На выставку Ильи Глазунова

   Как-то раз, я летел в командировку из лесной столицы северного края в Москву на худсовет Монумент скульптуры. Набрав разной прессы в вокзальном киоске, приготовился бороться с полетным страхом, а бояться было чего, была середина восьмидесятых годов и самолеты частенько недолетали до пункта назначения. Даже когда мы втиснулись в обшарпанные кресла, в воздухе всё ещё витал ужас предыдущих, выживших пассажиров.

Поскольку прибыть надо было как всегда срочно, ничего не оставалось как лететь этим самолетом пахнущим ужасом и горелой электропроводкой. Наконец люки, как говорится были задраены, и под рев двигателей из кабины вышел пилот и что-то прокричал неразборчиво, типа желаю вам приятного полета, но мне показалось он крикнул, не обосритесь в воздушных ямах.

Взлетели слава богу! Постепенно набрали высоту и прибитые перепадом давления люди, делая глотающие движения челюстями, стали оживать. Наконец вышла стюардесса с подносом и стала раздавать леденцы. Пошел неискренний смех и люди стали доставать кто газеты, кто журналы.

   Достал и я, газету «Известия», просмотрел быстро и наткнулся на броский заголовок: «Выставка Ильи Глазунова в Манеже». Надо же, только недавно о нем читал проклятия видных членов союза художников. А тут Москва, Кремль, Манеж. Писали монархист и вообще всё под икону стилизует!

Я забыл даже, что лечу в какой-то консервной банке на высоте десять тысяч метров. Пока я предавался размышлениям, полет постепенно подошел к концу, и лайнер пошел на снижение. Вернее вошел в пике, то есть людей стало прибивать из кресел к потолку, мягко говоря наступила невесомость на какое-то время.
 Что удивительно, из кабины выглянул пилот и осмотрев пассажиров, удостоверился, что все на месте и никто не улетел в космос. Слава богу приземлились и самолет подрулил к стоянке. Двигатели наконец заглохли и раздались аплодисменты, так только могут радоваться люди только что испытавшие животный страх смерти.


   Все выжившие со смехом и шутками быстро уплотнились в автобус, и вот Шереметьево! Так как у меня была с собой только сумка, я быстро покинул аэровокзал и уже на такси отправился в Москву.

   Прибыв на комиссию, весьма удачно справил свои дела и попрощавшись с худсоветом, отправился куда задумал. Всё же Москва, для всех она разная, для приезжих одна, а для москвичей своя, кровная. У приезжих что-то купить и что-то увидеть, а у москвичей дом родной, где мешают им жить эти бедолаги.


   Ещё на подходе к Манежу, я почувствовал такой ажиотаж, висевший в воздухе, эдакий запашок скандала. Подойдя ближе я увидел гигантскую очередь из людей медленно вползавших в Манеж. Эта огромная очередь растянулась, опоясывая здание. Ничего подобного я раньше не видел, даже не знаю как это описать… Очередь к Мавзолею? Ну это так себе, молчаливая толпа из глубинки, сам когда-то с отцом отстоял: розовая фантастика с элементами ужаса. Снился потом этот дедушка в хрустальном пенале.

  С чем ещё сравнить? Только вот проезд на «чайке» Юрия Гагарина, по Тверской. Праздник, толпа, ликование! Ну у Глазунова народ потише конечно стоял, выставка всё же. Пристроился я в хвост, хотя сам думаю, при такой огромной очереди и такими темпами, мне даже к закрытию не попасть. А народ стоит и ничего, ведёт разнообразные дискуссии и вполне себе покорно ждет своей очереди. Возникают какие-то споры около искусства, обсуждают новости, сплетни, мобильных телефонов тогда не было, а были достоверные слухи. Одна бабка сказала... Инсайдеры по новому.

   Вообщем стоял я стоял, пока не услышал, проклятия в адрес членов союза, один длинно-волосый гражданин возбужденно говорил, что якобы существует вторая очередь для блатных, к которым и относятся эти члены. Постоял я послушал эти разговоры, подумал, что такими темпами мне до утра не попасть на эту выставку. И вдруг меня осенило! Я же сам член! Чего я тут торчю?


   Сказав волосатому, что сейчас подойду, отправился к входу, ну что сказать, там тоже не весело было, более того, стояла милиция и регулировала потоки граждан. Хотя волосатый не обманул, проклиная членов, действительно в отдельную очередь пускали по членским билетам союза художников.


   Пристроившись в хвост богоизбранных людей, я уже предвкушал своё появление для просмотра этой грандиозной выставки! Ещё пара человек и рубикон взят! Не обратил даже внимания на жесткий голос милиционера: Членские билеты предъявляем в развернутом виде! Конечно, нате вам билет!


   И вот тут, (вспоминая полет и элементы ужаса) я ударился о землю - прозвучало: Ваш билет недействителен! У меня прямо голос пропал, я выдавил какие-то шипящие звуки: Как так-то, у меня все членские взносы оплачены, и подчеркнул, своевременно! Милиционер постукал развернутым билетом по руке. Со взносами порядок, а фотография не ваша! Не может быть, говорю покажите! Показывает, а на фото в билете вместо моих глаз, аккуратные запятые сделанные шариковой ручкой, жирные точки с хвостиками. Я, конечно, сразу понял откуда ветер дует, но что делать, достаю паспорт и говорю, вот же я, вот моё фото! Милиционер уже говорит сурово: Пускаем по билетам, а не по паспорту. По паспорту в другую очередь, билет не действителен!


   И вот тут чудо-чудесное, во время нашего инцидента, подходит невысокий такой господин, в двубортном синем костюме с золотыми пуговицами, с мягким породистым лицом, екатерининского вельможи. Говорит милиционеру весьма резким, властным голосом: Да пропустите вы его, уважаю энтузиастов!  Обдал всех лучистым взглядом больших синих глаз. И поправив нашейный шелковый платок, двинулся к входу. Я ещё заметил в его руке пачку сигарет «Мальборо», дефицитных в то время. Милиционер взял под козырек, и жестом указал мне дорогу. Глазунов! Глазунов! Зашелестело вслед…

   Вот таким образом я попал на эту выставку, и конечно не пожалел. Через эти огромные полотна, читалась мощь российского государства, все исторические персонажи составляли как бы единый ковер хронологии участников, создания этой гигантской империи, порой страдающей из-за своей излишней доверчивости.

  Понравились и портреты, всё же «Репинка» дала ту великолепную школу, которая позволила ему, не уклоняясь от академизма, стилизовать образы. Рассматривая многочисленные полотна, я поражался его работоспособности, тому уровню культуры и самобытности. 

А, трагическая графика иллюстраций к Достоевскому, просто потрясала. Конечно, странно сейчас вспоминать с высоты времени, что его могли «Пропесочить» за излишне огромные глаза на портретах, или за неведомую какую-то любовь к монархии. Сейчас всё это смешно и печально, после того как западная культура хорошо попользовала нашу. Я не искусствовед, а всего лишь современник прошедших недавних событий…

   Ну, а что глаза большие на портретах - это для пущей выразительности. Он же Глазунов…