не могла. Какой в этом смысл, если мы не сможем встретиться?
Одноклассники смотрели на меня с презрением: девочка-отличница, которая когда-то была гордостью нашего класса, теперь «уголовница». На переменах они находили время и желание поиздеваться надо мной, подшучивая на тему тюрьмы. Я старалась игнорировать их, но их шутки, словно острые стрелы, пронзали мою душу.
Однажды, когда я сидела за партой, уткнувшись в экран телефона и пытаясь отключиться от реальности, Никита подошел ко мне с белым пакетом в руках. В тот же миг одноклассники разразились очередной порцией шуток, подмигивая и смеясь, что это, мол, «передачка». Я сначала посмотрела на Никиту с негодованием, в голове промелькнуло: «Ты серьезно решил пошутить надо мной таким образом?» Я не собиралась брать пакет, пока он не произнес: «Это твои вещи». Черт. Я совсем про них забыла! Я протянула руку и взяла пакет, открыв его. Внутри оказались аккуратно сложенные постиранные вещи.
– Спасибо, – произнесла я тихо, стараясь скрыть смущение. Затем, чувствуя, как на меня устремлены любопытные взгляды, быстро удалилась из класса.
Их шутки не вызывали у меня смеха, а лишь угнетали. Но показывать равнодушие было непросто. Вдобавок, одноклассники шептались о «некотором байкере», который забирал меня после школы. Они тут же нарекли его моим «сутенером», и эта клевета лишь добавляла мне ненависти к ним.
Одним из учебных дней перед каникулами мне на уроке написал Краб: «Привет, ты в школе?» Мое сердце забилось быстрее, и я, не веря своим глазам, ответила утвердительно. Он добавил: «Я, если что, на улице тебя жду». Внутри меня одновременно хлынули восторг и страх. Мысль о встрече с ним наполняла меня радостью, а вот смелость, чтобы сбежать, оставалась под вопросом. Анна Андреевна делилась с родителями всей информацией, и уйти незамеченной было практически невозможно. После уроков меня чуть ли не под руку уводили домой, как будто я была маленьким ребенком, что только усиливало мое желание вырваться на свободу.
Однако я была полна решимости увидеться с Крабом, и в моей голове родился план. Я решила отпроситься с последнего урока у Анны Андреевны, сославшись на то, что хочу устроить сюрприз для мамы и купить ей подарок в честь приближающегося дня рождения. Я настаивала на том, что мне не разрешают выходить на улицу, и умоляла ее довериться мне. К моему удивлению, Анна Андреевна согласилась, отпустив меня под мою ответственность, но с условием, что я пришлю ей фотографию подарка. Я пообещала ей это, и, воодушевленная, вышла из школы.
На улице, как только я увидела его, у меня участилось сердцебиение.
– Привет! Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! – воскликнула я, словно на крыльях, подходя к Крабу. Я не была уверена, можно ли его обнять, и осторожно следила за его действиями. К моему счастью, он протянул руки для дружеских объятий, и мы обнялись.
– Привет! Что, совсем тоска зеленая? – спросил он, улыбаясь.
– Не то слово! – ответила я, ощущая, как внутри меня переполняют эмоции. Краб вносил хоть что-то новое в мои серые будни. – Как у тебя там?
– Все по-старому. Приходится делать вид, что ничего не происходит, когда за спиной промышляют наркоторговлей, – с сожалением произнес он, и я почувствовала, как его слова отозвались глубоким эхом в моем сердце.
– А в группе как?
– Если ты про группу в целом, то играем концерты, но с парнями желания беседовать нет. Им, в общем-то, все равно: пьют и веселятся. А если ты про конкретного человека, то… – Краб сделал многозначительную паузу, – ну, ему тоже весело, с другими девушками.
Я старалась сделать вид, что мне наплевать на Диму, но слова Краба стали ударом в сердце ножом. Я, конечно, страдала по нашим отношениям, в какой-то степени скучала по Диме, даже пыталась его оправдать, но понимала, что он поступил подло. Гематомы почти зажили, но их след до сих пор напоминал мне о том дне, когда все изменилось.
Чтобы как-то перевести тему, я начала рассказывать о своих суровых буднях «заключенной». Краб слушал это и всячески надсмехался надо мной, как будто мои проблемы были мелочами по сравнению с его переживаниями. Конечно, ему мои условия казались раем, особенно когда я делилась своими мыслями о строгих правилах и постоянном контроле. Затем я предложила ему дойти до магазина, чтобы купить какой-нибудь подарок и вернуться в школу через сорок минут, объясняя, почему это так важно для меня.
По пути нам попался магазин с бижутерией. Я остановилась, разглядывая витрины, и мне приглянулись интересные серьги в виде длинных капель. «Сойдет», – подумала я, ведь главное не подарок, а внимание.
Когда мы вышли из этого магазина, я вдруг опомнилась и спросила Краба, зачем он назначил встречу. На что он ответил с легкой усмешкой:
– Ну, знаешь, как-то эти две недели были не самыми приятными, вот решил скрасить их встречей с приятным человеком.
– Это ты про меня? – от его слов я засмущалась.
– Может быть, – сказал Краб, его голос звучал уверенно, но в глазах я заметила легкое смущение, которое он пытался скрыть.
– Я рада, что могу скрасить твои серые будни. Как и ты мои, – произнесла я, ощущая, как между нами стираются границы дозволенного, и начинается некий открытый флирт.
Но в истории с Крабом оставалась одна деталь, которая не давала мне покоя. В контексте нашего разговора о заключении, я решилась спросить о его нахождении в тюрьме: почему он воровал, как попался и что чувствовал.
– Какая ты любопытная, – усмехнулся Краб. – Ладно, на самом деле там ничего интересного.
– Так что же случилось? – с нетерпением я ждала новых откровений от Краба, готовая понять его лучше.
– Ну, я воровал в общественном транспорте, – начал он, и я почувствовала, как его тон немного изменился. – Ты не подумай, я не крал кошельки у пенсионеров и у людей с малым доходом, я брал кошельки у людей с достатком. Да, меня это не оправдывает.
– А зачем? – спросила я, стараясь понять его мотивацию.
– Знаешь, это было каким-то экстримом, что ли… У нас ребята на районе так «грабили» магазины, будто это была игра, кто сколько сможет вынести. А парни посерьезнее, вроде меня, – на этом моменте Краб усмехнулся, – пошли дальше и начали «ходить в народ». Пойми, нас интересовала не сумма, а сам факт украденного. Если среди украденного оказывались документы, мы делали вид, что находили их и возвращали владельцам. Нам даже давали вознаграждение за это. В принципе, мы и кошельки возвращали, если сумма была большой. А если там было около двух тысяч рублей, то тратили их на корм для бездомных животных или на благотворительность. И я не шучу.
– Да вы прям Робин Гуды… – произнесла я с улыбкой, но в то же время меня мучила мысль о том, что он мог бы использовать свои таланты по-другому.
– Ну типа. Знаю, что воровство – это плохо, но мы были дураками, нас забавляла эта «игра». А весь кайф заключался в том, чтобы ходить непойманным, как будто мы были участниками какого-то захватывающего квеста.
– Но все же тебя поймали…
– Ага… Было неприятно. Повязали прямо у дома. По «горячим следам» нашли. Сумма тогда была небольшой, поэтому срок дали такой же. Ничего серьезного, но урок запомнился надолго.
– А прозвище свое ты в тюрьме получил? – полюбопытствовала я, хотя знала эту информацию со слов Кати.
– Хах, – усмехнулся Краб, – не совсем.
– Я думала иначе.
– Мое имя не казалось крутым для тех ребят. Да и в целом в той группировке было принято общаться не по имени, а по «кликухе». За свои, так скажем, цепкие руки, ко мне и «прицепилось» прозвище Краб. В тюрьме оно закрепилось, и теперь я к нему привык. Да, оно напоминает о криминальном прошлом, но я все равно с этим завязал. В общем, Маша, не воруй!
Краб снова ухмыльнулся, подытоживая свою мысль.
– И каково это? Оно того стоило? – спросила я, искренне интересуясь его мнением, проникаясь его историей.
– Конечно, не стоило. Говорю же, был дураком. Пойми, я не нуждался в деньгах, мне просто не хватало общения. Где я рос, по-другому закорешиться было невозможно. Там либо ты кошмаришь, либо тебя кошмарят. Пришлось влиться в стаю. Так сказать, не в той компании оказался. Жалею ли я об этом? Возможно. Но кто в молодости не совершает ошибок?
Я слушала его, чувствуя, как его откровения знакомят меня с его внутренним миром. Его история, полная искренности и сожаления, оставила в моей душе тяжелый груз. Только спустя время я осознала истинную значимость его слов и то, как они отражают борьбу между добром и злом внутри каждого из нас, а также право выбора.
Когда мы вернулись к школе, я осознала, что время истекало, и расставаться не хотелось. Мы стояли на улице, и я, словно в замедленной съемке, ловила каждый момент.
– Ладно, спасибо, что сбежала с урока ради меня, – с улыбкой произнес Краб, и в его голосе звучало что-то теплое и искреннее.
– Спасибо, что предложил встретиться, и дал возможность сбежать с урока ради тебя, – ответила я во флиртующем тоне.
Мы обнялись и, после прощания я направилась в холл, где обычно меня встречал Костя. Как только он появился на моих глазах, настроение улетучилось, и мы отправились к бабушке.
У бабушки, устроившись на кухне за чашкой чая, я достала телефон, сфотографировала подарок и отправила Анне Андреевне, как и обещала. Она ответила: «Здорово! Молодец!», на что я получила эмоциональный отклик, ведь в ее глазах я по-прежнему та самая ответственная девочка. Обещала – сделала. Затем я открыла переписку с Катей.  Я долго думала, как начать диалог. Мне нужно было срочно знать, откуда у нее информация про брата-шантажиста.  Я надеялась, что эта информация может в дальнейшем мне пригодиться.