Звезда на пиджаке

Звезда на пиджаке.
Романтика в книгах и любовь в жизни отличается кардинально. Не редко все получается совсем так, как нам бы того хотелось. Рассказанная ниже история лишь одно из немногих тому подтверждений.
Переходя в девятый класс София и представить себе не могла, сколько негативно-пестрых эмоций способен будет пробудить в ней Игорь всего через каких-то полгода. Этот немногословный, за девять лет почти не касавшийся ее человек, с виду был обычным парнем – средняя успеваемость и ужасая прическа, серого цвета глаза, немного светящиеся изнутри, да затерто-лиловые мешки, расположившиеся под ними в тени ресниц. С первого взгляда – самый простой одноклассник. Однако, несмотря на бросавшуюся в глаза простоту, характер его не умещался в одно конкретное, емкое слово, поскольку в Игоре одновременно уживались порядок и разгильдяйство. Столь странное соседство находило отражение в его внешнем виде.
По фигуре парень был долговяз, и в зависимости от ситуации данное свойство ставилось ему в заслугу либо же в выговор; по цвету волос Игорь был чистый пепел; по форме же их – осенний лиственный ворох, укротить который можно было лишь стрижкой до самых корней; длину рук имел вполне допустимую; по содержанию туфлей в чистоте был он больше приличен, чем не приличен; уши сидели на голове его строго, почти приглажено. Все девять лет, что София знала его, Игорь был просто Игорем, шалопаем, когда-то способным к учебе, но ныне успешно ее забывший. Однако все изменилось ближе к Новому году.
В тот злополучный для нее день девятому «Б» объявили о скором «Осеннем балу» – ежегодном принудительном мероприятии, которое учителя зачем-то пытаются выдать за основанный на добровольном желании праздник. Как и подобает любому добровольному мероприятию, проводимому в школе, откосить от участия в нем абсолютно нельзя. А если кто-либо все же пытался, то на него быстро находился пресловутый "болт с винтом" – звонки родителям и нападками завуча ясно давали понять зарвавшемуся ученику диспозицию его закоса под Че Гевару.
София была не из бунтарей. Так же она шла в десятый, и на медаль, а потому на дебютную репетицию пришла в числе первых. Дом культуры, носивший имя великого Ленина видом своим вождя лишь позорил. Его стены внутри были такие же, как и снаружи: то же запустение, те же светлые разводы неизвестно чего на кирпичах цвета давленой рябины. Сцена, расположенная в темной глубине зала, возвышалась в нескольких ступеньках от пола и отражая свет люстры пыльным паркетом. Он не был забыт техничкой, наоборот, сегодня его хорошенько протерли, однако такие паркеты, кажется рождаются с внутривенно введенным напыление досок и небрежно грязными кажутся вечно.
К сути вопроса перешли довольно быстро. Прослушав стандартную тираду про исключительную важность конкретно этого «Осеннего бала», ученики стали разбиваться на пары под чутким руководством завуча. Игорь достался Софии. Правда, как выяснится позднее, в его мозгу дело приняло немного иной оборот – это не меня с вами зап, в смысле, это не он достался Софии, это София досталась ему.
Репетиция прошла без сучков и задоринок – девушки и юноши слушали наставления, топтались на месте, наступили на ноги. В общем-то нечто похожее можно видеть на ежегодной конференции с президентом. На другой день уровень владения телами подрос – на ноги наступать стали немного реже. В подобном самосовершенствовании миновали еще две недели, после чего «Осенний бал» благополучно прошел под аплодисменты родителей и закулисные вздохи.
Казалось бы, прошел и прошел, жизнь учеников может спокойно возвращаться в привычное русло... Однако Софии вернуться было уже не суждено, и причина этого была в первом дне, когда ее и Игоря поставили вместе. Много позже мысленно возвращалась в тот день, она размышляла о том, как было бы правильно попросить разделить их. Быть может тогда все произошедшее позже вообще не случилось бы? Как знать?..
К тому самому дню возвращался и Игорь. Вспоминал он его с придыханием и теплотой. Ну а разве могло быть иначе? Ведь он стоял в паре с такой красавицей, милой и доброй, взгляд от которой не мог оторвать. О, как горели ее глаза, как вкусно от нее пахло, а как приятны наощупь ее ладони! И она, эта нимфа, это загляденье, танцевала с ним, помогала ему, когда он портачил, была чуткой и кроткой, безукоризненной... Как, как он мог все это время не замечать ее, такую милую и отзывчивую, ее – эту богиню в вафельном платье и с тонкой шеей? Не проходило и дня, чтобы Игорь не задался этим вопросом и вновь и вновь не находя внятного ответа лишь в недоумении поднимал голову к потолку.
По прошествии Нового года ученики вернулись к занятиям. София пришла, села за парту и тут вдруг впервые она ощутила на себе липкий взгляд Игоря. Поначалу она не придала этому большого внимания, и юноша молча прослонялся рядом с нею весь день, стараясь при этом не отставать. На следующее утро все повторилось – Игорь все так же ходил за ней по пятам, периодически отводя взгляд в сторону. «Чего это с ним?» –– подумала девушка, в очередной раз поймав его взгляд на себе.
Ответ, разумеется, лежал на поверхности – сердце Игоря кольнула любовь. Та самая, не подростковая, с буквой «фь» на конце, вместо «в», а настоящая и большая, пусть и первая в жизни. Подобное чувство не раз было описано в классических книгах и в реальной жизни (которая, как известно, от книг отличается), в случае отказа способно привести впечатлительную натуру к разочарованию, озлобленности и даже комплексам. Угораздило же Купидона так конкретно попасть – в душе Игорь был тем, кто способен был тронуться на этом деле. Все в Софии казалось ему привлекательным: ее не в меру тонкие ноги, похожие на спицы, были стройными и утонченными, грудь, отсутствовавшая как класс, в свете розовых очков влюбленности вполне могла сойти за греческую, карие волосы, конечно же, имели пленительный оттенок каштана. Ну и естественно, глаза, куда же без них? О, воистину ее глаза были необыкновенно особенны! Это у всех остальных они голубые, ну или даже голубые, как небо, ее же глаза были студено-сапфировые.
Нет, София и вправду была симпатична, но, как говориться, далеко на любителя. Единственным ее осязаемым плюсом был без преувеличения прекрасный характер, который так много кем воспет в отечественной литературе. Она не выносила сор в силу скромности, почти неумела отказывать, была со всеми приветлива, хоть и не словоохотлива в кругу незнакомцев. С точки зрения же красот природных она обладала той призрачной дымкой красоты девушки, застрявший в физиологическом развитии семнадцати/восемнадцати лет, в которой матери ошибочно видят нечто прекрасное: симпатичное лицо и... по факту – все. Как известно, все остальное «обязательно нарастет после родов». То же незначительное обстоятельство, что родам должна предшествовать беременность, а той, в свою очередь, незамысловатый процесс физических наслаждений, сама возможность которого при таких внешних данных ставится под вопрос, их не волнует.
В общем, как бы там ни было, Игорь попал под влияние христианского чувства. Не зная, как, но зная, что надо, он решил действовать. Сперва он ухлестывал за Софией не настойчиво и романтично, но уже через пару дней, не увидев прогресса решил стать наглее. София сначала пыталась отшить его тактично, стараясь подбирать слова, однако они лишь сильнее его задорили. Проходя мимо нее, он многозначительно задирал подбородок и говорил что-то типа:
–– А ты сегодня красотка. Моя.
Будем честны, подобные фразы – это кринж, причем концентрированный. Ситуацию осложняло и то обстоятельство, что к этому времени у Софии уже месяц как был молодой человек. Здесь все как всегда – на пять лет старше, уже работавший и подающий перспективы абьюзер, собственническая сторона которого проявиться куда позже и будет воспринята ею как нечто идущее в купе с семейной жизнью. Федор, а именно так его звали, красиво ухаживал – пару раз подарил цветы, забирал на машине, часто подолгу не отвечал (первейший признак занятого, а значит – серьезного человека), говорил низким голосом и понятия не имел, где планирует жить через три года. Он, как и большинство, желал иметь девственницу и правильно рассудил, что для этого сани необходимо готовить заранее.
Федор обладал незаурядной внешностью: правильный лоб, заостренные короткие волосы, которые он исправно поддерживал в форме, мутно-голубые глаза, маленький рот и – в понимании Софии – волевой подбородок. Мускулатура его была изношена, ввиду забрасывания увлечение турниками, которое было предано в угоду работе и пиву по выходным. Одевался он не разнообразно, но в классическом вкусе – черный низ, какой бог пошлет верх, отсутствие шапки в мороз (красноречивый маркер, говорящий о том, что данного индивида за это мама уже не заругает, а значит он силен и готов к спариванию).
Его потертая «Chevrolet» нулевых годов могла похвастаться наличием музыкальных колонок, обильно принятых в среде ему подобных, а ее цвет (спокойно серый) и отсутствие множества требующих присутствия на гулянках друзей внушали Софии радужные мечты о счастливом будущем. Ну а еще он ее понимал так, как никто никогда не понимал и не будет, в общем типичные первые отношения, зовущиеся «серьезными», коим волею судьбы суждено было пройти через время в насмешку над Игорем.
В душе у парня сперва бушевала буря эмоций, ощущение гнетущего падения воли, боль в мышцах около сердца, постоянный головной жар и теплый, соленый язык и слюни. Он не мог поверить, что все им распланированное (вплоть до обустройства совместной квартиры и имени третьего сына) вот так легко ускользнет из-под носа не попрощавшись. Ощущение несправедливости, предательства, отсутствия даже первого шанса наполняли сознание, сперва порождая неверие, а после злобу. София немедленно была записана в гражданки с нижайшей социальной ответственностью (ей, естественно, об этом никто не сообщил), предана анафеме, трижды проклята и прощена в то же мгновенье, ибо отверженная любовь по природе сильна и пропорционально тому ужасна.
Он стал ходить за ней тенью уже не только в школе. В свободное время все его мысли обращались к ее лицу, столь бережно хранимому в памяти. Они вызывали сперва улыбку, затем пожары. Надо ли говорить, что назойливость Игоря в Софии не вызывала ничего, кроме отторжения. Спустя два месяца оно закономерно переросло в отвращение, так как все ее разъяснения были для Игоря божьей росой. Федор просил даже дать ему разобраться с Игорем (о наивный, как будто ее ответ не был тебе известен заранее?), но София надеялась, что эта одержимость скоро пройдет, ну или на крайний случай Игорь просто уйдет после девятого и если и не забудет о ней, то хотя бы они станут реже видеться...
Естественно Игорь пошел вслед за нею в десятый, а затем и в одиннадцатый, чем надолго омрачил лица учителей, трясущихся перед всесильным РАЙОНО, с его показателями успеваемости. Он без устали продолжал подкатывать, с каждым отказом все озлобляясь и замыкаясь в себе. София же становилась к нему все черствей и уже через год перестала стараться подбирать выражения. Так продолжалось до конца школы – он ходил к ней, она слала его.
Прошли еще три года. Игорь сменил подход и направил съедавшую его злость на саморазвитие – прием довольно известный и распространенный. Первичная злость помогла Игорю прийти в форму, он стал куда красивее и фигуристей злосчастного Федора, начал следить за собой, работал параллельно с учебой, но верность Софии избраннику была, как казалось парню, по истине феноменальной. На самом же деле свою роль здесь играла не столько разница в возрасте, какая-то особенная красота Федора или даже любовь, сколько раздражение к Игорю, которое София испытывала каждый раз, когда о нем думала.
Часто влюбленность перетекает во влечение. В нашем случае все было куда хуже, оно трансформировалось, трансформировалось с надрывами и изломами в навязчивую идею. Он стал надменнее, злее к людям, но не к животным (почему-то ублюдки всегда любят людей меньше животных), над бровями образовалась расплывчатая морщина, перепахивавшая лоб от края до края. На днях рождениях и на работе, на парах и дома, под любую музыку, он почти всегда думал о ней, о том, как добьется ее, как она еще будет его слезно просить его взять ее к себе, как он, для вида, будет выделываться, но в итоге великодушно простит эту «глупенькую дуреху», составлявшую весь его мир. Он так и говорил ей, когда она, почему-то, вновь отвечала отказом на его очередное предложение погулять.
–– Да ты просто дуреха. Маленькая моя дуреха.
София лишь злобно подкатывала глаза. Еще по окончании школы Игорь был заблочен везде, где только можно и где нельзя. Это вызвало следующую реакцию: ей приходили поздравления со всеми праздниками, как государственными, так и церковными, через общих знакомых. Не брезговал Игорь также левыми аккаунтами и номерами. Временами, когда ей казалось, что прошло достаточно времени, она могла удалить его из черного списка, но не проходило и дня, как якобы ненавязчивое «Ой, красиво выглядишь. Я, кстати, машинку купил. Может покатаемся, как дела?» досадной оплеухой прилетало на телефон, и Игорь вновь отправлялся в ЧС.
А Федор, как же он? А Федор не особо переживал по этому поводу. Он удачно устроился и много работал. Об Игоре София ничего ему не рассказывала, ну или почти ничего, а он, полагаясь на положение победителя в биологической гонке, которое зиждилось на ее преданности, спокойно занимался делами. Он знал, что София любит его, хотя это и не мешало ему требовать от нее ходить 24/7 с включенной геолокацией.
Прошло время, началось СВО. Для многих в стране наступили тяжелые времена, для Игоря же ровным счетом ничего не изменилось. Он все так же учился, работал, качался, правда уже не с тем огнем, ибо постоянная злость, слабо утилизируемая физическими упражнениями, разрушала его характер, влияя на общую целеустремленность. Он продолжал на автомате двигаться, есть и думать о ней. Поступать как-то иначе он уже не мог, ибо не мыслил уже ни себя, ни дня своего без подобного образа мыслей.
Он стал сутулиться, смотреть исподлобья, пренебрежительно относиться к окружающим его людям и тише стал говорить, зациклился. Многие отчего-то считают, что схождение с ума, якобы, сильно заметно и моментально бросается в глаза окружающим. Невероятно глупая по своему содержанию мысль, вы как будто сумасшедших не видели! Да будет вам, вы же в социуме живете, а значит видите их каждый день...
Лишь один раз за все время Игорь оживился – во время мобилизации. Он очень надеялся, что Федора призовут в армию и он помрет в каком ни будь безымянном селе, желательно разлетевшись по веткам частями или даже еще не доехав до фронта. Его подпитывали слухи, которые в то время мог слышать каждый: у всех же у нас были знакомые, у которых были знакомые, которые имели знакомых, у которых туда поехал какой-то родственник, которого взорвали в машине ракетой, еще не доезжая до ленточки. Плюс минус эти же люди, кстати, имели знакомых, оставшихся одних со всего батальона. Остальных же всех до единого насмерть поубивало... При этом «выжившие», говоря о батальоне, всегда называли такую численность, что у знающего человека складывалось ощущение, что на их батальон личного состава приходилось как на полтора полка, но кто тогда адекватных слушал?
Однако вернемся к Игорю. Его надежда себя не оправдалась – Федор упорно оставался живым, продолжая сидеть в теплом месте и в ус не дуя. Он попросту не являлся по месту прописки и повестка обошла его стороной. И так бы история эта и развивалась дальше по спирали, если бы не инициатива Софии. За минувшее время она максимально ожестокосердилась по отношению к Игорю и тот момент, когда мобилизация была в самом разгаре и часть наших соотечественников пробовала на вкус гениталии грузинской погранслужбы, ей вновь пришло электронное письмо от Игоря, дошедшее обходным путем – этот неугомонный купил новую симку и в седьмой раз зарегистрировался во ВК. «Боже, достал!» –– обреченно подумала девушка, подкатив глаза и откинувшись в кресле. Тут вдруг неожиданно она улыбнулась собственным мыслям. Идея пришла к ней в шутливой форме, однако, чем больше София о ней рассуждала, тем логичнее и заманчивее она ей казалось. Через минуту идея казалась уже рабочей и начала страшить девушку. «Ну он ведь не дурак, в конце-то концов!» –– убеждала она сама себя, считая при этом, что все еще не определилась в дальнейших действиях.
Она уже почти отреклась от задумки, когда снова блеснул, уведомляя о новом сообщением от него. Игорь, видя, что СМС прочитали и его даже не заблокировали, впервые за долгое время почувствовал шанс. Воображение живо его дополнило и разукрасило множеством теплых цветов, и он вновь устремился к клавиатуре. Тут София увидела прыгающие точки. И мрачная, мелочная злоба одолела ее. «Он печатает...». Она решилась. Мгновенно почувствовав облегчение, она взяла телефон и сделала то, о чем Игорь не позволял себе в последнее время даже мечтать – записала ему голосовое. Мясо вокруг сердца словно отбили, в голове все смешалось. Задеревеневшей рукой он нажал на «Play», предварительно одев наушники. По ушам растекся столь желанный голос:
–– Привет. Да все пойдет, потихоньку. Ты как? С Федей сейчас все сложно, да и знаешь, я так подумала... То есть я думаю... Не знаю... Мне, похоже, другие нравятся. В нем нет, знаешь, чего-то... Вот недавно видела по телевизору солдатика... Он такой... Глаза горящие, класс. Я бы тоже хотела такого – смелого, сильного, что б, в гости ходить, гулять с ним, а у него – звезда героя на пиджаке и что б все смотрели, и все завидовали...
Игорь сперва страшно обрадовался. Ему казалось, София сама идет к нему в руки. Стоит лишь немного поджать... В пылу окутавшего его дыма от горящего сердца она не заметил, как сильно изменился тон ее голоса, как его вечно кидало вверх, как она запнулась, перейдя к солдату. А даже если бы ему в тот миг и указали на это, то он списал бы все на прошедшее время. Много лет мол прошло, голос и изменился.
Чего только не способен выдумать разум под нажимом сердца, воистину, последнее – ужасный противник первого! Он попытался подкатывать, но София грамотно уклонялась от встречи, периодически отсылая скобочку на комплименты и раз через раз все напоминала о золотой звезде. Любому из нас уже на второй минуте все стало бы ясно, но только не Игорю. Его проняли другие идеи, точнее одна. «Надо в добровольцы записаться!». Сперва это было вроде как не всерьез, но с каждым новым Софьиным вздохом в голосовых, которыми она его одаривала, с каждым ее «они такие крутые» он убеждался в правоте своих мыслей все больше. Наконец, они попрощались.
На следующий же день Игорь взял академический отпуск, удивив преподавателей и одногруппников, и, не сказав ни слова родителям, записался в единственное подразделение, согласившееся взять человека без срочной службы – добровольческий казачий батальон имени какого-то пузатого деятеля их движения. Также он уволился с работы. Оставшиеся с последней зарплаты деньги были потрачены на амуницию. Родные узнали о намерении Игоря уже в то время, когда он выезжал из лагеря подготовки. Пополнив список шокированных его коротким «Я туда» отцом с матерью, Игорь уехал за заветной звездой. Поначалу он думал держать Софью в курсе, но командиры практически сразу отняли у него телефон. План Софии сработал – влюбленный дебил потерялся с радаров.
Через полгода ей позвонили – на том конце провода был одноклассник. Он как-то мято спросил, пойдет ли она на похороны. «Какие похороны?» –– потерянно подумалось ей и эти же мысли она продублировала в телефон:
–– Какие похороны?
–– А ты не знаешь? Ну, Игорь... его вчера привезли.
София ничего не ответила. На душе стало странно. Было и дурно, и легко под желудком, в области сердца словно тихо хрустнули скорлупой. Мысли разжижились и неспешным потоком потекли по мозгу. Она не винила себя, не заливалась слезами, визуально она вовсе не горевала, просто стала темнее чуть лицом. На следующий были похороны. Людей пришло не немного – так, одноклассники, соседские дети и их родители, изредка качавшие головами, какие-то дедушки и бабульки, которых, если б на то была надобность, никто бы не вспомнил, кто конкретно позвал, служитель церкви.
Гроб был закрытый, матово-черный. Он смотрелся как-то особенно грустно под пасмурным небом, начавшего сереть засветло. Понуро склонив голову, у гроба стояла Ольша Васильевна – мама Игоря, закутанная в такой же черный, как гроб, платок. Поддерживаемая с двух сторон мужем и братом, она растерянно смотрела вниз, сжимая в ладони медаль минобороны. «Участнику СВО» – такие слова нанесены на нее, их, при желании и достаточном зрении, можно было увидеть под стеклом наградной коробки...
Прошло много времени. Специальная Военная Операция давно закончилась и люди живут себе дальше. София все также с Федором. Она давно уже не вспоминала об Игоре, и при упоминании о нем в ее груди ничего не екает и не колышется. Она родила, воспитывает годовалую дочь. Федор пошел на повышение. Мама Игоря сильнее прежнего ударилась в православие и каждое воскресенье ходит в церковь. После похорон сына она начала плести маскировочные сети и вязать носки. Здоровье ее пошатнулось. Она так и не знает, почему Игорь ушел на фронт. Какое-то время Ольга Васильевна металась между гипотетически возможными ссорами с каким-либо преподавателем и плохо повлиявшей на ее сына компанией, но в конечном итоге она решила, что сын ее, с детства бывший чувствительным, не смог оставаться в стороне и тем успокоилась.
А Игорь? Игорь лежит на кладбище рядом с сельским храмом между каким-то дедушкой, угоревшим по пьяни в сарае и еще одним участником военного конфликта, но только другого – афганского. Ранней весной родители приходят к нему на день рождения и убирают могилу. Под всегда синим в эти дни небом, которое, как они уверены, он им подарил, отец и мать подолгу сидят на лавке в грустном молчании, со стоящими в глазах слезами смотря на мрамор. С заказного надгробия на них смотрит их Игорь, в выпускном пиджаке с приклеенной в «Photoshopе» медалью. Знак ордена Красной звезды, нанесен на нее в центре. Эта звезда, фотографии и пиджак, вот, собственно и все, что у них от сына осталось.
Конец.