12-е мая

Правка от 12.5.25. :

               
                Про слона

   Жил-был мужик грубый-неотёсаный, ни одной хорошей песни не знал.
   - Мужик-мужичок! - сказала тут пчела. Она хотела из лужи попить, да в лужу и упала. - Вытяни меня! Я тебе за это хорошо спою.
   - Ну, спой! - сказал тот и вытянул пчелу из лужи.
   И тут запела пчёлка – как в кинофильме "Боба и слон", с лёгким дрожанием в голосе:
   „Где баобабы вышли на склон,
   Жил на поляне розовый слон...“
   И всю песню – до последнего словечка.
   Очень удивился мужик грубый-неотёсаный:
   - Не могут петь пчёлы, как певица в кино!
   - Если б не могли – то и не стала б я тебе петь... - ответила пчела – и улетела в широко-поле.
   А грубый-неотёсаный - своим хозяйством занимается да напевает сиплым басом:
   „Где баобабы вышли на склон,
   Жил на поляне розовый слон...“
   Пел-пел – и смолк мужик.
   Выбежал он за калитку в широко-поле, стал звать:
   - Пчела! Пчела!..
   Вернулась к нему пчёлка. А он и говорит сиплым басом:
   - Я... вот... Как дальше в песне-то, забыл, напомни.
   Напомнила пчёлка.
    - Ты его видала? Не в кино, а в натуре.
    - Слона?
    - Розового.
    - Ни разу. Серого тоже. Очень жаль, что они у нас не водятся.
    - Ну, я тебе на это так скажу: наше поле тоже очень хорошее. Сена на зиму скотине много косится.
    - И медоносное, - добавила пчела. - И радужное, потому как цветёт разноцветно...
Так они тихо-дружески говорили в широком поле: пчела – и мужик, который раньше был грубый-неотёсаный. А поговорив, запели дуэтом про розового слона...

    

               
                Как бревно из глаза тянули

    «Вынь сначала бревно из своего глаза», – прочёл дед.
    Ухватился он за бревно в своём глазе и стал тянуть. Тянет-потянет: вытянуть не может.
    Позвал дед на помощь бабку. Бабка за дедку, дедка за бревно в своём глазу: тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала тогда бабка внучку Танечку.
    Взялись тогда внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за бревно в своём глазу: тянут-потянут, вытянуть не могут.
    (Короче говоря, наконец позвали мышку).
    Мышка за Мурку, Мурка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за бревно: тянут-потянут – и вытащили тяжёлое, большущее бревно из дедова глаза.
    – Как так? – обрадовался дед.
    – Как так? – обрадовалась баба.
    – Отчего же это – ты такая маленькая, а с тобой вытянули? – обрадовались все, спрашивая мышку.
    И она ответила тихоньким голоском:
    – Мне в сарай крепкое бревно нужно, крышу подпереть. Не то сарай завалится – да на моих мышат. Вот я и постараюсь...



                Таинственный старик

    Жил один дедушка (вернее, он и сейчас живёт). Ему лет двести. Или сто. Ну, по крайней мере, восемьдесят пять.
    Такой худенький, сгорбленный – потому что возраст такой, иначе не получается. Борода у него седая-преседая и до пояса. Все люди на него смотрят и вздыхают: «Да-а, старость – не радость. И с нами такое будет, если доживём...»
    А этот дедушка каждый вечер куда-то ходит. Совершенно секретно. Лишь только народ уляжется спать, дедушка, опираясь на свою палочку, как положено человеку такого возраста, тихо ступая маленькими шажками, выходит из подъезда многоэтажного дома и следует по направлению к назначенной и таинственной цели. Он несколько раз оглядывается: не следят ли? Он тихонькими шажками обходит большой дуб, затем маленькую ёлку и подходит к детской площадке. Затем он крадучись, кругами (ну точно как наш разведчик!) придвигается к качелям. Ну а дальше происходит самое странное и удивительное...
    Он  свою палочку прислонил к качелям, уселся на качели и – скрип, скрип – тихонько...
    – Ах, опять забыл взять машинное масло, смазать... – тихо произнёс старик таинственным голосом. – Завтра не забуду. Напишу у себя на лбу и посмотрю в зеркало.
    – Скрип! – раскачивались качели и старик.
    – А, пусть скрипят! – тихо сказал старик. – Что, уже и покататься нельзя? И пусть смотрят, кому интересно! Потому что каждому человеку время от времени необходимо качаться на качелях! Ну и что, что из возраста вышли? А мы (включая доктора физико-математических наук, вроде меня) – не люди, что ли? Э-э-эх!..
    – Детство моё, постой, погоди, не спеши..! – себе под нос запел он любимую песню, раскачиваясь бодро и весело, хоть и со скрипом. И смотрит своим бородатым лицом в самое небо из сверкающих, как совсем недавно – лет восемьдесят назад – звёзд.
    … Вот напелся весёлый человек, накатался счастливый человек – слез с качелей и «Слава Богу за всё!» сказал. И пошёл домой, не очень бодрыми ногами, но с бодрою улыбкой на устах и в сердце. До завтрашнего вечера.


               
                Пёстрая букашечка

   Довольный поэт возвращался со встречи с читателями, где его много хвалили, а он хвастался и смеялся от счастья.
   Тут подлетает к нему пёстренькая букашечка и пищит гордым голосочком, и тоненько хохочет:
   – Посмотрите, какая я красивая и необыкновенная! Как я вся удивительно разрисована, и меня приятно видеть!..
   Тут подул ветер, подхватил хвастливую букашечку и бросил прямо в урну. А она и оттуда пищит, что какая она необыкновенная и прекрасная, да ветер такой плохой попался, не даёт ей вылезти из грязной урны.
   Испугался поэт за себя и крепко задумался, и вспомнились ему слова одного православного старца:
   «Чем гордиться человеку?..»



                Два солдата

  Один дикий подросток с приятелями фотографировался у памятника павшим воинам Великой войны. А что это за война такая, и что значит этот памятник, они не понимали. И этот подросток вскарабкался стоящему каменному солдату на шею и там сел, ноги свесив. А приятели захохотали, им же смешно. И сфотографировали.
   Потом отпечатали снимок и опять хохотали до упаду. А этот главный шутник поставил его на полочку над своей кроватью, прямо над изголовьем.
   Вот ночью спит он крепким сном, как вдруг его что-то ему на самые губы закапало солёное. Проснулся он, свет включил и видит, что с полки над изголовьем капает. Встал он тогда и увидел: по той фотографии, блестящими струйками текут настоящие солёные слёзы. Из глаз каменного солдата, а также и у этого подростка из самых глаз...
   Страшно ему стало, стал он своим приятелям звонить. Те такое услышали – прибежали:
   – Кто плачет? На какой фотографии?
   – Да вот же! – он им.
   – Где? – говорят ему.
   Он посмотрел – нет больше никаких слёз, и следов нет.
   Дали они ему слегка по шее, что зря разбудил, и ушли.
   А он до утра больше не уснул. Всё смотрел на фотографию и думал:
   «Так вот же здесь текли настоящие солёные слёзы. Я на вкус пробовал...»
   Потом он даже в психиатрическую больницу ходил, но его туда не приняли. А приняли его в армию, потому что в это время началась война.
   Честно воевал этот парень и геройски. Бога помнил, родителей своих и товарищей. И слёзы на фотографии забыть никак не мог, да и не хотел. Они ему помогали воевать, как воевал тот каменный солдат прошлой Великой войны, за что ему потом и поставили большой памятник.