Боль души девяностых. Голосую против

Впервые при голосовании на партсобрании оказалась я в числе воздержавшихся. Что это – беспринципность, безразличие? А может быть, растерянность? Растеряться было от чего: выбывала из партии по собственному заявлению коммунистка, которую близко знаю на протяжении двух десятков лет. Будь это кто-то другой из нашей парторганизации, я не так бы удивилась. Я знаю Валентину Алексеевну как человека трудолюбивого до самозабвения, принципиального, она не боится сказать правду в глаза любому, вплоть до руководства. Она прекрасный оратор. Именно после ее выступления я воздержалась от голосования, хотя было твердое намерение голосовать против. Так что же произошло?
За двадцать три года разные вопросы разбирались на партийных собраниях: и о приеме, и о наказаниях, и об исключении. А вот по собственному заявлению выходить из рядов партии стало возможным только во времена перестройки. Кому раньше такое могло прийти в голову?!
Приходили на собрания с газеткой, журнальчиком, почитывали их украдкой, а то и  открыто, поторапливали председательствующих, чтобы успеть на очередной матч – футбольный или хоккейный. А уже за углом возмущались, перемывали косточки властям, придумывали анекдоты. И катились годы один за другим, пока не сложились они в десятилетия, которые назвали застойным периодом.
И вот объявили перестройку. И те, кто приходил на собрания без газет, кто не шептал за углом, а выступал на собраниях, вздохнули облегченно и стали ждать перемен. Ждали год, два, три, а их все не было: слов было много, а дел мало. В некоторые глубинки по черноземному бездорожью эти перемены до сих пор еще не дошли. А если и дошли, то в искаженном виде: «Сокращение провести? Пожалуйста! Что, Марь Ванна плохо работает и ее надо сократить? Не замай, она жена начальника. Отдел один лишний? Сократим, только не всех, начальника переведем в другой отдел старшим начальником. Не нужен?! Как не нужен, у него же отец в верхах...»
Сокращаем целые управления, но под другой вывеской раздуваются штаты, увеличиваются оклады. Как же? Организация-то другая.
Горечь накапливается, оседает камнем, давит. Очереди, разговоры, слухи. Урезали норму на сахар, не отоварили талоны на моющие средства. Талон на кусок мыла, выданный на год, становится последней каплей в накопленной горечи, и она выливается наружу.
Как же надо было скомпрометировать роль партии, чтобы во время выборов один из двух оставшихся кандидатов большинство голосов получил лишь за то, что он беспартийный! И перевес не малый – 10 процентов, а при первичном голосовании этот перевес (ровно 10 процентов!) имел второй кандидат. Почему это произошло? Что заставило за столь короткий срок изменить мнение избирателей? Я не против победившего депутата, а против той мышиной возни вокруг них, когда раздавались голоса: «Не голосуйте за ставленника обкома», когда распускались разные небылицы. Говорят, что активно поработали «Мемориал» и «Содействие». А где же были другие агитаторы? Кто лишал их права и обязанности пропагандировать своих выдвиженцев-коммунистов? Однако среди неработающих избирателей, вообще никакой агитации не проводилось: как и раньше, молча принесли приглашение и – все. Не оттого ли многие голосовали по подсказке на избирательных участках?
Есть ли у нас идеологические отделы в обкомах, горкомах, райкомах? (Я имею в виду и КПСС, и ВЛКСМ). На собрании узнала, что есть: был представитель из такого отдела. Но не убедил он меня, что они занимаются полезным делом: в предвыборной кампании незаметна была их работа. А что было сделано по предотвращению демонстрации 20-го апреля? Ведь все заранее знали о возможности ее проведения! Может быть, проводилась работа в трудовых коллективах, в учебных заведениях? Увы, к сожалению, нет.
По моему мнению, в идеологических отделах должны работать убежденные люди, умеющие передавать свою убежденность массам, отстаивать идеи и решения партии. Все это так, и не вызывает сомнения.
Только, может быть, и нам не надо ждать перемен? Ведь куда легче написать заявление о выходе из партии и отойти в сторону, нежели самим принимать участие в процессе обновления. Мы шумим, что у нас нет прав. Сейчас, когда нам дали права, мы не хотим ими воспользоваться. Скажем, сидит начальник – бездуховный самодур, почти не бывающий на рабочем месте и коллективу не дающий нормально работать. И его терпят, и ему все сходит с рук. Так что же вы, коллектив? Переизберите его, вам дано такое право! Страшно. А вдруг этот опять останется, а вдруг новый будет хуже? К этому уже притерпелись. Страх, довлеющий над нами всю жизнь (отсюда и всевозможные запасы впрок), и наша леность: пусть кто-нибудь другой, но только не я, пусть все перемены мне преподнесут на блюдечке.
И гоним, как и раньше, брак: выпускаем продукцию низкого качества, оставляем урожай в поле, что собираем – гноим. И вот эта душевная инертность, скудость переходят к молодому поколению.
А есть же прекрасная заповедь: «Не пожелай другому того, что не пожелал бы самому себе». Ее можно изложить по-другому: «Не делай то, что не сделал бы для себя». Не пора ли нам напомнить ее и жить согласно этой заповеди?! Всем нам: и так называемому «народу», и нашим «номенклатурным людям».

1989 г.
Опубликовано в газете «Тамбовская правда» 20.05.89г.