А жизнь продолжается. Гл. 46. Послегрозье

        – Ты, Вторушка, почто не весел, о чём думу думаешь? – Спросил отрока Прокл, пока они шли по лесу.
     – Да вот Красава сильно занемогла. Когда-то она поправится?
     – Ну, с ней и дед Илия, и скоро Настёна поднимется в светёлку, проведает.  Никто её одну не оставляет, все поддерживают. Так что шагай шибче, быстрее до монастыря дойдём. А ты, Клещик, устал что ли? Давай понесу на плечах. Скоро болото будет, вместе перейдём по кочкам.
      В монастыре встретили Прокла и ребят как дорогих гостей, перед трапезной, на стол под высокой раскидистой липой поставили им конопки со снедью, да квасу налили крыжовенного. Отец Амвросий с улыбкой благословил принёсших радостную весть, потом оставил Прокла для расспроса о том, как поймали татей, а Клещик и Втор подошли к сидевшему за небольшим столиком богомазу Алепе. Перед иноком стояла на  подставке икона Божьей матери с младенцем, лежали кисти, тряпочки для их протирки, масло в малой корчажке, а в конопках – краски. На Втора повеяло чем-то родным, давно позабытым, но знакомым. Он остановился около Алепы, стал внимательно наблюдать за работой богомаза, и вдруг очень ясно представил себе отца: тятя сидит за столом, перед ним лежат нарядные бармы со сломанным затвором, а отец аккуратно щипчиками поправляет затвор, потом припаивает к нему недостающее звено. И так захотелось отроку тоже попробовать написать образ Богородицы, что сильно-сильно застучало его сердечко, а потом замерло.
     – Дяденька Алепа, дозвольте попробовать хоть разочек прикоснуться к образу кисточкой. Я не испорчу, я только вот эти две складочки на омофоре белилами дорисую, ну, Бога ради, дозвольте!
     Удивлённый живописец внимательно посмотрел на паренька:
     – У тебя кто-то в семье иконы писал, или утварь расписывал?
     – Тятя был златоделом, учил меня и камень обтачивать, и у колец височных застёжки чинить, и перстни поновлять. Я не испорчу, дозвольте, дозвольте.
     – Ну, садись рядом, руки тряпицей оботри, кисть вот так бери, тонким кончиком краску чуть смешай, потом прицелься, мысленно на доске проведи черту, а уж после слегка коснись кистью вот тут, на складочках. Надо же, ведь точно всё повторил. А ну, ещё вот здесь и здесь! Да ты на лету всё схватываешь. Погоди, сейчас принесу тебе досочку, погоди.
     Пока Алепа ходил за доской, Клещик подошёл ближе, с интересом стал рассматривать кисти, краски в корчажках, хотел было потрогать их, но с испугом отдёрнул руку от стола, так как
Богомаз вернулся с небольшой доской, покрытой белой грунтовкой, укрепил её на подставке, протянул Втору уголёк и приказал:
     – Начерти-ка контур головы, потом тулова, да пропорции соблюди. Ай, молодец! Ну-ка, теперь начерти весь образ. Не суетись, вернее ставь руку, глазом замеряй, глазом. Так, так. Оставайся-ка ты, паря, у нас в монастыре. Подмастерьем тебя возьму, всем премудростям, что сам знаю, обучу. И мне верный помощник нужен, и у тебя дело в руках будет на всю оставшуюся жизнь. Да какое богоугодное дело!
     У Втора закружилась голова, словно неведомый огонь загорелся в груди, руки стали лёгкими, словно крылья, а слова замерли в горле.
     – Тятя был бы горд, он бы одобрил. Но как же Красава? – Подумал отрок. Смятение охватило Втора. Руки задрожали. Глухим голосом паренёк произнёс:
      – Надо у отца моего приёмного разрешения спросить, да в выселках со старостой обсудить. Дозвольте после ответ дать.
     Алепа разочарованно развёл руками:
– Что ж, не сам ты пока себе хозяин, понимаю. Да по нраву ли тебе дело-то? С охотой ли пойдёшь ему служить?
     – По нраву, по нраву. Тятя был бы жив, точно бы одобрил. Ждать будете?
     – Ждать буду. Решайся. Конечно, посоветуйся с домочадцами, собери пожитки и возвращайся ко мне. Всему, что сам знаю, обучу. А там и отец Амвросий направит на путь нужный. Он много вперёд видит.
Прокл вышел из кельи отца Амвросия задумчивый. Молча взял за руку Клещика, кивнул Втору и медленно пошёл по направлению к тропинке. Отрок видел эту задумчивость и не рискнул прервать размышления приёмного отца. Так молча и дошли они до болота, перебрались по кочкам на другую сторону, и только тут мужчина оставил свои мысли, улыбнулся ребятам и произнёс:
     – А жизнь-то продолжается! Сколько мы перенесли горя и невзгод, а ведь выстояли, и дальше живём. А у вас-то всё впереди, родные мои, всё впереди! Пойдёмте скорее, будем со всеми имя конику искать! Пойдёмте!