Учеба в ИНЯЗе
По английскому языку меня готовила Ирина Яковлевна Обухова, двоюродная сестра великой русской певицы Надежды Андреевны Обуховой, жившая недалеко от нас. Я была к ней очень привязана.
Она жила в маленькой комнате дома, некогда принадлежавшего ее семье (как-то она заболела и пока лежала в больнице, ее дом захватил наглый управдом). Ирина Яковлевна была кошатницей: у нее жили четыре или пять кошек.
Ирина Яковлевна – прекрасно образованный человек, великолепный знаток искусства, в детстве с семьей бывала в музеях Италии и Франции. Она была талантливым преподавателем. Знаний по английской грамматике, почерпнутых у Ирины Яковлевны, мне хватило на два курса института. Позже, когда я сама стала заниматься частной практикой, часто обращалась к тетрадке с записями уроков Ирины Яковлевны. Вступительный экзамен по английскому языку я сдала на пять.
Русским языком со мной занималась мама. Но, то ли я никак не могла усвоить премудрости морфологии и синтаксиса языка и была бестолочью, то ли очень боялась маму, но не блистала знаниями по этому предмету.
В мае 1962 г. мне исполнилось 16 лет, я окончила школу-десятилетку и в августе поступила в институт, в знаменитый тогда ИНЯЗ (сегодня это – Московский государственный лингвистический университет).
Первым экзаменом во всех вузах было сочинение. Вечером накануне экзамена к нам приехали мамина сестра и ее муж дядя Костя, заведовавший учебной частью вуза в подмосковной Тарасовке, где в тот день писали сочинения. Он сообщил нам темы сочинений, предполагая, что и в ИНЯЗе могут быть те же. Но нам дали другие темы.
Спустя день или два после того, как я написала сочинение, я приехала в институт узнать результат. Обрадовавшись, что в списке двоечников, вывешенном на доске перед зданием института, нет моей фамилии, поднялась на второй этаж в приемную комиссию. И вдруг я увидела мужчину, взволнованно говорившего: «Моя дочь не могла написать сочинение на два. Почему ее нет в списках?» Это был мой папа, от волнения не разобравшийся, что в списках именно те, кто получил неуд.
Поступала я на дневное отделение, но набрала "полупроходной" балл. Экзамены я сдала так: сочинение - 4; история - 5; английский язык - 5; русский устный - 3.
Часть абитуриентов, набравших такой же балл, почему-то взяли на дневное отделение, а я оказалась на вечернем.
По случаю окончания школы, шестнадцатилетия и поступления в институт родители подарили мне золотое колечко с аметистом и кожаный, жёлтый, чешский портфель. Друзья родителей из Риги прислали в подарок модную тогда шапку-ушанку из меха ондатры.
Когда я ехала зимой в переполненном вагоне метро или электрички, пассажиры, глядя на упитанное и румяное лицо в шапке-ушанке, иногда принимали меня за юношу и спрашивали: «Молодой человек, вы выходите?».
Училась я с удовольствием и интересом. Ездила на метро до станции Парк Культуры пять раз в неделю: три дня на занятия в своей вечерней группе и еще два дня на занятия французским языком с группой дневного отделения. И после работы и учебы ходила в бассейн на ночной сеанс. В мои 16-17 лет сил хватало на все.
Учиться было нелегко. Мы часами сидели в лингафонном кабинете, слушая записи диалогов и монологов, анализируя их, обучаясь правильному произношению и интонации. Иногда, спускаясь в м. Парк Культуры, можно было слышать, как какая-то студентка или студент в полутрансе повторяет: «Nora, Nora» – начало диалога из фонетического курса.
В актовом зале института по средам вечером иногда показывали фильмы на французском и немецком языках и по пятницам – на английском языке.
Конечно, мы старались уговорить преподавателя вместо занятия посмотреть фильм или прогуливали занятия из-за фильма. Мне особенно запомнился фильм «Путь в высшее общество» (“Room at the Top”) с блистательной Симоной Синьоре в главной роли, за которую она позже получила «Оскар». Мне удалось посмотреть его несколько раз и в конце концов я поняла многое из английской речи героев.
Среди наших преподавателей было немало корифеев, известных лингвистов, в том числе Васильев Вячеслав Александрович, автор классического труда по фонетике английского языка. Гальперин Илья Романович – крупнейший лингвист, лексикограф, стилист, один из авторов уникального трехтомного Большого англо-русского словаря.
Самые яркие воспоминания остались у меня от лекций и семинарских занятий по психологии Ирины Алексеевны Зимней, молодой, привлекательной, живой. Она стала крупным специалистом в области психолингвистики, психологии общения, обучения иностранному языку, доктором психологических наук, профессором, академиком РАО. Её лекции и семинары заставляли нас думать, анализировать, отстаивать собственное мнение.
Вспоминаю изумительную Веру Ивановну Прохорову, преподавателя стилистики, чистейшую душу, которую мы бессовестно обманывали и как-то даже уговорили принять у нас экзамен по телефону.
Годы спустя из телепередачи «Большие родители» я узнала, что она дочь последнего владельца Трехгорной мануфактуры Ивана Прохорова. По материнской линии состояла в родстве с династиями Гучковых, Боткиных, Алехиных. В 50-м году по доносу была арестована за неосторожные слова и пять лет провела в лагерях.
Семинары по грамматике у нас вел молодой и симпатичный Юрий Алексеевич Крутиков, по книге которого мы занимались. Нам казалось забавным, когда он говорил: «А теперь достаньте Крутикова».
Латынь преподавал автор известного учебника по латинскому языку В.И. Лобода, большой педант. Он пунктуально соблюдал режим и, когда приходило время еды, доставал из портфеля термос, бутерброд или яблоко и ел.
На четвертом и пятом курсах практические занятия по английскому языку у нас вела англичанка Кэтрин Барнесс, которую мы называли Кэтрин Генриховна. Внешне это была типичная англичанка, как мы ее себе представляли по рассказу А.П. Чехова «Дочь Альбиона». Рыжеватая, высокая, худощавая, прямая, в очках. В темном платье с кружевным белым воротником, в мужских полуботинках, c двумя косами, закрученными кренделями за ушами. У нее была очаровательная улыбка. По-русски говорила она неважно. Мы ее обожали, а когда узнали от кого-то ее историю, полюбили ещё больше. Кэтрин влюбилась в инженера с завода Лихачёва, которого направили в Англию изучать автомобильное дело. Приехала к нему в Москву с сундуком с пожитками и проклятьем своей семьи. Вышла за него замуж, поселилась вместе с ним в коммунальной квартире, родила одного за другим двух сыновей. Инженера, как водится, объявили английским шпионом, и Кэтрин осталась в коммунальной квартире с двумя малолетними сыновьями.
Как она рассказывала, когда наступала ее очередь убирать, она делала это так, как привыкла делать, то есть подкладывала маленькую подушку под колени и мыла пол в коридоре. При этом двери всех комнат открывались, и соседи с интересом наблюдали эту картину.
Учиться было интересно, но нелегко: из одиннадцати студентов нашей группы, поступивших на первый курс, до выпускных экзаменов дошло только пять человек.
Мне нравилась Валечка Яроцкая, старше нас, вместе с мужем-эпидемиологом побывавшая во многих странах, окончившая курсы машинисток и стенографисток при МИДе. Много повидавшая, обладавшая широким кругозором, не красавица, но в ней было обаяние умного, ироничного человека.
К сожалению, не помню имени согруппницы, долговязой, угловатой, в очках. Она летом поработала в Интуристе, сопровождая на теплоходе группу американских туристов. В институте она показала нам фотографии американца, с которым познакомилась. Они выглядели как близнецы. Позже вышла за него замуж.
Очень яркой, темпераментной, запоминающейся была Наташа Балицкая, жившая на Арбате. Благодаря ее маме, имевшей отношение к театральной жизни, нам иногда перепадали билеты в театр или на выставки.
Наверное, наиболее примечательной личностью была Наташа Лозовская (по мужьям Петрова, Серуш). Наташа была не только красива, но и ухожена. Когда кто-то из нас начинал хохотать, она обычно говорила: «От этого морщинки бывают». Кто думает о морщинках в 18-20 лет. Мы только еще больше смеялись. Наташа – та самая официантка Марианна из телесериала «Место встречи изменить нельзя», которую выбрасывает в окно Фокс.
В годы учебы в институте модно было курить. Курили практически все. Я не курила, но волосы и я сама пахли дымом. Мама не верила моим клятвам. Вскоре я закурила, иначе выпадала из компании.
Почти все студентки нашей группы носили модные короткие стрижки.
Мы старались не пропустить ничего интересного: новые книги, спектакли, выставки, выступления поэтов, публикации в журналах «Новый Мир», «Октябрь», «Юность», «Иностранная литература». Журналы передавали из рук в руки, иногда давали только на одну ночь. Помню, как через какой-то чердак пробирались в зал МГУ, когда там читали стихи Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский.
Свидетельство о публикации №225051300565