Учебный пункт

1
В приёмной  мэра с самого утра – столпотворение. Тут тебе и городские чиновники различного ранга и служб, и руководители предприятий, и предприниматели местного пошиба, и люди статусом пониже, но тоже имеющие важность в территориальной иерархии. Юрий Михайлович и Антон Васильевич – простые мастера из учебного пункта, размещённого в одноэтажном бараке на территории шахты «Николаевской». Чувствуют себя немного неуютно, да и экзотичная проблема, с которой они в этот холодный мартовский день явились на приём к градоначальнику, не входит в его компетенцию. Об этом им сразу сказала кудрявая накрашенная ярко секретарша в обнажающей тонкие коленки чёрной мини-юбке:
- Мужчины, вы только зря потратите время – и своё, и мэра, он не будет заниматься вашим вопросом. Это внутреннее дело вашей шахты, пусть директор и разбирается, или сразу обращайтесь в министерство угольной промышленности.
- Да директор от нас вообще отмахнулся, сказал: «разбирайтесь сами!». А министерство…  Эх, вы сказанули! Где мы, а где министр? Считаете, что шансов  решить проблему у мэра никаких?
Секретарша элегантно крутнулась на стойке стула, поднялась, открыв одетые в чёрные колготки стройные ноги, чем вызвала умиление в глазах посетителей мужского пола, и попросила Юрия Михайловича и Антона Васильевича выйти за ней. В вестибюле перед приёмной народу было поменьше, но  тоже шумно. Расслышать слова секретарши было сложно, так как  сказала она очень тихо:
- Мужчины, я при всех не стала говорить, извините. Обратитесь к Маркову, журналисту из газеты  «Городской вестник». Я не знаю, какие у него связи, но иногда он такие ребусы распутывает и такие проблемы решает, что даже мэр удивляется. Кстати, мэр его не любит, очень скользкий, неуправляемый мужичок, и критикует постоянно городскую власть. Но очень вам советую к нему, только я вам ничего не говорила. Если возьмётся за дело, то будьте уверены,  как бульдог,  не отпустит.
- К Маркову? – переспросил Юрий Михайлович, повернувшись к Антону Васильевичу. – Ты знаешь Маркова?
- Ну, приходилось читать его статьи, но лично не знаком, - развёл руками Антон Васильевич.
- А он в каком, извините, возрасте? – спросил Юрий Михайлович у торопящейся вернуться на рабочее место секретарши.
- Не знаю. Я вообще о нём ничего не знаю. Больше тридцати, наверное.
- А он точно возьмётся за наше дело?
- Да откуда же я знаю, мужчина? Обратитесь, я слышала, что он многим помог.
- А кто вообще за ним стоит?
- Вопросики у вас, конечно…
- Некорректные? 
- Да такие же, как у мэра, - хитро усмехнулась секретарша. - Тоже на одном совещании как-то озадачивался: кто стоит за Марковым, что он позволяет себе такую свободу действий?  И главное - редактор его в этом полностью поддерживает. Наверное, реально кто-то стоит из сильных мира сего. Вы главное обратитесь, там видно будет. Всего вам доброго!

2
Помещение редакции «Городского вестника» размещалось неподалёку, на одной площади с местным «белым домом». В кабинет Маркова на втором этаже – тоже очередь, но  явно поменьше, чем к мэру.
- Последняя инстанция, - вздохнула стоящая в очереди женщина. – Если Марков не поможет, больше обращаться не к кому.
- А что у вас за проблема? – сочувственно спросил Юрий Михайлович.
- Сына избили в милиции. Куда только я ни обращалась – везде ответ один – либо сам виноват, либо ничем помочь не могут. В суд подавали – бесполезно.
- А что вы от Маркова хотите? – согнулся в вопросе Юрий Михайлович.
- Да чтобы хоть написал обо всём этом. Чтобы люди узнали, что у нас творится.
- Да-а-а, - печально выпрямился Юрий Михайлович. – И у нас тут беда, надо, чтобы люди узнали, чтобы город забурлил. Ну, и чтобы власть какие-то меры приняла.
Павел Марков – молодой человек чуть больше тридцати лет от роду, высокий, темноволосый, с острым пронизывающим взглядом, тонкими чертами лица – сразу понравился обоим мужчинам. «Вроде, парень боевой», - с удовлетворением подумал Юрий Михайлович.  Антон Васильевич по свойственной ему привычке затянул длинную прелюдию об истории учебного пункта, где они с коллегой учат и экзаменуют шахтёров уже лет двадцать. Но Марков быстро пресёк этот монолог и попросил изложить суть обращения двумя-тремя предложениями.
- Вы меня извините, газета – девушка прожорливая, её всё время кормить надо, то есть писать. Поэтому не всегда есть лишние рабочие минуты, чтобы выслушать все прелюдии до конца. Я вам лучше потом наводящие вопросы задам, а ваш учебный пункт знаю, видел, помню, что там магазин смешанных товаров был, мы с другом в школьные годы там пластмассовых солдатиков покупали, - не запинаясь, словно читал по бумажке, скороговоркой сказал Марков. .
- Да-да, был магазин, его потом закрыли, - радостно закивал Антон Васильевич. – Ну, если в двух предложениях, то сегодня утром мы пришли на работу, а здание учебного пункта захвачено посторонними людьми. Всё здание. Замки на дверях поменяны, и уже какие-то строители ломают внутренние перегородки между кабинетами. А нас просто прогоняют.
- Та-ак, - сосредоточенно откинулся на стуле Марков. – И кто это у вас там захватчик?
- А вот тут   интересно будет, - перехватил инициативу Юрий Михайлович, пододвинув стул поближе к столу журналиста. -  Захватчик – батюшка из соседнего района со своей свитой.
- Священник? Из церкви? – удивился Марков, мелкими буквами сделав запись в блокноте. – То есть под покровом ночи церковники забрались в здание и заняли там круговую оборону?
- Можно и так сказать, - утвердительно кивнул Юрий Михайлович. – Документов никаких не показывают, говорят, что им шахтное начальство разрешило…
- А шахтное начальство что говорит?
- А ничего. Мы  - к директору, он – от нас. Машет руками, мол, ничего не знаю и знать не хочу, это его главная бухгалтерша чудит.
- Стоп! Не понял. При чём здесь главный бухгалтер?
- Ну, вроде, она с этим батюшкой в хороших отношениях. Как оно там – мы не в курсе.
-  При чём здесь хорошие отношения и государственные фонды недвижимого имущества? И директор не предпринимает никаких мер?
- В том-то и дело…
- Я вас понял. Займусь вашей проблемой. Интересно получается, просто замечательно… - таинственно улыбнулся Марков и провёл авторучкой жирную черту под своими блокнотными записями.
 
3
Павел Марков жил на дальней глухой окраине города, куда общественный транспорт даже по базарным дням  не ходил. Поэтому на работу и с работы приходилось добираться на стареньком, ещё советского производства, велосипеде «Турист». Благо, физическая подготовка у Маркова была отменная – за плечами служба в морской пехоте, игра за сборную города по волейболу, поэтому путь от редакции домой на велосипеде занимал минут двадцать. Звонок домой заботливой жене Валентине, несколько километров интенсивного подъема по  городской автотрассе, и – ты уже за столом, на котором  клубится паром аппетитно пахнущий разогретый борщ и  куриные котлеты.
- Валь, слушай, мы с тобой как-то на эту тему никогда всерьёз не общались, - пережёвывая неподатливую котлету,  обратился Павел к занимающейся четырехлетней дочкой супруге. – Ты вообще в Бога веришь?
- Не знаю, Паш, - хмыкнула Валентина. – Чего это тебя пробило на религиозные темы?
- Ну, как не знаешь? Тут вариантов как бы не так и много: или ты веришь или нет, - недовольно пробубнил Павел.
- Ну, а я не знаю. Не придавала этому никогда значения…
- Поговорили, называется…
-Да мне только о Боге и думать! – вскрикнула Валентина. - Тебе есть приготовь, в магазин сбегай, скупись, малую обстирай, да накорми, спать уложи, ещё и на огород надо поспевать. Есть мне время о Боге вспоминать?
- Ладно, не шуми. Нет, так нет, вопрос закрыт, - расстроившись, как намокшая гармонь, просипел Павел.
- А ты веришь? – спросила Валентина.
- Я? – удивился и в то же время немного обрадовался вопросу жены Павел. – Я, можно сказать, агностик. Бог есть, это однозначно. Но человек его не видел и научно доказать его существование не имеет никакой возможности. Разве только   метафизически, но это чистая философия, водица, а её никуда не прилепишь, клейкой основы нет.
- Но если Бог есть, то как ты себе его представляешь? – продолжила допрос явно заинтриговавшаяся беседой Валентина.
- Ну, как? Не так, как на картинках рисуют. Бог – это не личность в человеческом образе. Это нечто более масштабное, глобальное, фантастическое, невидимое, неосязаемое, непознаваемое, - мечтательно закатил глаза кверху Павел.
- А я как-то читала притчу о том, что Бог – он растворился и скрылся в каждой душе человеческой, и не только…  В каждой живой сущности растворился. Ищет Бога человек то на земле, то на небе, а в своей душе ковырнуться кумеки не хватает. Вот и получается, что если нашёл Бога в себе, то и человеком назваться можно, а не нашёл, то  так и будешь слепо блуждать в потёмках,   -  гордо рассказала Валентина.
- Где это ты такое прочла? – спросил Павел.
- Не помню. То ли в газете какой-то, то ли в журнале, ты их пачками домой приносишь, а сам даже не читаешь…
- Некогда, Валь, всё перечитывать. Завтра, вот, на приём к божьим людям иду.   Попытаюсь понять, насколько они божьи.
- Это куда тебя ещё понесёт?
- Да церковники из соседнего района ночью учебный пункт у шахты «Николаевской» захватили. Выгнали сотрудников, чего-то там перестраивают. Надо разобраться, что, к чему…
Павел мысленно уже составил план своего журналистского расследования, и редактор газеты Роман Николаевич его одобрил. Сначала побывать на месте чрезвычайного происшествия, всё сфотографировать, опросить «захватчиков», поговорить с местными жителями – чего слышали, что думают о происшествии. Потом - к директору,  после него, возможно, к возмутительнице спокойствия – главному бухгалтеру.  Далее – к городскому прокурору, получив его  комментарий – сделать звонок в управление религий – и статья практически готова.  Разумеется, после публикации, которую необходимо сделать максимально острой,  возникнет определённый резонанс, на который предстоит готовить продолжение. Всё стандартно, и в то же время азартно и интересно.

4
Занятый посторонними людьми учебный пункт располагался в одноэтажном длинном бараке, в далёкие довоенные времена служившем в качестве восьмилетней школы. В шестидесятые годы здание школы построили новое – трёхэтажное, просторное, из белого силикатного кирпича. А  барак передали промтоварному торговому тресту. Много лет просуществовавший здесь магазин постоянно показывал отрицательную динамику продаж – место неудобное, поток людей малый, а город расширялся, рос, возводились новые универмаги и современные торговые центры. Поэтому магазин в древнем каменном бараке решили закрыть, а здание отдать под учебные классы для молодых шахтёров.
Марков ещё издали увидел, что в бараке идут строительные работы – одетые в спецовки молодые мужчины спешно и шумно выбивали внутри помещения межкомнатные двери и закладывали проходы кирпичом. Часть перегородок между кабинетами была уже демонтирована, образовав просторный зал, посредине которого за установленным на  куче битой штукатурки коричневым лакированным столом восседала немолодая особа в повязанном на голове синем ситцевом платке.
- Здравствуйте! – поприветствовал женщину Марков. – Подскажите, с кем можно переговорить насчёт затеянной здесь реконструкции учебного пункта?
- А вы кто? – ворочая массивными губами, грубым голосом спросила особа.
- Журналист Павел Марков, вот моё удостоверение.
- Журналист? А мы журналистов не ждали. Нам плотник нужен.
- А вы кто, позвольте спросить?
- Я Мария Акимовна, казначей.
- Казначей чего, извините?
- Общины нашей церкви всех святых.
-  То есть вот это всё сейчас реконструируется в церковь?
- Ну, да. А во что же ещё?
- А шахтёрский учебный пункт где будет?
- А это, молодой человек, не ко мне вопрос. Обращайтесь к отцу Василию, он всё пояснит, расскажет. Но его сейчас нет. Он уехал по делам.
- А вы можете прокомментировать, на основании чьего решения, согласно какому документу сегодня ночью учебный пункт был занят неизвестными людьми, и кто дал разрешение на проведение реконструкционных работ?
- Я ничего комментировать не могу. Нет таких полномочий.
- А полномочия находиться здесь, в государственном здании, у вас есть?
- Этого я вам тоже сказать не могу.
- То есть документов у вас никаких нет?
- Есть. Но они у отца Василия. А его сейчас нет.
- Тогда давайте с вами договоримся так: сегодня в редакции я жду либо лично самого отца Василия, либо его полномочного представителя, вот мой телефон, пусть предварительно позвонит мне, - Марков деловито протянул женщине свою визитную карточку, уже поняв, что больше никакой полезной информации здесь получить ему не удастся.
Когда Павел вышел на улицу сделать фотографию общего вида превращаемого в дом молитвы учебного пункта, из помещения выскочила казначейша в сопровождении двух крепких бородатых мужчин.
- А   фотографировать здесь ничего нельзя! – писклявым голосом закричала женщина.
- Подождите! – жёстко остановил приближающуюся к нему группу  Марков. – Документов у вас никаких нет. Подтвердить свои полномочия находиться здесь вы не в состоянии. А выполнять свою работу вы мне запрещаете? А не много ли на себя берёте, уважаемые? На всякий случай я и вас снял, вы ведь, как я понимаю, при исполнении?
- Да вы… Да я… - не зная, что сказать, со злостью закудахтала казначейша. – Ребята, поговорите с ним, - повернулась она к бородачам.
- Тёть Маш, ты нас в беспредел-то не втягивай. Мы так не договаривались, - забурчали мужчины.
- И я с вами ни о чём не договаривался. Я договаривался с мастером учебного пункта шахты «Николаевская» Юрием Михайловичем Дроздовым, у которого имеются и документы, и полномочия. На сим разрешите откланяться, - намеренно придавая своим словам немного дерзости, сказал Марков и направился в шахтный двор.

5
Отсутствие информации – это уже информация – старое правило, которым всегда руководствовался журналист Павел Марков.    Даже если тебе не дали ответ ни на один вопрос, уже сам факт беседы – увесистая основа для публикации. Павел нисколько не расстроился, что в учебном пункте ему не удалось с кем-то поговорить обстоятельно и предметно. Он и не надеялся на многое. Главное – есть фотография, случился контакт, посеяно зерно, значит, обязательно что-нибудь да прорастёт.  Выйдет на связь этот неуловимый отец Василий или не выйдет – разница небольшая – и первое и второе это уже информационный повод.
Но отсутствие информации подстерегало Павла и за дверью директора шахты. Почему-то  именно в этот момент его срочнейшим образом вызвали к генеральному директору угольного объединения. Запертой оказалась и дверь главного бухгалтера, а все подчиненные сотрудники, словно сговорившись, в один голос  пролепетали: «Жанна Ивановна ушла на больничный».
Впрочем, это можно было ожидать. Общение с представителем прессы – процедура неприятная, если, конечно,  журналист прибыл к тебе брать материал не о трудовых подвигах шахтёров или очередном выполнении месячного плана по добыче угля.   Марков сформулировал суть своего вопроса директорской секретарше, оставил визитку и тронулся по направлению к прокуратуре.
Заместитель прокурора Валерия Александровна – женщина лет сорока, в отличие от остальных сотрудников надзорного органа, всегда приходила на работу в форме, и этим очень нравилась Маркову. Он осыпал Валерию Александровну приятными комплиментами, а будучи женщиной   остро сосредоточенной на своей внешности, она с большим удовлетворением всегда принимала в своём кабинете знаменитого городского журналиста, и охотно делилась любой, порой недоступной для простого обывателя информацией внутреннего ведомственного пользования.
Валерия Александровна  иногда ловила себя на мысли, что была бы она помоложе, и в свою очередь был бы Марков человеком холостым, то непременно попыталась бы завладеть его сердцем и чувствами. Она в своё время была цепким следователем, и не могла не уловить восхищённого её внешними данными взгляда Павла. Внутренне она была готова перешагнуть и через этот барьер – семейное положение Маркова, поменяв статус одинокой женщины на клеймо любовницы, но государственные погоны давили на плечи так сильно, что не могла её тонкая душа развернуться во всю ширь и высь. 
- Присаживайся, Паша, будешь чай? – спросила Валерия Александровна у буквально ввалившегося в кабинет Маркова.
- Не откажусь, - задумчиво ответил он, опускаясь на стул.
- Чего такой озабоченный? По делу или мимо проходил и вспомнил об одинокой душе в городской прокуратуре? – кокетливо улыбаясь, поинтересовалась Валерия Александровна.
- Лер, ты   про захват учебного пункта на «Николаевской» в курсе? – морщась, спросил Марков.
- Подробнее, пожалуйста…
- Ну, вчера ночью какие-то босяки захватили здание учебного пункта, выгнали сотрудников. Сегодня я там был: ломают стены, ставят двери, документов нет, разрешений никаких, директор сбежал, как только я появился в шахтном дворе, небось,  предупредили. Главбух Жанна, которая крышует эту компашку, слегла на больничный…
- А кто стены ломает, кто захватил пункт?
- Да какая-то община церковная, они не представляются. Говорят, на месте учебного пункта будет церковь.
- Вообще нормально…- возмущённо прогудела Валерия Александровна.
- И я о том. Надо какой-то прокурорский комментарий начеркать, типа, там проводится проверка законности действий неустановленных лиц и руководства предприятия  и всё такое прочее… Чтобы тема получила развитие.
- Ну, комментарий ты и без меня начеркаешь,  какой надо, потом факсом сбросишь, я у прокурора подпишу. Но проверку-то  надо провести или нет? Где заявитель?
- Да заявители у вас сегодня в прокуратуре будут – мастера из учебного пункта. Изложат всё, как было и как есть. Может, уже и изложили, ты по входящим заявам посмотри. Мне просто срочно уже сегодня надо что-то в очередной номер газеты тиснуть.
- Тиснешь, Паша. Ты можешь. Женщин  бы ты так тискал, как свою газету любимую, - наливая чай,  заиграла томным взором Валерия Александровна.
Марков увидел этот женский манёвр, но, будучи человеком в меру воспитанным и учтивым,  сконфузился и промолчал. Романтический момент ускользнул, между неудавшимися любовниками  в который раз пробежал мартовский холодок. 

6
До самого окончания рабочего дня никто Маркову не позвонил - ни отец Василий, ни директор шахты. Для неопытного журналиста, работающего в жёстком цейтноте,   это почти что катастрофа, но только не для Маркова. Он неоднократно легко  выходил из подобных положений, и редактор газеты Роман Николаевич  редко когда противился методике своего подчинённого оставлять в публикациях «белые пятна». Это когда вместо вставки в текст комментария какого-то лица, Марков делал собственное отступление, поясняя, что лицо это не проявило должной заинтересованности обозначить свою позицию или пролить свет на проблему, посему вопрос остаётся открытым - продолжение следует, следите за новостями.  Разумеется, после подобного конфуза, выставляющего  не в самом выгодном свете промолчавших героев Марковских публикаций,  в редакцию прибегали возмущённые  товарищи, топали ногами, грозили судами, писали опровержения, а Павлу этого только и надо было для стимулирования интереса к изданию и продолжения своих скандальных газетных сериалов.
Утром в свежем выпуске газеты город увидел фотографии погрома учебного пункта. Рядом - шаблонный комментарий прокурора, грозящего найти и наказать абстрактных виноватых по всей строгости  закона, несколько окультуренных фраз из неудавшегося диалога со строгой церковной  казнечейшей, и размышления самого Маркова по поводу тёмных пятен во всей этой истории и его критика в сторону руководства шахты «Николаевской», не соизволившего отреагировать на визит представителя четвёртой власти.  Не успел Павел прочитать свой отпечатанный типографской краской опус, как в его тесный кабинет, в котором умещались лишь письменный стол и три стула, заглянул маленький, худенький и тихо говорящий Роман Николаевич. Его свежевыбритое лицо светилось довольной улыбкой.
- Паша, у меня были сомнения насчет твоих витийствований, - сказал он. - Тема как бы гадкая, не люблю я всю эту религию и возню вокруг неё. Но зато статья вышла только у нас, и, если не изменяет память, то ничего подобного мы раньше на страницах газеты не поднимали. Зачёт!
- Спасибо Роман Николаевич, - равнодушно принял похвалу Марков.
- Но я о другом зашёл сказать, о резонансе,  - громко захохотав, продолжил редактор. – Выйди в вестибюль, там к тебе гости пришли, митингуют.  Сам думай, как будем разруливать.
Павел отложил газету, по привычке ухватил диктофон и фотоаппарат,  и, едва не оттолкнув редактора,  стремглав вынырнул из кабинета. Посмотрев в окно, он увидел перед высоким порогом редакционного здания  человек пятнадцать пикетчиков, которые держали в руках плакат с надписью «Нет произволу журналиста Маркова!», какие-то пёстрые флаги и иконы.  Среди пикетчиков Марков узнал уже знакомых ему казначейшу Марию Акимовну и габаритных работников-бородачей.
- В чём дело, товарищи? -   выйдя к пикетчикам, с лёгкой издёвкой в интонации спросил Марков.
В толпе послышалось ворчанье, переходящее в негодующий крик. Самым шумным и активным оказался худощавый мужчина лет сорока, одетый в казачью форму с висящей на боку саблей и  с нагайкой в руках.
- Ты, Марков, что, берега попутал? Против Бога пошёл? – натянутым баском прикрикнул казак, угрожающе делая шаг вперёд и распрямляя нагайку.
Бывшему морпеху, имеющему за плечами серьёзную боевую подготовку, такие телодвижения – только масло в огонь. Всегда вспоминал Марков слова своего замполита: «Моя задача научить вас воевать, а воевать – это значит распознавать угрозу и уничтожать врага». 
-Ты бы, казачёк, с кнутом не шалил, а то, смотри, как бы с твоей шеи его эксперты не разматывали, - зловеще поцедил сквозь зубы Марков.
Казак отрезвленным взором окинул Маркова - тот был почти на голову выше, почесал затылок, неуклюже поправил торчащую чёлку, но  второй шаг делать не рискнул. 
- А ты что, угрожаешь нам, Марков? – спросил он визгливо, огладываясь на толпившихся пикетчиков.
- Вам - нет, а тебя предупредил, - хмуро бросил Павел. – Так в чём дело, я не услышал ответ?
- Мы правды пришли добиваться, - сделав шаг вперёд, скомкано проговорил  один из бородачей. – Ты про нас нелепицу написал, опровержение пришли требовать.
- Вы, товарищ, кто такой? – немного успокоившись от осознания, что ситуация стала контролируемой, спросил Марков.
- Ну, я Гриша,  член общины, - пробубнил бородач.
- Эт я понял, Гриша, - усмехнулся Павел. – А опровергать-то что собрались?
- Ну, твою статью…
- О том, что учебный пункт неизвестные люди захватили? Ну, теперь вот знаю, что один из них Гриша. Документы принесли, Гриша?
- Какие документы?
- Договор аренды государственной собственности, например. Или, нотариально заверенный договор купли-продажи  данного помещения. Или приказ министра угольной промышленности.  Разрешение на начало строительства. Проект стройки. Где ваш поп? Он ведь у вас главный?
- Отец Василий в епархию отъехал, - пояснил Гриша, явно смущаясь, что ему пришлось отдуваться за всю толпу и отца Василия в том числе.
-  В епархию, значит? А мне позвонить сложно было? Значит, есть, что скрывать и недоговаривать вашему Василию. Кстати, как его фамилия?
- Перепёлкин он…
- Видать, придётся и мне в епархию наведаться, да разузнать всю правду насчёт вашего нашествия с погромом и заодно – о гражданине Перепёлкине. Что-то в нашем городе и не слыхал  о таком.
- Он, между прочим, протоирей...
- Да хоть патриарх. Это что, его гражданство отменяет? И даёт право законы не исполнять?
- Не отменяет…
Марков шустро щёлкнул фотоаппаратом, демонстративно показал пикетчикам, что выключает диктофон, который был всё это время включенным и делал запись.
- А раз, друзья мои, вы все граждане, то и опровергать, чего вы там хотите,  предлагаю вам в гражданском суде. До обеда целый  час, ещё успеете подать исковое заявление, если поспешите. И, да, попрошу второй экземпляр иска мне занести, очень будет кстати для второй публикации.
Не успел Марков закончить фразу, как пикетчики, перешёптываясь, свернули плакат про произвол, опустили флаги и иконы и отступили от здания редакции. Через день вся их процессия красовалась на газетной фотографии под заголовком: «Захватчики шахтёрского учебного пункта требуют опровержение». В своей новой статье Марков подчеркнул, что исковое заявление в суд никто так и не подал, значит, правда на стороне газеты, следовательно, будут новые публикации.

7
Квартира у семьи Марковых уютная, но небольшая. Плотно заставленный мебелью зал двадцать один квадратный метр, стандартная хрущёвская кухня, тесная прихожая, зато кладовка – как отдельная комната. Её и перестроили под спальню дочке. Дождавшись, когда маленькая Даша уснёт, Валентина присоединилась к просмотру остросюжетного боевика, от которого весь вечер не мог оторваться Павел.
- Прочитала твою сегодняшнюю статью, - тоном рецензента сказала супруга. 
- И как?- не отрывая взгляда от телевизора, спросил Павел.
- Фуфло, - Валентина не была экспертом в области журналистики, но женской интуицией подвох чуяла всегда. – Блин, ввязался ты в неблагодарное дело. Кому оно надо – кто там, чего и где захватывает? Ты посмотри, сейчас вся жизнь на этом базируется – кто сильней и проворней, тот и на коне. Зря взялся ты за этот учебный пункт. С церковью закусился. Они там наверху всё равно договорятся, а ты крайний будешь, неприятностей только наживёшь. А у тебя дочка.
 - Подожди, не кипешуй. У меня в статье всё по делу. Документов и разрешений у этих архаровцев нет. Прокурор начал проверку. Директор шахты от комментариев уже два раза отказался. Протоиерей этот, Перепёлкин, от меня прячется. Редактор сказал: «Жги, Паша!». Что не так, почему фуфло? – возмутился Марков, забыв про телебоевик.
- Не знаю, Паш. Вечно ты куда-то вляпаешься, в историю какую-то грязную, а потом выползаешь из этой грязи сам весь в нечистотах. Уже люди говорят про тебя, что ты скандалист, - вздохнула Валентина.
- Работа у меня такая, - весело огрызнулся Павел.
- Другие твои коллеги про танцы и цветочки пишут, и такую же зарплату получают. Тебе что, больше всех надо? Пусть другие ковыряются в помоях…
- Я так не могу. У меня уже какое-никакое имя, оно как личное клеймо у заводского мастера. Нельзя свою фамилию ставить под проходными  статейками ни о чём. Понимаешь, фамилия моя – она уже как плановое обязательство – должен выдавать результат и качество…
- Ой, какое качество? О чём ты, Паш? Твои друзья на «джипах» катаются, а ты на велосипеде.  Вот и всё качество.
- Так что, мне с работы уходить? Или это ты  к друзьям моим собралась? 
- Дурак ты, Марков… - Валентина обиженно опустила глаза, поднялась с обтянутого зелёным бараканом продавленного советского дивана  и вышла из зала на кухню.
Марков уже привык к постоянной отшлифовке своего бытия шершавым языком своей супруги, но с каждым проходом этой наждачной машины, управляемой  непростым характером Валентины, защитный слой становился тоньше и болезненней.  Павел иногда и на самом деле подумывал о смене работы, чтобы угодить жене и избавиться от её постоянных упрёков, нареканий и двусмысленных намёков. Но каждый раз, приходя в редакцию и видя очереди у своего кабинета, понимал, что никто не придёт на его место и не поможет этим людям. И чувство отвращения к работе журналиста сменялось осознанием ответственности перед ними. Жена этого никогда не поймёт, ибо эту эмоцию нужно только ощутить и пережить.

8
С утра Павел договорился с редактором о поездке в епархиальное управление. Надо было навести справки о непонятно откуда объявившемся в городе Василии Перепёлкине. Кто он, где жил и служил до захвата учебного пункта,  имел ли какое-либо благословение на свои действия от вышестоящих священников. Машина с редакционным водителем  уже стрекотала мотором у ступеней, как вдруг раздался звонок.
- Павел Марков? – старческий голос, звучавший  в телефонной трубке, порой срывался на хрип. – Это отец Филипп. Я бы хотел обсудить с тобой статьи об учебном пункте и проходимце Перепёлкине. Если тебя не затруднит, приди ко мне в храм.
Отца Филиппа Марков знал неплохо, это был убелённый сединами ветеран Отечественной войны, прошедший от Сталинграда до Берлина,  уважаемый в городе человек, да ещё и благочинный церковного округа, объединяющего несколько церквей.
«Чего ж я раньше к нему не сообразил обратиться, он-то всю подноготную наверняка знает?», - подумал Марков, дав согласие встретиться с отцом Филиппом и тут же отменив поездку в епархию.
Отец Филипп проживал в небольшом домике на территории церкви. Службы в храме в силу старости он уже не проводил, но приходами руководил принципиально и справедливо. А Павла, как и многих других гостей,   он встречал, переодевшись в свою украшенную орденами и медалями фронтовую форму – была у священника такая слабость. Павел знал, что отец Филипп Иванович - большой любитель крымского кагора, поэтому по пути заскочил в магазин и купил самый дорогой напиток массандровского производства.
- Это вам, - сказал Марков, зайдя в покои священника и протянув отцу Филиппу бутылку с пёстро разукрашенной этикеткой.
- Одобряю, - скупо улыбнулся старик.  – Со мной выпьешь?
- А не откажусь, - кивнул Павел.
Пока помощница богослова, понимающе склонив голову,  принялась готовить  фруктовую закуску под красное вино, отец Филипп, надев очки в роговой оправе и развернув последний выпуск «Городского вестника»,  похвалил Маркова за то, что тот взялся за неблагодарную тему.
- Ты думаешь, я чего тебя позвал? Спасибо сказать. Ты, Павел, всё по делу пишешь, и придраться не к чему. С точки зрения государства этот Перепёлкин – аферист. Но есть и другая точка зрения – сказал бы, внутрицерковная, - отец Филипп взял небольшую пазу, тяжело отдышался. – Она, эта точка зрения,  как бы скрыта от глаз прихожан, и о ней толковать на людях не принято, но раз уж вопрос этот поднят прессой, то и его надо осветить. А дело тут вот в чём: служил этот протоиерей Василий Перепёлкин в своём приходе в родном селе Зелёная Роща. Как служил – не моих уст дело, пусть его  Господь и епархиальное руководство оценивает. Но как я понимаю, приходик у него маленький, доходы низкие, а запросы у  Перепёлкина большие, вот он и двинулся в моё благочиние, захватив этот учебный пункт. Так сказать, новую ниву распахивать. Но я знаю, что не просто так он его захватил, какими там молитвами или ещё чем, но охмурил он главную бухгалтершу шахты «Николаевской». Она и подсказала Перепёлкину, где у предприятия имеется уязвимое место. Я так это себе думаю.  Не просто это было  – взял и захватил. Думаю, там и директор в курсе, и его замы, потому и молчат, как рыбы.   Ходила эта бухгалтерша Жанна и ко мне в церковь. Своеобразная женщина, про грехи её говорить не стану, но  с очень большими амбициями и непомерной гордыней. Однако я не о них. Я понимаю это так, Паша, что договорятся они, решат все вопросы. Не сразу, но решат...
- Вот и жена моя так же говорит… - перебил отца Филиппа Марков.
- Умная  женщина, - утвердительно кивнул священник, покосившись на свою накрывающую стол помощницу. – Вот и Вера у меня тоже умненькая, и тоже говорит, что договорятся. Так, Вера?
Помощница улыбнулась, молча поставив на журнальный столик два высоких хрустальных фужера с изображениями христианских крестов.
- Ну, допустим, договорятся. Допустим, как-то задним или передним числом накропают какой-то договор аренды этого здания. Допустим. Но сам факт незаконного захвата государственной собственности, о котором я пишу,  топором никак не вырубишь и вспять не обернёшь.  Факт остаётся фактом, - резюмировал Марков.
- Да, в этом смысле всё точно. Никто опровергнуть тебя не сможет. Но я предлагаю зайти ещё и с другой стороны, с внутрицерковной... – выпучив бесцветные глаза, пошамкал беззубым ртом отец Филипп.
- Не владею информацией, Филипп Иванович, - медленно развёл руками Павел. – Чтобы ваши внутренние проблемы описывать – тут другие подходы и иные источники информации  нужны. Я с утра собирался в епархию проехать, там пощипать комментарии… Да вы позвонили…
- О-о, - только не епархия,  - возмутился священник. – Никто ничего тебе  по сути не скажет. Поехать, конечно, можешь, но это будет зря потраченное время.   Я думаю, что Перепёлкин уже и там нашёл поддержку. Вообще он должен был получить моё благословение на открытие прихода в моём округе. Но не сделал этого.
- И что теперь?
- Как я понимаю, кто-то в епархии ему подсказал, что это делать не обязательно. Можно пойти другим путём, например, перекроить округ.
- Это как?
- А это, Павел, очень просто, проще не бывает. Это получается, что в мой благочинный округ, в который входят все церкви нашего города,  вторгся  другой благочинный, соседнего округа. Ну, а Перепёлкин – лишь орудие этого благочинного, - пояснил отец Филипп, с удовольствием пригубив из поданного фужера сладкий кагор. – Пост начинается, но ты пей, я за нас двоих помолюсь.
- Во, у вас дела… - сморщился Марков, глотнул вино. – Война какая-то, нашествие. А я думал, что…
- Ты не думай, - остановил ход речи Павла отец Филипп. -  Всё здесь, как и у всех людей. Свои интриги, своя конкуренция, своя борьба. Церковь – она хоть и отделена от государства, но люди-то от него не отделены. А что в государстве нашем происходит, ты сам видишь…  Бардак! Безбожие!  Я ведь только на фронте, Паша, и пришёл к Богу. Когда по грязи, пыли  и крови дополз  до Берлина, в полной мере осознал и прочувствовал, какая беда творится в мире, вот тогда меня и позвал Всевышний. И за годы службы в церкви усвоил я, что Богу безразлично, где у нас здесь, по каким куполам проходят границы между округами и линии межчеловеческого фронта, но мы для того и поставлены, чтобы порядок блюсти. Чтобы таких, как Перепёлкин, на место ставить. Иначе войны людские никогда не прекратятся.  И я просил бы тебя помочь в этом деле. 
- Чем? – утомлённо спросил Павел.
- Был бы помоложе, сам бы эту работу сделал, но здоровья, как видишь, уже не осталось. По логике я ещё и лицо заинтересованное, а ты в этом плане – как чистый хрусталь, - отец Филипп допил вино и демонстративно покрутил в бледной худощавой  руке   свой фужер. – Надо, Павел, поехать в Киев, в лавру, к митрополиту Владимиру. Я уже туда звонил, тебя примут, и ты получишь исчерпывающую информацию по всем нашим вопросам. И главное – выведешь на чистую воду этого Перепёлкина. И тогда всё, о чём они там с шахтёрскими командирами договорятся, рассыплется прахом.

9
Роман Николаевич с удовольствием выслушал принятую от отца Филиппа историю Павла Маркова.
- Отлично, Паша! – потирая ладонями, заёрзал на стуле редактор. – Просто великолепно! В твой сериал заходят новые герои. Город гудит. Область возбудилась.  Мне уже из управления религий звонили, возмущались острыми оценками сложных религиозных проблем в наших публикациях. Приглашали в кабинет для беседы, но я, как у нас и принято, предложил этим религиозным деятелям написать свои возражения в письменном виде и прислать в редакцию. Если к каждому шнурку каждого управления на поклон ездить, то бензина не хватит, да и газету некогда будет делать. Поездку в Киев целиком поддерживаю, выписывай командировку.
В Киев Марков поехал не один – отец Филипп приставил к нему охранника, казака Анатолия Петровича.   Мужчина приятной внешности, хорошо сложенный, в форме, при погонах, с длинными усами, волнистой чёлкой – всё как у шолоховского Григория Мелехова, только возрастом постарше - лет пятьдесят.
- Я, Паша, в твои дела не лезу. Ты всё делай сам, как надо. Меня Филипп Иванович за тобой закрепил во избежание каких-нибудь хулиганских действий в отношении тебя. А они, поверь, могут быть, ты наступил на хвост серьёзным людям, даже не сумлевайся, - сурово пояснил Анатолий Петрович, добавив, что в прошлом служил в милиции, поэтому с криминальным миром у него отношения как у Сталина с Гитлером.
Впрочем, процесс охраны Маркова завершился уже через пару часов, когда казак приобрёл в купе поезда хорошего собеседника и доброго собутыльника из числа таких же бывших сотрудников правоохранительных органов. Крепко надравшись с товарищем заранее прикупленного коньяка, Анатолий Петрович беззаботно уснул на нижней полке, а пришёл в себя уже утром, когда в окне показались киевские высотки.
Не теряя лишнего времени, сразу направились в Киево-Печерскую лавру, где, как оказалось, казак знал все входы и выходы. В канцелярии митрополита сообщили, что по поводу визита Павла Маркова осведомлены, звонок отца Филиппа сделал своё дело, но так уж случилось, что сам митрополит уехал с визитом в Москву, а встречу с журналистом поручил своему представителю отцу Григорию, который в данный момент находится сессионном зале Верховной Рады.
- А в Раду к нему можно? – спросил Анатолий Петрович.
- Не возбраняется, если у него никаких других встреч не намечено, - пояснила сотрудница канцелярии.
Так Марков со своим охранником прибыли к зданию с круглым куполом, которое Павел только по телевизору и видел. Пропуск в зал заседаний в Раде выписали без лишних церемоний, журналистское удостоверение и какая-то яркая ксива казачьего общественника сделали своё дело. Поднялись на опоясывающий зал балкон, откуда можно было сосчитать волосы на лысинах депутатов, и уже с порога Павел зафиксировал взглядом огромного мужчину в тёмно-зелёной рясе с большим выпуклым животом, на котором лежал смотрящий в потолок золотой крест.
 - Это, наверное, и есть отец Григорий? – спросил Павел.
- Пошли, спросим, - скомандовал казак, после ночных посиделок с армянским коньяком он был явно на коне и в ударе.
 - Да-да-да, я в курсе вашего визита, - тонким вежливым голосом, не гармонирующим с внешним видом, сказал человек в зелёной рясе. – Давайте дождёмся паузы в заседании, и я с вами переговорю.

10
Отец Григорий оказался человеком пунктуальным. Сразу после объявления перерыва он показал Павлу, чтобы тот следовал за ним.  Анатолий Петрович немного задыхался, но не отставал. Спустились вниз, вышли через центральные двери здания Верховной Рады, отец Григорий предложил сесть в его автомобиль с личным водителем и проехать -  только не в лавру, а к нему домой. Позже Маркову рассказали, что у отца Григория есть собственный трёхэтажный дом где-то на Волыни, а киевская однокомнатная квартира на Левом берегу  - это у него для рабочих встреч.
Квартира оказалась небольшая – без ремонта и почти без мебели. В зале висели иконы, перед  которыми молилась  какая-то барышня преклонных лет, а на кухне стоял старинный стол, тумба и несколько ободранных табуреток из советского гарнитура. Отец Григорий, тяжело дыша, присел, предложил то же самое сделать гостям. Потом достал из тумбы бутыль, наполовину заполненную мутноватой жидкостью.
- Предлагаю за знакомство… горилочка, - по-свойски сказал представитель митрополита. 
  Анатолий Петрович повеселел, хлопнул в ладони, что означало согласие. Павел недовольно сморщился:
- Так пост ведь, батюшка.
- Бог простит, - отмахнулся отец Григорий, достав из той же старой тумбы тарелку с нарезанным салом.- Извините, как говорится, чем богаты… Давайте!
Казак с представителем митрополита громко звякнули гранёными стаканами.
- Вот это по-нашему! – радостно причмокнул Анатолий Петрович.
- Ты, казачок, наливай по второй, а мы с журналистом сейчас о деле поговорим, - властно приказал отец Григорий. – Любушка, принеси мне ту красную папку, что я вчера изучал, - сказал он прекратившей молиться барышне. В красной папке Павел увидел несколько распечатанных на принтере документов и фотографий.  – Так что конкретно вас, уважаемый журналист,  интересует? Павел, кажется?
- Абсолютно точно, Павел, - ответил Марков. – А интерес мой  вызван незаконностью захвата учебного пункта шахты «Николаевская» протоиереем Перепёлкиным.
- Незаконностью? А с чего вы вдруг так решили? По моим данным – всё законно, - однозначно обрубил отец Григорий.
- То есть как это? – опешил Павел, пытаясь нащупать диктофон в кармане пиджака.
- Э-э, нет-нет, никаких записей! - раскусил движение Маркова хозяин квартиры. – Значит, так, смотри, Павел. Вот решение вашего городского совета о передаче протоиерею Василию Перепёлкину остатков здания сгоревшей больницы. Вот печать, вот подписи председателя и секретаря совета. Всё законно, депутаты проголосовали.
- Не понял, при чём здесь здание сгоревшей больницы? – с интонациями возмущения в голосе спросил Марков, припоминая, что несколько лет назад действительно был такой факт, когда депутаты проголосовали за передачу какому-то священнику голых каменных стен на заросшем бурьяном пустыре.
- Как при чём? При всём. Вот, смотри, - отец Григорий протянул копию фотографии больничных руин.
- Ну, да, вижу…
- Видишь? Протоирей Пепепёлкин получил эти развалины для строительства церковно-певческого училища. Так в решении записано. Всё законно.
- Ну, и что?
 - А при церковно-певческом училище он попросил епархию дать ему приход. Вот его прошение, вот подписи. И руководство шахты «Николаевской» соизволило передать общине помещение не эксплуатируемого учебного пункта. Вот факсограмма за подписью директора, - отец Григорий протянул Павлу бумагу с подписью  руководителя шахты.
- Подождите, отец Григорий, о каком церковно-певческом училище речь? Нет никакого училища! Что за ерунда? – едва не вскочил с табуретки Павел.
- Как нет? Подожди. Вот копия акта о принятии в эксплуатацию реконструированного здания сгоревшей больницы под открытие училища…- представитель митрополита показал очередную бумагу. Потом обратился к ошеломлённому неожиданным поворотом событий Анатолию Петровичу. -  Казачок, а чего не наливаешь, давай, не стесняйся.
 - Какая эксплуатацию? – взялся за голову Павел. – Какой акт? Никакого училища нет!  Я вас уверяю, как были руины, так и остались, это фикция. И фикция, что учебный пункт не эксплуатировался. Там работали люди, стояла мебель в классах, книги, плакаты, наглядные пособия… Работники работали, шахтёры квалификацию повышали…
- Этого я знать не могу. У меня бумага от директора шахты, что учебный пункт не эксплуатировался.
- Да и бумага эта фикция, директор не вправе лично по своему хотению распоряжаться государственными фондами. Это прерогатива министерства угля…
- А, может, там и в министерстве всё решено? Ты уверен, что директор не подстраховался?
- Да это невозможно!- вспылил Павел. – Министерство может передать госимущество другому министерству, но не частным лицам.
- А если это имущество списано?
- Как списано?
- Не знаю. Я ведь не директор шахты. Так же, как руины больницы, например… А теперь певческого училища.
- Слушайте, вы сами верите в эту иллюзию? Хотите, я вам реальные фотографии пришлю вашего певческого училища, которого нет?
- А зачем они мне? Если нет училища, это плохо, но мы сами у Перепёлкина и спросим, зачем он нас вокруг пальца обвёл. Это наш внутренний вопрос. Казачок, давай за тебя, родной, - отец Григорий повернулся к Анатолию Петровичу и звучно опрокинул в себя полстакана горилки.
Павел был вне себя от внезапно накатившей ярости. Представитель митрополита хмелел на глазах и, похоже, уже потерял всякий интерес к общению с представителем прессы. Павел перебирал бумаги из красной папки, понимая, что продолжение его газетного сериала  будет связано не просто с борьбой против Перепёлкина, а уже с критикой самого митрополита, допустившего вопиющее беззаконие и внутрицерковный обман. А этого Маркову делать совершенно не хотелось.  Это уже другой уровень борьбы, как сказал бы спортсмен, - высшая лига. Здесь предстоит не только бодро нападать, но и титанически защищаться.

11
За окном загорались огни чарующего вечернего Киева. Анатолий Петрович окончательно опьянел и погрузился в глубокое молчание. Отец Григорий ещё держался, хотя мысли его начали путаться, а язык заплетаться.
- Понимаешь, Павел, ты хороший парень, - поднял указательный перст отец Григорий. – И журналист ты настоящий. Я читал, что ты там написал. Всё читал, мне факсом всё прислали. В общем, по делу ты отхлыстал этого Перепёлкина. Но и другая сторона подсу…подсуетилась. И что по итогу? А по итогу – вышли в ноль, в исходную позицию.  У тебя своя правда, у Перепёлкина – своя. И ничья правда не перевесит. Только Бог нас и рассудит. Может, выпьем?
- Нет, я в завязке, - отвернулся от стола Марков.
- Любушка, а не подашь ли ты нам чаёк? – спросил священник через стенку у женщины в соседней комнате – за стеной послышался звон фарфоровых чашек. – В лавре был, Паша?
- Был.
- Монахов видел? Как они работают, заметил?
- Ну, в общих чертах.
- Большое хозяйство, Паша. Производство проконтролируй, передачу церковной продукции в епархии организуй, планы услуг с каждой церкви собери, все финансы  проконтролируй…Ой, тяжело. Но справляемся. А Перепёлкин? Ну, что ты к нему прицепился? Всё наладится, нормализуется. И церковь в городе будет, и шахтёры не в обиде останутся, и ты поймёшь, что всё это суета – работа эта твоя, правду искать. Правда – она только у Бога. Хочешь, я тебе скажу, кто, например, входит в учредители вашей главной общины в городе? Кто вашим храмом основным заведует? Сейчас, - отец Григорий достал из папки написанный от руки список. – Вот, гляди: Минаев Станислав Фёдорович. Знаешь такого?
- Знаю, - ответил Павел, поняв, что речь идёт о хозяине завода по производству металлоконструкций.
- Титенко Юрий Афанасьевич. Знаешь?
- Тоже знаю, -  когда-то угольный магнат Титенко подавал против Маркова иск в суд о защите чести и достоинства.
- Крымов Павел Борисович, тёзка твой…
Крымов – городской бизнесмен из финансовой сферы, депутат, с которым у Маркова сложились тёплые отношения, хотя и недолюбливал его Павел. Уж слишком много на городских сессиях пустословил не по делу.
- А какое они отношение к главному храму имеют? – спросил Павел.
- Да храм-то этот общине принадлежит, а у общины есть десять учредителей, которые и руководят всеми церковными и хозяйственными делами. Ну, может, и не всеми, но контролируют деятельность прихода – доходы, расходы, платежи, отчёты, всё такое. Ты ж законник, а закона не почитал. Вот так, Паша! - расплылся в довольной улыбке отец Григорий – ему было крайне приятно произвести впечатление на журналиста.  – А ты думал, сам Бог приходами управляет? Или правда твоя людей церковных кормит? Нет, Паша, всё сложней, куда сложней, чем ты себе это представляешь.
- Да уж, вижу.
- Нет, Паша, видишь, но только самую малость. Но и эта малость тебе, в общем-то, не нужна. Знаешь, зачем я тебе всё это рассказал?
- Откуда мне знать…
- А рассказал я тебе  это потому, что писать ты больше о наших внутрицерковных делах не станешь. Вот приедешь домой, и  всё забудешь. Не надо тебе об этом писать – такой мой тебе добрый совет. Не надо, Паша. Знать – знай, а писать - прекращаем. Договорились?
 Павел промолчал. Но понял, что в знак договорённости не пожать руку представителю митрополита - шансов у него нет. А впрочем, что оставалось писать по приезду, когда вся построенная им конструкция расследования посыпалась, как выложенная в пирамиду карточная колода?

12
Анатолий Петрович ехал из Киева с одной стороны впечатленный встречей с самим представителем митрополита -   да ещё у него дома, за бутылем горилки, с другой – разочарованный тем, что Павел не согласился ещё один день провести в стольном граде – матери городов русских.
- Эх, а могли бы так покуролесить, по музеям, по магазинам… У меня тут дружок, тоже из бывших сотрудников. У него бы  и заночевали, - вздыхал казак.
Но Павел не реагировал. Его мысли были сосредоточены на фиаско, которое он потерпел в своём журналистском расследовании  о незаконном захвате учебного пункта шахты.  Марков ехал домой и  думал о той странной и вопиющей бесчестности, которая глубоко и широко атаковала не только светский мир, но и распространилась на свет клерикальный. Где, как казалось Павлу, не должно быть места тем уродливым порокам, которыми живёт государство.  Как  и предполагала жена Валентина, все между собой договорятся – и директор шахты, и гражданин Перепёлкин с его церковными начальниками, казённо отпишется и умоет руки прокуратура, задним числом будут составлены все разрешительные документы в мэрии, а Павел останется крайним. Для Маркова  вся эта история  тоже стала учебным пунктом в процессе познании жизни.
Но Павел не знал, что ждёт его и другая наука. Не зря говорят в народе - не пожалей две копейки, чтобы сохранить семью. Надо было заранее позвонить Валентине, сказав о том, что он возвращается из командировки на день раньше. Тогда в это туманное мартовское утро он не застал бы дома чаюющего за кухонным столом с Валентиной своего друга Витьку Веселова – того самого, успешного, на чёрном джипе, который всегда ставился Маркову в пример.
- Пашка, да я  вообще-то к тебе заскочил, а ты, оказывается,  в Киеве. Ну, мы с Валей только по чайку, - заикаясь, пытался оправдаться Витька.
Павел не поверил ни ему, ни банальным объяснениям жены. Бросив дома дорожную сумку и даже не присев перевести дух и осмыслить происшедшее, он отправился в редакцию, где Роман Николаевич едва ли не с порога шепнул ему:
- Паша, дело приняло другой оборот. Надо круглиться с этой церковью. Мэр лично просил. Не знаю, кто там взялся крышевать этого протоиерея, но, кажется, там подключились серьёзные люди. И всё же ты не расстраивайся, ведь по большому счёту, если поразмыслить, это  наши публикации заставили всех этих деятелей пошевелить булками и привести в порядок документы. Это была их реакция на наши публикации, а не наоборот. Так что мы всё равно молодцы…
Чуть позже позвонила прокурорша Валерия Александровна и попросила зайти, добавив, что прокурорская проверка зашла в тупик -  нарушений, конечно, уйма, но прокурор занял позицию шахтного начальства. Павел хотел пойти к  прокурорше, попить чайку, излить душу – ему в данный момент это было крайне нужно, но в дверях редакции столкнулся с мастерами  Юрием Михайловичем и Антоном Васильевичем.
- А мы похвалиться пришли, - с непередаваемой радостью сообщили мужчины. – Представляете, директор выделил нам под учебный пункт почти половину этажа в здании общежития. А там и отопление центральное, и туалеты в полном порядке, да и комнаты посветлей, чем в том старом бараке.
- Поздравляю, - безразлично протянул Павел. Потом он ещё долго слушал рассказы о перипетиях борьбы мастеров за сохранение учебного пункта, об их  замирении  с протоиереем Перепёлкиным, о запутавшемся в этой общественной и юридической паутине директоре.
- Вы ведь напишете про то, что учебный пункт сохранился и будет даже лучше? – спросил Юрий Михайлович.
Но Павлу ничего не хотелось ни обещать, ни отвергать. Он просто слушал, улыбался и смотрел в окно, за которым накрапывал первый весенний дождь.   
- Павел, - тихо обратился к нему Антон Васильевич. – Вообще мы вам очень благодарны. Вы смелый человек. Ни один журналист в городе не взялся писать о нашей проблеме, кроме вас. Нам даже у мэра сказали, что вы бесстрашный человек и помогаете решать чужие проблемы. Сказали, что за вами стоят очень серьёзные силы. Это правда?
- Это правда, - монотонным эхом отозвался Марков.
- А кто, если не секрет? Очень хочется знать…
- Бог за мной стоит. Можете посмотреть, вот он, за спиной у меня…
*
Вечером, после бездарно проведённого рабочего дня, за который Павел не написал ни строки,  ему захотелось выпить кагора с отцом Филлипом. Но женский голос в трубке тревожно сообщил, что утром Филиппа Ивановича увезла карета скорой медицинской помощи. Через неделю благочинный умер в больнице, не приходя в сознание. Ходили слухи, что умер он не своей смертью, кто-то помог ему покинуть этот физический мир. Но Марков не стал расследовать обстоятельства смерти  главного священника города. Не стал Павел интересоваться и причиной странной смерти протоиерея Василия Перепёлкина, который в расцвете сил скоропостижно скончался через пару месяцев.
*
Шахту «Николаевскую» закрыли и затопили через двадцать лет. Производственный двор опустел, цеха и административные помещения обветшали, и пустыми окнами стали уныло взирать на редких прохожих, словно упрекая их в своей беде. Шахтёров теперь в городе нет, они стали не нужны. Старики – кто умер, кто тихо доживает свой невесёлый век, а те, кто помоложе, разъехались по городам и весям необъятной страны. Шутят меж собой горожане:"А у нас теперь город, село или деревня?». Градообразующих предприятий не осталось, значит, уже не город. Но и не деревня…
Ведь церковь стоит. Над бараком теперь уже никому не нужного учебного пункта даже соорудили небольшой купол с крестом, а вокруг разбили клумбы с цветами. Только они мало кого радуют, прихожан почти нет, поэтому работает храм лишь по выходным дням и праздникам. Служить в храм приезжает молодой протоиерей из соседнего района, а фамилия у него созвучная с основателем церкви – Куропаткин.
Маркова в городе вспоминают не часто. Да и то в основном люди старшего поколения. Говорят: «Вот работал бы сейчас Марков, он бы вам всем показал!». Но Павел покинул журналистику. Ходят слухи, что он давно живёт с другой женой, бывшей прокуроршей,  и ищет Бога в своей душе. Вот только не помнит, кто ему об этом сказал.

Май 2025