Как страшно жить!

– Нуте-с, как наши дела сегодня? – с порога, шумно подлетев к моей кровати и шмякнув пузатую докторскую сумку на табурет, спросила бабушкина врачица. В ответ на хорошо оплачиваемую помощь Ульяны Никитичны по хозяйству, она бескорыстно приняла пожизненную ответственность за здоровье нашей семьи. Обычно я испытывала радость при её появлении, ведь мы с Анной Ванной были «одной крови» – так мне представлялась гармония наших отношений в новейшей истории. Ведь именно в её вещах я красовалась во дворе, на зависть подругам. На днях ее перелицованное габардиновое пальто превратилось в школьную форму, а вожделенный мной импортный свитер наконец-то попал в бабушкины руки и готовился стать модными шарфом и шапкой к следующей осени. Я физически ощущала, как обновы, пропитанные энергией доктора, становились сияющим коконом вокруг моего тела и ещё долгое время оберегали его от простуды и гриппа. В безмерной благодарности за внимание, я переделала её имя из скучнейшего в жизнерадостное, а значит, и болеть с Анной Ванной должно было стать веселей.
Сегодняшняя встреча стала из ряда вон выходящей. Я с подозрением взглянула на доктора и, не определившись в отношении к её персоне, вместо ответа покрутила пальцем вокруг своего горла, кисло улыбнувшись, продемонстрировала незаслуженное страдание.
  С того момента, когда в поликлинике мать, показав мне одной рукой мороженое, другой подтолкнула к креслу, а врач, с красивым  названием "отоларинголог", попросил открыть рот и пообещал только взглянуть на мои аденоиды, всё встало с ног на голову. Стальная штуковина неопределенного назначения, молнией блеснувшая в руках экзекутора, перевернула мир. Горло пронзила острая боль, мороженое стало ненавистным, а веселое лицо хирурга, виртуозно проделавшего мне операцию, коварным. От всех стараний докторская шапочка сбилась ему на  нос, словно Кощей Бессмертный, блеснув золотым зубом, он удовлетворенно похлопал меня по руке и проворковал: "Если что заходите, не стесняйтесь, всегда рад Вас видеть".
- То есть, нам стоит показаться?- мать поправила перманентный локон.
- Если будет желание.
- Тогда мы обязательно придем к вам, правда, Маруся?
- Ни за что!!!- неожиданно для самой себя три моих пальца скрутились в плотный узел категорического отрицания, заменив жестом пылкую речь, а  испепеляющий взгляд должен был превратить Кощея в паука, но доктор, способный считывать детские эмоции между строк, невозмутимо потрепал мою челку, - Выздоравливай!   

 – Пара дней у дедов, и всё забудется, – решили родители, отправляя меня на ВМЖ. С этого момента я поклялась быть бдительной и никому не верить на слово. Вчерашний урок научил меня понимать человеческие намерения скрытые во взгляде или интонации, а иногда во вздохе и даже в молчании. Перемены во мне прошли никем не замеченными, а душевное состояние сочтено капризом вопреки привнесенному благу.
Анна Ванна, принимая во внимание печальный вид пациента, бесцеремонно ткнула пальцем в мой живот. – Ей нужно что-нибудь укрепляющее. Дайте ребенку холодный отвар шиповника. Витамин «С» её взбодрит, – полы белого халата Айболита вздулись как паруса и вынесли доктора прочь из комнаты к другим берегам. Бабушка бросилась отворять Анне Ванне двери, обсуждая по дороге предстоящую генеральную уборку, желая доброго дня и попутного ветра. Хвала Господу!
– Лучше бы мне умереть в этой поликлинике, тогда бы они все пожалели о содеянном, – я почувствовала себя почти никому не нужной, разве что Васек, чей нос показался в щели дверного проёма, вспомнит обо мне, да принесет букетик полевых цветов на мою могилку!
– Марусь, ну что, болит?
Мне стало себя еще жальче и подумалось: «Не всплакнуть ли, раз уж представился такой случай?».
Посетитель присел на табурет у постели больного, похлопал меня по руке и произнёс: "Ну ты не расстраивайся, отец говорит: «Заживёт как на собаке!»
Я примерила на себя собачью жизнь. Легче не стало. В комнате повисло напряжение недосказанности. Меня волновал пространный взгляд друга, как будто Васек пришел не затем, чтобы сострадать мне. В подозрительном молчании он развернулся к открытому окну, тяжело вздохнул и уставился на линию горизонта, туда, где над верхушками тополей металась стая стрижей. Казалось, он пытается собраться духом, сформулировать мысль из постоянно ускользающих слов: "Маруся, хочешь, я открою тебе страшную тайну?
– Хочу! – неведомая сила подбросила меня в кровати. Васек повернул голову на звук, и я попала в поле его зрения. – Только ты должна мне пообещать, что никому...," – он потеребил оттопыренное ухо, вызвав в нем повышенное кровообращение. Теперь жди сюрпизов!
Я ещё больше захотела узнать страшную тайну и без дополнительного побуждения поклялась своей никчемной жизнью: "Чтоб мне сдохнуть!"
В тишине больничного покоя запиликал сверчок. Продолжение не последовало и бессмысленная пауза начала затягиваться. С улицы потянулись будоражущие воображение звуки, так что к этому моменту мне окончательно надоело страдать. Наверняка в беседке под большим тополем с утра идёт бойкая торговля. Там обрезки цветных телефонных проводов, превращенные ловкими руками подруг в кольца и амулеты, становились дворовой монетой, на которую, если постараться, можно купить любое сокровище. Вспомнив о паре заготовок, тех, что я собиралась поменять на тушь для ресниц, решила, что пора собирать вещички. Боль в горле притихла и присутствие визитёра становилось обременительным. Под носом страдальца одинокой звездой блеснула тоскливая капля. Я начала собирать драгоценности в коробочку, - Вась, ну так что там у тебя с тайной, а то у меня дел выше крыши?
– Мы решили покорять Северный полюс!
Предпринимательский порыв пришлось притормозить. Я присмотрелась к другу. Было в нём нечто такое, что с недавних пор намекало на перемены. Я вспомнила огромную географическую карту СССР над Васиной кроватью и проложенный на ней синим карандашом маршрут по руслу Оби до самого океана. Затем зеленый пунктир бежал по белоснежным льдам к Северному полюсу, туда, где заведомо, как символ неминуемой победы, был нарисован красный флаг. Содрогнувшись от воспоминаний о зимней стуже и устыдившись собственной черствости, я отложила свои дела на потом. – Врешь!
– Говорю тебе: "Честно!" – Васек рубанул ладонью воздух.
– С кем?
– С Толиком из нашего класса, – будто мерия температуру, он приложил руку ко лбу, – Как Пири и Амундсен.
Я хихикнула, имена показались мне смешными, и тайна начинала походить на розыгрыш, – Это что, игра, что ли, такая? А чё, и я с вами!
– Ещё чего? Женщины на корабле – плохая примета, – суровое Васино лицо вернуло меня в реальность патриархального мира. "Ну почему я не мальчик?" - в который раз я воздела глаза к небу с немым упреком к кому бы то ни было.
– Ты вот не веришь, Мара, а мы всю зиму готовились к экспедиции, тренировались ходить на лыжах, растапливали на костре снег вместо воды, рыбу вялили и даже в баню ходить перестали.
– Ничего себе!
– Так ведь привыкать надо, полярникам же мыться негде! – он потёр одну ногу о другую. Теперь-то, глядя на его носки, я заметила дырки у больших пальцев, почувствовала запах недавнего костра и аромат сушёных щурят. "Точно, меня же ими угощали. Знатная штука!"
– Мы с Толиком ещё и латынь учили. 
Я уставилась на путешественника, боясь показаться необразованной, робко спросила: – А латынь-то вам зачем? 
Небрежный взмах руки окончательно опустил мою самооценку до уровня обывателя, – Для тайнописи. – Чтоб никто не догадался. Это древний язык такой, практически эсперанто, его доктора во всех странах мира знают. Случись что, проблем с общением не будет.  Передо мной легла Васина тетрадка, исписанная словарными словами на чужом языке. – А вот здесь, – Васек похлопал ладонью по кожаному армейскому планшету, оставшемуся в их семье с военных лет, – все наши карты и маршруты. – Я представила себе друга уходящим с линялым дяди Сашиным рюкзаком, набитым шуршащей вяленой рыбой, навстречу судьбе. – Значит, всё решено?- путешественник обречённо повесил голову.
– Когда?
– Завтра до Мочище на велосипедах, там вяжем плот и спускаемся по Оби до Северного Ледовитого океана. Если устроимся юнгами на ледокол, то до полюса рукой подать. 
Я представила себе одинокий плот среди океана и Васька с Толиком в драных, давно не стиранных носках, с военным планшетом наперевес, замерзающих в торосах. Тёмно-зелёная морская волна накрыла меня с головой, ледяной хваткой сдавила больное горло, просочилась солёной каплей на глазах и упала на больничную простыню. Я снова прилегла на подушку и заплакала. Растроганный Васек уже второй раз погладил меня по руке. – Маруся, – он наклонился к моему лицу и жарко зашептал в самое ухо: "Я уже не хочу на полюс!" 
От сердца отлегло, я расплылась в улыбке. – Какое счастье! Так чего ж мы тут сопли на кулак мотаем?
– Ты не понимаешь! Ужас в том, что я дал слово и, если предам мечту, то никогда не смогу считать себя честным человеком!
Я представила Васька предателем и не смогла сдержать рыдание от безысходности. С ужасом вспомнила о больничном заговоре взрослых и коварстве конкретного отоларинголога.
– Не плачь! Я вот, что думаю:  если человек  утонет в Ледовитом океане или замёрзнет в ледяной пустыне, как Георгий Седов, или его съедят белые медведи, как же он сможет стать лётчиком?
– Чего? - оторвав лицо от напрочь промокшей подушки, с трудом сфокусировалась на жестах Васиных рук.
- Вот так: хрясь! - скрюченные пальцы вонзились в тощую шею, изображая закрывающуюся пасть медведя-убийцы.
– А ведь у меня кордовая модель Ан-2 почти готова к соревнованиям.
Прислонившись спиной к холодной стене под тоненьким ковриком, изображающим путешествующих на сером волке влюбленных, я пыталась опомниться от произведенного звукоподражанием впечатлений.
- Щас покажу! – буквально подорвавшись с места, приятель бросился в свою комнату за фанерным ящиком, где, на мой взгляд, хранился всякий хлам.
Через минуту моя раскалывающаяся голова уже наблюдала, как повеселевший Васек аккуратно выкладывает набор странных предметов, ребром ладони отодвигая мои сокровища к краю стола. Первым появился фюзеляж, крылья самолёта, куски проволоки и наконец дефицитная круглая резинка со странным названием «Венгерка». Налюбовавшись всласть рукотворной красотой и вспомнив о неминуемой разлуке, он накрыл всем телом свою мечту и заскулил. Я представила себе памятник покорителю Северного полюса на краю утёса, вздымающегося над океаном, и холодное серое небо до горизонта. Там, где должен был пролетать самолёт друга, была пустота.
КАК СТРАШНО ЖИТЬ!
Мне стало искренне жаль Героя, не способного выбрать свой путь к подвигу. Мы ревели в два голоса, когда в нашу дверь позвонили. Пришлось, наскоро вытерев носы, открыть гостю. Перед нами стоял ушастый парень, его суровое лицо выражало готовность к решительным действиям. – Толик, это ты?! – Васек начал пунцоветь лицом. Парень молча протянул участнику похода к Северному полюсу конверт, по-военному развернулся на каблуке и кубарем скатился с лестницы. Мы побрели на кухню. Вася влажными от холодного пота руками робко выложил письмо на стол. Над нами зазвенел комар. Я развернула вчетверо сложенный листок. В нём совершенно русским языком было тщательно выписано шариковой ручкой по разлинованному тетрадному листу: «Пири, иди ты на фиг со своим Северным полюсом! Амундсен».
Мгновенье мы молчали, читая во встречном взгляде предполагаемую реакцию. Теплый сквознячок пошевелил тюлевую занавесочку на окне и наполнил наши лёгкие воздухом свободы. С воплями счастья мы бросились обнимать друг друга, свалив всю ответственность за провал экспедиции на коварного Толика. В окно было видно, как по двору на наши крики бежала переполошенная бабушка.