Пришествие 3. 23 июля 2001 г

  3. 23 июля 2001 г.
  Монастырские уставы предписывают всем насельникам монастыря в обязательном порядке присутствовать на общей братской трапезе, будь то обед или ужин. Начиная от настоятеля и заканчивая послушниками. Опаздавших могли наказать: оставить без трапезы, дать епитимью и так далее. Относительно наказаний монашеское воображение не имеет границ. Монаха хлебом не корми - дай только кого-нибудь посмирять. К тем, кто вообще не ходил на общую трапезу, применяли более суровые меры воздействия. Вне трапезной вкушать пищу строго-настрого запрещалось. В кельях нельзя было держать даже корку хлеба или кружку воды. Но я повторяю: так монастырские уставы ПРЕДПИСЫВАЮТ, а на самом деле... Не берусь говорить за другие монастыри, но в нашем монастыре закрывали глаза на очень многое. У многих монахов (в священном сане, разумеется) были в кельях не только холодильники и электроплитки, но и даже свои отдельные кухни. Но главное - через дорогу от монастырских дорог начинался Невский проспект, который предлагал массу всяких мест, где можно было вкусненько и сладенько покушать. Поэтому по будням на обеды и ужины братия ходила в довольно малочисленном составе. В полном комплекте братия собиралась только на обед после воскресных литургий и на большие праздники. То есть, редко.
  Вот и сегодня на обеде наших было совсем мало  - пять священников, один монах и три послушника. Монастырские уставы предписывают трапезничать под чтение душеполезной духовной литературы, во время которого никому не разрешалось говорить. Наши общие братские обеды только первые пять минут (а то и меньше) сопровождались чтением, во время которого разговоры за столом велись шопотом, а после окончания чтения - уже в полный голос. На сегодняшнем же обеде чтеца и вовсе не было слышно. Отцы были очень активны и возбуждены, происшествие с трупом взбудоражило всю монастырскую общественность, все хотели всё знать до мельчайших подробностей. Отцы вкушали пищу и громко разговаривали, некогда и незачем было слушать чтение жития святых, думать и проникаться их подвигами во славу Христа. Натренированные языки монашеской братии яростно молотили воздух, слухи и сплетни не успевали рождаться и не успевали умирать, правда и неправда сплетались в одно целое. Отца Тихона, который совершил фатальную ошибку, придя сегодня на обед, терзали со всех сторон. Он еле отбивался, но приёмы его защиты долго такого напора сдержать вряд ли смогут. Эконом - жаба хитрая! - на обеде отсутствовал, чтобы не стать жертвой братских расспросов. Обычно он частенько восседал за столом рядышком с отцом благочинным (хотя ему и не положено было это по его иерархическому статусу), охотно валял дурака, тешил публику своими пародиями. Ему особенным образом удавалось пародировать голос отца благочинного в присутствии самого отца благочинного. Игумен Никон страдал и досадовал, но ничего поделать не мог. Эконом был любимцем настоятеля и ему многое дозволялось. На сегодняшний обед отец Панкратий специально не пришёл и было очень понятно, почему не пришёл. Он ещё не знал, видимо, какое мнение настоятеля по поводу этого трупа. Вот как только он узнает мнение отца Нектария, то и будет в свою очередь сам разглагольствовать об этом, придерживаясь настоятельского мнения. А разглагольствовать ему ой как хочется, аж сил нет терпеть, я отца эконома хорошо знаю. Но нельзя. Надо ему пока молчать и хорониться от всех, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнего.
  Так как толку от отца Тихона никого не было, отвечал он короткими и аккуратными фразами, отцы сместили своё внимание с трупа на диакона Радиона. Весь монастырь уже знал, что отец Радион не служил на поздней литургии и всех интересовала причина, по которой он не служил. Отцы по очереди стали высказываясь свои версии. Версии были самые разные, но все сошлись в одном: накануне диакон Радион напился где-то, да так напился, что не смог утром встать и пойти служить литургию. Тут отцы заметили присутствие послушника Андрея, сокелейника диакона Радиона, на трапезе. На бедолагу накинулись все скопом. Стали терзать. Как иеромонаха Тихона. Один в один. Андрей краснел и говорил, что ничего не знает. По нему было видно, что он сам вчера вечером перебрал немного. И тоже "где-то". "Но он хоть в келье? Или нет?" - спрашивали его отцы. Андрей ответил, что в келье его не заметил. "Понятно... Опохмелиться пошёл," - сделал вывод отец благочинный.
  Бедный и несчастный отец Радион очень часто был предметом шуток и насмешек среди монастырской братии. Его отец был золото, а сам он - не медь даже и не железо вовсе, а просто - деревяшка. Папа был деятельным священником, отгрохал где-то у себя на Украине целый собор, имел авторитет, был любим своей паствой и уважаем церковным начальством. А вот сынок его, диакон Радион, частенько огорчал своего отца. Он с большим трудом закончил семинарию, рукоположили его в диаконовский сан исключительно из-за уважения к его отцу. Папа наивно думал, что любимое чадо, став священнослужителем, образумится и направит стопы свои к истинному пути. Но нет, у любимого сына, которого так сильно избаловали в детстве, стопы его и дальше стали направляться в питейные заведения и прочие злачные места. Папа попросил одного своего знакомого, который был митрополитом, принять его в свою епархию и держать около себя. Попав в архирейскую свиту, отец Радион своим привычкам не изменил. Более того - он к ним ещё больше пристрастился. Его терпели несколько лет. Когда митрополит узнал, что он торгует мощами одного святого, терпеть перестали. Вдобавок, жена отца Радиона подала на развод. Как всякой порядочной женщине, ей вконец осточертели его непрекращающиеся попойки и супружеские измены. Папа отправил сына в реабилитационный центр. Главврач тоже был хорошим знакомым папы. Как только лечение закончилось, папа позвонил нашему настоятелю отцу архимандриту Нектарию. Он попросил приютить его беспутного сына в монастыре. Видимо, он в тот момент возлагал большие надежды на то, что жизнь среди монахов пойдёт любимому сынку на пользу. Однако... Мда-а...
  Когда съели первое, потом второе, после - попили чай, выяснилось, что обсуждать уже нечего, а старые сплетни и слухи пережёвывать уже нет никакого желания, отец Никон позвонил в колокольчик.
  Обед закончился.