История отрицания гегелевской системы вкратце
То, что под видом трехтомника «энциклопедии философских наук» мы непосредственно знаем о философии Гегеля это: что первый том есть учение об абсолютном субъекте, второй – это учение о природе, а третий – это учение о человеке в его отношениях с абсолютным субъектом, с природой, и с окружающими людьми.
С точки зрения философии Гегеля то, что полагается как утверждение предполагает процесс отрицания этого утверждения, и чтобы стать достоверным – должно быть испытано через горнило негации.
Первое отрицание философской системы Гегеля предполагает её отрицание с двух противоположных сторон, а именно: со стороны человека, для которого есть природа и не существует Бога и со стороны человека для которого есть Бог и не существует познания объективного мира.
Первое отрицание есть отрицание с точки зрения непосредственного познания и созерцания, Фейербах говорит: «я прямо-таки могу вычеркнуть абсолют из натурфилософии…» [1], а Къеркегор утверждает, что исключает природу из абсолюта или, что Бог – не коррелятивен своим творениям.
Это первый круг отрицания философской системы, и он всякий раз представляет собой удвоение отрицания так как сама система содержит в себе «субъективность» с разных сторон.
Второй круг отрицания начинается с утверждения Штирнера: «если нас мучил Бог, то «человек» способен угнетать нас еще мучительнее.» [2] и, таким образом, здесь начинается критика политической философии Гегеля как позитивной, механицыческой и подавляющей индивидуальную субъективность.
Поэтому Штирнер в ответ на возможное подавление провозглашает необходимость отвоевания собственной субъективности и наличного мира как принадлежащего только ему одному: необходимость такого сильного «я», которое не признает никого себе равным, но реализует себя как процесс отвоевания собственности: «…я, так же как Бог, – ничто всего другого…» («Единственный и его собственность»).
В философии Штирнера происходит восстановление метафизики, но лишь из «ничто» или такого «я», которое есть воля к ничто из ничто и, таким образом, Штирнер становится как-бы родоначальником всех разновидностей нигилизма.
При переходе в реальную сферу, штирнерианское «я» порождает четыре нигилистических реактивации мыли.
Во-первых: предпринимательский – переходящий в олигархический нигилизм, для которого не существует признания нанятых им рабочих – равными этим предпринимателям в некой ноуменальной потенции.
Во-вторых: классовый нигилизм. Это реактивант предпринимательского нигилизма и для него в лице Маркса и Энгельса не существует взаимопризнания или живого взаимопроникновения классов в некой ноуменальной потенции, но лишь поглощение и подчинение одного класса другим.
В-третьих: национал нигилизм, для которого не существует взаимопризнания наций как идеального синергетического отношения всех, определенных в себе народов, в некой ноуменальной потенции.
В-четвертых: религиозно террористический нигилизм, для которого не существует признания никого себе равным без растворения в этой, своей, абсолютно «Единственной общине».
Поскольку четыре вышеуказанных нигилизма постоянно противоречат друг другу и перенимают господство над политическим центром внутри государства, как волны, накатывая друг за другом, и, производя бесконечные разрушения объективного мира, то как избавление от политических нигилизмов или забвение всех нигилизмов в этом же круге осуществляется и абсолютный – теологический противореверс, или призыв оставить политику ради познания чистой «Логики» Гегеля, которую истолковывают пантеистически и спинозистски, что возвращает нас к «утверждению Штирнера», но только под видом всеобщей трансверсии – то есть выбрасывает в теологию или к тому пониманию, что именно Бог есть Единственный, есть именно некий Моносубъект: Д. Мак-Таггарт, Ж. Ипполит, Е. Линьков. Причем в этом последнем случае, в силу деполитичной инерционности мысли, нас убеждают, что из «Энциклопедии» Гегеля необходимо искоренить политическую и физическую философию вообще: «Познание особенных форм природы и истории общества является теперь положительной наукой, а не философией» [3]. Это второй – нигилистический круг отрицания «энциклопедии философских наук», с разных сторон, ибо как сказано выше – в этой системе необходимо постигнуть – что представляет собой истинная субъективность – с противоположных сторон.
Переход в третий круг начинается с осознания неполноценности всех разновидностей нигилизмов, так как они, взятые врозь не в состоянии произвести истинно равновесного общества и истинно мощной индивидуальности, будь то всеобщее государство или любой его член: Ф. Ницше.
В философии Ницше осуществляется постижение тождества противоположных сторон в себе («Генеалогия морали») и необходимости преодоления нигилизмов посредством такой коммуникации разных сторон внутри государства, которая есть переход от столкновения и борьбы к свободной рециркуляции силы и бесконечному обращению силы через антагональные воли внутри государства («Воля к власти»).
Этот последний круг, таким образом, так как необходимо постигнуть – что есть такая свободная рециркулентность в себе и для себя представляет собой разделение на два круга. Дух погружается внутрь себя и снимая свои овнешнения, провозглашает потребность познания – что есть абсолютное и бесконечное бытие для себя, в форме исходной временности: снятие «после» и «до» в средне-центральном «теперь». – Хайдеггер тематезирует и заостряет критику гегелевской системы на «эманационном характере» существования субъективности в этой системе и утверждает, что истинно совершенный дух, в процессе своих творческих актов – не должен падать во время, не замечая, что в философии Гегеля именно и заявляется эта способность свободного духа – быть не впадая во время: «Дух вечен, существует в себе и для себя, не увлекается потоком времени, потому что он не теряет себя в одной стороне процесса.» («ЭФН» 2 § 259).
Абсолютное бытие в философии Хайдеггера есть, таким образом, «бесконечная потенциальность» событий и как таковое оно есть бесконечность события и соотношения двух симметриально положенных «я», взятых как «конститутив» [4] всех возможных событий: «Пока присутствие вообще есть, оно имеет бытийный образ бытия-друг-с-другом.» («Бытие и время» § 25).
То что, поэтому, необходимо должно совершиться в этой рециркуляции духа в себе и в этой центрации духа в себе есть постижение «интерсубъектности» или соотношения двух симметриально положенных «Я» («R»=«Я»), в качестве абсолютного «Apriori» всех политических отношений. Но так как во времена Хайдеггера не все нигилизмы ещё были скомпрометированы, то Хайдеггер не делает этого шага (т.е. его «конститутив» не получает достаточной силы, чтобы осуществить политический переход в сферу контемпоральной реальности и сохраняет себя лишь в поэтическом модусе), и, только как некая, высшая интуиция данное утверждение мы удивительным образом (или как результат ознакомления с философским трактатом «Ученика»), в самый последний момент – видим у Гуссерля:
«Первое в себе бытие, предшествующее любой объективности мира и несущее в себе эту объективность, — это трансцендентальная интерсубъективность» («Картезианские размышления»).
В принципиальном значении этим последним тезисом завершается постижение бесконечного бытия для себя как исходной потенции всякого временного бытия.
Но чтобы это познание стало реализовываться и осуществляться в действительном мире, это познание требует ощутить на себе определенную мощность – определённый, порабощающий внешний удар со стороны нигилистического нарратива – и осознать неуязвимость как силу этой в себе свободы перед лицом всякой нигилистической философии, то есть почувствовать острую, жизненноважную необходимость реализации этого внутреннего – во внешнем.
Это открытие «интерсубъектности» как абсолютного коррелятива всех политических отношений, через который, не только возможно, но и со всей остротой стало необходимым переработать все сферы взаимодействия антагонально заряженных воль, прежде всего выступает у Сартра:
«...война и оккупация, ввергнув нас в охваченный беспорядком мир, силой принудили нас заново открыть абсолют в самых недрах относительности.» («Что такое литература»); …А это значит, что внешнее есть проявление внутреннего и сразу «как только начинается действие, я обязан желать вместе с моей свободой свободы других…» («Экзистенциализм есть гуманизм»), ибо как стало понятно при рассмотрении соотношения временного и вечного в «Бытии и Ничто»: «моя свобода есть выбор бытия Бога [то есть его бесконечной свободы в себе и для себя как бесконечной рециркулентности и полноты– В.К.], и все мои действия, все мои проекты выражают и отражают его множеством способов, так как он является бесконечностью способов бытия и способов обладания.». («Бытие и Ничто»).
...С этого времени, а именно национал-нигилизм чаще всего служит последним, мобилизующим триггером для перехода к «интерсубъектному Apriori», для вовлеченных в процесс становления мысли – осуществляется переработка всех политических отношений и перевод всех нигилизмов в аннигилизм, моноэнергетизмов в синергетизм, всех эксклюзивных учений к инклюзистентному способу коммуникации с контрсубъектом.
Эта переработка в локальном или частичном масштабе есть появление «неолиберализма» в лице Людвига Мизеса и «неомарксизма» в лице Альтюссера, а также систематическое расчленение и объединение государства в единство со множеством центров – в социологии Т. Парсонса, Ф. Броделя, Н. Лумана и мн. др., тогда как «Рождение Биополитики» в лекциях у Мишеля Фуко есть результат объединения «неолиберализма», «неомарксизма» и всей современной Фуко социологии в виде единого государства, как расчленённого, и в то же время живого в себе организма, через которое действует принцип всеобщей рециркулентности Ницше.
Понятие государства, таким образом, после Гегеля – выступает:
Во-первых: как механическое государство с безжизненными отношениями его членов, с которым необходимо бороться посредством нигилистических нарративов.
Во-вторых: как субстанциальное (и даже химическое) государство в котором все различения лишь растворяются или должны быть уничтожены, и о котором Сартр говорит: «…конкретный марксизм должен изучать реальных людей, а не растворять их в сернокислой ванне.» [5]. Это – коммунистическое государство как идеал у марксистов.
В-третьих: как органическое государство, в котором каждый момент есть также и целое, и в то же время все целое – это единство центрации и децентрации, рециркулентность и сквозьцентрпульсивность единой жизни: «Биополития».
В-четвертых: как объективный дух или «понятие Пневмополитии». Это последнее есть результат постижения необходимости всех переходов в развитии вышеуказанных «государств», где, только на самом последнем этапе – понятие органического государства – должно перейти в абсолютно духовное и абсолютно импликативное синергетической форме свободного духа.
II. Пояснение о переходе к понятию государства как «объективного духа».
…В своих «семинарах» Фуко манифестирует государство как множество органов, а государство Делеза есть снятие «органов» в государстве так как оно есть интеркоррекция государства понятию абсолютного утверждения: «Утверждение, - пишет Делёз, - есть наслаждение и игра собственным различием…» («Ницше и Философия»).
В философии Хайдеггера, до того – подтверждается «Феноменология духа» в её переходе от вожделеющего самосознания ко всеобщему самосознанию:
«Дух есть вначале душа, - поясняет в своих поздних лекциях Гегель, - затем Я; последнее же определение духа в том, что субъект не есть лишь вот этот вот особенный субъект, но единство обоих обособленных…» («Лекции по философии духа» Берлин 1827/1828). То есть всеобщее самосознание в философии Гегеля это и есть форма «со-бытия» и утвердительного бытия в терминологии Хайдеггера.
А в понятии «тела со снятыми органами», где различение – вспыхивает и исчезает (то есть играет в процессе всеобщего самоосуществления) – у Жиля Делеза, - находит своё подтверждение политическая точка зрения Гегеля, принципиальным моментом которой является это всеобщее соподтверждение антагональных страт государства – друг через друга:
«Нравственное царство таким образом в своем устойчивом существовании есть непорочный, никаким разладом незапятнанный мир. Точно так же его движение есть спокойное превращение одной его мощи в другую, так что каждая сама содержит и порождает другую.» («Феноменология духа» с. 235 (VI, А, с.)).
III.
Последнее отрицание «философского метода» Гегеля, таким образом, остается за теологией, и Пауль Тиллих ещё пребывает под впечатлением «критики» Мартина Хайдеггера, состоящей, как было отмечено, в том убеждении, что абсолютный дух в философии Гегеля – несовершенен, ибо впадает во время в процессе творческих актов [6], и потому, повсеместно ещё остаются в ходу представления о пантеизме гегелевской теологии. Но, радикальное изменение ситуации заключается в том, что если до Хайдеггера богословы лишь говорили о том, что пантеизм необходимо преодолеть и ничего не говорили о том, каким образом это сделать, то Мартин Хайдеггер, Сартр, Гуссерль, Делёз, и вообще вся история постижения «интерсубъектного Apriori» в 200 последних лет – предоставляют опыт того – как это делать: как разделить экстемпоральную полноту Бытия абсолютного духа и объективный, экспликативный этому Бытию временный мир, чтобы соотношение первого и второго больше уже не являлось ни пантеистическим ни акосмическим...
IV. Всё то же самое, но под последней чертой таким образом будет иметь следующий порядок и вид:
А.
Критика «Философской системы» стремится в своем основании искоренить объективность из постижения «вечного бытия» – Къеркегор или наоборот – субъективность из постижения «временного бытия» – Фейербах.
B.
Переходя во второй круг критика превращается в манифестацию сильных, порабощающих или нигилизующих субъективностей, не достигающих интерсубъектного равновесия в некой ноуменальной потенции, но превращается в безостановочный реверс следующих нигилизмов:
1) «Я есть Единственный» – олигархическо-предпринимательский нигилизм.
2) «Мой класс есть Единственный» – коммунистический нигилизм Карла Маркса.
3) «Моя нация есть Единственная» – национал нигилизм Карла Шмитта, импликативно изложенный в «Понятии политического» 1932 года.
4) «Мой Джамаат» есть единственный, - религиозно террористический нигилизм Гейдара Джемаля: «Наша этика веры это неистовый гуманизм в результате которого все обезглавливаются и кидаются на съедение псам.». [6]
5) «Я-Творец есть единственный» – монистически-теологический нигилизм (Р. Генон), а также пантеистические (Ж. Ипполит) и акосмические (Е. Линьков) интерпретации Гегеля.
C 1.
Переходя в третий круг, критика обвиняет уже самого Гегеля в нигилизме и провозглашает борьбу с «Волей к ничто», посредством переведения всех нигилизмов в аннигилизм бесконечной – рециркулентной силы.
Рециркулентность духа в себе есть вечная и абсолютная длительность у Бергсона.
Рециркулентность как внутреннее со-бытие и снятие «до» и «после» в центральном «теперь» есть бытие при себе в философии Хайдеггера.
Рециркулентность духа как «абсолютная интерсубъектность» в понятии «абсолютного Apriori» есть абсолютное бытие в философии позднего Гуссерля.
С 2.
Но, так как необходимость, которую дух в этом процессе знает и постигает в себе есть в то же время необходимость пластификации внешнего, то параллельно тому как для духа в его внутренней сфере восходит понятие высшего синергетического утверждения – так и во внешней истории «классовых метаморфоз» – выступает процесс необходимости государства сначала быть только предметом веры – что во главе его, или во всём его теле – царствует разум, после чего – быть механическим государством, неповоротливость, косность и ставшая явной безжизненность элементов которого как бы вибрирует и расплавляется нигилистическими нарративами, после чего – необходимость «химического государства» и растворения всех различений в пришедшей в движение магме революционного класса. После чего – необходимость обособления в этом субстанциальном и мнимо целостном государстве так как вне силы различия, лава – опять застывает и превращается в камень; каждый момент обособлен и в то же время довлеет всеобщей центрации в «Биополитике» у М. Фуко. Но, высшая рециркулентность всеобщей свободы и снятая сложность бесчисленных обособлений в понятия единичного самодвижения как абсолютного утверждения – каждой, и всех, внутренних сфер составляет понятие государства как объективного духа, где «интеллектуальное углубление в недра тысячелетних процессов» и ноуменальная интерполяция этого соотношения «истинно субъективного» и «истинно объективного» на «Абсолютный субъект» и «Мировую историю» есть абсолютное восстановление и абсолютное утверждение данной вначале лишь «непосредственно», и несъедобно для "априорного чрева" рассудка, той философской системы, регенеративность которой, как результат наиболее мощных ударов критики и признающее восстановление через саму изощренную критику, составляет ее принципиальнейшее содержание.
Примечания.
[1] Л. Фейербах «К критике Философии Гегеля».
[2] М. Штирнер «Единственный и его собственность».
[3] Е. Линьков «Становление Логической Философии».
[4] «Анализ показал: событие есть экзистенциальный конститутив бытия-в-мире.» (М. Хайдеггер «Бытие и Время»).
[5] Ж. П. Сартр «Проблемы метода».
[6] Обычно, когда говорят о влиянии Хайдеггера на теологию, то со стороны православия называют Х. Яннараса, со стороны протестантизма П. Тиллиха, со стороны католичества К. Ранера и мн. др..
[7] Цитата из интервью Г. Джемаля, опубликованного на платформе «YouTube» 24.01.2013г. под заголовком «Бытие и тайна нетождества» (на канале «Гейдар Джемаль»). В книге «Сады и пустоши» Г. Джемаль говорит: «Благодаря салафитскому ядру Ислам остаётся тем, чем он должен быть: огнём пожирающим, эсхатологическим напоминанием о том, что это человечество может быть отправлено в мусорную корзину…» («Сады и пустоши»).
Свидетельство о публикации №225051200554