Семеро

Коморку богато задрапировал табачный дым, и озарили коптящие свечи.
Полумраком и тревожным мерцанием она здорово напоминала логово зловредного колдуна. Правда, вместо лохматых свитков, лоснящихся улыбчивых черепов и тухлых шкур, её наполняли продолговатые ящики цвета хаки с таинственными цифробуквенными аббревиатурами, наштампованными белой краской. На этих ящиках, рассыпанных без системы и порядка, устроились семеро. Они пили, курили и лениво переговаривались.
- Я немного волнуюсь...
Фраза не требовала ответа, она висела под потолком на сигаретном облаке.
- Всё будет хорошо, правда?
Студентка удивительным образом посмотрела на всех сразу. Полковник глядел в пол, Санёк – в бутылку, Скейн курил с закрытыми глазами, а андрогины, как всегда, были заняты друг другом. Только Брот, добрый и отзывчивый увалень, преданно улыбнулся:
- Конечно. Что может случиться?
Полковник подарил ему нехороший взгляд, но промолчал. Брот всегда говорил ясно и чётко, как герой бесцветного фильма.
- Мы всё продумали до мелочей! Что может случиться?
Повторил вопрос он уже не так беззаботно. Было видно, что парень трусит больше других.
- Хочешь получить ответ? – подал, наконец, голос Полковник.
Взрослый, на фоне остальных он и вовсе казался стариком из-за седины, шрамов и убийственной логики бывшего военного.
- Почти ежедневно происходят нападения на здания и учреждения, принадлежащие Объединённым Корпорациям...
- Слово есть специальное! – вступил в разговор Санёк. – Я слышал когда-то. Что-то вроде «зае...
- Э! Э! Потише, лингвист ты наш, при дамах-то! – Студентка указала кивком в пустой угол. – Это слово – «дзайбацу». Только оно из другой оперы.
- Ага. Точно, – Санёк кивнул, а Полковник продолжал:
- ...и до сих пор не было слышно ни о каком значительном ущербе для них. Надо пояснять, по какой причине так происходит? Солдаты не едят даром свой хлеб.
Полковник никогда не называл солдат Корпораций «варварами», как это делали все вокруг. По одной простой причине: пару лет назад он сам был таким же «варваром», жил на Подсолнухе, с женой и детьми, дежурил сутки через трое на Искажателях, и в полной мере наслаждался плодами цивилизации. Однажды во время рейда он был ранен, и с тех пор считался «без вести пропавшим». На счастье, его отыскал Скейн, а не какой-то другой житель Потёмок. К варварам здесь относились как к пиву: чем холоднее, тем лучше, но Скейн был другим. Он, бывший зэк, осуждённый на Подсолнухе и сосланный за рецидив в Потёмки, не успел к тому времени набраться ядом и желчью, напитавшими местный воздух. В Полковнике Скейн видел собрата по несчастью, обречённого до конца своих дней видеть мёртвое небо и выживать среди озлобленного стада, что населяло эту, теневую, сторону света...
- Ерунда. Корпорации, конечно, не кричат на всех углах о потерях и ущербах, – Студентка вспыхивала мгновенно, – но я прекрасно помню, как отец принимал засекреченные сводки с Искажателей. Точно не знаю, что там было, но он, начитавшись и наслушавшись, ходил сам не свой.
Когда Студентка начинала вспоминать свою прежнюю жизнь, странное брезгливое выражение возникало на её лице. В отличие от всех остальных, – кроме Брота, родившегося здесь, – она явилась в Потёмки добровольно, неся в сердце идею всеобщего равенства. Эта идея, помноженная на юношеский максимализм и излишнюю горячность, превратила студентку престижного университета, дочь богатого и влиятельного генерала, в пылкую революционерку. Студентка была идейным вдохновителем банды, и именно её словами Скейн убеждал всех в необходимости атаки.
- Я отслужил на Искажателе двадцать лет, – сказал Полковник, – за это время на наш объект было совершено порядка полутора тысяч нападений! Повстанцы, мятежники и простые безыдейные бандиты и наемники гибли десятками тысяч, но погибших солдат не наберется и сотня!
- Армия – это армия, – опять вмешался Санёк. – У нас тоже все войны были справедливыми и победоносными. Мы постоянно отступали на заранее подготовленные позиции и с минимальными потерями. Атаковали только смело и умело, гибли – исключительно как герои. Потери вероломного врага возводили в степень, о своих скромно помалкивали... Это старо как мир.
Он приложился к бутылке и длинно глотнул.
Все затихли: ждали продолжения. Крупицы знаний из прошлого, которые редко и неохотно выдавал Санёк, казались им высшей мудростью. Да и сам он был высшим существом, одновременно простым, как лист бумаги и сложным, как начертанное на оном решение теоремы Ферма. Добровольно замороженный в начале XXI века и случайно размороженный в конце, во время атаки на Центральный Институт Биотехнологий, предпринятой боевиками из террористической организации «Che Ловек», он мучался от непрекращающейся головной боли, которую сам называл Вечным Похмельем. По его словам, на заморозку он явился, выпив для храбрости основательную дозу спиртного, и теперь для него постоянно тянулось субботнее утро. Но ни бесконечный бодун, ни обидное принудительное переселение в Потёмки, не сломили этого чудного человека. Таких как он именовали слурами, он же называл себя Последним Анархистом, хотя никто не понимал, что значило это прозвище.
- Вы – прямо как дети! – раскушав и осмыслив глоток, Санёк продолжил речь. – В будущем ведь живёте! Должны быть сообразительными... Я раньше думал, что вы тут ходите в блестящих латексных комбинезонах, передвигаетесь на летающих такси и смотрите на мир спокойными и мудрыми глазами! Ха! Я, по глупости, считал, что у вас роботы по улицам шастают, все автоматизировано, а оказалось, самый важный и надежный автомат здесь такой же, как и у нас – автомат Калашникова!
- Снят с производства... – машинально поправил Полковник.
Санёк постучал по ящику, на котором сидел.
- Только для того, чтобы автоматов не стало больше, чем людей, и они не захватили власть над миром. Как вы считаете, коллега, способны автоматы Калашникова править миром?
Студентка хмыкнула. Ей льстило то, что Санёк называл её коллегой. Их судьба, на самом деле, была немного похожа: он, так же, как и она, учился в университете, не бедствовал и жил в просторном доме, так же бросил учебу и спокойную жизнь ради идеи. Только Санёк не мечтал о революции – он просто хотел испытать себя и избавиться от грызущего душу чувства, что родилось в последние дни второго тысячелетия, и накрепко засело в нем во время прощания с одноклассником, спрятавшимся в закрытом цинковом гробу.
Он отправлялся в то грозное место за мутным Тереком умником и романтиком, вернулся циником и тёртым калачом.
Скейн взглянул на часы.
- Уже – девять. Пора топать.
Он встал и откинул крышку ящика, на котором сидел.
Теперь все, даже андрогины, смотрели на него. Каждый боялся разглядеть в движениях вожака суету. Вся команда напряглась, заранее отгораживаясь от неуверенности, какую могли поселить в их сердцах дрожащие пальцы или прикушенная губа Скейна. Но бывший зэк был на высоте. С жёсткого лица пропали все эмоции, сухие кисти, испещренные шрамами и ожогами, двигались спокойно и уверенно.
Заметив, что все смотрят на него, Скейн резко наставил палец на Брота и глухо гавкнул. Белобрысый здоровяк вздрогнул, правда тут же засмеялся вместе со всеми. Вожак тоже улыбнулся, обнажив рондолевые зубы, но глаза его были холодны – они острыми колючками вонзились в душу Брота.
Скейн не доверял этому парню, самому молодому в их команде. Застенчивый и предупредительный, массивный и нерасторопный, искренне добрый и неспособный на подлость – одним словом, тот обладал всеми качествами, которые Скейн терпеть не мог. Студентка и Полковник настойчиво убеждали его в полезности Брота, спорить с ними обоими было невозможно, и вожаку пришлось уступить, хотя звериное чутьё бывшего зэка шептало слово «предательство» в оба уха.
- Слушай, Скейн, я вот давно думаю кое о чём... – Санёк, хитрый и смышлёный, встал между ними так быстро, что Брот не успел ничего прочитать в глазах вожака. – Ты ведь охотился на магазинные коляски, верно?
Скейн кивнул, усмехаясь. Перехват программируемых колясок с продовольствием, движущихся от магазина к дому покупателя, почему-то называли охотой, хотя это больше походило на отнимание конфетки у ребёнка.
- Типа того. Сухое дело. Бакланка. Но прикинь, в один день со мной тащили на плаху теперешнего Президента. Обхохочешься: меня – на крытку, а его – планетой вертеть!
- Я только хотел сказать, что охотиться за колясками так же глупо, как и грабить разносчика пиццы. Почему нельзя было напасть на фургон, доставляющий продукты в магазин? Риск одинаковый, а добыча в сто раз больше!
- Светлая голова, – пробормотал Полковник.
- Да, не зря тебя наладили из Подсолнуха, – добавил Скейн.
- Да нет... Сегодня они поймут, что зря...
Брот исподтишка покосился на вожака и начал накручивать на себя пулеметную ленту. Санёк фыркнул:
- Не старайся, дружище, там не будет операторов с камерами.
- Пусть делает, что хочет! – вступилась за Брота Студентка. – Он давно тренировался таскать её так! Не надо ничего менять в последний момент.
- Сегодня нас станет меньше...
Стало тихо, потом загремела лента, блестящей змеей прыгнувшая на пол из ослабевших рук Брота.
- Ч-что? – выдохнула Студентка.
- Кто-то не вернется, – повторил один из андрогинов, которого все называли Кастор.


Андрогины

Мы прислушались: стучала зубами трусость...
Конечно, каждый счел, что наши слова относятся к нему, и теперь трусость рвалась на волю из их черепных коробок. Попытки не пустить, затолкать обратно, сминали и корчили их ауры, добавляя им замысловатых, необычных цветов.
Старик выплеснул бледно-розовый – он чувствовал боль в груди, вспоминал что-то близкое и родное, чего может не увидеть перед смертью, тонкая смущённая полоска красноватого тумана робко протянулась от него к Молодой. Его сердце, давно замурованное и избавленное от эмоций, взметнулось фениксом и зарыдало в голос, но, выплеснув все, что можно за несколько мгновений, обречённо потухло.
Молодая пыталась собрать в охапку свои мысли. Фиолетовые нити – разочарование в своем прошлом, черная тайна, что жгла её изнутри, и ярко-оранжевая уверенность в себе потихоньку светлели, теряли насыщенность и значимость, сливаясь с оливковой оторопью.
Большой и Опасный, такие разные снаружи, внутри были близнецами – они оба утонули в ярко-жёлтых облаках паники. Не в силах бороться с обрушившимся ужасом, Большой судорожно вздохнул и выпустил из рук пулеметную ленту, и это мгновенно изменило ауру Опасного – тот умел владеть собой, встрепенулся и окрасился снисходительным изумрудным.
Мы любовались...
- Ч-что? – спросила Молодая.
Мы посмотрели на себя и улыбнулись. Они всегда хотят, чтобы им разжевали. Они не способны не только читать мысли, но и понимать очевидное. Что непонятного в наших словах? Нас сегодня было семеро. А завтра будет меньше.
- Кто-то не вернется, - ответили мы.
- Именно – не вернется сюда? – насмешливо спросил Чужой.
Он, как всегда, был окутан серой дымкой. Его аура нам не нравилась, как микенское линейное письмо – археологу.
- Не вернется, – эхом отозвались мы.
Они начали оживать. Кажется, они обращались к нам, но мы уже ушли в себя. Пусть пошумят – им так будет легче осмыслить и настроиться.
- Если у нас всё получится, то мы все не вернемся! – сказал Чужой и засмеялся. Все, даже Старик, зарядились этим весельем и чуть расслабились. Они понимали, что обманывают сами себя, но наслаждались этим обманом, словно удачно найденным выходом из запутанной ситуации.
Мы больше не говорили. Слова – это жалкий отзвук. Нам они не нужны.


Полковник

Искажатели насторожились. Они, как ржавые рогатые драконы, водили тысячей липких глаз-прожекторов, выискивали жертву – того неосторожного, глупого или безрассудно смелого прохожего, который подойдет слишком близко. Но Полковник и Брот расположились так удачно, что могли следить за всеми шевелениями дракона, сами же оставались за пределами его клыков и когтей.
- В Подсолнухе он выглядит совсем иначе...
- Что? – Брот вздрогнул.
Полковник покосился на напарника.
Здоровяк, похожий на имперского гвардейца с плаката, лихорадочно сжимал рукоятку пулемета, не отрывая взгляда от снующих по стене охранников. Полковник, пожилой и опытный, прекрасно понимал, почему Скейн оставил этого тюфяка в прикрытии: вожак упорно не доверял Броту.
Действуя на благо общего дела, Скейн послал в нутро Искажателя две группы: самого себя в паре с андрогином Полидевком и слура со Студенткой. Он считал такое распределение ролей идеальным в их ситуации. Полковник же видел в этом только лучшую из худших рокировок: эти детишки могут сколько угодно бравировать красиво подвешенными пистолетами, причудливой формы ножами и разукрашенными маскировочным гримом лицами, но, если их угораздит столкнуться с солдатами, результат будет печален. Для охраны Искажателей в Потёмках отбирали не пышущих здоровьем красавцев, обклеенных шевронами и набитых под завязку «правильными» мыслями – такие маршировали на парадах и дежурили в здания Управления в Подсолнухе – сюда посылали кровожадных псов из неугомонных южных гор, воспитанных на закрытых полигонах, наученных одному правилу: любой житель Потёмок – враг.
Человек, облаченный в форму солдата Объединенных Корпораций, назывался здесь «варваром». Конечно, образована кличка была от слова «война», но в устах местных жителей обретала новое – хорошо забытое старое – значение. Обзывая так ненавистных существ, олицетворяющих Корпорации, теневики теперь морщили носы, как это делали две тысячи лет назад насквозь провонявшие цивилизацией ромеи при виде германцев, им это казалось чем-то важным и остроумным. А солдаты презрительно посмеивались над разномастным сбродом, что подбирает одежду на свалках, питается отбросами и подачками, которые время от времени сваливают в Потёмки Корпорации, и не может просто посмотреть на солнце. В не прекращающейся ни на мгновение войне проглядывал убедительный ответ на оскорбления: «Мы – варвары? Так вот вам вечный Тевтобургский лес!»
Именно таким был Полковник до того злосчастного рейда, когда патруль подвергся атаке местной банды, и шальная пуля оставила его здесь. Статус «пропавший без вести» или «погибший при исполнении служебных обязанностей», заработанный Полковником, награждал родных немаленьким пособием и всеобщей опекой. Живой и здоровый, он, почти наверняка, обеспечивал им ярлык «семья предателя» и ссылку в Потёмки. Над тем, как обойти это правило, Полковник размышлял каждый день и час...
Пожилой и опытный, он прекрасно понимал, почему Скейн оставил его вместе с Бротом...
- Я – Скейн, прибыл на исходную... – монотонно проговорил Кастор.
Брот опять вздрогнул.
- Убери-ка палец, от греха подальше. В смысле – от спускового крючка... Не хватало нам спровоцировать вылазку дежурной группы...
- Я в порядке.
- Я – Санёк, прибыл на исходную... – продолжал вещать андрогин.
- Пусть доложат обстановку, – не оборачиваясь, сказал Полковник.
Кто-то называл андрогинов несчастными жертвами Института Генной Инженерии, наряду с беспокойными и клонами, другие, напротив, считали их величайшим достижением ученых. Они были бесполы и, естественно, – бесплодны. Странная «половинность» сковывала их лучше самых надежных кандалов, потому что только вместе они обладали выдающимися способностями, безнадежно спящими в головах простых людей. Корпорации сочли андрогинов неуместными в мире Подсолнуха и простосердечно свалили их в помойку Потёмок. Здесь их тоже не приняли. Андрогинам пришлось научиться скрывать свою сущность и прятать способности. Многие погибли, многих разлучили, что было для них страшнее смерти, но большинство, довольно быстро и безболезненно, приспособилось к жестокому серому миру.
- Я – Скейн, обстановка нормальная, начинаю движение. Я – Санёк, готов к скачку.
Полковник посмотрел на ржавого дракона, пока – спящего. Рассеянный взгляд прожектора прополз совсем рядом.
- Пусть начинают.


Студентка

- А меня Светой зовут! – неожиданно сказала Студентка.
Санёк кивнул. «Света – так Света».
- Можешь меня так называть. Если хочешь...
Еще один кивок. «Захочу – назову».
- О чем ты думаешь?
- О мармеладе и подтаявшем мороженом! – буркнул Санёк.
Света прикусила губу. Ей необходимо было поговорить, но слур, обычно словоохотливый, отмалчивался, только изредка выдавливал что-то язвительное, отбивающее желание продолжать беседу. В другой раз она, наверное, обиделась бы, но только не сейчас. Слишком увесистый камень давил на сердце.
- Что-нибудь слышно? Я...
Санёк шикнул и замер: андрогин вышел на связь.
- Скейн уже на втором этаже. Через пару минут начнём. Настраивайся!
Света кивнула и натянуто улыбнулась. Она никак не могла заставить себя поверить в то, что всё происходит на самом деле. Рассуждать и строить планы – это одно, но воплощать их, перепрыгивая через людей, с которыми успела сблизиться – совсем другое.
- Что-то ты бледная... В обморок намерена хлопнуться... Света?
- Не обращай внимания, – Света старалась выглядеть беззаботной. – Я всегда бледная. Если тебе будет от этого легче – представь, что я – напудренная гейша.
Санёк даже не улыбнулся. Ей он нравился другим: беспечным, способным всякую ситуацию украсить шуткой, теперешняя серьезность пугала. Казалось, что слур о чём-то догадывается, и в следующую секунду заставит её раскрыть карты...
- Надеюсь, у гейш не бывает провалов в памяти, они помнят все коды и пароли?
- Иди к чёрту!
Санёк, мельком взглянул на мгновенно растопырившую иголки Свету и улыбнулся.
- Ну, наконец-то! Я уже и не надеялся тебя растормошить. Давай, запускай свои железки – Скейн на третьем.
Железками он почему-то называл глазные имплантанты. У Светы, по своей воле попавшей в Потёмки, они не были деактивированы, как у зэка Скейна или у Полковника.
- Студентка! Заснула, что ли? О чём ты думаешь?
- О мармеладе и мороженом! – мстительно выговорила Света, запуская программу перехода.
Сам по себе скачок не был чем-то опасным – уже лет десять жители Подсолнуха пользовались им, снисходительно посмеиваясь над окостенелыми скептиками прошлого, которые твердили о невозможности телепортаций: дескать, некуда деть воздух, непременно находящийся в месте назначения – но перемещение из Потёмок в Подсолнух всегда было сопряжено с определенным риском. Ученые, уже несколько лет пытающиеся апгрейдить Искажатели защитой против скачков между мирами, пока не добились полной изоляции, но мелких и неприятных помех расставили достаточно.
- Получается? – почему-то шёпотом спросил слур.
- Не мешай. И стань ближе... Ещё ближе, не стесняйся. Поехали.


Скейн

- Студентка – в Подсолнухе.
Андрогин сказал это совершенно спокойно, Скейн же отчётливо слышал стук собственного сердца. Что мешает Студентке плюнуть и остаться там, в лучшем из миров, похоронив в одночасье все их планы и мечты? Окажись он на месте девчонки, подумал бы об этом в первую очередь. К счастью, Студентка была другой. Наверное, она искренне желала воссоединения миров, всеобщего блага и прочей мишуры. Сумасшедшая – это точно, но если благодаря ей удастся вернуться под солнце, почему бы не потерпеть и не поддакнуть где надо?
Скейну все эти революционные идеи казались полным бредом. Он, человек здравомыслящий, в глубине души даже одобрял разделение мира. На самом деле, что может быть разумнее: вышвырнуть всех больных, сумасшедших, преступников, калек – тех, кому не хватило места на красивой картинке, туда, откуда они не смогут портить существование людям здоровым и порядочным. И какое наказание может быть суровее, чем пожизненная ссылка в этот серый, затянутый вечным туманом, мир, сразу же метко названный Потёмками...
Да, идея неплохая, но мудрые ученые, изобретатели Искажателей, не подумали, что сортировать людей будут те, кто имеет силу и власть, и к убийцам и маньякам быстро приравняют всех инакомыслящих. В итоге получилось совсем не то, к чему стремились борцы за чистоту планеты. Бандитские Потёмки стали пристанищем вольнодумцев, неугодных управляющей олигократии, которые причудливо перемешались с головорезами и стыдливо выбрасываемыми из Подсолнуха жертвами генетических опытов. Это был мир жестокий, грубый и некрасивый, но живой и прогрессирующий. А светлый мир стал безликим, раскрашенным борделем, где мучились от безделья даже музыканты и поэты. Потёмки не жаловались на скуку, но, в свою очередь, страдали оттого, что им приходилось строить свой мир с нуля.
Студентка, случайно обнаруженная Полковником пару месяцев назад, подговорила их закончить эту тридцатишестилетнюю трагикомедию одним-единственным взрывом...
- Студентка начинает пятисекундный отсчет...
Скейн слизал сухость с губ и передвинул вниз флажок предохранителя. Как там говорил слур? Самый важный и надежный автомат?


Брот

Возможно, кто-то считал его тугодумом, но сейчас Брот за один миг прокрутил в голове целую уйму версий, отсеял все лишние и сделал единственно правильный вывод.
Какой-то глубоко запрятанный инстинкт бросил его в сторону, и тяжелый армейский нож, что норовил ужалить в спину, бесславно скользнул по пулеметной ленте и зарылся по рукоять в землю. Сознание еще не включилось, а Брот катился дальше, отгораживаясь от смерти рюкзаком с резервным боекомплектом. Нож рванул грубую ткань, застрял и выскочил из руки.
«Эта рука... рука Полковника... – вот тогда-то и включилась аналитическая машинка в голове, – Полковник! Он все продумал! Убить меня и андрогина, дать знать охране Искажателя о нападении! Погубить операцию и всех нас! И получить прощение, и возможность вернуться домой...»
Брота с земли рванула не ярость и не жажда мести, а обида и подступивший к горлу комок.
«Как он мог?»
Полковник, потерявший нож, встал перед ним.
«Он – не Полковник! Варвар! Проклятый корпорат! Навсегда останется им!»
Брот ринулся на врага с отчаянным воем, раскинув руки. Смять! Сломать! Уничтожить того, кто предал! Но Полковник молниеносно улизнул от нежеланных объятий, и тут же что-то твердое врезалось Броту в висок. А потом, под вздетыми к лицу руками, – «под ложечку». Согнувшись в три погибели, здоровяк почувствовал следующий удар и повалился на землю, поджимая колени к груди – он понимал, что этим дело не кончится. И ошибся.
Андрогин не шевелился, он казался безучастным ко всему, но неожиданное падение Полковника, несомненно, было на его совести. Не дожидаясь продолжения, варвар вскочил и побежал к Искажателю. Брот метнулся к пулемету.
- Открыть стрельбу – погубить тех, кто снаружи. Не открыть – погубить тех, кто внутри. Для нас и то, и другое страшнее смерти.
- Для... нас? – переспросил Брот.
- Нет, – андрогин слабо улыбнулся. – Для нас.
Брот кивнул. Да, конечно, андрогины, лишившиеся второй половины, уже не живут. Спину бегущего Полковника он изучал сквозь ровную мушку, и даже когда предатель скрылся за ржавыми стенами, Брот не отлип от пулемета, дрожа и ожидая начала конца.
Дождался. Завыла сирена, завращались прожекторы, забегали темные фигуры... Это означало, что предательство планировалось заранее. Скорее всего, варвары знали не только состав и маршрут движения групп, но и обладали исчерпывающей информацией о каждом из диверсантов.
- Студентка не хочет слышать меня, Санёк – не может, – от мёртвого голоса андрогина по коже поползли мурашки. – Скейн слышит, но... Кажется, ему не до того...


Санёк

Не было ни вспышек, ни загадочного света, ни спиральных радужных сияний, ни каких-то других визуальных эффектов, просто в глазах на секунду потемнело, кровь отхлынула от головы, а колени ослабели, как у незадачливого боксера, нарвавшегося на встречный джеб. Санёк нащупал стену и осторожно потряс головой. Виски ломило нестерпимо, и он, в который уже раз, проклял день, когда пошел на заморозку.
- Ты меня слышишь? – голос Студентки доносился из-за непробиваемой стены боли.
- Нет, не слышу!
- Надо спешить. Нас уже вполне могли засечь...
Санёк кивнул, сделал шаг, другой... Получалось неплохо. По крайней мере, до тех пор, пока можно было держаться за стену.
- Так куда девается воздух? – спросил он, делая попытку продолжить движение.
- Очень просто, – через силу улыбнулась Студентка. – Он меняется местами с телом. Если захочешь, я потом объясню тебе подробнее.
- Ладно, пошли.
Искажатель изнутри был похож на любую другую контору с множеством дверей, длинными пустынными коридорами, широкими скользкими лестницами и жалюзи на окнах. Студентка прекрасно ориентировалась в запутанных переходах, ловко маневрируя и оставляя в дураках блуждающие камеры.
Вся их операция состояла из решения всего двух задач. Как водится, неудача одной из групп приводила к полному провалу. Сейчас, когда Санёк со Студенткой старались проскочить незаметно и наделать поменьше шума, их вожак делал всё наоборот: стрелял, шумел и взрывал. Как говорили раньше: «вызывал огонь на себя». Они были очень близко, может быть, их разделяли какие-то десятки метров, но, вместе с тем, между ними была бесконечность...
Взревела сирена, к ленивой желтизне дежурного освещения добавилось зловещее красное моргание.
- О, Боже! Началось! – взвизгнула Студентка, сделав попытку укрыться от кровавого света. – Скейн попался!
Санёк рывком развернул ее и прилично шмякнул о стену.
- Тише! Не суетись! Откуда ты знаешь, может у них новый приказ: во время тревоги в Потёмках объявлять усиление в Подсолнухе! Давай-ка заканчивать шпионские игры, кидай нас поближе к пульту...
- Это – самоубийство! Там стационарные посты на каждом шагу, я же объясняла! Сначала надо отключить датчики...
- К чёрту твои объяснения! Если у нас есть преимущество, надо им пользоваться на полную катушку!
Санёк взглянул на Студентку и осёкся. Ему показалось, что грим, которым девушка старательно мазала себя всё это время, исчез в одно мгновение. И под ним не было ни дерзкой и бесшабашной революционерки, гордой и пылкой, ни разухабистых большевистских замыслов...
Студентка, в короткой голубой юбчонке, сапогах выше колен и разгрузочном жилете, была похожа на героиню японского мультика, глаза у нее сейчас были такие же большие. Пай–девочка, старательно игравшая роль отпетой хулиганки... Только что лихо пила шампанское и курила невзатяг, рисуясь перед «большими ребятами», и вдруг оказалась в самой гуще событий, так не похожих на романтические баллады о стильных и удачливых робингудах стеклобетонных джунглей.
- Ты можешь перебросить меня одного?
Санёк видел, как вспыхивали надеждой глаза Студентки, и как тяжело и натужно они гасли.
- Что за глупости? Зачем мне перебрасывать тебя?
«Ага... Всё-таки, не слишком категорично...» – Санёк подавил улыбку. Студентке хотелось услышать весомые, бьющие наповал, доводы. Душевные терзания, которые обязательно настигнут ее, сейчас вызывали только мизерное беспокойство. Имеющий уши услышит, имеющий воображение придумает...
- Нам надо разделиться. Варвары вполне могли распознать твой чип – все-таки, для Потёмок это – сенсация. Если они отвлекутся на тебя, мне будет гораздо проще проскочить.
Выпалив глупость, Санёк прослушал робкие отнекивания напарницы с облегчением: ей, похоже, хватало такой наивной и бестолковой лжи. Пай–девочка понимала, что сейчас она нашла ту мизерную лазейку, которая поможет выбраться из лотерейного барабана выигравшим билетом.
- Запускай железо, Света. Кинешь... хм... перебросишь меня, и ныряй в свой Подсолнух. Отсидись где-нибудь, не попадайся на глаза отцу. Мы свяжемся с тобой, когда Скейн или Полковник активируют свои чипы. Постарайся не потеряться.
Они больше не сказали друг другу ни слова. Студентка избегала взгляда слура, только слегка сжала его плечо перед тем, как запустила скачок.
После уже знакомого потемнения и противной тошноты Саньку некогда было перемалывать трагическое расставание: он нырнул в собственноручно созданный ад. Поскольку слур бывал в аду не раз, и всегда благополучно возвращался, наматывая на ус и втирая в извилины кровавый опыт, ему удалось проскочить мимо геенны огненной, удачно полоснув очередью по скоплению бесов.
Накрепко заученная схема Искажателя подтолкнула его к затемненному коридору – финишной прямой, куда они со Студенткой, согласно плану, должны были проползти, как пластуны. Вместо этого Санёк вкатился туда с чапаевским гиком и свистом. На его хвосте, щедро украшенном сердитыми взрывами каких-то новомодных гранат, волочилось несколько потрепанных варваров. В одно мгновение стало жарко и душно.
Варвары, ошарашенные внезапным залихватским появлением неприятеля, приходили в себя, вызывали подкрепление. Санёк прекрасно слышал голоса: говорили на непонятном, но знакомом до боли шипяще-ахающем языке, с причудливыми вкраплениями русских слов. Слур серьёзно обозлился: опять встретились! Рикошетом швырнув дымовую шашку, он отчаянным рывком долетел до двери, отделяющей его от пульта Искажателя.
Видимо, сработала еще какая-то охранная система, потому что привычный сигнал тревоги вдруг дополнился оглушительным визгом. Добавив к серому дыму светошумовую гранату, Санёк воспользовался секундной передышкой, перевернул спаренные магазины и сдвинул предохранитель до упора вниз – патроны надо экономить. Автомат злобно захихикал, начал вслепую плеваться, без желания в кого-то попасть, просто давая человеку время рассмотреть «замок». Два разнокалиберных экрана, кнопки с цифрами, щель для электронного ключа – не очень сложное устройство для взломщика. И неодолимое для слура.
- Мы академиев не кончали... – пробормотал Санёк.
Из поясной сумки он извлек прямоугольную толстенькую штуковину, напоминающую элегантный кирпич – взрывчатку нового поколения, которую он назвал «Зависть Нобеля». Эта пригодится внутри, для двери подойдет ее младший брат – заряд направленного действия.
Продолжая тревожить дымовую завесу одиночными выстрелами, Санёк содрал защитный слой, освободил магнит, и пришлепнул мину прямо под большим экраном.
На этом его время закончилось. Санёк, не видел того, кто стрелял, он даже не слышал свиста пули.
Да оно и понятно: каждому известно, что пуля, которая свистит – не твоя.


Андрогины

Мы видели все и сразу.
Стылые слезы Большого, что рвались наружу сквозь унылое крошево сознания, балансирующего на смертельно опасной границе...
Жуткие, безумные глаза Старика, его сердце, движимое надеждой и теми самыми благими намерениями, что устилают известную дорогу...
Затянутый мглой рассудок Чужого, горячий и смердящий клейкой кровью...
Лучистый след Молодой, которая, наконец-то, начала понимать свое место во всей этой банальной истории...
И Опасного, оставшегося за стеной, отгородившего нас от близкой смерти...
Он расстрелял все, что было. Те, кто избежал пуль, сразу почувствовали его беспомощность, вынырнули из укрытий через секунду после того, как Опасный, совершая самый странный поступок в своей жизни, вытолкнул нас за дверь, предоставляя возможность спастись.
Нам казалось, что люди – это самое простое, что выдумала природа. Мы читали их, как букварь. Но эти существа всегда оставляли за собой странное право: поступить глупо и необъяснимо – что, наверное, приравнивало их к богам...
Опасного окружили трое. Они шли, готовые стрелять в любую секунду, понимая, что имеют дело с серьезным противником. А тот взял и расплакался.
Упал на колени, отбросил автомат, молитвенно сложил руки – не диверсант, а жалкое ничтожество. Солдаты тут же опустили оружие, их явно смутило поведение врага.
- Начальник! Не убивай, а? – Опасный полз, вытирая пол собственными коленями. – Я ж фраер безответный, все выложу, как на духу! Не убивай!
Варвары окрасились тускло-оранжевым презрением. Один даже красноречиво сплюнул и потянулся пнуть просящего пощады врага тяжелым ботинком.
Мы видели всё и сразу. Опасный не плакал и не унижался. Его аура была наполнена цветами холодной ярости, а в ботинке притаился нож с остро отточенным хищным лезвием: грубое, варварское оружие, лишенное гармонии и стремления к совершенству, но надёжное и безотказное.
Опасный превратился в зверя в одно мгновение. Нож, ставший клыком, пропорол паховую артерию занесшего ногу солдата, не прекратил своего полета, порхнул, роняя кровавые капли, к лицу второго, нарисовал алую черту на глазах и переносице.
Третий отшатнулся и вскинул автомат, но тут же стал нами. Его мозг был застигнут врасплох, сопротивлялся слабо, и охотно подчинился новому хозяину. Покорное тело было не против получить удар в горло и упасть, захлебываясь кровью.
- Полидевк, ты? – спросил у воздуха Опасный, подбирая оружие убитых. Мы не ответили, удаляясь.
Теперь он последует за нами, мы знали это наверняка. Хотя... Это странное право...


Эпилог

Рваные одеяла воняли сыростью и дымом, но были удивительно уютными, мягкими, как перья одуванчиков. Солидная повязка ласково обнимала грудь. Дыма стало гораздо меньше. Санёк вспомнил: Полковник всегда много курил.
- Я смотрю, нас поубавилось? – пробормотал он, делая попытку привстать. – Блин, а башка-то моя совсем не болит...
- Если ты будешь отлеживаться дальше, она не заболит и завтра утром. Я же намерена этого добиться всеми силами.
Слур обвел взглядом комнату. Студентка была пьяна – такой он её никогда не видел. Понурый Брот рассматривал пол у собственных ног, он до сих пор не переоделся, не снял даже шутовскую пулемётную ленту. Скейн, ненормально задумчивый, крутил между пальцев свои извечные хлебные чётки. Только андрогины были такими, как всегда – малопонятными.
- А что празднуем, если не секрет? Уж не выпускной ли у тебя, Света?
Студентка отсалютовала ему стаканом, залпом выпила и сморщилась.
- Я взорвала Искажатель. Вернулась и взорвала. Можешь называть меня теперь Доцентом.
Санёк ахнул.
- Что? И где мы сейчас? Только не говори мне, что все это окружающее убожество – Подсолнух!
- Чёрта с два! – девушка хихикнула. – У них есть какие-то аварийные режимы, а ещё недостаток энергии компенсируется за счёт ближайших Искажателей. Так что не ищи общедоступные летающие такси и мудрых людей в латексе.
- И ты даже не догадывалась, что так будет? Потащила нас в пекло, чуть не угробила, а теперь веселишься?
- Света и Скейн вытащили тебя... – буркнул Брот.
Санёк хмыкнул.
- Спасибо, конечно. Только глупо как-то всё получилось. Потеряли время, едва не потеряли жизни, и ничего не добились...
Студентка грохнула стаканом о стену, тот почему-то не разбился, подкатился, прыгая и звеня, к ноге Скейна. Вожак резко топнул, из-под тяжелой подошвы брызнули осколки.
- Он давно копыта точил, всё мороковал, как свалить отсюда. Его и совесть хряпала: теперь я врубаюсь, что он хотел нас отговорить.
- Отговорить? – Брота подкинуло с ящика. – Что ты несёшь? Этот проклятый мерк все продумал! Он вёл нас на смерть! А ты говоришь о совести!
Скейн внимательно посмотрел на бывшего тюфяка и расхохотался, сверкая зубами.
- Кажись, дело даром не прошло! Только вчера был – зяблик пушистый, а сейчас – любо-дорого смотреть. Я-то всё тумакал, кто ж окажется цветным, на тебя грешил, а, оказалось, ты – наш, правильный. Студентка вон – нажбанилась по-взрослому, тоже правильной становится.
- Я тоже знала всё...
Андрогины отодвинулись друг от друга и посмотрели на Студентку четырьмя внимательными глазами.
- Думаете, я дура? Жила всю жизнь в Подсолнухе и не знала, что все эти атаки на Искажатели – полнейшая бессмыслица? Да я училась на том самом факультете, где их проектировали! Это вы, все вы – полные идиоты! Как можно было поверить той чуши, какой я набивала ваши мозги? Неужели вы все настолько тут деградировали, что не способны понять элементарных вещей? Это вы виноваты во всём!
Она оттолкнула стул-ящик, с трудом удержала равновесие, и подскочила к андрогинам, едва не снеся раскрывшего рот Брота.
- А вы! Где ваша телепатия и ясновидение? Почему вы не раскрыли наш план? Вы виноваты больше всех!
Андрогины улыбнулись. Совсем чуть-чуть. И сказали тихо:
- Мы знаем, что такое: жить наполовину. Это – страшнее смерти.
У Студентки задрожали губы, по щекам побежали жаркие ручейки.
- Да! Мой отец – никакой не генерал. Он всего лишь полковник...
Скейн оказался рядом, и девушке больше всего на свете захотелось сейчас ощутить успокаивающее прикосновение острого лезвия к сонной артерии, а потом заснуть с благодарностью. Но бывший зэк только обхватил ее за плечи и оттащил от андрогинов, приговаривая:
- Ну ты и набралась, девушка. Иди-ка, проспись, а то больно нескладно заговорила. Я тоже пойду, покимарю, устал как собака.

Когда все улеглись, Санёк вышел на улицу. Над головой уже привычно нависало палевое марево, без сдобной луны и крошечных перламутровых звезд. Раны, от которых он, харкая кровью и теряя последние клочки жизни, постепенно превращался бы в «двухсотого» на своей далекой войне, для этого века были пустяковыми и уже почти не беспокоили.
Хотелось грустить и улыбаться... Смотреть на золотые осенние берёзы сквозь сладко-сизый дым первой рассветной сигареты... Лениво перебирать звонкие струны... Щуриться от новорождённого солнечного зайчика, нырнувшего в окно... Замереть возле костра, сунув сбитые и насквозь промокшие ботинки поближе к его ласковому боку...
Он присел на лысую покрышку и откупорил неведомо как очутившуюся в его кармане банку пива.