Стоверстники. Глава I. 4. Лиза

Конь с рыжей длинной гривой, с несоразмерной вытянутой мордой, пугающе заржал прямо под окнами дома. От его ржания и проснулась пятилетняя Лиза, заморгала синими глазками, еще не до конца понимая, был ли то сон или наяву под окном бил копытами и ржал страшный конь.

Ранее летнее утро уже вошло в дом осветив своим светом еще не успевшие потемнеть бревенчатые стены дома, приятно пахнувшие свежей древесиной. Лиза окинула взглядом дом, в котором они жили с матерью и отцом, да еще со старшей сестренкой Машей.

Дом состоял из одной не большой комнаты в которой посередине стоял сколоченный из досок стол и нескольких лавок вдоль стен. Еще в углу стоял деревянный сундук в котором её мама хранила несколько юбок и блузку которую надевала лишь по большим церковным праздникам. Лиза знала, что там же лежали и несколько цветастых платков в которых по праздникам повязывали её с Машей.

 Сундук не запирался, но ей с сестренкой строго настрого было запрещено его открывать. А ей всегда так хотелось хоть на секундочку приоткрыть его, поднести к лицу платок в ярко красный цветочек и насладиться его запахом, но боязнь наказания было сильнее её желания, и она перевела взгляд на стоящий на сундуке фанерный футляр с отцовской гармошкой.

Отец редко растягивал меха гармошки дома. Но когда это случалась они с Машей словно завороженные вглядывались в исходившие от неё звуки мелодий. И так они складно звучали, что их ножки сами готовы были пуститься в припляс, а если мелодия была грустной они готовы были навзрыд плакать в такт басам.

Иногда по вечерам, отец брал футляр с гармошкой и уходил из дома. Возвращался он уже далеко за полночь, когда они уже крепко спали, но на утро на столе всегда была какая-нибудь вкусняшка: то кучка калачей, то пирожок, а один раз даже петушка на палочке принес им отец. А они потом с Машей с превеликим наслаждением облизывали его каждый со своей стороны, только сестрёнка свою сторону быстренька слизала и еще мою немножко. Припомнилась Лизе давняя история с «Петушком». «Конечно, у Маши-то язык больше чем у меня, она то уже вон какая большая». Лиза сглотнула накопившеюся слюну и посмотрела на спящую рядом сестренку.

Маша тихо посапывала под старым отцовским полушубком, изъеденным молью. Тогда Лиза вытянула свою маленькую головку и заглянула за печь. Там её мать возилась у раскрытой топки растапливая печь, которая никак не хотела разгораться и от этого дом наполнился синим дымом.

Рядом с ней на земляном полу стоял тазик в которой лежала крапива. «Опять суп будет – подумала Лиза. – И почему мама говорит, что мы не умрем с голоду потому что выросла крапива? Ведь она такая не вкусная, что скорее всего мы и помрем от этой крапивы, уж лучше бы крупы сварила. Когда мама крупу варит то отец всегда достаёт кусочек сало, которое он хранит завернутым в промасленную тряпочку и даем им с Машей по маленькому кусочку. Ах какое оно вкусное! Что каша тоже становиться вкусной. От неё точно не помёрли бы никогда-никогда.

 А крапива кислая и не вкусная и почему мама её так часто варит, а потом еще из лебеды борщ варить будет, а он вообще не вкусный. – Лизу от этой мысли слегка передернуло. – Уж быстрей бы какой-нибудь праздник наступил. Ну вот Пасха, почему раз в год бывает? На этот праздник мама куличи печет из настоящей муки. Вот бы так каждый день – куличи кушать. А еще яйца куриные красит». От этой мысли у Лизы заурчало в животике, но донёсшийся со двора стук топора, прервал ход её детских размышлений.

 «Это отец уже что-то с утра мастерит» – успела подумать Лиза. Она любила смотреть как отец пилил, строгал или сколачивал доски и из них всегда что-то получалась. То скамейка, то стол, то еще что-нибудь нужное. Люди приходили и платили ему за это денюжку. Нравился ей и запах свежей стружки и гладь досок, после того как отец пройдется по ним рубанком. От такой доски занозок уж точно не нацепляешь.

Стук разбудил Машу, и она зевая и потягиваясь слезла с лавки, служившей ей с Лизой постелью.

- А я ланьше тебя плоснулась! – похвасталась Лиза и еще сильнее натянула на себя, вмиг сделавшийся просторным полушубок.
 
- Со двора идти будешь – щепок захвати! – Крикнула мать вдогонку выходившей из дома дочки.

Как только сестренка покинула постель, Лиза сразу почувствовала себя неуютно. Полушубок уже не согревал, и Лиза спрыгнув с лавки, босая поспешила тоже во двор. Отец топором тесал доску и вокруг него было много мелких щепок. Схватив несколько щепочек она быстро побежала обратно в дом.

- Вот умничка у меня растет, помощница мамина. – Похвалила младшую дочку, Прасковья. – Дай Бог чтоб тебе муж хороший попался, такой хозяюшки.

Лиза была счастлива от похвалы матери, не часто ей доставалась ласка, мать все время была занята работой по дому и в огороде. Присматривать за маленькой Лизой было в обязаностях старшей дочери Маши. Лиза вновь побежала на улицу чтоб еще больше набрать щепок в надежде еще раз получить в награду похвалу.

На железнодорожной станции Завитая, куда привезли раскулаченных переселенцев на двух грузовиках, народу было не много. Человек в форме и фуражке с малиновым околышком, глаза которого были холодными и колкими, как приметила Лиза, как только он в сопровождении еще троих, в такой же военной форме, вошел во двор. Лиза тогда от испуга замерла на месте, а из её рук выпали на землю собранные щепки.

«Главный начальник», как мысленно обозвала его Лиза, был невысокого роста с круглым животом на толстых ногах, обутых в начищенные до блеска сапоги. Он с разу, как только подошел к дому, начал кричать на её отца и после всё время говоривший, что надо им делать, скрылся за массивными дверями вокзала.

Мужики молча продолжали сидеть в кузовах и курили одну цигарку за другой, бабы тоже молчали все время вытирали кончиками платков глаза, шепча про себя молитвы. Лишь дети не понимая еще что происходит пытались подначивать друг друга.

Лиза тоже еще не совсем понимала, что происходит, но своим маленьким сердечком чувствовало ту боль которую сейчас испытывали взрослые и жалась сильнее к своей матери. Старшая сестра, как показалось Лизе, в этот день вмиг повзрослела, стала серьезной и все утро помогала родителям собирать вещи, не забывая собирать и её в дорогу.

 Лиза лишь смотрела на все это со стороны и видела, как у матери все стало валится из рук, как вмиг почернело, изъеденное глубокими морщинами, лицо отца. Как заиграли желваки на его давно не бритых щеках, когда «Главный начальник», читал вынутую из кожаной сумки, висевшей у него на боку, бумагу. Как в полголоса, сдерживая рыдания, шептались мама и тетя Фёкла, когда та к ней забежала с маленькой Манечкой на руках. Из их причитаний Лиза поняла, что и их тоже выгоняли из их дома, и они тоже собирают вещи. 

Сборы были не долгими, три часа на все-про-все и в открытом кузове машины, на которой Лизе еще ни разу в жизни не доводилось ездить, их привезли сюда, где были каменные высокие дома в целых два этажа. Таких Лизе еще видеть не приходилось. Не видела она никогда и паровозов, которые пугающе громко гудя и пыхтя паром проносились по стальным рельсам.

Вскоре из здания вокзала вышел тот же «Главный начальник», который ехал впереди грузовиков в черной маленькой машине и объявил всем, что вагон подадут к вечеру, а пока всем выгружаться из машин и ждать дальнейших указаний. И чтоб никому никуда далеко не отлучаться, пригрозил он, а то… Что такое «а то» Лиза не знала еще, но поняла, что это что-то страшное, как например «кара небесная».

 Про «кару небесную» она слышала от одной старухи которая разговаривала как-то с её матерью.  Эта кара, со слов той старухи, должна была сваливаться с неба на головы всех грешников, как поняла тогда Лиза.

Люди выгрузившись с машин садились на свои вещи, кое-кто начал доставать съестное из узелков, что успели прихватить с собой. Так как время уже было обеденное. Но Прасковья ничего из того. чем можно было быстро перекусить, с собой взять не успела. И только сейчас спохватилась, что надо чем-то накормить детей. Прошлый раз, когда их везли с Федоровки они в поле на кострах готовили еду, а здесь на привокзальной площади костер не разведешь, не положено, наверное, да и дров где взять?

Оплошность жены заметил Федор, порылся в кармане пиджака и протянул Прасковье несколько монет.

- На вот мать, своди детей в столовую покорми, а то когда еще харчеваться придётся? Кто знает, сколько до той Суражевки с её пересыльным пунктом будем добираться.

В привокзальной столовой, с высокими и широкими окнами, с белёнными стенами и деревянными, крашенными полами пахло готовящейся едой и табачным дымом. Возле широкого окошечка в стене, стоял небольшой столик за которым сидела полная тётенька в белом, не первой свежести, фартуке и в белом повязанном платочке на голове. А из окошечка доносился звон чашек и ложек, и еще обрывки громких возгласов. Мама усадила дочек за свободный столик сколоченный из толстых досок по которому ползали жирные мухи поедая крошки от прежних едоков.
 
- А чё это? – Спросила Лиза когда попробовала принесенную, полной тетенькой в белом фартуке, в чашках еду.

- Борщ то, – сухо ответила мать, – ешьте давайте без разговору, а то вон тетя заберет у вас чашки обратно.

Но Лиза ни за чтобы не отдала свою чашку, борщ был на столько вкусный, какой ей еще ни разу в жизни кушать не доводилась. Её мама тоже варила борщи, но они были всегда пресными, жиденькими и совсем не красные. А этот был густой и невероятно ароматный, так что и Маша, и Лиза быстро умяла его и даже тщательно облизали ложки.;