Хокулеа Путь до Таити. Гл. 24. Сквозь завесу дождя

24
СКВОЗЬ ЗАВЕСУ ДОЖДЯ

12 мая – Одиннадцать дней в пути.

Когда же мы дойдём до зоны экваториальной депрессии? Этот вопрос у всех на уме, пока мы движемся на юг. Ночи становятся теплее, пассаты мягче и с той долей волглого тепла, которое в буквальном смысле даёт нам ощущение, что вот-вот мы покинем их и войдём в полосу влажных штилей.

Палящее солнце над экватором нагревает море, которое, в свою очередь, поднимает температуру воздуха над собой. Разогретый, перегруженный влагой воздух поднимается вверх, разделяется и идётк северу за Гавайи и к югу за Таити – на те широты, где он опускается вниз и идёт обратно к экватору как приземный ветер. Вращение Земли перекручивает эти ветры, наши пассаты разворачивают их таким образом, что в северном полушарии они идут с северо-востока и в южном с юго-востока. Обычно эти два потока не встречаются на экваторе, оставаясь разделёнными штилевой полосой, переходной зоной в нескольких градусах к северу от экватора. Там пассаты сменяются спокойными и лёгкими разновидностями ветров, что отмечает место, где разогретый экваториальный воздух поднимается и начинает новый цикл.  Там также исчезают течения, идущие на запад, вытесненные сильным, иногда порывистым Экваториальным (Межпассатным) противотечением, идущим на восток к Южной Америке.

Нет никакого точного метода, чтобы определить, когда мы выйдем из северо-восточных пассатов или даже сколько штилевой полосы придётся пересечь. Иногда эта полоса бывает от 200 до 300 миль, иногда она сужается почти до нуля, позволяя судам пройти из зоны одних пассатов в зону других с небольшим замедлением на день-два.  Эта зона изучена недостаточно, чтобы можно было точно предсказать, когда она будет широкой или узкой, хотя метеорологи, консультировавшие нас перед отплытием, сказали, что скорее всего полоса будет более узкой ранней весной, чем поздней. Это было ещё одной причиной для отплытия с Гавайев в начале апреля. Выйди мы в море тогда, у нас был бы шанс более лёгкого перехода. Перед тем, как мы наконец вышли в море, с Таити пришла яхта, матросы которой рассказали, что очень быстро перешли из одних пассатов в другие, встретив очень мало штилевых участков. Но они находились в плавании, когда мы всё еще торчали в Гонолулу. Сейчас можно было только гадать, что ждёт впереди.

Обычно штилевые полосы встречаются между девятым и четвёртым градусами к северу от экватора. Наша позиция, согласно тому, что говорят Мау и Льюис, где-то между девятым градусом и седьмым. Льюис более осторожный из них двоих. Но Полярная звезда, его индикатор широты, была закрыта облаками в последние четыре ночи, поэтому у него не слишком много данных для уверенного счисления, и он склоняется к более оптимистичному взгляду Мау на наше продвижение на юг. Какой бы расчёт ни был правильным, оба наши авторитета помещают нас на северную границу штилевой полосы. Пока ещё нет никаких признаков спокойной погоды или характерных громовых раскатов, предвестников этой зоны.

- Дельфины! Дельфины!

Сегодня на рассвете море переполнено ими, сотнями они плывут рядом, прыгая взад и вперёд перед каноэ. Великолепное зрелище, первое такое удовольствие от путешествия.

Собака наша Хоку раздосадована. Она заметалась по палубе, неистово лая на прыгающих дельфинов, как если бы она была против вторжения этих морских существ в её владения. Это был первый раз, когда мы услышали её лай. Со своими кривыми ножками, длинной спиной, острыми ушками и короткой шерстью, она определённо выглядела, как те маленькие тихие собачки, с которых сделали наброски художники первых европейских экспедиций. Видимо, зоопарк не смог убрать из неё лай при выведении породы.

В воздухе над нами всё это время кружило полдюжины птиц, по виду - бурые олуши. Что они делают здесь – загадка.

Птицы – друзья островных навигаторов, но не альбатросы и другие океанические виды, залетающие далеко от суши. Те птицы, что держатся близко к суше и возвращаются на ночь на свой остров, - любимцы навигатора, ибо когда он их видит, он знает – земля где-то недалеко. В своей книге «Мы, навигаторы» Льюис относит олушей к этим навигационным птицам, по которым навигаторы находят сушу, и цитирует экспертов, определяющих их максимальное удаление от земли на 30-50 миль. Родо подтвердил это перед отплытием. Он и Льюис начертили схему, показывающую радиус полёта олушей, крачек и других птиц, до сих пор используемых старыми моряками, как Родо, в навигации в водах Туамоту и Таити. Вот почему так удивительно увидеть олушей здесь. Согласно нашим счислениям, ближайшей землёй должны быть бесплодные атоллы архипелага Лайн в 500-600 милях к юго-западу.

Льюис абсолютно озадачен этой картиной и не находит ей никакого объяснения. Мау же не выглядит удивлённым и, когда его спрашивают, отвечает коротко: «Не навигаторные птицы».

Родо однако готов объяснить происшествие каждому, кто готов выслушать: «Это молодняк. У них нет птенцов, которых надо кормить, поэтому они улетают очень далеко от дома и не возвращаются туда по несколько дней.» Оригинальное объяснение эксперта, которое, если оно верно, должно бы попасть в книги по тихоокеанской навигации. Или Родо пошутил?..

В полдень на лески попалось два тунца, 24 и 28 фунтов по весам Родо. Пока у нас была свежая рыба почти каждый день, что спасало нас от необходимости есть солёную рыбу или солонину с «Меотаи» (хотя не один я признаю, что говядина, даже из консервов, очень вкусна после постоянной рыбной диеты).

Около половины второго ветер внезапно повернул на север. Мау приказал ослабить шкоты (верёвки, с помощью которых контролируют угол парусов) и опустить в воду рулевое весло (оно лежало на палубе с момента откачки воды из носовых отсеков), чтобы править каноэ на юго-восток. Иначе мы, следуя за ветром, пошли бы на восток. Это первый раз, что мы не следовали как можно близко к ветру.

Думаю, Мау хочет продолжать идти тем же курсом, чтобы упростить навигацию, или ещё - он торопится идти на юг и не может более пытаться лавировкой набирать к востоку.

Кажется, в отношении движения на восток между Льюисом и Мау имеются разногласия. Льюис чрезвычайно обеспокоен, что течение сносит нас на запад больше, чем мы думаем, и он всегда старается набрать побольше миль на восток, натягивая шкоты, чтобы увеличить давление ветра на паруса. По крайней мере на это жалуется Мау, как рассказывает Родо, добавляя, что Льюис, кажется, хочет вести каноэ крутым бейдевиндом, как яхту, вместо того, чтобы держать его свободнее по отношению к ветру, как это рекомендуется делать, учитывая тенденцию каноэ к чрезмерному сносу при слишком большом приближении к ветру.

За час до заката Кавика натянул шкоты и вытащил весло обратно на палубу, пуская каноэ на самотёк, чтобы никому не нужно было править и все могли бы насладиться вкусным ужином из отварного тунца и риса. После ужина мы вернулись к движению галсами, забирая на юго-восток.


13 мая. – Двенадцать дней пути.

Всё ещё ни признака штилевой полосы. Прошлой ночью ветер снова сменил направление на восточно-северо-восточное и мы опять автоматически движемся на юго-восток (или юго-юго-восток, если учесть течение). При скорости примерно в 5 узлов мы, должно быть, проходим в день добрые 120 миль. Родо оптимистически предполагает, что это тот редкий случай, когда штилевых зон нет совсем и мы сможем дойти до экватора за три-четыре дня стабильного плавания. От Мау я не слышу никакого мнения. А Льюис настроен скептически. Мысль, что мы можем избежать штилевых зон, вызывает у него усмешку.

После полудня море, до этого едва покрытое редкими барашками, ожило от наплыва огромного косяка тунца вперемешку с быстро движущимися дельфинами. На этот раз дельфины не резвились – возможно, и тунец, и они гонятся за стаей более мелкой рыбы.

14 мая. – Тринадцать дней в пути.

Вчера в сумерках небо на горизонте выглядело особенно тёмным и тяжёлым. Вскоре после наступления темноты мы попали, как мы первоначально подумали, под необычно тёплый проливной ливень. Но дождь и бешено колеблющийся ветер продолжались всю ночь. Мы воспользовались случаем и с помощью брезента собрали одиннадцать галлонов дождевой воды, пополнив наши питьевые запасы. При этом мы старались справляться с частой сменой направления ветра, чтобы по-прежнему вести каноэ на юго-восток. А на рассвете мы уже едва двигались под лёгким бризом, который не продлился и полчаса, умерев совсем и оставив нас дрейфовать на серой поверхности бесформенного океана. Было тихо, влажно, безжизненно, по сравнению с бегом ветра и воды в зоне пассатов. Мы пересекли зону дождя и вошли в штилевую полосу.

Слабого ветра едва хватает на то, чтобы какое-то время кое-как ползти по курсу, но его недостаточно для стабильного плавания. Обычно слабый бриз с севера означает смену ветра. Как только паруса начинают наполняться, мы живо налаживаем шкоты и гребём меньшим рулевым веслом, что прикреплено на корме между корпусами, чтобы поставить каноэ в наиболее выгодное положение и выжать по максимуму из подаренного нам глотка ветра. Но бриз непостоянен; он всё время меняется, обычно закругляясь к югу. Иногда он идёт по часовой стрелке, вынуждая нас поворачивать или перебрасывать парус, чтобы держаться курса. Иногда он колеблется вперёд-назад, то по часовой стрелке, то против и так далее. Действуя так то в течение нескольких минут, то нескольких часов, ветер всегда умирает.

Наступившее спокойствие может длиться от нескольких минут до нескольких часов, но ветер всегда возвращается. Сначала приближается рябь, нарушая маслянистое спокойствие моря. Затем начинается движение в воздухе, опавшие паруса надуваются и каноэ снова начинает двигаться со скоростью в пол-узла (в 2 узла при более сильном ветре). Затем опять ветер останавливается,каноэ снова дрейфует. Потом очередной всплеск ветра, и всё повторяется по новой. Ничего похожего на плавание в пассатах. Мы движемся, но медленно.

Удерживать каноэ на курсе в таких условиях нелегко. Поддержки пассатов нет, горизонтные звёзды не видны из-за густой облачности. Для ориентации остаются только волны, луна и солнце.

Управление по волнам почти неисполнимая работа. Пассатные волны с северо-востока сейчас сплюснулись, и нам трудно различить их в гуще океанских переплетений. Нам всем, кроме Мау. Он всё ещё может находить среди неопределённостей океана ключи для направления. Все остальные должны использовать солнце и луну, но ночью, когда солнца нет, а луна скрыта сплошной облачностью или находится слишком высоко в небе, мы становимся беспомощными.

- Поймали шквальный ветер, и мы движемся на юго-восток.

Ободряющие слова предыдущей смены, с ними мы заступаем на свою вахту с четырёх до восьми утра. Через полчаса шквал прошёл, обнажив смутно светящуюся сквозь облака луну – с неправильной стороны от каноэ! Вахтенные, которых мы сменили, вошли в поток ветра, шедший на юго-восток, закрепились в потоке и часами следовали за ним, не заметив, что повернули на север.

Подобная путаница происходит, когда Мау спит. Обычно, когда вахтенные чувствуют, что теряют ориентацию, они будят Мау и просят помочь. Тогда Мау, поморгав своими покрасневшими глазами, осматривает тёмное море и затянутое облаками небо и издаёт вердикт: иногда обнадёживающее «Окэй», но чаще что-нибудь обескураживающее, вроде: «Я думаю, мы идём на север. Поворачивайте обратно.»

К счастью, мы никогда не сходим с курса надолго. Да и не отклоняемся слишком далеко; мы движемся слишком медленно.

15 мая. – Две недели в пути.

Мы отпраздновали две недели пути гавайским ланчем, на который были поданы пой и солёная рыба. Ранее, когда обнаружилось, что толчёное таро скисло и заразилось мушиными личинками, мы большую часть его выбросили за борт (оставив кое-что Максвеллу, нашей свинье, которая не возражала ни против вкуса, ни против личинок). Сегодня однако кто-то нашёл небольшой мешок таро, спрятанный в правом корпусе. Поскольку оно было упаковано в плотный пластик, таро не испортилось и не имело личинок. Надо было проделать нелёгкую работу, смешав подсохшую массу с водой, чтобы получить съедобный пой (базисная еда гавайцев, которую туристы сравнивают с клейстером), но оно того стоило. Пой был чертовски кислый, но солёная рыба сбалансировала кислоту и получилась вкусная комбинация, особенно приятная после недель рыбы, сушеных бананов и солонины с рисом.

Через час кинематографисты с «Меотаи» прислали «подарок», нас разозливший.

Когда путешествие планировалось, было оговорено, что фотограф или документалист на каноэ должен быть полностью оснащён; он должен запастись достаточным количеством плёнки на всё время перехода и не получать пополнение с сопровождающего судна. Однако позже мы согласились на периодический обмен плёнкой между каноэ и «Меотаи»; Дэйл Белл объяснил, что опасается риска  подвергнуть материал разрушению от влажности или и вовсе утопить его в море, как это случилось с ним прошлой осенью, когда каноэ потерпело крушение между Маркизскими и Гавайскими островами. Но мы поставили условие, что при передаче плёнки не должно быть никаких сообщений ни о нашей позиции в океане, ни о прогнозе погоды.

Однако сегодня кинематографисты с «Меотаи» прислали кассету с новой плёнкой. Из желания ещё больше втереться в доверие к тем из команды, чья «борьба» отвечала главной кинематографической цели, звукооператор записал послания команде, которые транслировались на коротких волнах из Гонолулу на «Меотаи». Нам следовало бы никогда не принимать эту кассету, но всё выглядело вполне невинно. Кроме того, наши командиры думали, что запись сможет ободрить наших людей, которые уже проявляли острые признаки тоски по дому.

Как только кассета прибыла, один из членов экипажа схватил её и сунул в свой магнитофон, так что все могли прослушать послания от родных и друзей. На середине плёнки запись была прервана голосом оператора из Гонолулу, читающего команде «Меотаи» газетный отчёт о нашем продвижении. Прежде чем мы сообразили, какая информация последует, диктор уже сообщил, что «Хокуле'а» вчера «достигла штилевую полосу в 900 милях от Гавайев».

Лайман начал ругаться и, схватив радио Си-Би, резко отчитал кинематографистов за неавторизованную передачу информации о нашем местоположении. Когда суматоха о Си-Би улеглась, Дэйвид Льюис попытался объяснить, что ничего страшного не произошло.  Мау, кажется, запись не слышал. И это было всего лишь беглое упоминание о вхождении каноэ в зону штилей в 900 милях от Гонолулу. Мау уже сам своим методом вычислил, что каноэ находится в тысяче миль от Гавайев и что до Таити осталось 1500 миль.

В целом я согласился с Льюисом, но моя попытка счесть эту брешь в плане эксперимента за маленький промах была наказана позже, когда я узнал, что в заключительной части записи радист «Меотаи» сообщает коллеге в Гонолулу, что мы находимся «примерно на 5 градусе к северу от экватора». Тут уже я начал ругаться. Передача такого рода информации о позиции (неважно, слышал её Мау или нет) серьёзно подрывает навигационный эксперимент. Чёртовы киношники!