Капля двенадцатая. Шрам

Капли — то, из чего состоит поток воспоминаний

Капля двенадцатая. Шрам

Это давно стало просто привычкой — в минуты задумчивости нащупывать шрам на лбу, над правой бровью, в сантиметре от виска. Проходят годы, складываются в десятилетия, одно… другое… третье… потом исчезает желание их считать, и тот зимний день утонул бы в колодце памяти, опустился на дно, зарылся в песок множества других дней, если бы не эти следы работы хирурга, возможно, не слишком искусного, раз их не смогли стереть ни годы, ни десятилетия…

Зима — любимейшее время. Мне лет пять-шесть. Во дворе взрослые соорудили огромную горку, а может, она только казалась нам, окрестной детворе, чудесно-огромной. Мы проводим на ней самые замечательные часы зимнего досуга, переключаясь только на снежные баталии: то войско на войско, то каждый сам за себя, когда вдруг отступают морозы и из подтаявшего снега начинают легко лепиться шарики-снаряды.

Тот день был именно такой — снежно-батальный. Снаряды летят в голову, в лицо, за шиворот… Нам жарко, шапки и шарфы давно валяются в стороне, дожидаясь окончания сражения. Двор наполнен визгом и смехом. В какой-то момент эти беззаботные радостные звуки исчезают и остаётся только один — крик. Это я кричу от боли, хотя, пожалуй, в этом крике больше страха, так как снег вокруг меня, только что изумительно белый, яркий и весёлый, внезапно становится красным, и этой красноты всё больше… Один из мальчишек воспользовался куском льда — для пущей меткости и дальности полёта «снаряда». Я больше ничего не вижу, так как кровь заливает мне лицо. Меня ведут домой за руку, а я уже реву не столько от боли, сколько от огорчения за испорченную шубку и страха перед возможным наказанием за то, что из всех детей именно со мной «вечно что-то не так!». Мама открывает дверь, за мной толпа испуганных мальчишек, среди них тот, самый «меткий», он напуган больше всех. Я вдруг проникаюсь его страхом и сквозь плач сообщаю, что упала с горки. Мальчишки облегчённо выдыхают. Мы были маленькие и боялись не последствий для здоровья, а сурового наказания за шалости…

Память не сохранила ни поездки на скорой, ни самой операции… Она не сохранила бы и этот день, если бы не шрам… И лишь иногда, нащупывая его, думаю о том, что до виска был всего один сантиметр…