Уплывшие корабли
Я помню, как маленький, в далеком детстве ходил на день моего городка. Точнее сказать меня водили. Водила мама. Еще точнее сказать от городка там только одно название: если бы в нем потребовалось собрать хотя бы три тысячи человек, то их пришлось бы нагребать по сусекам. Так вот, мы ходили.
Забросили все дела, вышли из домика и долго шли. Во всяком случае мне казалось, что долго. С другой стороны, я в этом возрасте уже к девяти вечера был дровами дрова и если, прожужжав перед этим все уши родителям, мне разрешалось-таки посмотреть на ночь фильм, то спустя минут двадцать я отрубался.
Празднование проходило возле завода. Оно было типичным для таких мест: звучала музыка тогдашней моды, сельские танцы, главными атрибутами которых являются задранные над головой локти, молотилка из рук и умопомрачительные телесные сгибания-разгибания. Помню, я устал дрыгаться, пару раз прыгнул и сел возле мамы. Через какое-то время к нам подошла незнакомая женщина. Она обратилась к маме, не уделив мне никакого внимания:
–– А что, он у вас так воспитан, что даже женщине не предлагает сесть?
Я сразу же встал, скромно показав рукой на освободившееся место на каменных ступеньках. Мама сказала ей что-то на взрослом. Что конкретно – не помню, но что-то в духе "иди куда шла" или "крути педали, пока не дали". Женщина сделалась похожей на облитую птицу и удалилась также стремительно, как подошла, а мама сказала мне, что людям некультурным и невоспитанным вовсе не обязательно места уступать. Вспоминаю это сейчас и прямо плакать хочется. Какой же добрый я был, как хорошо я был воспитан...
На этом празднестве мама купила мне большой шарик в форме кораблика. Надо сказать здесь, что та покупка стала для меня очередным открытием. К тому моменту я знал уже целых два вида шариков: первый – стандартный, которые дарят на дни рождения и запускают на последний звонок. Я лопнул один такой в бабушкиной гостиной, раздув его до гигантской величины (во истину детские впечатления – самые сильные. Шарик был такой же, как и продающиеся сейчас, это я всего-навсего был тогда маленький и он показался мне с половину меня. Прошло двадцать лет, а этот шарик так и остался в голове самым огромным).
Второй вид шариков, который мне также уже был известен – это длинный и узкий шарик, с которыми я познакомился, когда крестная с десяток таких на новый год. Крестная была из Владимира, шарики тоже, плюс не знакомые, в общем судьба обставила их появление экстравагантно. Оказалось из них можно свертеть животных или баранку. Ну, так крестная говорила. Однако сама их завязывать она не бралась, а я боялся их лопнуть и потому не сворачивал их, а использовал, как дубинку (я представлял, что это – мечи), лупя брата. Шарики издавали "буп", макушка Сереги что-то созвучное, весело, одним словом было.
А этот шарик был совсем другой. Он был в виде кораблика. Синего цвета и очень красивый. Было это давно и воображение из раза в раз рисует его то с пиратским черепом, то без него, поэтому за достоверное описание его внешнего облика не рискну поручиться. Помню только, что стоил он очень дорого. Это, опять же, скорее всего восприятие детства – стоил он на сколько-то дороже обычных, но только я силюсь напрячь свою память, как откуда-то из глубины звучит фантастическое «двести рублей!», которых он, разумеется, не мог тогда стоить.
Я игрался с ним, бегал, несколько раз отпускал веревочку. Что случилось, думаю, ясно. Он улетел. А я еще спохватился об этом так поздно – какое-то время его ее можно было схватить, если бы я попросил папу об этом. Он так и сказал мне, назвав в придачу дурындой, когда, проморгав шарик, я подошел к нему. До самого дома я грустил о шарике, а потом он забылся, как забывается все, и я бы о нем, возможно, больше не вспомнил, если бы брат не начал подтрунивал надо мной, напоминая о шарике. В пылу отнекивания, я очень лихо стал завираться, выдумал даже, что шарик недавно ко мне прилетал, что мы играли с ним и разговаривали, и что потом он вновь улетел. Рассказами, подобными этому я продолжал себя закапывать на протяжении нескольких лет, пока наконец сам не стал с них смеяться.
II
На десять лет мне подарили компьютер. Нет, я не хвастаюсь, просто хочу сам примерно понять, сколько мне было, когда на очередной день рождения мама подарила мне кораблик в бутылке. Лет двенадцать мне было, может одиннадцать...
Помню, как за несколько недель до этого она несколько раз заводила разговоры, направленные на придание ценности такому подарку. «–– Знаешь, что, Ваня? Сейчас время такое, на дни рождения детям стали дарить всякую дребедень. Игры компьютерные, еще что-нибудь этакое. А вот взрослым людям, людям серьезным на день рождения принято дарить что-нибудь статусное. Дорогое. Ценное.». «–– Мама, мама, а что можно подарить дорогое и ценное?». «–– Ну, даже не знаю, сынок. Ну, например, корабль в бутылке. Ты вот как думаешь?». «–– Корабль в бутылке я по телевизору видел» –– Говорил я, а про себя думал: «Чего в нем может быть ценного, его ведь даже оттуда не получиться вынуть?». Еще помню был такой разговор:
«Вот Ваня ты вырастешь, пойдешь работать начальником, будет у тебя свой кабинет». «–– Ага». «–– И в нем у тебя будет столик рабочий». «–– Рабочий столик?». «–– Рабочий столик. И будут у тебя секретарши. Будут они к тебе приходить, принесут кофэ, скажут, Иван Алексеевич, какой у тебя рабочий столик красивый!». «–– Да-а-а» –– Говорил я, т.к. я люблю кофе. «–– И какая красивая, интересная у тебя вещь есть на нем. Какая красивая, как у начальников!». «–– А что это за вещь?». «–– Ну, ты так спросишь... Даже не знаю. Что-нибудь ценное. Дорогое... Например, ну не знаю... Кораблик в бутылке. Его можно будет секретаршам показывать». «–– Да-а-а» –– Говорил я, переведя взгляд на окошко. За окошком соседские дети уже закончили расчленять стрекозу и теперь счастливо играли в выбивного, я тут сижу неясно зачем, слушаю, как меня, когда выросту, посадят за стол и как я зачем-то корабль в бутылке секретаршам буду показывать.
Через несколько дней мама подарила-таки его мне. Я пришел со школы, она обняла меня, сказала, как это принято, что мне пошел десятый год, хотя мне исполнилось только девять, открыла шкафчик с книгами и с высокой полки достала бутылку. Сегодня эта полка мне где-то по шею. Я посмотрел на кораблик, повертел бутылку, но не сказал даже спасибо. Вместо этого я начал по-детски нагло рассуждать о том, что можно было бы купить подарок и лучше. Игру, например. Вон, у всех детей в классе стрелялки есть, а у меня алловар один. И что корабль мне вовсе не нужен, его даже из бутылки нельзя достать, что он бесполезней даже вещей, которые мы каждый год мне покупаем, а они через год опять нужны новые. Мама ничего тогда не сказала. Только помню теперь, что она очень и очень стала печальная. Я тогда не заметил этого, не обратил внимания, пошел гулять или бодаться с Серегой, а она убрала куда-то бутылку. На следующий день она мне, разумеется, стала нужна до крику. Я подошел к маме и спросил ее, а где кораблик? Она ответила, что раз он мне не нужен, то она отвезла его и вернула деньги. Я не поверил и сказал ей, что она его спрятала. Она сказала, что нет. Я с детской наивностью сказал тогда: «–– Ладно».
Еще где-то месяц я думал, что кораблик этот лежит где-то припрятанный, искал его даже, но он не находился. С другой стороны, когда мама запрещала нам играть в компьютер и прятала провод, его тоже нельзя было нигде найти, а между тем он ведь оставался в доме. Так что я не очень грустил о том, что не могу найти эту бутылку. Еще через пару лет я начал думать и даже спрашивал иногда у нее, что может она его мне подарит, когда подумает, что я подрос? Она говорила, что нет, не подарит. Я сперва понадеялся, но кораблик мне так больше и не подарили. Ну нет – и нет, решил я. И благополучно забыл про кораблик.
III
Где-то в пятнадцать моих лет правительственная инициатива и телевизор познакомили маму с университетской питерской церемонией «Алые паруса». Она и до этого хотела в Питер, а тут прям насела на меня, приговаривая: «–– Нам надо туда обязательно съездить!». «–– Да зачем, мам?». «–– Хочу-хочу! Это у меня прям мечта розовая. В Петербург и на Байкал еще. Обязательно!».
Не раз и не два я это слышал. Что-то около, наверное, тысячи раз. А может две тысячи. А может и больше. А тут надо признаться, когда я был маленький, учеба давалась мне довольно легко и мама возлагала на меня большие надежды. Она была убеждена, что я получу медаль, что диплом (так она аттестат попервой называла) у меня будет обязательно красный. А потом лень, родившаяся вперед меня (опять-таки ее фраза) помогла мне загубить все ее мечты на корню. А чего мне было об учебе переживать-то, когда я все время слышал, что обязательно все получу, т.к. я молодец? В итоге у меня пять четверок. И то спасибо учителям. Не помню, когда она смирилась, но только случилось это как-то очень резко. Она начала говорить о другом, о том, что без троек закончу – и то уже ладно, что она любит меня и такого и что даже с тройками будет любить. Я ведь сын ее. А я, как мне тогда казалось, слишком хорошо ее знал и думал, что она говорит это, чтобы просто сказать, а на самом деле она мной не довольна, но просто не желает об этом говорить, чтобы не сожалеть лишний раз об утерянных времени и возможностях. Мне было обидно и за себя, и за нее. Но лениво, конечно же, мне было больше. И я всерьез не любил и даже ненавидел свою эту лень, хотя на деле следовало начинать не любить себя за лень.
И вот я вырос. Я переделал дела и планы, которые в детстве казались чем-то несбыточным. Машина, дом, деньги, работа. Теперь у меня есть все, как того мама хотела. Все, как у всех. Я приехал в Питер. Заранее занял место на набережной. Хорошее место. Чуть позже здесь стало много людей, потом был корабль с алыми парусами, красивый фейерверк, освещение. Вот только что толку? Ее-то нет. Нет ее, понимаете? Уже нет. Все. Можно сколько угодно ходить по мосту, на корабль глазеть, рукой в него тыкать, смотрите, алые паруса!.. А ее нет. У меня вообще ничего от нее не осталось...
А еще здесь очень шумно и если бы я ее привез, то, наверно, брюзжал бы, что здесь очень шумно. И мне бы здесь не понравилось. А ей бы понравилось. Она у меня была очень простая и радовалась всяким простым вещам. Она бы трясла меня, Ваня, Вань, смотри-ка – алые паруса!.. Есть шутка такая про скорость звука – что мама говорила в детстве доходит только годам к сорока. Мне тридцати даже нет и шутка эта ничуть не смешная.
Уже люди ушли, уже корабль уплыл, а я стою, держусь, замерзший, за перила и слезы капают в черную воду. Уже уплыли все корабли.
Свидетельство о публикации №225051301601