54 Арм дневник срочника СССР 4 часть 14 гл

Часть четвёртая

Глава Четырнадцатая
 
Морда в муке  — Спасите! Горю! — домой в  Нельму

Морда в муке 

Когда мы устраивались на нарах, Коля уронил свой ручной эспандер для развития цепкости кистей и он, подскакивая, заскочил под нары. Делать нечего надо его доставать и Коля и полез за ним. Наползавшись впотьмах под нарами, он сказал что, дескать, тут кусок доски ходит ходуном и что ему бы пару гвоздей, да и прибить её на место.

Вдруг Василий Николаевич заинтересовавшись этим обстоятельством, сам полез под нары и скоро держал в руке коробку из-под чая.
— Это тайник, а вода от мытья полов нарушила его прикрытие доской. Вероятно, от насыщения водой доску распёрло её и выдавило. А такими патронами я даже не знаю, кто пользуется это от берданки. Ладно, положу на место, и вы ничего там не трогайте не наше.

Скоро все затихли и лежали постепенно засыпая.
Майоров спустившись из мансарды вниз никого, не спросив, заложив в печку охапку поленьев и запалив берёзовую кору, сунул её в горнило, после чего убедившись, что огонь занялся, с лязгом закрыл дверцу.
Василий Николаевич поднял голову и спросил, кто там лазает.
— Это я печку затопил, в мансарде холодно, — ответил майоров.
— Ну, сейчас начнётся варево, Лёша задвижку открой, вишь начинает дым в хату затягивать, — сказал Василий Николаевич, прислушиваясь, к треску горящил поленьев.
— А помните, я говорил, что майор просил протопить избу после уборки, чтобы тепло стояло, — сказал я.
— Так кто ночью-то топит, надо было раньше, а мы прошляпили, щас сваримся заживо, — ответил Василий Николаевич.
Майоров сказал, что он положил всего четыре тощеньких  полешка.
— Ладно, тогда больше не клади, жарко будет спать, не май месяц, — сказал Василий Николаевич.

Но этот балбес Майоров, оказывается, наврал и вместо «четырёх тощеньких» сунул в печь восемь толстенных поленьев.
Скоро внутри печи загудело и завыло.
— Вот же шалопай тощеньких он положил! — громко сказал Василий Николаевич и пошёл проверять печь. Открыв дверцу, он обомлел, вся внутренняя часть горнила была охвачена мощным огнём, а само оно было забито под завязку. И вытаскивать раскалённые поленья только дымить в комнате.
— Вот же чёрт бестолковый! — сказал проводник в адрес Майорова.

Скоро помещение стало заполняться жаром, отчего спать было не в моготу и я, проклиная этого дуралея подхватив свой спальный мешок с подушкой, отправился на двор, где устроился под телегой на куче скошенной травы. Вслед за мной там устроились Паша и Анатолий.
Коля и Василий Николаевич с ружьём поднялись в мансарду к Майорову, а тот скоро уполз от наступившей духоты на балкон.

Спал я недолго, а проснулся оттого, как что-то надо мной фыркнуло. Я выглянул из-под телеги и увидел смотрящий на меня огромный светящийся глаз. Охнув от нахлынувшего животного страха, я крикнул что-то типа — шухер спасайся, кто может! И рванул к дому.

Дверь оказалась закрытой и я, обежав дом,  вспомнил про лестницу, приставленную к крыше сарая, где находились наши лошади. Кинувшись туда, я услышал, как кто-то огромный ломится в мою сторону через кусты, и громко закричав, всполошил всех, и кто спал под телегой и в мансарде.

Коля, выскочив на балкон, всё понял и, слетев вниз по лестнице, открыл мне дверь. Следом за мной в дом заскочили Паша и Анатолий. На вопрос проводника чего я так орал я сказал что там, у телеги на меня смотрел медведь, а в кустах ломился второй.

Василий Николаевич посветил на телегу своим фонарём и очень удивился, увидев стоящую там лошадь.
— А эта чертовка, откуда тут взялась!
Спустившись на двор, он первым делом проверил конюшню и удивился, что запор был кем-то снят и не поставлен на место. Осветив внутреннюю часть, он не досчитался одной лошади.

— Кто же не запер, — удивился он вслух.
И тут Коля сказал, что носил животным траву, а проводник сам ему открывал и вероятно не закрыл конюшню.
— Ну, значит, это я виноват, — сказал растерянно Василий Николаевич.
— А если бы я не закрыл то… — начал было говорить Майоров.
— Убили бы на месте! — засмеялся Паша.
— Вот–вот шкуру бы всю спустили, — сказал Майоров.

Проводник завёл лошадь к её друзьям, и закрыл двери конюшни, на запор, замотав проушины проволокой, чтобы значит, надёжней было. Василий Николаевич сказал, потом что это было в первый раз, когда он проморгал лошадей таким глупейшим образом.
— А кто и где ломился? — спросил он у меня.
Я показал за конюшню.
— Так давайте все в дом, как бы тут  какой нить хищник не появился, — сказал он с опаской.

Мы зашли в дом и, закрывшись, разошлись кто куда.
И только-только, мы стали засыпать, как вдруг в дверь снаружи что-то сильно ударило. Я поднялся и подошёл к двери и прислушался. В сенях что-то шуршало, а потом всё стихло. И только я отошёл к постели как раздался тихий стук в дверь.
— Ну что там? — спросил у меня тихо Коля.
— Не знаю.
Новый стук в дверь снова нас насторожил.
— Кого это чёрт по ночам носит, — сказал Майоров.
Паша подошёл к двери и спросил.
— Кто там.
В ответ наступила гнетущая тишина.
Паша приложился ухов к входной двери.
— Ребята там кто-то возится и громко урчит.
— Павлик не открывай, щас я мансарды посмотрю, — сказал ему Анатолий.
— Толя мой фонарь возьми, — сказал Василий Николаевич и, поднявшись с постели, вынул из кармана куртки длинный китайский фонарь.
— Держи, а вообще погоди вместе сходим.
Василий Николаевич снял со стены ружьё и, пощупав свои карманы, сказал, что патроны есть.

Они поднялись на чердак и прошли в комнату мансарды, а из неё на балкон. То, что они увидели, повергло их в шок. Возле крыльца стоял огромный чёрный медведь и ковырял лапой в окошке сеней.
— Вот, оказывается, тут шуршит, вовремя я коняшку в сарай увёл, — сказал Василий Николаевич, рассматривая сверху медведя. — Толя позови ребят, а то такого красавца не каждый день встретишь живьём.

Толя быстро скатился вниз и объявил, что нас атакует медведь. И мы, шлёпая босыми ногами, побежали на чердак.
Когда мы вышли на балкон медведь уже заметил проводника и, задрав голову, смотрел на него, а тот на него. Хотя было темно, но в полную Луну всё вокруг было освещено серой желтизной.

Попав под луч фонаря, медведь крутил, головой прикрывая лапами глаза от яркого луча. Недовольно рявкнув, он недовольно подошёл к лежащей куче наших продуктов и стал в них ковыряться.
— Парни это самый страшный медведь, — сказал Василий Николаевич.
— А что в нём страшного медведь как медведь? — спросил Анатолий.
— Это не бурый увалень, а уссуриец. По его жестокости с ним могут сравниться только медведи с Аляски. Самый наглый мерзавец из всех кто есть в наших лесах.
— Боже мой, там же сахар, мука и сгущёнка, — сказал упавшим голосом Паша.
— А вы чего не занесли в дом, я же тебя просил? — с упрёком спросил Василий Николаевич.
— Да вот как-то просвистело…

— Ты вот что Паша сделай, возьми ведро и из печки достань углей, неси сюда, будем устраивать костёр, а то этот обжора всё у нас съест.
Паша позвал с собой Анатолия,  и они отправились за углями, а мы стали собирать по сусекам доски и лущить их на растопку.
Вдруг следящий за медведем Коля завопил и мы, выскочив на балкон, увидели как медведь, вспоров мешок муки, зарылся в нем головой.

— Ты что гад делаешь, кто тебя сюда звал! — закричал Василий Николаевич.
Но медведь даже не посмотрел на нас и продолжил возиться головой в муке.

— Отойдите, — раздался позади нас голос Анатолия.
Он и Паша нагребли огненных углей в ведро и принесли на чердак. Показали верёвку и сказали, что сейчас спустят ведро вниз и останется только бросать в них деревяшки.
Мы так и сделали, и скоро внизу перед домом пылал костер, освещая лесного негодяя.

— Что это с ним, — удивился Анатолий, увидев голову медведя абсолютно белого цвета.
— Поседел от горя, что ему Серж пирожков не на пёк, — сказал Коля.
— Не ребята это гибрид белого медведя и вконец забуревшего, — сказал насмешливо Майоров.
— Сейчас он нам тут насвистит, устроив полный разгром! —  сказал Василий Николаевич.  — А ну несите сюда коробку с патронами, будем его пугать. Я бы пострелял да патроны жалко расстреливать, у меня их и так мало осталось. Лёша ну чего стоишь столбом неси коробку.
— Щас батя, всё сделаю! — сказал весело Майоров и метнулся к лестнице.

Бросая на костёр доски бросовые и не бросовые, мы делали всё, чтобы напугать пламенем медведя, но он только посмеивался над нами и ударами сильных лап давил пятилитровые банки с жиром и повидлом. Потом стал добираться до банок сгущённого молока.
— И как он различает банки со сгущённым молоком, среди других консервов,  — удивлялся Коля.
— Раз, попробовав вкусную банку, медведи уже начинают понимать, что к чему и не ошибаются, — сказал Василий Николаевич.

Взяв из коробки патроны, мы стали их бросать в костёр поочерёдно, после каждого выстрела, чтобы случайно не подставится.
От разрывов патронов медведь стал дёргаться и огрызаться, что было понятно, что рвущиеся патроны бьют по нему, а насколько серьёзно при его шубе можно только предполагать.

Патроны производили громкие шумы и медведь, не выдержав, позорно бежал проч. Мы же под прикрытием ружья проводника быстро занесли оставшиеся в «живых» продукты, собирая попутно пострадавшие банки, чтобы извлечь их них хоть какую- то пользу для отчётности перед своим начальником майором Триполка. Даже муку собрали горстями в вёдра и в запасные мешки. Подчистив поляну перед домом уже к самому рассвету, мы завалились спать, зная, что майор раньше пяти вечера не появится, а значит можно выспаться и привести себя в порядок.

К часу дня все начали чистить свои пёрышки, чтобы выглядеть презентабельно, а не как мучные черви.
— Ребята пока мы спали, кто-то здесь курил коноплю, чуете запах кислоты, — сказал Майоров, поводя носом.
— Я тоже заметил, что кто-то тут был, даже слышал, как дёргались в двери, видят заперто, но стучать почему-то не стали что как-то странно и ушли. Потом в посёлке выяснится, кто приходил, — сказал Василий Николаевич.
— А всё-таки курили коноплю, — сказал Майоров, чуете даже в воздухе шлейф остался.
— Удивил! — сказал Паша. — Тут на каждом углу бычки валяются. Вон погранцы косят, её косят, а на бывших пожарищах её кто-то всё одно сеет и сеет.  Целые плантации засадили.

— Так местные и сеют, руки бы им повыдёргивать! — сказал Василий Николаевич.
— А вы как будто не знаете кто? — спросил Майоров.
— А ты попробуй, схвати за руку, тут же получишь пулю тут такой народ отчаянный, сколько браконьеры милиционеров ухлопали, мама не горюй, а лесников… они и бегут в город, зарплата никакая. На маяках платят копейки, а судоходство дорогое и где справедливость. Начальство думает, что в деревне можно вообще ничего не платить кинули подачку из солонины и живи, как хочешь. Вот народ и занимается браконьерством жить же как-то надо, одной рыбой кишки не набьёшь, — сказал Василий Николаевич.
Он для безопастности произвёл выстрел из ружья и сказал, что жалко собак с нами нет отпугивать уссурийца.

Как я не чистил форму от муки, так у меня ничего и не получилось и пришлось стираться на речке и сушится пока солнце ещё давило жаром. Моему примеру последовали и другие ребята, а проводник вообще залез в одежде в реку и фыркал там как морж.

После постирушек проводник собрал нас и попросил его внимательно выслушать.
— Парни слушайте меня сюда надо сочинить легенду для Иосифовича и подостоверней, а то на наш промах с продуктами мы получим крепких юлей на балде, — сказал Василий Николаевич.

И мы, объединив наши фантазии, сочинили сказку, что подверглись нападению медведя неожиданно он, дескать, толи голодный был толи ещё, да вот кинулся на лошадь и попутно распорол мешок с мукой.
— Я выстрелил, он удрал, но продолжил ходить рядом пока мы снимали груз с лошадей, — развивал тему проводник.
— Большую часть продуктов занесли в дом. А потом пока собирали муку он тут как тут, мы от него в дом, а он начал оставшиеся банки крушить, — дополнил я как завхоз нашего продуктового имущества.

Спасите! Горю!

Самое скверное произошло в этот день то когда  я обгорел после того как хотел плеснуть бензин в печку на дрова. Зачем мне это было нужно сам не понимаю. Поискал я берёзовую кору на растопку рядом с домом в сарае не нашёл, а идти в лес забоялся опасаясь того медведя или котёнка тигра преследовавшего нас ранее. Зашёл в чулан и тут увидел бутылку с бензином. И чёрт меня дёрнул протянуть к той бутылке руку, хотя по интуиции я этого делать не хотел.

Да срочно нужно было готовить ужин по приказу майора пославшего к нам лохматого гонца с запиской на ошейнике. Налил я в кружку бензина на два пальца и плеснул в печь, потом попытался поджечь, но ничего не получилось, я понюхал исходящий запах бензина исходящий из той бутылки, но он был какой-то не бензиновый, а на этикетке было написано, что в бутылке бензин. Я ещё удивился как так!

Ну, наливаю в кружку бензин, присаживаюсь на одно колено перед печью, открываю дверку, и тут мне в лицо как шарахнет вспыхнувшим пламенем, от неожиданности я опрокидываю кружку себе на ноги и падаю назад. 
Форма на мне тотчас вспыхивает, я кричу парни, находящиеся на мою удачу в доме видят, что я горю набрасывают меня бушлат да вот незадача на ноги длины бушлата не хватило.  А когда я закричал от боли, тем же бушлатом прикрыли горящие ноги, чтобы я не зажарился живьём. Тут прибежали остальные давай меня раздевать и осматривать. Оказалось, что подгорели только ноги, но к счастью ничего серьёзного. На икрах появились несколько пятен от ожогов величиной с грецкий орех.

— А если бы ты был в сапогах, а не в тапочках ноги бы остались целы, — сказал Василий Николаевич.
Он порылся в чулане и принёс коробку с лекарствами.
— Что-то тут просроченное ну да ничего всё пойдёт на пользу. Если больно остаётся только терпеть. Дней пять мучений, а потом все раны закоростяться, а дальше как на собаке.

Мне даже обидно стало, что впереди за сопкой река Нельма с нашей частью, а я тут как сбитый лётчик валяюсь. Я уже представил ехидную улыбку Назарова - ну что допрыгался, это тебе за сапоги аванс!
Полежал я с полчаса и стал подниматься, что начинать готовится к ужину, несмотря на протесты Василия Николаевича.
— Да ты скажи, что делать мы сделаем, — сказал он.
— Всё равно вы не так всё сделаете, — ответил я.
— Брось мы сделаем, — уговаривал меня Паша.

Сделают они! Пересолят и весь ужин коту под хвост.
Я, конечно, терпел свою боль, но бросать ужин на произвол судьбы не стал. Ходить я мог, хоть и болезненно тянуло кожу, так что делать всю свою работу я мог сам, не гоняя шланга, хотя парни мне предлагали отдыхать и не дёргаться. Но я знал, что идущий к нам майор Триполка надеется на вкусный ужин и я подвести его не мог, ведь кроме него там были проводники деды.
Ещё я озадачил парней на рыбную ловлю для дедов, не признающих в лесу никакую другую пищу, что вызывало у меня удивление. На что Василий Николаевич мне говорил, что у этих старцах в головах одна дурь, дома они всё наворачивают всё что дают, а в лесу солдатской пище не доверяют. Но с моим проходом в отряд они стали и каши есть, и борщи со щами наворачивать, а когда я начал раздавать им горячие оладьи так ваще стал для них своим. Был там у них зачинщик Иван ещё тот фрукт, что скажет, то остальные и делают и угодить ему надо ещё постараться. Вот не станет пить компот и другие не пьют, ну так я решил это по-своему, сказав, что у меня голодных нет, а не хотят питаться здоровой пищей, так вон пусть короедов едят. И ничего стали даже просить добавки. Это как узбеки мы, мол,  свинину не едим, я им не ешьте ну ху на вас ходите голодные. Проходит неделя - первые бегут на раздачу!
Ужин был готов как раз к приходу основной группы, это мы узнали по прибежавшим к нам собакам. Василий Николаевич тот час повёл их пугать медведя-грабителя с белой головой и они, взяв след, погнались за ним, загоняя подальше от дома геодезистов Соня.

— Щас они ему дадут прикурить, — говорил радостно Василий Николаевич.
Перед самым приходом майора с основным отрядом Василий Николаевич ещё раз нас проинструктировал по поводу погибших продуктов.
— Главное не болтать ничего лишнего и рассказывать скупо, можно даже испуганно и своими словами, чтобы не было одинаково, а то майор нас расколет.
Но майор вероятно за всю свою жизнь навидался всяких сказочников и понял, что ему откровенно вешают лапшу, о чём потом рассказал проводнику, сказав, что никому ничего не расскажет.

— Хорошо, что он не полез разбираться с вами после вашей  артподготовки, мы, находясь недалеко от вас, слышали всю эту пальбу, так всякое передумали вплоть до нападения на вас китайских бандитов. Хотели уже бежать на выручку да проводники деды отговорили, сказали, что это патроны рвутся в костре, — сказал майор.

После ужина майор объявил мне при моих ранениях благодарность  и спросил собравшихся возле него солдат.
— И как же вы нашего повара не уберегли, кто нам борщ будет варить?
— А кто знал, что в печке не все угли прогорели. Да там и пусто было, откуда там тлеющий уголёк взялся вообще непонятно, — сказал Паша.
— А ты на что сержант? — спросил майор.
— Был сержант да сплыл сейчас домой только с чистыми погонами, — ответил Паша.
— Хулиганить не надо было.
— Как будто вы когда были курсантом, не хулиганили.
— А как без этого все хулиганы становились генералами. Правда мне кажется, я немного недохулиганил дадут ли полковника ещё тот вопрос! — сказал с улыбкой майор.
— А я так рассчитывал на погоны маршала, — сказал наш балагур Майоров.
— Сначала надо хотя бы в ефрейторы пробиться.
— Товарищ майор лучше иметь дочь…
— Молчи дурень! — перебил его майор. — И ни слова, вот когда у тебя будет дочь вот тогда и вспомни  этот разговор,

Домой в Нельму

Как я не хотел уходить, но майор меня всё-таки уговаривал не шутить с ожогами, сказал про сепсис, гангрену и похороны с закрытой крышкой. Пришлось идти в Нельму. Мне так же компанию составил Коля со своей рубленной топором раной, у которого к этому времени рану раздуло, так что больше некуда. Но Коля не обращал на это внимание, он был вообще от природы не чувствителен к боли. И даже когда ему делали перевязку, срывая с запёкшейся раны тампон, он сидел с каменным лицом как индеец. Я же всё время морщился от боли, ахая и охая. Вот так мы и шли, хромая, на разные ноги, ковыляя по телефонке до поворота на лесную дорогу, где через километр нам встретился охотовед Дрозд верхом на лошади. Когда он нас увидел, то решил что мы бегунцы и даже направил на нас карабин, намереваясь арестовать. Присмотревшись к нам из чёрной тени леса, он узнал нас.
— Что же это вы воины так себя не бережёте и где ваши костыльки? — спросил он, разглядывая наши перебинтованные конечности.

— А вы бы, чем насмехаться сходили бы послужить в армию, чем тут кататься на лошадке толку бы  было больше, — ответил ему Коля.
— Ты чего Николай такой сердитый, жизнь не мармелад.
— Тут чёрный медведь озорует, пока вы тут катаетесь. Мешок муки у нас вскрыл на Соне, пока мы разгружались, — поддержал я нашу легенду.
— А вы там чего делали, кур доили или девок наших щупали? — насмешливо спросил Дрозд.

Мы рассказали, что там, на постое стоит армейская экспедиция во главе с майором Триполкой.
— Знаю его толковый мужик, я-то думал, что ваша банда ковыряется где-то на Неми, а вы уже здесь под боком, — сказал Дрозд. — А вашего чёрного медведя мы изловим на берлоге, попортил он поселковым жителям нервы. Магазин чуть не ограбил, спугнули его наглючий, такой как танк.
— Точно-точно это он нас на Соне терроризировал прошлой ночью, припёрся и давай рваться в дверь. Пришлось отстреливаться, — я.
— А так это вы его обстреливали! А я-то думаю, кто так ночью палит в костре патроны. Значит, это вы их нашли. Все что ли расстреляли или осталось.
— Всего с десяток, а откуда вы знаете, что патроны в костре стреляли? — спросил Коля.
— Патроны Николай в костре рвутся, а стреляют из ружья. Уже по звуку ясно стрельба это или баловство. Патроны-то мои были.
— А коробку мы обратно положили. Честное слово, — сказал Коля.
Дроз внимательно посмотрел на Колю и спросил.
— Ты кто пионер что ли. Может, ещё землю будешь есть?

Мне стало смешно, и я рассмеялся.
— Если патроны ваши, то чего вы их прячете у всех на виду, — сказал я.
— А это не твоего ума дело. Раз лежат значит не ваши вещи и трогать нельзя.
— Так медведь нашу муку ест! — вдруг нашёлся, что сказать Коля.
— А мне насрать у вас, что б вы там все передохли! У проводников есть своё оружие, а кто там  с вами из них? — спросил Дрозд.
— Василий Николаевич
— Понятно этот всю жизнь прибедняется, а у самого денег куры не клюют! Всё шуруйте до хаты, а я скоро следом поеду, чтобы вас чёрный медведь не украл.
И он, отъехав в сторону, дал нам проход.
— Пете привет, а про патроны никому ничего не сказывайте, спокойней спать будете, — сказал он.
Отойдя метров сто, Коля сказал мне, что слоновий хер он Назарову передаст, а не привет.

Домой в Нельму мы особо не торопились, впереди был ещё целый день вольницы. Зная, что позади нас находится сердитый из-за патронов охотовед, мы решили побыстрее, выйти из леса и выйти реку Нельму через брод на нашу сторону.
— Пусть нас поищет, а мы уже до бани дойдём, где и поспим до вечера.
Но охотовед, заметив, что мы сошли с тропы и направились к реке, подал сигнал охотничьим горном и мы сделали вид, что нам даже захотелось сходить  по большому.

— Куда это вы так навострились? — спросил он.
— А мне что обязательно на дороге откладывать личинку, — ответил недовольно ему Коля.
— А дак ты обосрался от скорой встречи с любимым командиром, — рассмеялся Дрозд.
Коля ответил, что ему уже расхотелось, иди до кустиков,  и он пошёл дальше по дороге.
— А ты Сергей тоже будешь таскать какашки с собой? — издевательски спросил Дрозд.

На что я и сам почувствовал, что мне надо сходить до кустиков что я и сделал.
Пока я освобождался от лишнего, Дрозд довёл Колю до белого каления своими придирками.
— Ну, Николай теперь мне понятно, почему ты сбежал в армию, работать не хотелось как все люди!
Коля схватил лежащий рядом с дорогой сук и замахнулся на охотоведа, отчего его лошадь испуганно попятилась едва, не сбросив седока.
— Ты что больной что ли! — крикнул ему Дрозд.
— Вали отсюда! — крикнул ему Коля.
Дроз поплевался на него сказав, чтобы он сдох, со своей ногой и поехал в посёлок.
— Вот идиот! Всю малину нам обломил! — сказал мне Коля, когда я подошёл к нему. — Ладно, пошли в Нельму он всё равно начнёт гудеть в свой горн, вызывая Назарова, на выход и скажет, что мы идём.
 
Мы прошли через посёлок до развалин рыбного комбината, и подошли к лодке к Латипову ждущего нас на берегу.
Мы поздоровались и сели в лодку.
Назаров встретил нас у казармы с насмешкой, мол, явились, не запылились, и проводил в санчасть. Санинструктор Алиев сделал Коле перевязку, а мне она не потребовалась, и я ушёл на кухню принимать дела. Вот так закончилось моё экспедиционное путешествие, а спустя неделю пришли и остальные экспедиционеры во главе с майором Триполка.

Первым делом они отправились в баню, а майор попросил меня расстараться насчёт выпивки. Я, конечно, имел в запасе огнетушители с брагой, но предупредил что если что, то я ни приделах.
— Ясень пень, что ты тут ни причём! — обрадовался майор.

Назаров к бане не приходил проконтролировать чужих бойцов из боязни встретиться с майором только, но предупредил меня, словно почуяв, что зреет выпивка.
— Смотри, если напьются и начнут балагурить, я с тебя первого шкуру спущу! — сказал он мне, встретив меня у родника, где я кормил братьев бурундуков Васька и Славку.

— А я-то тут при чём! — взвился я.
— А кто у нас брагу ставит в огнетушителях? — спросил Назаров, уставившись на меня, как баран на ворота.
— Кто сам разрешает тот и пьёт вместе со всеми! — возмущённо парировал я.
— Что ты такое болтаешь, чего я разрешаю, с кем я пью, ты, что несёшь такое? — удивлённо спросил Назаров.
— Ну не знаю, как сейчас, но в первые дни моего приезда до вашего капитанства вы сами мне давали такую установку, чтобы на крыше бани всегда стояла батарея из огнетушителей для дорогих гостей.
У Назарова брови взлетели к затылку и заорал.
— Ты чего такое мелешь дурак!
От его вопля бурундуки спрятались в свою норку.

Назаров огляделся по сторонам, не слышит ли кто, наш разговор.
— Пётр Георгиевич, ну ведь вы сами мне про это говорили, — минуя его звание, сказал я.
— Не ожидал я от вас Сергей Егорович такого, не ожидал! — сказал мне Назаров, переходя на вы. А я ведь вас хотел к званию младшего сержанта представить да видно поспешил! Гитлером ты у меня пойдёшь на дембель, Гитлером!
Назаров стоял передо мной весь красный как рак, заглядывая мне за плечо, не спускается ли кто с сопки позади меня.
— А я им разве пастух, а брагу они с собой принесли её на Соне им охотники дали, — соврал я ему.

Назаров любивший стукачей, поверил мне и отстал, а я перевёл дух и помчался окольными путями к бане и предупредил ребят, где они, дескать, достали брагу.
— Вы-то уйдёте, а он мне всю плешь проест! — сказал я им.
Когда я уходил меня догнал майор Триполка.
— Сергей насчёт этого ты можешь, не беспокоится, Назаров сам про это дело будет помалкивать, — заверил меня майор Триполка.
— А Ярцев, он может заложить, — сказал тихо я.
— Этому я скажу, что его давно ждут на дизеле он и заткнётся.
После разговора с майором я нашёл Колю и предупредил его, что брагу майору дали «охотники» на Соне.
— Ну, это понятно, ведь больше негде, — сказал Коля рассмеявшись.

После бани был ужин, куда Назаров так же не пришел, отсиживаясь у себя дома. На другой день он пришёл на развод и доложился майору, что звонил в полк насчёт баржи для отъезда всей дикой команды в полк. После чего опять скрылся по каким-то срочным делам.
— Да какие у него могут быть дела, — сказал язвительно замполит Щегольщин давно недолюбливающий заносчивого командира точки. — Прячется в своём сортире.

Дождавшись отъезда дикой команды экспедиционеров под командованием майора Триполка, он вновь расправил крылья и снова стал рвать коршуном наше мясо. Первым делом он стал допытываться, куда я дел болотные сапоги, присланные им на замену место всученных мне обоих левых сапог. Я ответил, что остались на Соне в мансарде, и я как-нибудь туда схожу.
— Куда ты сходишь, да тебя там чёрный медведь задерёт, вон пошлю кого-нибудь из местных, — сказал он.

На самом деле я те сапоги по приходу в часть спрятал и предупредил Колю, чтобы он помалкивал — ну тот конечно могила.
Сам же майор ещё на Соне предупредил меня, чтобы я Назарову его болотные сапоги не показывал, мол, перебьётся. 
— А можешь услать их в посылке домой через меня, — сказал мне майор Триполка.
Я согласился, сказав, если этого его самого не затруднит.
— Серёжа о чём ты говоришь, сделаю в лучшем виде.
Я скатал сапоги в рулоны и, замотав в тряпку, отдал ему.

Спустя какое-то время мама написала мне, что посылку с «вялеными крабами» получила, это было предупреждение, что сапоги дошли так попросил её в письме сам майор, за что я был ему очень благодарен. Я даже Коле ничего не сказал, побоявшись, что он сболтнёт лишнего попьяни. А Назаров уболтал кого-то из местных сходить на Соню, за сапогами так ему их жалко было, но конечно ничего ему не принесли. И он, поэтому возмущённо ругался, мол, ничего доверить нельзя или пропьют или продадут налево!

— А я ведь ему этому пройдохе заплатил! — кипел от ярости Назаров.
Чем он расплачивался, он не рассказал, может банку тушёнки дал, может солдатские сапоги всучил со склада. А вообще заходил разговор если насчёт денег, то тут он был непреклонен — товар на товар!
.
Продолжение следует...
.
Ворд 5А 574 стр. Редактирование