Фотография
Двери растопырились на остановке «Институт» и новые свеженькие пассажиры стали утрамбовывать старых. Толпа протискивалась внутрь, движимая какой-то массовой галлюцинацией о том, что в салоне еще есть место. Костя не знал куда себя деть, он теснился у самого выхода и молился о том, чтобы его не выдавили от сюда до конечной. Наконец то кто-то один понял, что набиваться внутрь уже некуда, и народ отошёл от автобуса. Но в последний момент, когда двери начали закрываться, сквозь толпу на улице протиснулась тётя. Предварительно отдубасив створки бедного тарантаса, ей все таки удалось проскользнуть в салон. Эта карликовая женщина прорыла локтями себе место прямо рядом с Костей . Она встала у правого бока, под той затёкшей рукой, которой парень ели держался за поручень.
Они проехали еще три остановки, и все это время тётка усердно фильтровала ноздрями воздух, выдыхая горячие струи прямо в ребра Кости. Сначала парень думал, что она просто пытается отдышаться после чемпионского забега до автобуса, но сопение что-то уж слишком затянулось. Казалось, она хотела что-то сказать всем собравшимся, но по какой-то причине молчала, видимо, надеясь, что все угадают ее мысли. Но никто так и не смог понять, чего полуторная тётка хочет, и в конце концов ее прорвало.
-Боже, молодой человек, вы можете повернуться в другую сторону. - она задрала голову и прикрикнула на Костью, который, по сравнению с ней, выглядел великаном.
-Нет, не могу. У меня тут сумка в десять килограммов, которую надо придерживать ногой, чтобы она не свалилась.- ответил он безразличным тоном. Костя был совсем вымотан и у него не было сил устраивать скандалы.
-Ну уж постарайтесь как-нибудь, а то я уже не могу терпеть.
-А что не так?
-Что не так? А то вы не знаете?- женщина закатила глаза.
Костя прикрыл глаза и тяжело выдохнул.
-От вас воняет. Просто ужасно. - выпалила она.
Костя бы мог найти, что ответить, если бы ему дали немного больше времени подумать. Например, «Здесь всем жарко, тётя, вы не одна, терпите» или «Если воняет, то могу вам посоветовать хороший дезодорант». Но в тот момент ничего остроумного в голову ему не пришло. Костя промолчал и только начал заливаться краской до ушей. Он был очень стеснительным парнем, так что, даже если бы озарение пришло вовремя, он бы вряд ли мог что-то выдавить из себя. От стыда Костя потерял дар речи. Весь автобус узнал о том, что он потеет, и, наверное, теперь каждый пассажир стоял и принюхивался. Костя уже не мог не думать ни о чем, кроме своего позора. Он мечтал о том, как выскочит на улицу и избавит себя и окружающих от этих мучений. Но время тянулось убийственно долго.
В какой-то момент мирный треск и шуршание резины по асфальту прервал раздраженный шёпот: «Нет, это просто невыносимо». Сопение возобновилось. Это снова была тётка под мышкой у Кости. Парень уже ели сдерживался. Он начинал выходить из себя, и, чтобы сдержать гнев, ему приходилось сжимать тело в комок, от чего пот лился все сильнее. Через остановку еще раз: «Это какой-то кошмар». Костя до боли в суставах вцепился в мокрый поручень. Он почувствовал, как ногти больно впиваются в ладонь. На третий раз Костя не выдержал и, когда автобус остановился, выкинул свое тело в дверной проем.
Свежий воздух обдал мокрое тело со всех сторон. Вдоволь нарадовавшись своему спасению, Костя спрыгнул в кювет и отлил, он терпел с того момента, как сел в автобус. Местность здесь была уже совсем не городская и прохожие встречались редко. По обеим сторонам шоссе раскинулись покосившиеся деревенские домишки, а многоэтажки почти пропали. Дорога вела по прямой, без единой развилки и тянулась до самого горизонта. Туда Косте и надо была. Где небо встречалось с землёй, стоял дом его родителей. Теперь ему предстояло идти четыре километра с тяжеленной поклажей на перевес сквозь пыль и выхлопы. Но это, во всяком случае, - подумал парень - лучше, чем задыхаться в автобусе с какой-то сумасшедшей под боком, к тому же, когда все пассажиры думает о том, как от тебя воняет.
Он тяжело переставлял ноги, шагая вдоль шоссе и рассматривал знакомый пейзаж. Целый год Костя мечтал о том, чтобы увидеть эти убогие места, напоминающие ему о детстве. В романтических фантазиях, которые иногда находили на него во время личного часа, Пушкино представлялось ему поистине раем на земле. Костя мечтал о том, как будет любоваться берёзовой рощей рядом с местным заводом и воображать себя Есениным. Но сейчас, когда он заметил выглядывающие из-за деревьев трубы, Костя почувствовал, что его начало подташнивать. Он не видел ничего красивого в том, что его окружало. Дома и улицы навязывались своей обыденностью и вызывали отвращение. Этот город въелся своими серыми картинами за восемнадцать лет, и сколько бы воспоминаний Пушкино не хранил в себе, невозможно было закрыть глаза на его грязь и уныние. Подъезжая к станции на электричке, Костя в душе надеялся, что нынче все будет по-другому, что за год Пушкино успели снести и построить с чистого листа новенький красивый город. Но он, наоборот, приобрёл еще более стухший вид, чем в день отъезда. Костю злило осознание того, что чуда не случило, и он увидел как раз то, что должен был увидеть. Каждый камушек, попадавшийся ему под ноги, вызывал неиссякаемый гнев, и Костя раздражено ударял по нему мыском кроссовка.
К тому моменту, как он дополз до своей малой родины, правой руки он уже не чувствовал. Под тяжестью сумки конечность повисла сбоку, как полудохлый червяк. Он опустил баул на землю и помахал родным левой рукой. Родители и Настя, ждали его на автобусной остановке, пришпиленной под деревом рядом с домом. Те, заметив Костю , тут же помчались к нему. Первой подбежала мама и, пустив по щеке струйку слез, принялась яростно целовать сына. Следующим подошёл отец и одобрительно пожал Косте руки, при этом крепко похлопав парня по спине. От переполняющих чувств Костя даже не почувствовал режущей боли в пальцах.
Родители ничуть не изменились ни за этот год, ни за всю жизнь в целом. Костя вспомнил, как они в точности также встречали его двенадцать лет назад первого сентября возле школы. Он видел все те же мягкие и податливые улыбки, чувствовал прикосновение бессмертной заботы в их руках. Такие пасторальные семейные картинки были знакомы Косте ничуть не хуже, чем заброшенное шоссе и грязное пятно завода, которое встретились ему по пути. Косте казалось, он может предсказать все, что случится в следующую секунду.
Настя скромничала и терпеливо топталась в сторонке. Девушка осмелилась подойти, только когда счастливые крики взрослых стихли. Костя прижал ее к груди и быстро , как домашнее животное, поцеловал в обветренные губы.
- Костик, я уже начала волноваться,- тараторила мама. - Автобус приехал, а тебя там нет. Думали, вдруг что стряслось. - взволнованно пролепетала она. У Дарьи Ивановны голос всегда был дребезжащий, из-за чего казалось будто она постоянно за кого-то переживает.
- Прости, что заставил беспокоиться, мам.
-Так чего ты пешком-то?
-Я на прошлом автобусе ехал, а он сломался, - парень слабо улыбнулся. Он сказал именно то, что Дарья Ивановна хотела услышать.
-А, ну слава богу, что все нормально. Давайте уже в дом пойдём скорее. Ты наверное очень устал.
-Это уж точно.- Костя уже собрался снова поднять баул, но отец опередил его.
-Нет уж, сынок, ты достаточно тяжести сегодня поносил, дай мне. - Василий Алексеевич поднял сумку и лихо зашагал впереди всех. Мать поспешила за ним и на ходу крикнула, не повернув головы: «Костик, ты сначала отдохнёшь или есть пойдёшь?». Он не совсем понял, зачем она это спрашивает, но все равно ответил: «Да я на кухне посижу, сто лет уже вас не видел. Отдохнуть всегда успею». Дарья Ивановна тут же скрылась за воротами, и Костя понял, что она побежала накрывать на стол. Парень остался наедине с Настей. Ему было неловко, потому что за все это время она не произнесла ни слова и, судя по всему, не собиралась. Настя часто впадала в такой ступор, что не могла из себя ничего выдавить, даже если ей очень этого хотелось. Из-за этой ее особенности их разговоры с Костей часто иссякали сами собой. Проблема заключалась в том, что девушка была немного глупой, и в голове у нее порой была пустота. Костю в начале их отношений немного это подбешивало, но потом он смирился. В прошлом году он понял, что кого-то лучше нее он в этой деревни вряд ли сможет найти. Эта мысль утешала его, и он решил жениться на Насти. Костя был рад, что не сказал девушке тогда о своих планах, потому что теперь, когда они стояли на остановке, глядя друг другу в лбы, он понял, насколько сильно охладел к ней в армии.
- Скучала?- решил он первый прервать молчание.
- Конечно, еще спрашиваешь. - она приподняла краешки рта.
Костя не знал, что еще сказать, она тоже молчала. Так что он не придумал ничего лучше, чем снова поцеловать девушку.
Они зашли в дом и поднялись на второй этаж в комнату Кости. Половину всего пространства занимала кровать, сесть толком то было больше некуда. Настя аккуратненько опустилась на ровно постеленный сверху пледик, переложив на другой край сумку, ту самую, которая столько часов придавливало костино плечо. Парень сразу же переоделся в родные шорты и футболку. Так приятно было снова надеть что-то растянутое и дырявое, тряпку, которая, не подчиняясь никакому регламенту, искренни говорит о том, кто ты есть на самом деле. Теперь Костя по-настоящему почувствовал себя дома и со спокойной душой плюхнулся рядом с Настей, скомкав заботливо выглаженное покрывало. К этому моменту девушка как раз придумала, что бы ей такого сказать.
-Слушай, Кость, а помнишь я тебе на прощание фотку свою давала?
-Угу - промычал он, утыкаясь лицом Насте в бедро.
-Ты же ее не потерял, правда?
-Все готово, можно идти есть. - пропела мама, ворвавшись в комнату без стука.
Настя вскочила на месте от неожиданности и отсела на другой край кровати. Она не любила показывать свои чувства к Косте на глазах у родителей. Его всегда раздражала эта ее зажатость, он не понимал, чего здесь можно стесняться. Разве могла мать осудить их за что-то. «Можно подумать, они с отцом сами никогда таким не занимались», - говорил Костя всегда. Он нахмурился, ту же забыв про вопрос Насти, и слез с кровати. Он решил, что вернутся к тому, что Настя хотела обсудить, попозже, когда мама с папой дадут им остаться наедине. Они спустились вниз и зашли в кухню, извергавшую аромат печёной картошки и мяса. У Кости потекли слюнки и раздражение улетучилось. Василий Алексеевич уже стоял с бутылкой в руке. Он потряс ею, протягивая вопросительный звук «У?», обращаясь к сыну.
-А давай, - с энтузиазмом согласился парень, махнув рукой.
Отец шершавыми пальцами в старых мозолях наклонил горлышко к рюмке. Узорчатое донышко облизнулось водкой. В это время мама звонко била ложкой по тарелкам, накладывая ужин.
-За твоё возвращение!- сказал отец своим простым голосом.
Родители чокнулись с сыном, едва ни забыв про стакан с соком, незаметно поднятый Настей. Не успев и кусочка положить в рот, отец с матерью принялись закидывать Костю вопросами. Спрашивали в основном про армию, так как сын хоть иногда и звонил им, но про свою жизнь почти ничего не рассказывал и все интересовался тем, как идут дела в деревне. Косте было неприятно говорить о себе. Несмотря на то что уйти в армию было его собственным решением, ему было очень тяжело думать про весь этот год. Костя знал, что родители не смогут понять его и снова начнут стыдить за то, что он решил не поступать в институт. Когда Костя закончил школу, он полностью перестал понимать мир, который его окружает. И уход в армию стал для него последним жалкой попыткой взять собственную жизнь под контроль. Однако Костины ожидания не оправдались, по истечении года страх перед действительностью стал еще более концентрированным. Ему не хотелось думать о том хаосе, в который превращалась его жизнь, поэтому он молчал. Происходившее вокруг, облекаясь в слова, казалось реальнее. А Косте меньше всего хотелось верить в правдивость окружающего его мира. Так что созваниваясь с родителями, он ограничивался краткими новостями том, что кормят нормально, сегодня ходили на стрельбище, завтра будет дневальным.
-Ну что как там? Выдержал?- в глазах матери снова появилась мутная поволока. В такие моменты Косте казалось, что она догадывается о том, что твориться у него на душе. Однако за всю жизнь мать и слова не сказала о том, что понимает его страх, так что вряд ли чем-то могла помочь сыну.
-Конечно, с непривычки тяжело, но понимаешь мама, человек быстро ко всему привыкает. - на самом деле парень так не считал, но он не мог позволить себе проявить слабость при матери, хотя и не любил врать.
-Я так волновалась, вдруг ты перенапряжёшься там или что-то вроде того. Ты ведь ничего почти мне не рассказывал. Я знаю ты у нас не любитель чесать языком.
-Да, мам, я знаю, что ты волновалась. Прости, что я нечасто звонил вам оттуда. Уставал, сил разговаривать не было. - ему нечего было ответить и он просто выплёвывал заранее заготовленные фразы.
-Ничего, сын. Я когда в армии был, меня от людей потом тошнило. Всех ненавидел, даже своих товарищей. У тебя, кстати, там хоть нормальные парни во взводе были?
-Мне с отделением реально повезло. Хорошие люди. С парой даже прям подружились: Вовка и Саня - вот такие пацаны. - он показал большим пальцем в верх.
-Ну вот и отлично. В армии самое главное - это найти кого-то, кто может и сигаретку стрельнуть и передачкой поделиться. Без этого совсем загнёшься. - Костя ожидал чего-то подобного от отца. Василий Алексеевич был понятным человеком с принципами, выработанными человечеством за последнее столетие и записанными во все ларёчные книжки . Ему действительно было достаточно для счастья сделать пару смачных затяжек.
-Согласен, пап.
Отец опрокинул стопку и некрепкой от хмеля рукой плюхнул ее на стол так, что та сделала кувырок на скатерти.
-Слушай, достань там с тряпку, разлил чуток.
Костя встал из-за стола и взял с раковины тряпку, покрытую оранжевыми пятнами жира.
-А че это у тебя? На коленях? - Василий Алексеевич указал пальцем на колени сына, украшенные яркими фиолетовыми синяками и хрипло засмеялся. - Тебя ж там не нагибали?
Костя хмыкнул и опустил глаза в пол.
-Ну так, немного - сказал парень рассеянно.
-Как это? - отец сомкнул мохнатые брови на жирненькой переносице.
-Неделю назад полы в казарме мыть заставили.
-Это какие же грязные полы должны быть, чтобы так ноги разбить.
-Очень грязные.
-А швабры отменили уже?
-Просто... - парень запнулся и больно сглотнул слюну, - шваброй кровь не ототрёшь.
-Какую кровь?- недоверчиво спросил отец.
Мама оторвала взгляд от тарелки и уставилась на Костю. Рука папы с куском сала зависла в воздухе прямо перед губами. Даже телефон Насти, впервые с того момента, как они сели за стол, погас.
- Вова застрелился. - парень так и не понял, зачем он это сказал. Костя просто внезапно почувствовал, что ему хочется сказать что-то правдивое. Слишком долгое время ему приходилось скрывать и замалчивать. Он никогда не говорил с родителями на прямую. И хоть они никогда не узнают, что у него твориться на душе, пусть они хотя бы попытаются представить, что он чувствует.
- В смысле? - спросила Дарья Ивановна. Ее лицо выражало полное непонимание значения слов, которые вылетели изо рта сына.
-В прямом. Приходим мы как-то в понедельник перед завтраком переодеваться, а он там лежит. На зарядке его судя по всему уже не было, только почему-то никто не обратил внимание. Мы сразу зовём ротного. Вовку уносят, а мы остаёмся у коек, один на один с этой чёрной лужей.
-Так от куда он пистолет достал?
-Я как-то не успел у него спросить. Украл, наверное, или свой где-то прятал. Вовке, так сказать, повезло, ну, что не нашли.
-И спасти не успели?- спросил отец последний вопрос, который нужен был для того, чтобы все осознали правдивость слов Кости.
-Когда мы пришли, он уже мёртвый был.
У Кости в памяти снова возникло опустошённое белое лицо, которое будто сияло в мягких лучах осеннего утра, проникающих в распахнутое окно. Вова лежал в проходе между двумя рядами кроватей такой тихий и свободный. На мгновения Костя даже порадовался за товарища и подумал «Наконец-то ему позволили сделать то, чего он по-настоящему желал».
Дарья Андреевна взяла свою тарелку, подошла к раковине и принялась мыть посуду.
-Бедный мальчик. - раздалось сквозь шум воды.
Косте надеялся, что родители или Настя скажут еще хоть что-нибудь, но слышно было только лязганье ложек в маминых руках. Никто видимо не хотел узнать продолжение, но Костя решил закончить начатое.
-Потом пошли на завтрак, поели. А дальше полдня на карачках, под каждой кроватью тряпкой тёрли. - Костя говорит ровно с длинными паузами, не сбавляя тон к концу фразы.- Кровь в половицы въелась. Нам с Сашкой сказали: «Пока все, как новое, ни будет - от сюда не выйдете». Этот дурак еще и стены забрызгал, тоже мыть надо было. Так что, папа, шваброй нам было не обойтись. Ну и я совсем забыл про пастельное белье, не меньше пяти комплектов выкинуть пришлось. Как это эгоистично с его стороны, вам не кажется? Вова ведь знал, что нам потом за ним придётся убирать. Я, если честно, в армии себя бесплатной уборщицей иногда чувствовал. Но он о нас, о своих друзьях, совсем не подумал.
-Там наши вещи еще лежали на тумбочках, - Костя вспомнил, о чем Настя хотела спросить его, когда они сидели наверху, - и вы представляете, он встал прямо напротив нашей. Фотографию, которую мне Настя перед отъездом дала, я обычно клал на книжку. Так ее всю и забрызгало, пришлось выкинуть.
Теперь Костя высказал все, ничего не утаив. Добавить было больше нечего. Но несмотря на это, он так и не сбросил гроз с печь, наоборот, стало только тяжелее. Что-то давило на него, притягивало к земле, не давая пошевелиться. Каждый предмет в комнате дышал для него страшной и такой банальной неотвратимостью смерти. Костя не боялся конца, он был ему отвратителен во всей своей убогости. Косте стало невыносимо сидеть здесь, в родном доме, в окружении близких. Он не был уверен, что существование хотя бы в одной точке вселенной может не вызывать у него омерзения.
Отец тяжело вздохнул и сухой ладонью провёл по своему взрослому лицу, взывающему к уважению. Он откашлялся. Костя в голодном ожидании навострил слух, но услышал лишь:
-Да уж...
Занималась заря. Кухня окрасилась оранжевым. Солнце вновь, как в автобусе и как в то злополучное утро, норовило забраться Косте в глаз. Эти лучи своей навязчивой вечностью выводили его из себя. У Кости в такие солнечные дни всегда текла вода из глаз и носа, и от этого он свирепел. Костя отодвинул рюмку и поставил локти на край стола. Он закрыл лицо ладонями, чтобы защитить глаза от слепящего света.
Мама, судя по всему, устала мыть посуду и, когда поняла, что сын закончил, повернулась к семье лицом. Вечные слезы в ее глазах высохли, а тревожная поволока куда-то испарилась.
-Чай будете пить? - спросила Дарья Александровна.
-Да, давайте - сказала Настя.
Свидетельство о публикации №225051201892